Ненаписанное письмо 1 страница

Лейтенант Хо, стараясь не оглядываться и сохранять внешнее спокойствие, открыл калитку, вышел на у лицу. Закрывая массивную дверь, позволил себе искоса осмотреться, вынуть пачку сигарет. Прикуривая, также непринужденно покрутиться, внимательнее окинуть взглядом по сторонам. Не спеша побрел по улице.

Полковник Чан, сам не опасавшийся подобных дел, за своего подчиненного все же волновался. Но, наблюдая внешне сохраняемую выдержку и хладнокровие лейтенанта, понял, что у Хо все прошло нормально. Тихая, безлюдная улица не тревожила. Редкие прохожие сонно бродили со своими головными проблемами и менее всего озирались по сторонам. С другой стороны улицы где-то находился майор Вэн, тоже присматривал за местностью и подходами. Сзади, за машиной полковника, второй лейтенант. Похоже, все удачно. Чан моргнул задним светом. Через полминуты на заднее сиденье уселся лейтенант Хо. Полковник медленно тронул машину. За поворотом их догнал второй лейтенант. Через пять минут, уже за городом, их нагнал на мотоцикле майор Вэн. Бросил уже ненужный мотоцикл в кустах, юркнул на переднее сиденье рядом с полковником. Теперь «Тойота» понеслась на завидной скорости в сторону побережья.

— Ну вот, за два месяца хоть одно полезное дело сделали, господа-товарищи,—удовлетворенно итожил пребывание в Бразилии Чан. — Но монахи молодцы. Демонстрация—их незабываемый латинский аккорд. И Динстон злюч, как старая водяная крыса. Кого он только не привлекает в свои обороты. Даже полицейских.

С заметной усталостью в голосе бросил лейтенанту Хо:

—Там у тебя все по расписанию?

—Как приказано, товарищ полковник. Всю обойму в голову. Если там имелись мозги, жить не будет.

—Не должен,—согласился начальник.—Этот капитан Луис из «эскадрона смерти» —одна из самых мрачных фигур, наверное, во всем Паулу. Эта такая же сволочь, как и Динстон. Эти полицейские из «эскадрона» имеют недоказанный, но очень длинный список и служебных, и криминальных преступлений. Майор,—обратился к мирно сидящему рядом Вэну, —это точные сведения, что монахи отплыли в Кейптаун?

—Насчет Руса и раненого точные. А где остальные, неизвестно. Лайнер сейчас уже, наверное, в порту стоит.

—Сошли на берег?

—Должны. Но последних точных сведений по Африке я не. знаю. По времени корабль уже сутки, как у берегов Африки.

—Дай бог, чтоб все так и было.

—Если мистер Маккинрой так захочет, то так и будет? А иного у нас пока нет оснований предполагать.

—Самое худшее и для нас, и для монахов, и для мистера осталось в особнячке у полицейского.

—А что мы теперь отпишем шефу?

—О-о, на этот раз мы ему очень скромно напишем, но многозначительно: как отбитые испанцы. Напишем: «Над Индией чистое небо». Все ясно и ничего не понятно.

—Шефу трудно дается аллегория.

—Наш друг Линь ему поможет. Да, я думаю, шеф уже и сам научился понимать нас по письмам. И еще,— о чем-то задумавшись, засерьезничал полковник, —Маккинрою раньше я не очень верил. Но, выходит, порядочный мужик. Откуда у него столько информации. Нас высчитал, как кроликов. Если он так крепко и конфиденциально держит все наши теневые и нелегальные структуры, то наша служба ничего не значит по сравнению с американской.

Лейтенанты и Вэн в разноголосье, но внятно подтвердили выводы начальника.

—Люди работают за деньги,—рассерженно давил Вэн.—У янки их вагонами. Что стоит Маккинрою купить информацию. Ему в рот смотрят даже противники. Он никого не обижает, не закладывает. Решает свои задачи при помощи денег и все.

