Уитни, любимая. Том 1 11 страница

— Должно быть, он просто дурак!

— Верно, — согласилась Уитни с лучезарной улыбкой. — Иначе давно бы понял, что я сыплю перец в его табакерку каждый раз, когда он приходит на урок. Но так или иначе, в день праздника я спорила и убеждала отца, что мне не стоит туда идти, но он настаивал на своем. Оглядываясь назад, я думаю, что он смягчился бы, не пошли я Клариссу, свою горничную, к нему с запиской.

— И что же вы написали? — весело осведомился Клейтон.

— Я объявила, — призналась Уитни, блестя глазами, — что слегла в постель с приступом холеры и что он может отправляться на вечер без меня и попросить всех молиться за мое выздоровление.

Плечи Клейтона подозрительно затряслись, но Уитни сурово объявила:

— Я еще не перешла к юмористической части рассказа, мистер Уэстленд.

Клейтон мгновенно постарался принять серьезный вид, и Уитни продолжала:

— Отец прочитал Клариссе длинную лекцию и едва не уничтожил бедняжку за то, что ей не удалось привить мне хотя бы малейшее уважение к истине, и не прошло и пяти минут, как она уже впихнула меня в лучшее платье, которое оказалось слишком коротким, поскольку я предупредила, что не собираюсь ехать на вечер, и она не позаботилась отпустить подол. Отец втащил меня в коляску. Конечно, пьесу я не выучила, и в этом не было ничего необычного, потому что я не собиралась бездарно тратить жизнь, барабаня по клавишам. Я умоляла отца позволить мне вернуться и захватить ноты, но он был слишком рассержен, чтобы выслушать меня.

Все соседи на много миль кругом собрались в музыкальной комнате дома Элизабет. Она играла, как ангел, и даже старания Маргарет Мерритон были оценены по достоинству. Меня приберегли напоследок.

Уитни погрузилась в задумчивое молчание. На мгновение она словно снова перенеслась в прошлое и опять в третьем ряду заполненной гостями музыкальной комнаты, как раз позади Пола, чьи глаза были прикованы к изящному точеному профилю Элизабет, игравшей на фортепиано. Пол вместе со всеми вскочил тогда на ноги, чтобы аплодировать игре Элизабет, а Уитни стояла за его спиной, одергивая короткое, плохо сшитое розовое платьице, ненавидя собственную неуклюжую фигуру — сплошные ноги, руки, колени и локти.

— Вы должны были играть последней, — напомнил Клейтон, и шутливый голос вернул Уитни от невеселых воспоминаний к реальности. — И даже без нот вы играли, конечно, так, что все кричали «браво», «бис»?!

— Я бы сказала, — звонко засмеялась Уитни, — что реакцией было ошеломленное молчание.

Несмотря на ее ироническую манеру рассказа, Клейтон, однако, нашел его скорее трогательным, чем смешным. В этот момент он с радостью удушил бы этих узколобых провинциалов, которые так пренебрежительно смотрели на Уитни, всех и каждого, начиная с учителя музыки и кончая ее глупым отцом. Глубоко в душе Клейтон чувствовал невольную нежность и стремление защитить это необыкновенное создание. Непонятные ощущения тревожили и удивляли, и он поскорее поднял бокал, чтобы скрыть сбивающие с толку, непривычные эмоции.

Боясь, что он начнет ее жалеть, Уитни улыбнулась и небрежно взмахнула рукой.

— Я объясняю вам все это, чтобы дать предысторию случившегося. Главная история начинается только сейчас! Настоящая драма разыгралась, когда все наслаждались легким ленчем на лужайке. Видите ли, после ленча должны были вручать приз за лучшее исполнение, и получить его, конечно, предстояло Элизабет Аштон. К несчастью, приз исчез, и ходили слухи, что он спрятан на самом большом дереве на лужайке.

Клейтон восхищенно сверкнул глазами:

— Именно вы спрятали его там? Уитни вспыхнула.

