Наследие Уилта 2 страница

– Отдай простыню, я все расскажу, – проскулил Генри.

Ева швырнула ему простыню и одеяло:

– Ну, поведай.

– Поначалу я собрался на заседание КРУНа...

Ева терпеть не могла эти чертовы ахро... анахро... сокращения:

– Расшифруй!

– Комиссия по распределению учебной нагрузки. Там решают, от каких дисциплин избавиться и, естественно, кого из деканов попрут с работы. Коммуникации считаются не вполне университетским предметом, и оттого меня не пригласили. Питер рассказал, что там происходило. Мэй‑сволочь‑филд предложил меня убрать.

– Ему‑то что за дело?

– Он, видишь ли, председатель КРУНа, если это так важно, – вздохнул Уилт.

– Ну и?..

– По счастью, там оказался проректор. Нельзя избавляться от Уилта, сказал он, поскольку лучше него никто не управится с отморозками, каких не сыщешь на других отделениях. Ты поняла?

Ева кивнула.

– Хорошо. Затем, добивая Мэйфилда, проректор предложил ему занять мою должность, и подонок наглухо заткнулся. Питер говорит, засранец чуть в обморок не хлопнулся, и вопрос моего увольнения больше не возникал.

Ева почти поверила. Но если что, справится у Питера Брейнтри.

– Теперь можно мне поспать?

– Нет. Оденься, и чтоб через пятнадцать минут был внизу. У меня сногсшибательная новость.

Генри застонал. Из опыта он знал, что их понятия о сногсшибательности сильно расходятся.

Глава третья

Уже через две минуты Уилт, поспешно облачившись в несвежие трусы (второпях иной одежды не нашлось), приковылял в кухню, где за столом сидела Ева, приготовившая стакан воды и таблетку аспирина.

– Вот что, Генри, на лето я подыскала тебе работу, – громогласно объявила она. – Тысяча пятьсот фунтов в неделю на всем готовом. Разве не здорово? Мальчик должен поступить в Кембридж.

Уилт плюхнулся на стул и сжал голову, раскалывавшуюся от боли.

– Что за мальчик и какая работа?.. Тысяча пятьсот в неделю? Этакие деньги даром не платят... И что значит «на всем готовом»?

– Сын леди Клариссы Гэдсли, которая предлагает тебе временную работу.

– Какого рода?

– В поместье «Песчаный дол» подготовить Эдварда Гэдсли к вступительному экзамену по истории. Я сказала, ты охотно согласишься.

– Прелестно! Значит, летние каникулы я угроблю на то, чтобы какого‑то сноба‑недоумка впихнуть в Кембридж? А тебе не пришло в голову, что уже лет тридцать я не занимаюсь историей и последний раз преподавал ее неотесанным штукатурам, не ведавшим, где находится Австрия?

– Ничего сложного, у тебя будет целых два месяца. Заработаем девочкам на пансион и заодно бесплатно отдохнем.

– Может, ты и... Погоди, что значит «бесплатно отдохнем»? У меня‑то не будет отпуска вообще.

Ева усмехнулась, стараясь не смотреть на мужнины испятнанные подштанники:

– Леди Кларисса бесплатно предоставит нам меблированный коттедж. Неподалеку чудесный пляж.

– Возможно. Только черта лысого я его увижу, поскольку буду заперт с идиотом, которому надобно вдолбить причины Французской революции или хотя бы век, в котором она произошла. Правда, не уверен, что сам это помню.

– Рекомендую выяснить, – отрезала Ева. – И побыстрее.

– Слушай, давай отложим разговор. У меня голова не думает. И я оголодал. Вчера не ужинал и завтрак, кажется, проморгал.

– А кто виноват? – Ева испепелила мужа гадливым взглядом, но потом сжалилась: – Ладно, если примешь душ и сменишь эти мерзкие трусы, сделаю тебе сэндвичи.

Вздохнув, Генри поплелся к лестнице.

– Каникулы, твою мать... – пробубнил он.