—И, заметьте, очень ловко все это он делает. Неброско, спокойно, как мелкий дотошный дипломатический клерк. Но, в Китае ему подобное делать гораздо труднее. Хотя и там он тогда не проиграл. Умеет ладить со всеми.

—Что труднее, то труднее,—поддержал Вэн.—Но люди бегут из Китая в разные страны, в Штаты тоже. И там уже наша сверхсекретная информация добротно комплектуется и пакуется в архивах.

—Она устаревает.

—Не так уж она и устаревает, —чего-то распсиховался Вэн.—Тем более, что у них остаются родственники в метрополии. И согласно долларовым вливаниям, информация стабильно поступает в американские арсеналы хранения.

—Ты меня доконаешь,—по-отечески внушал Чан.— Точно так же я шефу постоянно намекаю на наши слабые неоплаченные структуры. А он все мне твердолобо утверждает, что люди должны на идейной дорожке стоять: и работать, работать, работать.

—Не без. этого.

—Не умничай. Деньги укрепляют идею в душе. Лучше продумай, как этот вопрос умело поставить перед министерством.

—Мы не сумеем до конца быть логичными.

—А кто за нас сумеет быть логичным?—резко вскрикнул Чан,—будто и не было до этого ликвидации капитана Луиса и китайцев интересовало только их внутриведомственная проблема.—Скажи мне лучше, куда Рус двинется из Кейптауна?

—Даже близко себе не представляю.

—Что нам тогда дальше делать? Миссия в Бразилии подошла к неудобному окончанию для нас. Но что делать: и нам нужно где-то круто поработать.

—Самое логичное для нас—это живо сматываться отсюда. Досточтимый сеньор Луис недолго будет смердить в одиночестве. Завтра его найдут. Только в Индии я смогу успокоиться и уверовать в то, что мы благополучно оторвались от нашего совсем непривлекательного прошлого.

—Что, друже майор, нервишки шалят?

—Непривычно. Не наш профиль.

—С чего это ты взял, что не наш. Чистюля. Зато по совести, господин мандарин,—твердо отметал всякие сомнения полковник.—Хоть одно дело полезное сделали для общества за эти два месяца, что мы здесь просуществовали. А письмо шефу в Индии напишем.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

Глава первая

Несусветно кричащий, дико орущий беспорядочный Бомбей так давил на детскую психику Дины, что она, мелко перебирая ногами, робко шла за Сен Ю, не столько поддерживая его, сколько сама, вцепившись в его рукав, и пряталась от сутолочно спешащего и не каждый раз тактичного люда. Монах шел степенно, неторопливо. Он уже более-менее окреп для ходьбы, но еще недостаточно для быстрой и бодрой походки. Его острый взгляд не позволял усомниться в его возможностях. При движении он опирался на прочный резной киек. Пистолет имелся и у монаха, и у Дины. Но для девушки это была больше страшная железная игрушка в дамской сумочке, нежели предмет защиты. Сам Рус находился где-то позади. Напялил странную шляпу местного покроя и бдительно контролировал передвижение парочки до ближайшей гостиницы.

Но Бомбей не был бы Бомбеем, если бы к такой внешне хилой парочке не подскочила бы тройка юнцов с наглым требованием поделиться наличными. Но и Сен Ю не был бы им, если бы молниеносно не шандарахнул первого по голове жесткой палкой. Парнишкам этого хватило, и они куда-то быстро исчезли. Через минуту-другую появились увальни повзрослев и поздоровее. Дина изрядно напугалась этих сомнительных рож. Но со стороны вовремя и неожиданно появился Рус и, не разговаривая, не спрашивая, кто и откуда, влепил главарю в морду такую оплеуху, что тот покатился на метров пять в сторону. И уже в ближайшее время совсем не думал подниматься. Второй крутомэн выхватил большой раскладной нож из кармана и наставил на Руса. Рус пошел на него, как на пса дворового. Тот отступал, отступал, убыстряя шаг и убежал вместе с остальными в ближайшую подворотню, оставив главаря валяться у грязной стены дома, обильно облепленной навозными мухами.