— Нет, но это я пустила слух, что он на дереве. Так или иначе, все только начали есть, когда Элизабет свалилась с дерева, рухнув, как камень, на расставленный внизу стол. Лично я посчитала, что из нее вышло прелестное украшение, нечто вроде вазы в центре стола. Она так мило приземлилась среди сандвичей и пудингов в своем розово-белом платьице с оборочками, что я не удержалась и залилась смехом.

Девушка улыбнулась, припомнив забавную сцену, но тут же вспомнила, как Пол пришел на выручку Элизабет и, вытирая ей слезы платком, разъяренно ел глазами Уитни.

— И взрослые, увидев, как вы смеетесь, немедленно обвинили вас в сокрытии приза?

— О, нет, они были слишком заняты, пытаясь снять Элизабет со стола, чтобы заметить, как я хохочу до истерики. Однако Питер Редферн все видел и предположил, что виновата именно я. Конечно, он прекрасно знал, что я могу взобраться на любое дерево гораздо быстрее его. Он пригрозил надрать мне уши, но Маргарет Мерритон предложила обо всем рассказать моему отцу, чтобы он задал мне хорошую порку.

— И какова была ваша судьба? — осведомился Клейтон.

— Все обошлось, — объяснила Уитни, и ее смех напомнил Клейтону звон бубенчиков на ветру. — Видите ли, Питер был слишком рассержен, чтобы слушать Маргарет, а я была совершенно уверена, что он не посмеет меня ударить, и потому уклонилась лишь в самый последний момент. В результате вместо меня он стукнул Маргарет прямо в глаз. О Господи! В жизни не забуду выражение лица несчастного Питера, когда Маргарет покатилась по траве. Когда она встала, на физиономии у нее красовался самый великолепный фиолетовый фонарь, который я когда-либо видела.

Их смеющиеся взгляды скрестились; счастливое молчание прерывалось лишь веселым потрескиванием поленьев на решетке камина. Клейтон поставил бокал, и улыбка Уитни потускнела, когда он решительно поднялся. Бросив поспешный взгляд в сторону двери, где раньше стоял лакей, она обнаружила, что в комнате, кроме них двоих, никого нет.

— Ужасно поздно, — заметила она, торопливо вскакивая. — Мне лучше немедленно уйти.

Клейтон остановился в дюйме от нее и произнес глубоким бархатистым баритоном:

— Благодарю за самый восхитительный вечер в моей жизни.

Но взгляд его говорил совсем о другом, и сердце Уитни неудержимо забилось, хотя знакомый предостерегающий голос настырно звучал в мозгу.

— Пожалуйста, не нужно стоять так близко, — шепнула она, — иначе я чувствую себя кроликом, которого вот-вот схватит… хорек.

Глаза Клейтона улыбались, но голос оставался спокойно искушающим.

— Вряд ли я смогу поцеловать вас, если окажусь на другом конце города, малышка.

— Не зовите меня так и не нужно поцелуев! Я еще не простила вас за тот день у ручья.

— В таком случае, боюсь, мне придется заслужить ваше прощение.

— Ни за что, ни за что, — бормотала Уитни, но он уже привлек ее к себе. — На этот раз я никогда не прощу вас.

— Ужасающая перспектива, но придется рискнуть, — хрипло выдохнул он, и его рот жадно сомкнулся на ее губах. Потрясение от первого прикосновения было подобно удару молнии. Его руки неустанно двигались по ее плечам и спине, прижимая ее сильнее и сильнее к мускулистому мужскому телу. Он целовал ее настойчиво, сладостно, бесконечно и, когда ее дрожащие губы раскрылись под дерзким языком, с силой стиснул ее в объятиях. Его язык проник в ее рот, потом медленно выскользнул, лишь чтобы врываться снова и снова, в непонятном, безумно возбуждающем ритме, мгновенно воспламенившем неведомые доселе ощущения внизу живота девушки.