– Я все слышу! – откликнулась Ева. – Опять сквернословишь? Отучайся! Нас ждет изысканное общество.

Оставив комментарии при себе, Уилт направился в ванную.

* * *

Через полчаса, уже в рубашке и брюках, он вновь сошел в кухню; по телефону Ева сообщала сногсшибательную новость Мэвис Моттрэм, надеясь, что подругу удушит жаба зависти. Взяв сэндвичи (сардины на черном хлебе), Уилт отбыл в гостиную, где вяло уставился в телевизор, транслировавший крикетный матч.

Мысли его крутились вокруг жены, сильно изменившейся после прошлогодней поездки в Америку. Уилт не понимал, в чем дело, а Ева не желала рассказать о том, что давешним летом произошло в Уилме, штат Теннесси. Временами она шипела «сука» или «тупая корова», полагая, что никто ее не слышит. В общем, было совершенно ясно, что поездка с четверней в гости к дядюшке Уолли и тетушке Джоан окончилась полным провалом, как и Уилтово внедрение в Старую Англию, предпринятое тем же летом.

После того как Генри треснулся головой о пикап, все кончилось психбольницей и облыжным обвинением в причастности к пропаже теневого министра. Досрочное возвращение из гостей Ева объясняла двумя сердечными приступами, которые перенес дядюшка. Втайне Уилт подозревал, что именно его доченьки стали причиной нездоровья Уолли Иммельмана, однако не шибко горевал, ибо терпеть не мог скверного старикана. Больше его тревожило иное последствие визита в имперскую Америку – стремление Евы во всем верховодить. И это еще слабо сказано. Если точнее, ее жажда подавляющего контроля. С прошлого лета супруга требовала, чтобы все и вся ей подчинялись.

Конечно, ничего хорошего – целое лето пресмыкаться перед снобами, которые наверняка станут чваниться. Да еще неизвестно, каким окажется недоумок‑ученик... Уилт прикидывал, где бы достать подходящую экзаменационную программу, когда в гостиную вплыла Ева.

– А, ты здесь! – протянула она. – К твоему сведению, я сказала леди Клариссе, что ты закончил Портерхаус. Оказалось, ее муж сэр Джордж – твой однокашник, так что вам будет о чем поговорить.

Уилт поперхнулся:

– Меня там и близко не было! Я учился в Фицгерберте. Как же я смогу вспомнить былые деньки в Портерхаусе и назвать его нынешнего ректора? А если хмырь ездит на традиционные сборы с праздничным обедом? Он в два счета меня раскусит.

– Не так уж трудно разузнать всякие детали и просто поддержать разговор.

– Охереть! – простонал Уилт.

– И это выражение долой из лексикона! – рявкнула Ева, покидая гостиную.

Уилт протяжно застонал и, убедившись, что не забыл ключи, вышел на полуденный солнцепек. Оставаться дома было невмоготу, требовалось с кем‑нибудь поговорить.

Генри зашагал к старому приятелю Роберту Ковердейлу, последние годы предпочитавшему обитать в огородной лачуге, сбежав из собственного дома, который, по его словам, заполонили мегеры – супруга и пара вековух, то бишь женины сестрицы.

Роберт пропалывал грядку спаржи; заметив приятеля, он поднялся с карачек и вынес из лачуги второй стул.

– Смахиваешь на дохлую мышь, – сказал старик.

– Кем себя и ощущаю, – усаживаясь, ответил Уилт. – Жена...

– Ни слова! – Роберт раскурил обожженную трубку. – Я все про них знаю. Тебе еще чертовски повезло, что в доме нет своячениц. У меня их так целых две. Неублаженные кошки. Что теперь Ева ус... виноват... подстроила?

Уилт поведал свою историю, не преминув заметить, что в его случае нехватка своячениц компенсирована обузой из четырех бесенят‑дочек.