В отеле скоро оформили номер, и Сен прилег на кровать, мысленно медитируя по восстановлению своих сил. Рус спустился в ресторан заказать ужин в номер и самому перекусить.

Пятеро невысоких крепких индусов вальяжно вошли в зал на правах истинных хозяев заведения. Надменным взглядом слепой змеи окинули помещение, остановились на Русе. Степенно подошли к столику. Приценились.

Рус также слепо смотрел в зеркало за их спинами, готовый уловить малейшее опасное движение незнакомцев. Много наигранной вычурности было в их повадках: чисто индийское кино.

—Сэр, вы господин Рус?—удивительно вежливо, совсем не соотносясь к внешнему поведению, спросил самый старший из них, моложавый, но по глазам видно, что человеку за пятьдесят.

Монах молчал, отрешенно глядя в зеркало.

— Меня уполномочили передать вам добрые пожелания от настоятеля Шао, господина Дэ, Коу Кусина. Они просили уведомить вас, что мы должны помочь вам добраться до Дангори, а там через границу в Тибет.

Это было в принципе логично, но совсем неожиданно для Руса. Он не знал, что ответить. Молчание затянулось. Глаза его становились суше. Наконец старший догадался о причине замешательства, поторопился развеять сомнения.

—Сен Ю знает меня лично. Он уверит вас в нашей надежности.

Вот это уже было логично, но Рус не торопился с. выводами.

— Брат еще очень слаб. Может статься, что с памятью у него тоже слабо, и он не признает вас.

—Не сомневайтесь, брат Рус. Мы с Сеном, Хан Хуа много времени в молодости провели в горах. Много обучались, много спарринговали. Мы из родственных монастырей. Я помню вас маленького еще в пятьдесят первом году в далеком Шао.

Рус не знал, что делать, что ответит. Излишняя предосторожность Дэ удивляла, но и знание таких скрытых имен даже в их монастырях, как Коу, Хуа, Сен Ю давала некоторые основания верить пришедшим. Но здесь, в Индии, наверное, уже не имелось тех трудностей, чтобы появиться кому-нибудь из монастыря. Одна граница—и та в своих горах. По ней Рус уже прошел три года назад. Путь, конечно, не легкий.

—Но вы, господа,—монах тоже теперь старался говорить учтиво, но не теряя их из виду,—не смогли бы мне объяснить, почему братья не удосужились нас встретить, если им известно наше месторасположение.

—Увы, только частично. Группа Коу совсем недавно прибыла в Сингапур и еще планирует дальнейшее передвижение. Группа Вана тоже сделала большой крюк, но уже через Тайвань.

—Как?—неподдельно вскрикнул Рус,—Ван был в Бразилии?

—Несомненно был. Это он предугадал провокации Динстона с демонстрациями, знал, что и вы можете быть втянуты в американскую авантюру. С целью противостояния он и прибыл в Бразилию. Но судьбе было угодно отдалить вашу встречу. Полицейские облавы заставили монахов сразу покинуть город, а нападение на Сен Ю кардинальным образом изменило и ваши планы.

—Вы почти все знаете,—задумчиво проговорил Рус — А откуда братьям известно, что я здесь?

—Наверное от мистера Маккинроя: раз настоятель просил и от него передать вам и Сен Ю наилучшие пожелания.

—Занятно,—после некоторого молчания продолжил монах.—И все же, почему никто из братьев не прибыл сюда? Есть же самолеты, поезда.

Старший присел на стул, пригнулся к Русу, тихо заговорил:

—Недавно было совершено вооруженное нападение неизвестной группы на южный монастырь, и все общины монахов брошены сейчас на перегруппировку сил и решение задач усиления обороны монастырей.

Рус уже ни на кого не смотрел. Эта новость была для него, как удар молнии в родной дом. Он знал теперь, что, обязательно должен быть в монастыре и сейчас решал проблемы дальнейшего продвижения к границам Китая.

Из задумчивости его вывел голос старшего.

—Господин Рус, нам всем желательно не медлить.

