Метаморфозы в год великих перемен 4 страница

Наконец, даже те, кто искренне поверил в идеи большевизма и был готов самоотверженно работать на революцию, зачастую «обрастал» кругом сослуживцев из своих друзей и родственников, которые далеко не всегда разделяли большевистские воззрения. Солженицын привел высказывание Г.А. Ландау: «Евреи приблизились к власти и заняли различные государственные «высоты»… Заняв слой – они уже чисто бытовым образом потащили за собой своих родных, знакомых, друзей детства, подруг молодости… Совершенно естественный процесс предоставления должностей людям, которых знаешь, которым доверяешь, которым покровительствуешь, наконец, которые надоедают и обступают, пользуясь знакомством, родством и связями, необычайно умножил число евреев в советском аппарате». От себя Солженицын заметил: «Не говорим уже, сколько родни понаехало к жене Зиновьева Лилиной, и о легендарно‑щедрой раздаче Зиновьевым постов «своим». После того, как отец Троцкого выбрался из Одессы, сын устроил его на должность служащего в одном из советских наркоматов.

Прилив евреев из буржуазных и интеллигентских слоев на низшие и средние посты советской администрации сопровождался прогрессирующим повышением доли лиц еврейской национальности различного социального происхождения на более высокой ступени администрации. Среди населения доля евреев составляла около 4%, а среди членов партии около 5%, доля делегатов еврейской национальности на первых съездах партии после революции составляла 15–18%, а в составе ЦК– 24%. В составе политбюро, избранного 10 октября 1917 года, из 7 членов 4 были евреями (Троцкий, Зиновьев, Каменев, Сокольников). В бюро ЦК, созданном в ноябре 1917 года из четырех человек (Ленин, Троцкий, Свердлов, Сталин), евреи (Троцкий и Свердлов) составляли половину состава.

По словам Недавы, лозунг «евреи изобрели коммунизм» – «лозунг белогвардейцев и крестьянских атаманов – казался правдой благодаря Троцкому, …да еще двум десяткам ярких и деятельных евреев во главе нового режима… Евреи… были заметны как раз потому, что прежде их никогда не было в России вблизи кормила власти… И, конечно, заметнее всех из них наверху был Троцкий; по замечанию историка И. Чериковера, «он перевешивал все».

Отмечая, что из «ведущих деятелей революционного движения и первых лет советской власти… примерно в 250 человек… на выходцев из евреев приходится более 16 процентов», Недава констатировал: «Таким образом, количество евреев в руководстве строителей нового мира если и не подтверждает мысль о том, что Октябрьская революция – часть еврейского заговора против России и человечества, то, пожалуй, однозначно и не противоречит ему; 16 процентов руководителей, делегированных менее чем 4 процентами населения, – тут есть о чем задуматься».

И все же значительный прилив евреев на государственные должности и занятие ими ряда высших постов в советском государстве не означал, что все евреи России безоговорочно поддержали новую власть, по своей сути глубоко враждебную буржуазии и буржуазным отношениям. Й. Недава отмечал, что большинство евреев «тяготело к традициям, куда входил и привычный экономический уклад. Это большинство представляло собою городских мелких… собственников, которые в революцию потеряли все. Вместе с разорением экономическим новый режим принес и ломку старых культурных и благотворительных учреждений, что тоже для многих было и бедой, и варварством. Так сложилось двоякое отношение евреев к Советской власти: одни ее горячо приветствовали, другие проклинали».

Многие евреи выражали недовольство новой властью, даже если ее возглавляли евреи. Правда, они ставили в вину начальникам‑евреям не их национальность, а их некомпетентность. Когда герой поэмы Уткина бывший портной Мотэле Блох стал комиссаром, он стал объектом суровых нареканий среди местечкового населения:

В очереди люди ахают,

Ахают и жмут:

– Почему не дают сахару?

Сахару почему не дают?

Видимо, выдать лень ему.

Трудно заняться час?

Такую бы жизнь – Ленину,

Хорошую, как у нас!

Что вы стоите, Сарра?

Что может дать слепой,

Когда комиссаром

Какой‑то портной?

Ему бы чинить рубаху,

А он комиссаром тут!…

– В очереди люди ахают,

Ахают и жмут.

Но если для многих евреев главным аргументом против новой власти было то, что ее возглавляет «какой‑то портной», то для многих неевреев объяснение того, что не выдавали сахара, сводилось к еврейской национальности комиссара. Те, кто был настроен против Октябрьской революции, воспринимал новую власть отчужденно, а поэтому, встречая фамилии евреев на видных постах нового Советского государства, видя евреев на трибунах большевистских митингов, говорили об «инородческом» характере Советского строя, называя его «еврейским». А. Солженицын привел типичную шутку того времени: «чай Высоцкого, сахар Бродского, власть Троцкого». Таким образом, несмотря на ярко выраженный антибуржуазный характер революции, один из вождей Октября Троцкий воспринимался частью русского населения, как и два известных еврея‑капиталиста.

То обстоятельство, что уже к концу 1917 года Троцкий стал олицетворением Советской власти, ярко демонстрировало те перемены, которые произошли с ним в течение этого года. За год двух грандиозных революций, радикальным образом изменивших Россию, Троцкий превратился из жителя Нью‑Йорка и гражданина США в одного из ведущих руководителей России. За еще меньший срок он превратился из заклятого врага большевизма, против которого он 14 лет вел борьбу, в одного из виднейших руководителей большевистской партии. Его готовность проявить непоколебимую твердость в осуществлении Октябрьского восстания и подавлении врагов большевистской партии на фоне колебаний среди наиболее близких коллег Ленина (особенно Каменева и Зиновьева) позволило Троцкому быстро занять второе место по значимости среди руководителей РСДРП(б). Те, кто в США обеспечивал Троцкому быстрый приезд в Россию, могли испытывать полное удовлетворение.

Насколько глубокими были эти быстрые перемены? В какой степени было искренним превращение в яростного большевика Троцкого, который еще в мае 1917 года говорил о неприятии большевизма? Не было ли оно следствием «жизненного расчета», как и у тех людей, которые проголосовали в ноябре 1917 года за сионистские партии и, следовательно, против большевиков и за отъезд из России, но затем пошли на российскую государственную службу к большевикам? Не был ли его вновь обретенный большевизм удобной маской, которую он надел, чтобы скрыть все свои глубокие разногласия, отделявшие его от этого политического течения?

Трудно себе представить, что человек, яростно сражавшийся с идейными основами большевизма в течение 14 лет, вдруг за считанные месяцы превратился в одного из искренних сторонников большевистской партии. Также трудно себе представить, что человек, который исписал горы страниц, чтобы обосновать причины своего презрения к России, давно ставший «гражданином мира» и мечтавший осесть в США, вдруг превратился в члена правительства России, а стало быть, в лицо, стоявшее на страже ее высших интересов. Еще труднее поверить, что человек, жизненный и творческий опыт которого был связан исключительно с журналистикой и устными выступлениями, вдруг окажется компентентным государственным деятелем.

Скорее всего, эти перемены были поверхностными и Троцкий, подобно Мотэле Блоху, лишь обрел внешние черты и освоил лексику, которые отвечали его новой социальной роли. Однако, как и у Мотэле Блоха, у Троцкого быстро обнаружилась его неподготовленность к государственной работе.

Дата добавления: 2015-06-04