– Война полов, – кивнул Роберт. – Хорошо амебе, живет одна‑одинешенька, а если вдруг возжелает потомства, просто делится, предоставляя второй половине самой устраивать свою жизнь. Идеальное решение. Никаких обязательств, докуки и нытья, а главное – никакого секса. И уж конечно, никакого летнего репетиторства для юного олуха, чей папенька граф или кем он там числится в их Северном Фенланде.

– И вдобавок выпускник Портерхауса, а Ева наврала, что я тоже его закончил.

– Портерхаус? Отдает пивной.

– Да нет, это худшая разновидность кембриджского колледжа, где пруд пруди безмозглых дуболомов с внушительными банковскими счетами. Удивляюсь, зачем придурку готовиться к экзамену, когда для него и так все двери открыты.

– Слава богу, в университетах я не обучался, – вздохнул Роберт. – Прямиком пошел в плотники, чтоб заколачивать деньгу... Помню, на заначку подкуплю материал – и строгаю «антиквариат», который потом лихо загоняю... Еще делал кухни и паркет, пока не приперло...

Через часок Уилт пошел домой, чувствуя себя гораздо лучше. Старина Роберт выбрал верные жизненные приоритеты. Готовил на примусе, зимой отапливал лачугу парафиновой печкой, пользовался керосиновой лампой и жил сам по себе вообще. Про его обитель мало кто знал, и потому никто его не тревожил, а соседи‑огородники были только рады, что есть кому отпугнуть воришек от их грядок. Ни тебе жениной пилежки, ни кошмарных дочурок, ни забот о службе.

«Интересно, велика ли очередь на огородный участок?» – подумал Уилт.

Глава четвертая

За две мили до имения леди Кларисса высадила из машины молодца, с которым провела ночь в «Черном медведе», и, закинув его шоферскую форму в багажник, сама подрулила к усадьбе, где огорошила мужа добрыми вестями.

– Что‑что? – переспросил сэр Джордж, недовольный тем, что прервали его послеобеденную дрему.

– Я подыскала Эдварду репетитора, а дяде Гарольду – великолепный приют под названием «Последняя веха».

– Весьма символично и, наверное, чертовски дорого. Однако кроме меня никто не раскошелится на содержание старого хрыча. И почему я должен заботиться о твоем треклятом родственнике?

– Можешь не беспокоиться, – холодно ответила леди Кларисса. – Я сама все оплачу.

– Вряд ли, – усмехнулся сэр Джордж. – Тем не менее все в порядке. Я слегка боялся, что ты притащишь его сюда. Перед отъездом ты вроде как намекнула.

– Вечно ты настроен на худшее, а меня держишь за дуру.

– Спорить не стану... – вздохнул сэр Джордж. – Что там насчет обучения твоего сынка?

– Он и твой сын, – в свою очередь вздохнула леди Кларисса. – Во всяком случае, мальчик носит твою фамилию. Нравится тебе или нет, но факт остается фактом: Эдвард твой пасынок.

– Это я помню. Как и то, что твой первый муж погиб на железнодорожном переезде... в чем я его ни капли не виню.

– Что ты имеешь в виду? Очередная гадкая шпилька в адрес Эдварда?

– Нет, малыш Эдди, как ты его называешь, тут ни при чем.

– Вовсе я его так не называю, и никакой он не малыш! И в чем ты можешь винить моего покойного мужа? По крайней мере, он не был жадиной.

– Справедливо. Но я виню его в чрезмерной щедрости и потворстве твоим безумным запросам. Прекрасно понимаю, отчего он свел счеты с жизнью. Подобные мрачные мысли посещали и меня, да вот только противно уподобляться идиоту, оставившему тебя богатой вдовушкой. И я вовсе не горю желанием, чтобы твой кошмарный Эдди унаследовал мое имение.

– Что ты городишь? – взвилась леди Кларисса. – Мой первый муж трагически погиб под поездом, который в пять пятнадцать вышел из Фейкенхэма!

– Чушь собачья! Байка для страховой компании, дорогуша. Если б выяснилось, что он покончил с собой, ты бы ни гроша не получила. Уж это ты смекнула.