—Скажите, господа, в какой степени опасность от Динстона и его конторы может угрожать нам здесь?

—Такая же как и до этого. Настоятель тоже упоминал имя названного вами американца, как самого опасного субъекта. Когда ваш корабль из Дурбана подошел к нашим берегам, он появился в делийском посольстве, и мы сразу же взяли его под наблюдение. У нас много толковых и преданных людей. И он без нас шагу не сделает в Индии. Мы и вас еще на корабле уже охраняли. С лоцманом и таможенниками поднялись на судно пятеро наших парней. Порт, берег все было под наблюдением. Трудностей нам это не составило. Мы знаем в Бомбее всех полицейских, всех стукачей, всякие борзые и амбициозные группировки. Американское посольство знаем. И, если кто-то новый появится возле вас, мы его сразу вычислим. Но пока все нормально.

—Удивительно: я так привык к чужим глазам за спиной, что ощущаю неловкость при их отсутствии.

Индийцы тоже улыбнулись.

—Спасибо за новости, господа друзья. Вам,—обратился он лично к старшему,—наверное следует пойти со мной, а ваши люди пусть перекроют этажи. Пока я не дошел до монастыря, я не имею право на необоснованный риск и расслабление.

Старший кивнул в знак согласия и, немного погодя, добавил:

—Несомненно, брат Рус. Здесь, в Индии, начинается зона непосредственных интересов преступных «Триад». В любом случае и нам нельзя уповать только на везение.

Глава вторая

Сэр Маккинрой через своего доверенного агента пригласил месье Боднара в посольство. Это в какой-то степени успокоило все еще настороженного француза, но все же он счел своим долгом тактично спросить:

—Господин Маккинрой, у меня сохраняются опасения насчет своей жизни и хотелось бы, чтобы вы прояснили мне ситуацию с моим будущим.

Эксперт хоть и был как всегда задумчиво спокоен, но легкая ироническая улыбка коснулась его лица после вопроса комиссара. Это конечно путало месье и давало пищу для различных умозаключений. Но эксперт, не торопясь, давая всякий повод для размышлений, успокаивал полицейского.

—Сеньор Боднар, ваша главная неприятность, о которой, я думаю, вы более печетесь, самоустранилась.

—Какая?—не догадываясь, на что намекает американец, воскликнул француз.

—Та, что вы считаете для себя самой опасной. Она приказала долго жить.

—Кто приказал?—как одураченный, все еще не врубаясь в подтекст эксперта, глупо таращился комиссар.

—Ну, я не мог слышать его последних слов. В газетах на первых полосах сообщено, что полицейского нашли с семью пулями в голове. Хотя экспертиза установила, что первая была достаточно смертельной.

—Я что-то не могу вас понять, сэр,—ни о чем не догадываясь переспрашивал месье.

—Я тоже ничего не понимаю. Но сеньора капитана уже со всеми полагающимися ему почестями похоронили.

—Луис?—начал о чем-то догадываться комиссар.

—Да, месье, сеньора капитана Луиса нашли мертвым.

—А кому он был нужен?—как дотошный репортер, ведущий частное расследование, почему-то начал расспрашивать Боднар.

—На этот счет ничего не могу сказать. Идет следствие, и пока еще никаких ниточек в деле не задействовано. Я лично было договорился о переводе капитана в северные провинции для продолжения службы. Но тут такая новость, что моих усилий не понадобилось для обеспечения спокойствия в вашей дальнейшей службе.

—Вот это новость. Вот это да,—начал потихоньку приходить в себя комиссар.—Никак не ожидал.

—А кто ожидал? Все очень неожиданно и загадочно.

Наконец и француз понял, что его немного разыграли, и он в излишних эмоциях, как мальчик, совсем не к месту спрашивал то, о чем ему напрямую никогда не скажут. Он сконфуженно махнул рукой, показывая, что одурачен немного.

—Сэр, не могли сразу по-простому сказать. А то я совсем запутался, кто для меня неприятность. Слишком много их у меня.