Дерзкие ласки его рук, губ и языка, длинные ноги, интимно прижатые к ее ногам, пробудили тело Уитни к полноте ощущений и трепету жизни в его объятиях. Она беспомощно отдавалась воспламеняющим требованиям его рук и рта, а остатки разума, казалось, улетучились. Навсегда. Чем дольше длились поцелуи, тем сильнее кружилась голова. Она словно превратилась в двух женщин: одну — теплую и покорную, другую — парализованную тревогой.

Когда Клейтон наконец отстранился, Уитни беспомощно прислонилась лбом к его груди и продолжала стоять, сбитая с толку, потрясенная, взбешенная, разгневанная на него и себя.

— Могу ли я теперь просить у тебя прощения, малышка? — весело поддразнил он, приподнимая ее подбородок. — Или лучше подождать?

Уитни подняла мятежные зеленые глаза и смело встретилась с ним взглядом.

— Думаю, мне лучше подождать, — решил Клейтон, уныло вздохнув и легко прикоснувшись губами к ее лбу, повернулся и устремился из комнаты, чтобы минуту спустя вернуться с ее атласной накидкой.

Он обернул ею плечи Уитни, и девушка вздрогнула, когда его пальцы коснулись ее кожи.

— Вам холодно? — пробормотал он, обнимая ее со спины и прижимаясь к ней грудью.

Но Уитни не могла заставить себя произнести хотя бы слово. Горло сжимало стыдом, смущением, яростью и презрением к себе.

— Неужели из-за меня вы лишились дара речи? — шутливо осведомился Клейтон, чуть наклонившись так, что его теплое дыхание шевелило ее волосы.

— Пожалуйста, — с трудом выговорила она сдавленным шепотом, — отпустите меня.

Клейтон не сделал попытки заговорить с ней снова до тех пор, пока не остановил экипаж у ее дома.

— Уитни, — нетерпеливо сказал он, схватив ее за руку, как только она открыла дверь и попыталась войти в дом, — я хочу поговорить с вами. Между нами существуют тайны, которые лучше всего понять и объяснить сразу.

— Не сейчас, — устало попросила Уитни. — Возможно, в другой раз.

Она лежала без сна до рассвета, пытаясь понять противоречивые бурные эмоции, которые Клейтон оказался способным возбудить в ней. Господи, почему ему удалось всего лишь объятиями и поцелуями заставить ее забыть все планы и мечты о Поле., ее собственные понятия о порядочности и благородстве?

Уитни перевернулась на живот и зарылась головой в подушку. С этой ночи она любыми способами будет избегать оставаться с ним наедине. Ее ошибка, которую она никогда, никогда не совершит больше, заключается в том, что она слишком наслаждалась его обществом сегодня, была слишком обезоружена его неотразимым обаянием и поэтому начала считать его своим другом.

Друг, с горечью думала она, снова перевернувшись на спину и уставясь в балдахин. Да боа и то способен стать более преданным другом, чем он! Этот гнусный развратник мог бы соблазнить святую в церкви! Он пойдет на все ради очередного завоевания. И чем больше приходится прилагать стараний, чем труднее заполучить добычу, тем яростнее он увлечен охотой. И теперь Уитни без всяких сомнений знала, что именно она его добыча. Он намеревается соблазнить ее, обесчестить, и ничто не помешает ему предпринимать все новые и новые попытки.

Ради нее и Пола, чем скорее о помолвке будет объявлено, тем лучше хотя бы потому, что Клейтон Уэстленд не осмелится преследовать женщину, обещанную другому мужчине. Мужчине, известному своей меткостью в стрельбе!

Глава 14

Уитни пригладила волосы, в последний раз оценивающе оглядела зеленое платье из мягкой шерсти с белыми оборками у горла и запястий и поправила черный бархатный бант, скромно стягивающий волосы на затылке. Под глазами темнели круги — следствие бессонной ночи, но, если не считать этого, она выглядела хорошенькой и милой, как и подобает благовоспитанной девушке.