– Во всем ты предполагаешь только низость! – Леди Кларисса стремительно покинула гостиную, но через минуту вернулась: – Где кухарка? Я желаю чаю.

Сэр Джордж встал поправить матушкин портрет, висевший над камином.

– Понятия не имею. Вероятно, в Норидже торгует передком. Наверняка там полно любителей худышек. Короче, я ее уволил.

– Уволил?

– Туга на ухо, милая? Да, уволил. Кошмар, но тебе придется самой заварить чай. Сделай покрепче. Терпеть не могу жидкий чаек.

Буравя взглядом мужнину спину, леди Кларисса присела в кресло у окна. Извольте: рассчитывала на благодушие супруга, но угадала под его скверное настроение. Какая промашка – выйти замуж за самодура.

– Можно узнать, за что ты ее уволил? Не за то ли, что она оставалась худышкой вопреки всем твоим попыткам ее располнить? Что ж, я сделаю чай, но будь я проклята, если ты его получишь! Кстати, сможешь немного сбросить вес, поскольку и ужина не будет. Голодай на здоровье!

– Нынче я приглашен на званый ужин. Пойду‑ка искупаюсь и принаряжусь, – ответил сэр Джордж и, ухмыльнувшись, покинул гостиную.

Кларисса направилась в кухню, не позволяя хамскому демаршу нарушить ее душевное равновесие. Черт его знает, куда муж собрался. Но ничего страшного, придет домой и заляжет в своей комнате. Накачается бренди, как всегда, хорошенько выспится и утром станет покладистее. Тревожиться не о чем.

* * *

Так думал и Уилт. Разговор со стариной Ковердейлом его приободрил. По правде сказать, было бы интересно взглянуть на помещичье житье. Уилта всегда влекло в те края. Правда, зимой там холодновато из‑за сильного восточного ветра, зародившегося на Урале и беспрепятственно разгулявшегося на степной шири, а затем – на просторах Северогерманской равнины. Но летом довольно тепло и тихо, орды отпускников осаждают лишь немногочисленные прибрежные курорты.

Коли Ева не врет, в имении есть парк и озеро, что просто чудесно. Можно укрыться от внешнего мира и в свободное от муштры время бродить по лесу... Пожалуй, выйдет нечто вроде отпуска. Ева с четверней целыми днями будет валяться на пляже, а полторы тысячи монет в неделю удержат ее от нескончаемого зуденья.

Сразу после ужина Уилт завалился в постель, уже весь в предвкушении летнего отдыха. В целом выходные прошли относительно спокойно, и в понедельник он отправился на службу непривычно воодушевленный.

Глава пятая

В «Песчаном доле» Кларисса задумчиво бродила по саду. Взгляд ее задержался на крепостном рве с зеленовато‑мутной водой, напомнившей суп, который к обеду сварила жена разнорабочего Герберта. Если выбирать, подогретая вода изо рва, пожалуй, предпочтительнее. Отведав варево, сэр Джордж вскочил и выплеснул супницу в окно.

– Где это готовили? – заорал он. – В канализационном коллекторе?

– Сварено женой Герберта.

– Удивляюсь, что малый еще жив. Видно, желудок его луженый, если он не окочурился от подобной стряпни.

– В деревне никого другого найти не удалось. Если ты возьмешь в привычку выгонять хороших кухарок лишь за их чрезмерную, на твой вкус, худобу, не надейся, что я мгновенно отыщу им замену в лице превосходных кулинаров. Ладно, скажу, чтобы суп не готовили, поскольку мы оба на диете.

Сэр Джордж открыл буфет и налил себе стакан коньяку.

– Что с тобой? – спросила Кларисса. – Обычно за обедом ты не пьешь.

– Отбиваю послевкусие. – Прополоскав рот, сэр Джордж выплюнул коньяк в крепостной ров. – Наверное, рыба к черту сдохнет.