—Ну, я думал, что после круиза у вас имеется только одна неприятность. Поделитесь ими, и мы вместе подумаем. Какой сок предпочитаете, месье сеньор?

—А-ай, любой,—спокойно и уже удовлетворенно протянул француз.—Лишь бы холодный и не кислый.

Маккинрой поставил на стол несколько бутылок с разными этикетками.

—Думаю, месье Боднар, я вас достаточно успокоил этой новостью.

—Еще бы,—большими глотками осушая бутылку, молвил француз.

—Хотелось бы услышать ваш рассказ о монахе.

—О-о, сеньор Маккинрой, здесь простыми словами не отделаешься. Около них такая аура многозначительности и недосказанности, что только детективные романы строчить.

Американец больше не перебивал француза, понимая состояние восхищенности собеседника.

—Ничего не знаю, но то, что знаю, звучит так. Пока я вышел на монаха, в четырнадцатой каюте бесследно пропали пятеро боевиков немцев. Поймите мое состояние. Я, имея почти всю информацию на корабле, с первых дней сталкиваюсь с непонятным, необъяснимым, загадочным. Исчезли пятеро и никаких следов. Зашевелились наци. Каюту вскрыли, людей нет. Документов тоже нет. Только растертая кровь на полу. У всех испуганные глаза. Ни спросить—ни ответить. Работаем вместе с сотрудниками службы безопасности фирмы, которой принадлежит сей лайнер. После, пока я все еще планирую и рассчитываю, как с Русом организовать полноценную сохранность раненого, двое полицейских из «эскадрона» также неизвестным образом исчезают в своих каютах. Никто ничего не видел, не слышал. Но кровь на полу осталась. Теперь после этого случая, кроме монаха, подозревать в принципе было некого. Внешне я успокоился. Но потом начал подумывать, что кто-то пятый на судне. Что интересно: детективы службы охраны корабля и меня, комиссара, начинают подозревать и опрашивать. Но здесь у меня дипломатичнее получилось, и нить следствия в свои руки взял я. Но прошла ночь: от ядовитых стрел погибают двое телохранителей одной молодой филиппинки, китайки по происхождению. Красавица писаная. И строптивая, дальше некуда, резкая, гордая. Слов нет—женщина редкой породы. Трупы ее людей обнаружены прямо под лестницей на палубе люкс. Еще теплые, трепещущиеся в предсмертных конвульсиях. Но на этой палубе раненый монах. Не могу понять: что может быть общего между охраной китаянки и далекими от общений с людьми аскетами. Но сейчас понятно, что и Рус, имея также какую-то свою информацию, не дремлет и планово избавляется от возможных противников. Мадам в страшной истерике. Обстановка на палубах судна скрытно и постепенно накаляется. Больших усилий стоит сохранить известность происшедшего только между небольшим кругом служащих на корабле. Все конфликтующие группировки напряжены и готовы каждую секунду сорваться. Никто ничего не знает, не подозревает, но все всего боятся, насторожены и готовы к драке в любую минуту. Тут мне и приходит в голову, пользуясь нагнетаемой ситуацией, натравить полицейских на боевиков наци. Идея получилась, но немного раньше, чем я планировал, и немного не так, как я предполагал. Опять же из лучших и логических убеждений предупредил нашего брата монаха Руса. Как и должно быть в таких случаях, когда все идет на авось, события выходят из-под контроля и дальнейшие действия принимают массово-кровавый оборот. Погибают еще шестеро полицейских. Только трое из всей группы по вероятной случайности остались в живых. Тринадцать боевиков отправились гурьбой на тот свет. И неизвестно, сколько из них ранено. Хорошо, что Рус сразу вернулся в каюту и предупредил меня. Мы быстро снесли трупы в морг, вымыли ресторан, сменили мебель, драпировку стен, зеркала. Короче, сумели сохранить пассажиров в неведении того, что случилось на лайнере. В ином случае паника могла подняться такая, что судно от страха перевернули бы ошалевшие пассажиры. И тут, я уже могу с полным основанием утверждать, не обошлось без ловкого содействия монаха. Такие потери... В Африке я уговорил его сразу после переливания крови Сен Ю мчаться в Порт-Элизабет. Он охотно согласился. Но на развилке перед городом попрощался со мной. По моим сведениям ни на один из кораблей или самолетов в городе ни он, ни его брат-монах билеты не приобретали. Он опять увел нить логики в сторону.