— Совсем не из тех, — едва заметно поморщилась Уитни, отворачиваясь от зеркала, — которые замышляют заманить в ловушку мужчину притворно-невинными манерами и речами, чтобы вынудить его признаться в своих чувствах. Сегодня решающий день!

Вновь и вновь перебирая в уме подробности своего плана, она спустилась в гостиную, где уже ожидал Пол. Она даст ему понять, что возвратится в Париж с тетей Энн, когда дядя Эдвард приедет за ними. Если это не побудит Пола сделать предложение, значит, все ее мечты были напрасны.

Она в нерешительности остановилась на пороге гостиной. Пол выглядел таким великолепным, таким красивым, что девушка едва не поддалась искушению забыть о приличиях и самой сделать ему предложение. Но вместо этого она весело заметила:

— Какой прекрасный день сегодня! Может, погуляем в саду?

Как только они очутились в уединенном уголке, где за высокой живой изгородью цвели последние розы, Пол обнял ее и поцеловал.

Я пытаюсь загладить обиды, нанесенные вам за все эти годы, — пошутил он.

Именно такого удобного момента она и ожидала. Прекрасное начало для выяснения отношений!

— В таком случае необходимо поспешить! — отступив на шаг и весело улыбнувшись, заметила Уитни. — Вам придется искупить столько грехов, притом всего за несколько недель!

— Что вы имеете в виду «за несколько недель»?

— Прежде чем я вернусь во Францию с тетей и дядей, — пояснила Уитни, едва не падая от облегчения при виде мгновенно омрачившегося лица Пола.

— Прежде чем вернетесь во Францию? Я считал, что вы вернулись домой навсегда.

— Но мой дом и там тоже, Пол, и он во многом гораздо ближе мне, чем этот.

Пол выглядел таким расстроенным, что Уитни почувствовала угрызения совести, однако единственным способом помешать ей уехать во Францию было предложить руку и сердце, и Пол прекрасно понимал это.

— Но ваш отец здесь, — возразил он. — Я здесь. Разве это ничего для вас не значит?

— Конечно, значит, — прошептала Уитни, отводя глаза, чтобы он не понял, как много это значит для нее. Почему, ну почему он не может просто сказать:

«Выходи за меня замуж!»

Повернувшись спиной к нему, Уитни притворилась, что внимательно рассматривает алую розу.

— Вы не можете уехать! — выдавил он. — Кажется, я влюбился в вас.

Сердце Уитни на миг перестало биться, а потом бешено заколотилось. Она хотела броситься к нему в объятия, но не стоило спешить — его признание было каким-то нерешительным и довольно сухим. Она сделала шаг по тропинке и, обернувшись, кокетливо улыбнулась.

— Надеюсь, вы напишете мне и дадите знать… когда убедитесь в своих чувствах.

— О, нет, вы так просто не отделаетесь! — рассмеялся Пол, завладев ее руками и притягивая назад. — Ну, мисс Стоун, признавайтесь, вы любите меня или нет?

Уитни подавила горячее желание признаться Полу в своей страстной и вечной любви.

— Кажется, да, — заявила она, блестя глазами. Но вместо того чтобы продолжать разговор на эту весьма интересующую девушку тему, Пол резко отпустил ее и отступил. Выражение его лица стало отчужденным и замкнутым.

— У меня сегодня много дел, — сухо сказал он. Уитни была потрясена, поняв, что Пол собирается уйти. Стыд охватил ее вместе с ощущением, что Пол разгадал ее уловки и понял, что она хочет принудить его жениться на ней.

Они подошли к крыльцу, где стоял его модный новый экипаж. Пол задержался ровно настолько, чтобы прижаться губами к ее пальцам в коротком вежливом поцелуе, но, отойдя на шаг, остановился.

— Хотелось бы знать, сколько у меня соперников, помимо Уэстленда? — требовательно спросил он. У Девушки от счастья закружилась голова.

— А сколько бы вы хотели? — улыбнулась она. Глаза Пола сузились; он открыл было рот, желая сказать что-то, но повернулся и направился к коляске.