Последующие блюда были не столь удручающе скверны, но тоже не пришлись по вкусу. Бланманже сэр Джордж сравнил с крайне разжиревшей медузой. К несчастью, стряпуха его услыхала и обиделась. Кларисса сгладила неловкость, списав дерзость на коньячное возлияние, но втайне подивилась, что вышеозначенный десерт не оказался на башке благоверного.

После трапезы сэр Джордж отправился на крикетный матч, не сказав, когда вернется. Кларисса ничуть не расстроилась, поскольку мужнино отсутствие сулило относительный покой на остаток дня. Конечно, супруг ожидаемо взбеленился, услыхав о полутора тысячах фунтов и бесплатном жилье, обещанных чертову репетитору и его окаянной жене, но получил заверения в том, что беспокойство его зряшно.

– Если Эдвард поступит, ты избавишься от обузы, – увещевала Кларисса. – И потом, вам с репетитором есть о чем поговорить. Вспомните старые добрые деньки в Кембридже.

– Что? Надо быть гением, чтобы подготовить твоего сынка в любой занюханный университет. Как, говоришь, зовут того парня?

– Уилт... Генри Уилт.

– Хм... Звучит уместно – тут кто угодно загнется от вилта[3], пока натаскает твоего оболтуса. И то лишь если отвечает твоим рекомендациям.

– Должен отвечать. Как‑никак преподает в Фенландском университете.

– Однако я бы держал ухо востро. Вдруг он педофил и начнет приставать к твоему мальчугану? Так что гляди в оба.

– Что за чушь, Джордж! Разве Эдди несмышленыш, который не сможет за себя постоять? И потом, Уилт вовсе не такой. Я видела его жену. Если что, она бы давно его придушила. Голыми руками.

На сей зловещей ноте разговор оборвался, и сэр Джордж переключился на рагу.

И вот теперь леди Кларисса бродила по саду, обдумывая тактику действий. Пока что стряпуха утихла, и ситуация, безусловно, стабилизируется, если ввести запрет на супы, ограничив трапезы колбасками и жарким с картофелем или другим овощным гарниром. На десерт сгодятся рисовый пудинг или тапиока, поданные с фруктовым салатом. Сэр Джордж терпеть не может оба блюда, этакая диета подвигнет его на поиски хорошей кухарки.

Кстати, вырисовывался отличный повод для частых поездок в Ипфорд. Оправдание – мол, там первоклассное агентство, которое подыщет отменную повариху. Кажется, отлучки уже вызывают легкое подозрение; не дай бог, муж захочет выяснить их истинную причину. Кларисса улыбнулась, вспомнив свой гостиничный номер.

Однако вскоре опять придется ехать, чтобы устроить дядю Гарольда в приют и окончательно удостовериться в пригодности мистера Уилта на роль репетитора. Пожалуй, присутствие в доме образованного человека будет вдвойне выгодно, ибо уймет раздражительность мужа. Только надо уведомить этого... как бишь его? Генри?.. чтобы ни в коем случае не заводил речь о налогах и политике. Как говорится, предупрежден – значит, вооружен.

Воодушевленная, Кларисса вернулась в усадьбу, чтобы взять ключ от коттеджа, предназначенного для Евы и Уилта. Надо проверить, чисто ли там, нет ли незваных поселенцев вроде летучих мышей. Кларисса даже прихватила блокнот для записи необходимых покупок. Но все оказалось в полном порядке, лишь требовалось обмести пыль, накопившуюся за зиму. Пожалуй, дети разместятся в одной комнате. Ева упоминала своих девочек‑подростков. Будем надеяться, они не отвлекут Эдварда от занятий. Хотя до сих пор особого интереса к девочкам он не проявлял.

Вообще‑то, за время кратких наездов домой на каникулы Эдвард не выказал никаких увлечений вообще. Кроме странной манеры кидаться камнями во все, что шевелится. В равной степени опасность грозила и зверькам, и детям, попавшим в поле его зрения. Бывали стычки с разгневанными родителями, не желавшими принять довод, что детки их сами виноваты, коль вторглись в частное владение. Подумаешь, на лице останется пара шрамов! Их отпрыски и прежде не были красавцами.