—Спасибо, месье Боднар, кратко, внятно, полезно. Кое-что я могу дополнить: Рус не поехал в Элизабет. Он свернул на Дурбан. Видите, до конца он никому не доверяет.

—И знаете, что интересно: в разговоре он никогда не отрицал моих предложений. Вроде бы как соглашался, но потом... я, как всегда оставался в несведущих.; —Но вы согласитесь, месье, он всегда верил в той степени, в какой позволяла обстановка. Он всю жизнь в напряжении. Не хочет лишний раз подозревать тех, кто ему помог. От Дурбана до Бомбея, как мне известно никаких происшествий с ними не случилось, кроме как от подвыпивших джентльменов, слишком рьяно пристававших к девушке. На некоторое время он оторвался от преследователей Динстона.

—Неужели монахи уже в Индии?

—Да, комиссар. Но сейчас меня интересует, как он отреагировал на ваши слова обо мне.

—Вы знаете,—француз наморщил лоб,—словами ничего не сказал. Но по глазам понял, что предупреждений к вам не имеет.

—Что ж, это уже хорошо. И у вас все лучшим образом сложилось. Проблемы исчезли. «Эскадрон» понес очень чувствительные потери, и первое время они будут находиться в прострации. А дальше, если они засуетятся, дайте мне знать. Наш общий приятель, майор Рэй заставит их работать на конституцию.

Уже, позже, в машине, комиссар с некоторой профессиональной завистью подумал: «Мистер Маккинрой в курсе всех дел и в Южной Америке, и в Африке и вот сейчас в Индии. Вот контора: все знает и все вовремя делает».

Глава третья

Мадам Вонг с материнской печалью и нежностью долго смотрела на усталое и совсем отрешенное лицо своей единственной любимой дочери. Она догадывалась, материнское сердце не обманешь. Догадывалась обо всем, что желает рассказать ей, поведать ее любимое дитя.

—Мамочка,—сбивчиво и смущаясь самое себя, затараторила дочь,—если бы ты знала, какой ужасный зверь этот монах. Он одним ударом убил такого здорового мужика, что ты представить себе не можешь. У того кровь пошла из груди. Как это?!.. Ты даже не знаешь как! Такое видеть? Ой. А на корабле? Два наших телохранителя оказались зверски убиты. И я думаю, что это дело бандитских рук монаха. Что я пережила. Это ужас. Это демон ужаса. Там, где он, там все время пропадают или погибают люди. Стрельба. Кровь. Постоянное напряжение. Впереди какая-то серая бездонная пропасть. Каждую секунду ожидаешь что-нибудь трагическое. Уже в Кейптауне ходили слухи, что на корабле погибло около тридцати человек. А его черт раненый жив. Жив! И никто того не тронул. Почему другие погибают? Ничего не понятно. Он какой-то не такой. Не от мира сего. Я подсела к нему в ресторане. И что же? Он же тупой. Деревянный. Ему глубоко все равно—красивая ты или нет. У него глаза... У него пустые глаза. У него нет глаз. Ты, мамочка, была сто раз права. Зря я только нервы потрепала и деньги потратила. Столько страху натерпелась и только для того, чтобы понять, что он мне не пара. А пока до Африки доплыли, я думала, что не переживу. Каждая секунда, как набат по голове. Я никогда не представляла, что где-то могут так убивать. Стрелять. Где полиция? Где власти? Все сходит преступникам с рук.

—Доченька. Милая,—мать нежно привлекла к себе свою взрослую дочурку.—А кто в этом мире не преступника—Поцеловала ее в лобик.—Но я так, к слову. Ты ничего не слышала о нем. Мне рассказывали, что он совсем не глуп. Кое-чему выучен. Стремится много читать.