Улыбка Уитни померкла. Охваченная невыразимой мукой, она наблюдала, как Пол спускается по ступенькам крыльца, и сердце выбивало похоронный марш в такт его решительным шагам. Она вынудила его открыть намерения и теперь знала, в чем они заключаются. Пол имел в виду всего лишь легкий, ни к чему не обязывающий флирт и ничего больше. Он не хотел видеть ее своей женой как до отъезда, так и сейчас.

У самой коляски Пол помедлил, хотел было взять поводья у грума и снова застыл. Он стоял неподвижно, спиной к ней, и Уитни, наблюдая за ним, начала бормотать лихорадочные, бессвязные, жалобные молитвы.

В напряженном молчании, боясь и все же не в силах перестать надеяться, она наблюдала, как Пол медленно оборачивается, пристально смотрит на нее… и возвращается! К тому времени, как он приблизился настолько, что Уитни смогла отчетливо различить черты его лица, колени ее тряслись так сильно, что она почти падала.

— Мисс Стоун, — объявил он весело, — мне только сейчас пришло в голову, что во всем, касающемся вас, у меня лишь два выхода: я могу либо избегать в будущем всяких встреч с вами и положить конец моим мукам, либо жениться на вас, чтобы как можно дольше продлить их!

Глядя в любимые, сверкающие смехом глаза, Уитни поняла, что Пол уже сделал выбор. Она попыталась улыбнуться, но, всхлипнув от облегчения, едва сдерживая слезы, пробормотала:

— Знаешь, ты никогда бы не простил себя, если бы струсил в последний момент и сбежал!

Пол разразился смехом и раскинул руки. Уитни бросилась ему на шею, плача и смеясь одновременно, прижимаясь щекой к тому месту на его груди, где спокойно, размеренно билось сердце, наслаждаясь ощущением этих сильных рук, крепко, властно сжимавших ее.

На душе стало легко и радостно, словно теперь она оказалась наконец в безопасности после долгого тяжелого пути, и золотистый туман счастья надежно окутал Уитни непроницаемым покрывалом. Ведь Пол только сейчас преподнес ей бесценный дар — свою любовь, и Уитни была так благодарна ему, что могла бы, кажется, сейчас упасть на колени и целовать его руки. Пол любил ее, хотел жениться, и это было доказательством, неоспоримым доказательством того, что она действительно изменилась. Уитни не просто яркая подделка, одетая по последней моде, красиво причесанная и играющая роль молодой воспитанной леди, чего она так часто. боялась. Больше она не безнадежная неудачница! Она настоящая! И тоже чего-то стоит! Соседи теперь не станут злословить, перешептываться, расписывать, какую дурочку она разыгрывает из-за Пола Севарина. Теперь они начнут улыбаться и утверждать, что Уитни Стоун всегда нравилась мистеру Севарину, и он просто выжидал, пока она станет взрослой. Уитни сможет жить среди людей, симпатии и хорошего отношения которых она так добивалась. Ей наконец-то удастся восстановить свою репутацию в глазах окружающих и своего отца. И слезы облегчения вновь навернулись на глаза девушки.

— Давай найдем твоего отца, — предложил Пол. Уитни подняла голову и уставилась на него в счастливом недоумении:

— Почему?

— Потому что я хотел бы поскорее покончить со всеми формальностями и вряд ли могу просить у леди Энн твоей руки. — Хотя, — с сожалением добавил он, — по правде говоря, я бы предпочел именно это.

— Сьюэлл, где мой отец? — с беспокойством осведомилась Уитни, переступив порог дома.

— Уехал в Лондон, мисс, — ответил дворецкий, — полчаса назад.

— В Лондон? — охнула Уитни. — Но я думала, он собирается туда лишь завтра! Что случилось? Почему он решил вернуться раньше?