Вздохнув, леди Кларисса зашагала обратно в усадьбу. Подобных недоразумений можно было избежать, если б Джордж уделял пасынку хоть немного внимания – скажем, брал с собой на охоту или рыбалку. В гостиной Кларисса выпила два больших бокала мартини и решила весь вечер провести в постели. Как всегда, муж вернется заполночь. Слава богу, он слишком стар для каких‑бы то ни было поползновений, да и спит в своей комнате.

* * *

В доме тридцать пять по Оукхерст‑авеню обитал человек, тоже считавший раздельные спальни благом. Звали его Генри Уилт. Собственная спальня стала бы защитой от весьма нежелательных попыток супруги раскачать его на секс с помощью конвульсивных упражнений, которые она именовала «мануальной стимуляцией». Стремясь избежать экзекуции, Уилт безуспешно притворялся спящим. Ева следовала совету Мэвис Моттрэм, уверявшей, что тисканье мошонки пробудит кого угодно.

– Я всегда лапаю Патрика, если мне хочется, – сообщила подруга. – Способ ни разу не подвел.

Но с Уилтом вышла осечка. Подобное манипулирование он обозвал «методом щелкунчика», а когда в очередной попытке Ева использовала обе руки, выскочил из постели, так завопив, словно его кастрировали.

– Если тебе угодно продемонстрировать свою силу, коли грецкие орехи! Сейчас доставлю! – проорал Генри и, скрючившись, захромал на кухню.

С его точки зрения, это был закономерный отклик, но Ева ожидала иного.

Всякий раз вопли Уилта будили четверню, парами вылезавшую из двух детских и любопытствовавшую, что стряслось.

– Ничего, – проскулил Генри в ту достопамятную ночь, когда с трудом взбирался по лестнице, в одной руке зажав миску с грецкими орехами, а в другой – собственную мошонку. – Просто мамочка изголодалась.

– По орешкам?

– По ним. Вы же знаете, какие они полезные.

– А почему ты согнулся в три погибели? – пытливо спросила Пенелопа.

– Потому что меня перепутали с деревом, – простонал Уилт, захлопывая дверь в спальню.

Четверня не поверила. С площадки донесся ясный голосок Эммелины:

– У мамани опять засвербило. По‑моему, она садомазохистка.

Комментарий отбил всякую охоту. Ева выскочила в коридор и устроила четверне взбучку. Потом вернулась в постель и устроила взбучку Уилту – на сей раз способом, не предполагавшим телесных увечий.

Нынче Генри отошел ко сну, убаюканный мыслью о том, что каникулярное пребывание дочурок в доме все же имеет свои положительные стороны.

Глава шестая

В полицейском участке инспектор Флинт томился бездельем. Уставившись в окно, он размышлял о неразрешимой загадке под названием «мистер Генри Уилт». Когда прошлым летом Уилта отделали, инспектор почувствовал громадное облегчение, придя к выводу, что этот малый – прирожденная жертва, одаренная гениальной способностью загонять себя в кошмарную ситуацию, а затем из нее выбираться, изворачиваясь, точно уж на сковородке. С другой стороны, он наделен поистине божественной, а подчас дьявольской способностью на допросе увиливать от прямого ответа, подменяя его столь ошеломительной несуразицей, что следователю впору свихнуться самому. Посмотрев в библиотечном словаре точное значение слов «увиливать» и «несуразица», Флинт понял, что они идеально характеризуют Генри Уилта, даже восхищавшего своей бесовской несносностью.

А вот суперинтендант Ходж вызывал совсем иные чувства. В нем восхищаться было абсолютно нечем. Флинт его ненавидел и в глаза назвал бы «безмозглым дураком», если б тот не снискал расположение полицейских иерархов.