—Ты что, мама? Разве образованный джентльмен, мистер, месье, сеньор, кабальеро наконец, могут так жестоко действовать?

—Ты очень желала уничтожить свою маленькую соперницу. Еще совсем девочку, ребенка. Это ты считаешь в порядке вещей. А для других это преступление.

—Но она мне мешала!

—А ты ей не мешала?

Голос мадам прозвучал с глубокой и печальной иронией. Но дочь не поддавалась логичной сентиментальности.

—Кто она? А кто я?

—А кто ты? Твое личное благополучие и то, кто ты есть сегодня, тоже зиждется на тех огромных деньгах, которые весьма щедро окрашены кровью и обильно политы слезами людей. Ты выросла эгоисткой больше, чем я. Тебе можно—другим нет. Если жить только по этой психологии, то выше животного не подняться в своем бытие. Еще злобно наговариваешь на монаха. У него жизнь такая. Его загнали в эти жестокие условия. Ты на лайнере «люкс» чуть не умерла со страху, а он уже несколько лет так живет, преследуемый некоторыми могущественными силами. И он, между прочим, не озлобился на людей. Не стреляет куда ни попадя.

—Но ты сама меня отговаривала тогда.

—Я и сейчас стою на этой позиции. Я знала, что тебе, еще эгоистичному ребенку, не под силу понять аскетичную натуру монаха. Ты же в мужья себе его выписывала. Еще меня оскорбляла.

—Мамочка, ну ты же знаешь, что я не хотела. Я же не со зла. Так, с обиды.

—Пока не научишься уважать людей, всегда будешь легкомысленно эгоистичной. Знай и помни, что кроме мамы, никто тебе угождать не будет. Научись понимать других, тогда и тебя поймут. А у монаха жизнь— рок. Чем-то не пришелся он властям в семидесятом. Все у него пошло наперекосяк. Все время в бегах. Н странно и непонятно: преследуемый властными и могущественными силами, он не убоялся везти раненого на корабле. Ты там напугалась, а он выжил и товарища невредимым вывез. Что, конечно, не менее странно. Похоже, за его спиной не слабее боссы находятся. Иначе, по логике опыта и подобных событий, он давно должен быть ликвидированным. Потому нам, дорогая, так не везет с ним. Он принадлежит совсем иным кругам: и, похоже, более высоким.

Дочь все еще продолжала всхлипывать и причитать. —А я так боялась. Сидеть в каюте и знать, что кто-то может ворваться, убить. Мамочка, ты такое не переживала—это кошмар. Да пусть он пропадет пропадом. Он же любого может убить. У него нет ни сердца, ни души.

—А у меня, доченька, сведения, что никого из обывателей он еще не убил. Даже из представителей власти. Знаешь, я все еще надеюсь приобщить его к нам. Он не опасен, если ничего против него не предпринимать. —Не нужен он нам.

—Не сейчас, конечно. Придет время, ты успокоишься. Станешь взрослей, серьезней.

—Ты что? От него детей иметь! Никогда! Наконец мадам позволила себе непринужденно засмеяться.

—Ты же так хотела. Даже мать обзывала. Уже и не помню, как.

—Это было очень давно. Целая вечность прошла. —Ты думаешь, я тебе его в мужья проталкиваю? —А куда еще?

—Дуреха неопытная. Он не понимает цену деньгам. Это его одно из важнейших особенностей. Он не подкупен. Он незаменим, как поверенный в делах, так и в телохранителях.

—Все равно страшно. Мало ли что у него в голове. Сорвется сдуру, разорвет на части. Это ж доисторический дикарь.

—Не преувеличивай зря. Это уже твои собственные страхи, ничем не обоснованные. Все обошлось хорошо. И ты стала умней, осторожней.

—Ага, когда страшно, осторожней нехотя станешь. —А где он, доченька, сейчас? —В Индии след утерян нашими агентами. —А где в Индии?