Сьюелл, который всегда все знал, на этот раз лишь недоуменно покачал головой. Уитни смотрела вслед дворецкому, поспешно удалявшемуся в направлении буфетной, ей казалось, что солнце ее счастья внезапно закатилось. Пол, однако, имел вид человека, приготовившегося к неприятному столкновению, но неожиданно получившего желанную отсрочку и теперь не знавшего, чувствует ли он облегчение или разочарование, поскольку самое страшное еще впереди.

— Когда он вернется?

— Не раньше, чем через пять дней, — объявила Уитни, расстроенно опустив голову. — Как раз к приему в честь его дня рождения. Уже посланы приглашения всем родственникам, живущим в других графствах. Хорошо, если он вернется утром, а если нет, то мы сможем поговорить с ним лишь на следующий день. Скажем, в воскресенье, после церкви!

Она немного повеселела, сообразив, что еще ничего не потеряно. Однако Пол, погруженный в собственные мысли, тяжело вздохнул:

— Мне нужно окончательно договориться о покупке пары чистокровных коней одинаковой масти — тебе они понравятся! И кроме того, необходимо иметь достаточно времени, чтобы попасть в срок на аукцион в Хемптон-Парке. Мне придется выехать в субботу, в день возвращения твоего отца.

Уитни попыталась не выказать своего разочарования.

— И сколько времени тебя не будет?

— Около двух недель, дней девять-десять, не больше.

— Целую вечность! Пол снова обнял ее:

— Лишь для того, чтобы доказать серьезность своих намерений, я проведу с тобой всю субботу на случай, если Мартин вернется достаточно рано и мы успеем все ему рассказать. Пять дней — совсем недолгий срок. И, — добавил он со смешком, заметив, как омрачилось ее личико, — я даже задержусь с отъездом, чтобы провести несколько часов на вечеринке, при условии, конечно, что ты намереваешься меня пригласить. Уитни, улыбаясь, кивнула.

— В таком случае, если мне не удастся поговорить с ним во время приема, а скорее всего так и будет, можешь сказать ему, когда гости разъедутся, что я собираюсь нанести официальный визит, как только вернусь. Ну, похож я на человека, стремящегося избежать брачных уз?

После ухода Пола Уитни некоторое время размышляла, стоит ли сообщать тете Энн о чудесной новости, и в конце концов все-таки решила подождать. Сейчас она желала в одиночестве насладиться своей радостью и суеверно боялась рассказывать кому бы то ни было о скорой помолвке с Полом, пока тот сам не попросит ее руки. Кроме того, отец скорее всего вернется достаточно рано, и они успеют во всем ему признаться. И в тот же день объявят о помолвке!

Почувствовав огромное облегчение и совершенно успокоившись, Уитни вошла в дом, где ее ждала к обеду тетя.

По давней привычке Клейтон за обедом просматривал почту. Кроме обычной деловой корреспонденции и многочисленных приглашений, сегодня он получил письма от матери и брата. Клейтон широко улыбнулся при мысли о сюрпризе, который он готовил матери! Как она обрадуется, узнав, что старший сын наконец решил жениться и подарить ей внуков, о которых та мечтала давно, но безуспешно и поэтому день и ночь преследовала Клейтона требованиями остепениться, стать наконец семейным человеком.

Он обзаведется не менее чем полудюжиной детишек, решил со смешком Клейтон, и все унаследуют зеленые глаза Уитни.

Все еще улыбаясь, он подписал счет от лондонского ювелира за изумрудный кулон, который надевала Уитни на балу в ее честь.

Отложив счет в сторону, он начал читать длинное послание от секретаря, просившего указаний относительно выплаты пенсии семье старого арендатора и продажи большого пакета акций судоходной компании. Под каждым пунктом Клейтон четким почерком вывел подробные инструкции.

Появившийся в дверях дворецкий осторожно откашлялся.

— К вам мистер Стоун, ваша светлость, — объявил он, когда Клейтон поднял глаза. — Я, естественно, уведомил его, что вы обедаете, но он утверждает, будто дело крайне важное и не терпит отлагательств.