Пока же он делился своим мнением лишь в частных беседах с сержантом Йейтсом, который демонстративно разделял его взгляд, награждая суперинтенданта титулом «тупой козлина». На улице пригревало солнышко. «Интересно, чем сейчас занят Уилт?» – подумал инспектор, праздно разглядывая парковые деревья в рамке окна.

* * *

Предстоящая инспекционная встреча с леди Клариссой Уилта ничуть не вдохновляла.

– Надо показать себя с лучшей стороны, – талдычила Ева. – И не забудь: в Кембридже ты закончил колледж Портерхаус.

– То есть я должен бесстыдно солгать? Говорю же, меня там и близко не было.

– Это не годится. Нужно слегка приврать, чтобы произвести впечатление.

– Ну да, а она позвонит в колледж и будет чертовски рада узнать, что меня там в глаза не видели. А потом ее муженек спросит, не сидел ли я в первой лодке и что я думаю о новом ректоре, который вдруг окажется женщиной.

Ева озадачилась:

– Не понимаю, при чем тут лодки? Мы все в свое время катались на лодках. И я тоже... на Норфолкских озерах... чудное было время...

– Лодки при том, что Портерхаус славится греблей, его команды, составленные из мудов, не раз становились чемпионами. Кстати, ты знаешь разницу между мудами и удами?

– Нет, не знаю. Если это касается гомиков, то и знать не желаю.

– И в мыслях не было, – усмехнулся Уилт. – Вот что я хочу тебе втемяшить: у нас в Фицгерберте старшекурсников... ну, хороших спортсменов... называли «муды». А слабаков в спорте звали «уды». Выше «уда» я так и не поднялся. Ясно?

– Вполне. Чего от тебя ждать‑то?

– Ну да, конечно. Только имей в виду, что благодаря тебе я стал однокашником этого Гэдсли, который наверняка занимался греблей или регби и, разумеется, заговорит о спорте... в том случае, если заметит меня вообще. Я постараюсь держаться от него подальше.

– Правильно. Мол, весь в уроках, даже некогда повидаться с хозяином, у которого полно своих хлопот – гольф, охота, рыбалка, стрельбище... чем там еще заняты помещики...

– Ага, только я не собираюсь дни напролет возиться с учеником.

– Конечно, нет. У нас будет чудесный спокойный отпуск. – Довольная тем, что муж проникся важностью предстоящей встречи, Ева пошла собирать чемоданы.

– Спокойный? Черта с два... – пробормотал Уилт, подумав о четверне, всегда и везде сотворявшей хаос, и вновь открыл книгу о Первой мировой войне, поскольку программа вступительных экзаменов базировалась на событиях современной европейской истории.

* * *

Директриса школы Святого Варнавы, графство Сассекс, пригласила наставниц мисс Сангер и мисс Янг поговорить о поведении четверни.

– Сил моих больше нет, – сказала мисс Янг. – Каждый божий день они устраивают светопреставление. Скажем, вчера в два часа ночи завыла пожарная сирена, пришлось эвакуировать воспитанниц. Как вы думаете, чьих рук дело? Разумеется, кого‑то из этих кошмарных сестер Уилт.

– Вы уверены? – спросила директриса.

– Доказать не могу, но абсолютно уверена. Во‑первых, пожара не было, во‑вторых, Сандра Клолли сказала, что незадолго до тревоги одна из сестер – кажется, Эммелина – вышла из спальни, якобы в туалет. За время ее отлучки и было разбито стекло тревожной кнопки.

– Может быть, еще раньше его разбил кто‑то другой?

– Я бы с вами согласилась, но, по словам Сандры, Эммелина вышла в кожаных перчатках.

– Что говорит сама Эммелина?

– Нагло врет в глаза – знать, дескать, не знает о перчатках и тревожной кнопке. Хотя... Возможно, все затеяла другая Уилт... Я их не различаю. Во всяком случае, Эммелина утверждает, что из зависти Сандра Клолли лжет, чтобы ей и сестрам устроить неприятности.