—В Бомбее. Там невозможно уследить. Какие-то индусы к ним пришли. Ночью все исчезли. Людей у нас мало, а индусов человек сто на машинах и все в разные стороны поехали.

—Сейчас это уже не так важно. В настоящий момент он скорее всего в Китае. У монахов много союзников в приграничных районах. Русский пожил среди людей довольно продолжительное время. Это должно потянуть его к цивилизованному быту. Повременим. Пройдет время, он снова появится. Кое-что новое узнает. Жизнь и

время меняют людей.

—Ха!—саркастически тявкнула дочь.—На этого не похоже, чтобы жизнь как-то положительно влияла. У него ума всего на одну расчетную книжку. Кроме Будды, наверное, ничего не читал.

—Ты уже сама начинаешь утомлять меня своей примитивностью. Нельзя так на вещи просто смотреть. Человек—это целое ярмо предрассудков. А у тебя целый вагон неверных представлений о людях. Дочь фыркнула недовольно: —Опять ты, мама, за старое взялась. —Не говори тогда, не подумав. И не смотри на все только со своей, еще не высокой колокольни.

Дочь надулась и обиженно выпорхнула из комнаты. Но мать это никак не обидело. Она видела, что последнее плавание шокирующе подействовало на ее дитя. «Такие потрясения только на пользу»—удовлетворенно подумала она.

«Во мне есть ты.

Тебе, мой друг, обязан

В душе моей, воскресшему теплу.

Во мне есть ты.

И я покорно счастлив,

Земную ощущая доброту».

РАЗБОЕВ Сергей.

—Я хочу остаться с тобой,—чуть слышно доносилось из уст Дины.

Рус, все еще по простому, не вникая в подтекст сказанного, по-соседски спокойно отреагировал. ^; Это не нужно, Дина. Дальше мы справимся сами. Сен уже окреп. Твердо ходит.

Дина с резко вспыхнувшей болью в глазах прямо посмотрела на далекого для нее сейчас монаха.

А ты зачем пойдешь? Индусы сами знают, куда вести твоего товарища.

—Дина, это мой брат: по духу, по жизни. Я ведь тоже монах.

—Ты, монах?—с отчаянным неверием в голосе молвила девушка.—Какой ты монах? Ты никогда не молишься. Да и Сен китаец. А ты?

— Я с двух лет воспитывался в монастыре. И то, что я оказался в Америке, это и есть мои монашеские превратности судьбы.

Дина всплеснула руками, отгоняя от себя сказанное.

—А я все думала, почему.ты не такой, как все: нелюдимый, угрюмый, замкнутый. Все сам себе что-то на уме. Только дети и могут тебя понимать.

Рус вспомнил приют, забыто улыбнулся.

—А я и есть еще самый настоящий ребенок. Но, если меня дети понимают, почему я угрюмый?

—Если б ты видел себя со стороны?

Сожаление в словах было столь искренне, что Рус автоматически кивнул.

—Может быть.

—А почему ты сразу соглашаешься? Тебе, что, это

приятно?

Рус отвлеченно пожал плечами.

—Мне все равно. Мне не жить среди людей.

—Почему не жить?—снова с болью в голосе вспыхнула Дина.—Зачем же тогда жить?

—Вот я и начал сомневаться в верности бытия,— негромко прошептал Рус, думая о чем-то очень далеком и глядя куда-то в только ему известную даль.

—Ты, наверное, заболел?

Рус махнул рукой.

— Дина, ты опоздаешь на самолет. Вот билеты, деньги. Передай всем в приюте привет. Пацанам особенно.

—Никуда я не поеду!—истерично взвизгнула девушка.—Сам вези деньги и передавай приветы!

—Дина,—чисто по-деревенски, не понимая, в чем, однако, дело, продолжал по-отечески увещевать монах,— наверное, ты заболела. Если боишься на самолете, возьмем билет на корабль. Будет у тебя сопровождающий.

Дата добавления: 2015-06-04