— Хорошо, просите, — раздраженно выдохнул Клейтон. Для Уитни у него всегда находились безграничные запасы терпения, мгновенно иссякавшие в присутствии будущего тестя. Он едва мог выносить этого человека!

— Мне необходимо было повидаться с вами перед отъездом в Лондон, — запыхавшись, объяснил Мартин. Он поспешно пересек комнату и, не спрашивая разрешения, уселся напротив герцога. — Поверьте, нам грозят огромные неприятности, и дел? обернется как нельзя хуже, если вы немедленно не вмешаетесь.

Клейтон коротким кивком отпустил лакея, стоявшего за его стулом, и, подождав, пока тот закроет за собой дверь, бесстрастным взглядом окинул непрошеного гостя.

— О чем вы, Мартин?

— Я собирался объяснить, что возникли непредвиденные осложнения. Это Севарин. Он как раз был с Уитни, когда я уезжал.

— Но я уже говорил, что не волнуюсь относительно Севарина, — нетерпеливо бросил Клейтон.

— В таком случае вам не мешало бы побеспокоиться, и как можно скорее, — предупредил Мартин с видом одновременно растерянным и злым. — Когда Уитни было пятнадцать, она втемяшила себе в голову отбить Севарина у девчонки Аштон, и, хотя это заняло у нее пять лет — подумать только пять! — она по-прежнему с дьявольским упорством настаивает на своем! И добьется, чего бы ей это ни стоило! Помяните мои слова, бедняга уже подумывает, как бы поскорее жениться на ней! Он уже почти созрел! Господь один знает, зачем ему это нужно, потому что она точно сведет его с ума! Меня, во всяком случае, уже свела!

— Вы искренне считаете его беднягой? — с саркастическим удивлением осведомился Клейтон. — Поверьте, вкусу Севарина можно только позавидовать! Однако я уже несколько раз объяснял, что сам обо всем договорюсь с Уитни и…

Мартин вскинулся так, словно был готов вот-вот взорваться:

— Вы ни о чем не сможете договориться с ней и тем более справиться! Тешите себя этой мыслью, потому что не знаете Уитни так, как знаю ее я! Черт возьми, она своевольное упертое отродье и всегда была такой! Как только что-то заберет себе в голову, например, выйти за Севарина, — пиши пропало! — Сунув руку в карман, Мартин достал платок, нервно вытер вспотевший лоб и добавил:

— Конечно, кто знает, может, для нее главное заставить Севарина сделать предложение, и тогда она, решив, что достигла цели, успокоится и навсегда о нем забудет. С другой стороны, — мрачно буркнул он, — если этой несносной девчонке в самом деле взбредет в голову выйти за него замуж, вам придется тащить ее к алтарю силой, а она на каждом шагу станет упираться! Понимаете, что я хочу сказать?

Взгляд холодных серых глаз по-прежнему ничего не выражал.

— Да.

— Прекрасно, прекрасно. Значит, необходимо так или иначе помешать Севарину сделать ей предложение, и лучшим способом будет сказать Уитни, что она обручена с вами с самого июля. Откройте это Севарину! Объясните всем! Немедленно объявите о вашей помолвке!

— Нет.

— Нет?! — недоуменно повторил Мартин. — Но что вы собираетесь предпринять относительно Севарина?

— А что предлагаете вы?

— Я уже сказал! — в отчаянии вскричал Мартин. — Прикажите Уитни позабыть все виды на Севарина и готовиться к свадьбе!

Клейтону пришлось употребить немалую силу воли, чтобы оставаться невозмутимым:

— Мартин, скажите, были случаи, когда вы приказывали дочери сделать что-то против ее воли?.

— Конечно! Я ее отец.

Уголки губ Клейтона чуть дернулись:

— И когда вы приказывали ей, она беспрекословно подчинялась и делала все, что вы ей велели?

Мартин устало осел в кресле, побагровев от неприятных воспоминаний.