– Может, так оно и есть? – задумалась мисс Сангер. – Ведь Сандра сочиняла небылицы о других девочках. По‑моему, ей никак нельзя верить. Анну Мэйл едва не исключили, потому что Сандра обвинила ее в краже всех своих панталон – якобы та стянула их из прачечной, пока она с воспалением гланд лежала в изоляторе. Оказалось – сплошное вранье. Панталоны нашли за стиральной машиной.

– Да, миссис Блюуэлл оставила груду выстиранного белья на крышке машины, – кивнула директриса. – Панталоны могли упасть. Против Анны не было никаких улик. Кроме того, она дочь епископа и всегда отличалась примерным поведением. Нельзя потребовать от Уилтов забрать своих дочерей лишь потому, что Сандра Клолли обвинила их в ложной пожарной тревоге.

– Но это еще цветочки! – вскричала мисс Янг и стала перечислять иные, мягко говоря, шалости сестер.

Мисс Сангер почти во всем ее поддержала. К концу короткого совещания директриса была вынуждена признать, что управиться с четверней весьма трудно. Если поведение сестер не изменится, родителей известят о невозможности их дальнейшего пребывания в школе.

– Зря только время тратим, – вздохнула мисс Янг, вместе с коллегой вышагивая по коридору. – Вы видели их мамашу? Нет? Апофеоз вульгарности, иначе не скажешь. Не понимаю, зачем директриса согласилась принять этих сестер вообще?

– Видимо, потому, что отец их заправляет каким‑то факультетом, – предположила мисс Сангер.

– Вероятно, причина в другом. Ведь прежде в школе не было четырех близняшек. Да еще недобор учениц. Думаю, четверня привлекает к нам интерес. Воистину, эти маленькие стервы явление уникальное в своей кошмарности. Очень надеюсь, они учинят вопиющее безобразие, после чего их вышвырнут. Терпение мое лопнуло.

Учителя распрощались, и мисс Янг, злобно скривившись, направилась домой.

* * *

Когда директриса тоже покинула кабинет, Саманта вылезла из кустов под окном и, опасливо оглядевшись, помчалась известить сестер.

– Старая корова напишет родителям, что нас исключат, если не исправимся, – доложила она. – Мисс Янг орала, дескать, пожарная тревога стала последней каплей. Назвала нас дикой бандой.

– Ничего себе! – возмутилась Эммелина. – Все они тут задавалы. Особенно эта сука Янг. Предлагаю что‑нибудь сделать с ее машиной. Будет знать.

– А что сделаем? Засунем картофелину в выхлопную трубу? Как мистеру Флорену? Старый хрыч разобрал машину на винтики, прежде чем докопался.

– Надо что‑нибудь получше, – покачала головой Эммелина. – Такое, чтоб мотору надолго пришел кирдык.

– Пожалуй, сгодится сахар в бензобаке, – задумчиво проговорила Пенелопа. – Правда, подействует не сразу. Но когда клапаны и заслонка покроются налетом, движок сдохнет.

– Кажется, я знаю! – перебила Джозефина. – На станции, где обслуживают нашу машину, один механик говорил, что наждачный порошок вдрызг разнесет двигатель.

– Где ж его взять? Сахар проще найти.

– Как быть, если бензобак с запором?

– Запора нет. На прошлой неделе училка возила нас с Мартой к зубному, – поделилась Эммелина. – Надо было заправиться, и она просто свинтила крышку, а ключи остались в машине.

– Что, даже мотор не заглушила?

– Она же не полная дура. Мотор заглушила, но ключ оставила в зажигании, а значит, бензобак не запирается. Пакет песку всыплем как нечего делать.

– Ага, держи карман! Она же тотчас заметит крупинки, прилипшие к горловине, – забраковала идею Саманта.

– Ни фига! – парировала Эммелина. – Ты когда‑нибудь видела, чтобы люди пялились в бензобак? Даже на заправке все смотрят только на счетчик.

Дата добавления: 2015-06-04