— В последний раз я потребовал от дочери повиновения, когда ей было четырнадцать лет, — признался он, явно расписываясь в поражении. — Я велел ей подражать во всем Элизабет Аштон, и через два месяца после этого Уитни довела меня своими реверансами едва ли не до смерти! Она приседала на каждом шагу, перед дворецким и кухаркой, конюхами и лошадьми! Всякий раз, когда я появлялся на пороге, она бросала все свои занятия и приседала передо мной! Все остальное время она проделывала эту идиотскую штуку со своими ресницами… ну, знаете, хлопала ими! И при этом заявляла, что выполняет мой приказ подражать этой Аштон!

— Уитни подчинится мне! — перебил Клейтон. тоном, не допускающим дальнейших возражений. — Но пока я не решу сам известить ее о нашей помолвке, никто не должен вмешиваться! Когда я сочту, что настало время, я сам приеду и все объясню. Надеюсь, вы меня поняли, Мартин?

Мартин смиренно кивнул.

— Вот и хорошо, — бросил Клейтон, берясь за очередной конверт.

— Существует еще одно препятствие, — судорожно оттянув воротничок, пробормотал Мартин. — Правда, совсем небольшое.

— Да, продолжайте, — кивнул Клейтон, не поднимая глаз от письма.

— Дело в леди Энн Джилберт! Она бредит какими-то смехотворными фантазиями относительно того, будто Уитни терпеть вас не может. Я попросил бы вас убедить ее, что вы сможете решить эту проблему.

— Но зачем?

— Слуги докладывают мне, что леди Энн рассылает письма мужу по всем европейским консульствам. Насколько я понимаю, хочет отыскать его и попросить немедленно приехать.

На мгновенно окаменевшем лице герцога отразилось такое холодное неудовольствие, что Мартин невольно вжался в кресло.

— Вы хотите сказать, что она против этого брака?

— Боже, конечно, нет! — воскликнул Мартин. — Энн Джилберт — женщина разумная, но совершенно теряет голову, когда речь идет об Уитни. Когда вы признались ей в том, что мы… сделали, и она немного оправилась от потрясения, то сама признала, что считает вас блестящей партией. Она еще добавила, что вы — самый завидный жених во всей Европе, и в Англии нет более влиятельной и аристократической семьи, чем Уэстморленды.

— Рад слышать, что леди Джилберт весьма рассудительна, — уже спокойнее заметил Клейтон.

— Но не настолько! — возразил Мартин. — Она постоянно закатывает истерики из-за того, что мы устроили все втайне от Уитни. — И горько вздохнув, добавил:

— Она назвала меня жестоким, бессердечным отцом, совершенно бесчувственным и лишенным всякой жалости!

Герцог неожиданно кивнул, явно соглашаясь с таким суждением леди Энн, и Мартин, уязвленный до глубины души, гневно взорвался:

— А вас она обвинила в диктаторских замашках и деспотизме! И утверждает, что ваша репутация там, где дело касается женщин, известна всем, и отнюдь не с приятной стороны, а кроме того, вы чересчур красивы, чтобы быть верным мужем.

— Удивительно, что мой маленький подарок в сто тысяч фунтов не смягчил ее чувств, — цинично заметил Клейтон.

— Она назвала это подкупом и взяткой, — выпалил Мартин, но тут же съежился при виде ледяной усмешки герцога. — Леди… леди Джилберт нужны заверения, что вы не принудите Уитни стать вашей женой, не дав ей времени проникнуться к вам хотя бы симпатией. Если она не получит этого обещания, причем лично от вас, она скорее всего уговорит мужа использовать свое влияние, чтобы воспрепятствовать этому браку. Насколько мне известно, у лорда Джилберта связи в самых высоких кругах, и его мнение имеет большой вес среди сильных мира сего.

Мрачное лицо герцога неожиданно осветилось искренним весельем:

— Если лорд Джилберт желает и впредь поддерживать свое влияние в этих кругах, он не может позволить себе нажить такого врага, как я; с риском показаться нескромным, Мартин, могу сказать лишь, что я один из этих сильных мира сего.

Дата добавления: 2015-06-04