Co-зависимое порождение живого времени и самосознания в символическом познании 2 страница

Сообщения об околосмертных переживаниях, как правило, встречаются чаще, если пациент находился в бессознательном состоянии более 30 минут, и если использовались медицинские методы реанимации (Sabom, 1982). Это показывает, что такой опыт более вероятен, если имеется естественная и продолжительная ситуация, предоставляющая реальное время для его развития, и если предпринимаются какие-то усилия для «испытания» такого осознания. Он также более вероятен при длительной болезни, чем при внезапных несчастных случаях (Sabom, 1982). Это согласуется с той точкой зрения, что более длительное ожидание возможной смерти настраивает самосоотносительное осознание на формирование этих соответственно выразительных презентативных состояний. Действительно, когда такие переживания происходят при внезапных несчастных случаях, например при падении альпинистов со скал (Noyes & Kletti, 1976), то вероятность фазы подробного обзора жизни значительно выше, чем при длительных болезнях. По-видимому, когда имеется достаточно времени, обзор или просмотр жизни может осуществляться в более «обычном», менее сжатом осознании. В описаниях околосмертного опыта после продолжительной болезни гораздо чаще встречаются упоминания о встрече со светом — опять же, как будто большее время подготовки позволяет достигать более глубокого состояния.

Мы могли бы также подумать над загадкой того, почему в большинстве сообщений об околосмертном опыте отсутствуют описания «адских» фантасмагорий, которые, как мы уже знаем, часто проявляются в опыте, вызванном большими дозами ЛСД и острой

Сознание как время

397

шизофренией, а напротив, делается акцент на блаженстве, приятии и сострадании. Разумеется, возможно, что такие отрицательные переживания, наряду с защитным распадом межмодального синтеза, который приводит к «блокированию», как это бывает при шизофрении, все же происходят гораздо чаще, но они взаимодействуют психосоматически, делая менее вероятным последующее вспоминание или даже саму медицинскую реанимацию. С другой стороны, состояние, возникающее в результате острого прекращения физиологических функций, должно в конечном итоге вести к очень глубокому мышечному расслаблению и высвобождению, даже большему, чем в очень глубокой медитации. Допуская, что человек способен сохранять непрерывность сознания в таком глубоком «освобождении», конечным результатом должен стать опыт углубляющегося покоя, отрешенности и приятия — во многом подобный эффектам глубокой медитации. Тот факт, что действительное растворение в белом свете и расширение непосредственного «сейчас», превращающегося в ощущаемую вечность, как описано в классическом мистицизме, не является типичной чертой отчетов об околосмертном опыте, дает веские основания полагать, что в большинстве случаев реанимация происходит до этого этапа развития. Поэтому еще более тонкие переживания не реанимированных умирающих вполне могли бы включать в себя такое расширение сознания в открытость как таковую, с соответствующей ей ощущаемой «вечностью».

Тогда нам остается рассмотреть противоположный довод, высказывавшийся по поводу околосмертного опыта — что он отражает галлюцинаторную и в конечцом счете иллюзорную форму осознания. Когнитивно-феноменологическая точка зрения спасет нас и от этой крайности. Мы уже видели, что презентативные состояния, подобные тем, что имеют место и в классическом мистицизме, и в околосмертных переживаниях, демонстрируют основополагающие структуры абстрактного разума, проявляющиеся в презентативном образном модусе. Так, мы имеем геометрии и светлоты как метафоры всеобъемлющей тотальности, внетелесную перспективу как образное выражение «вхождения в роль другого» по Миду, крайне обширную самосоотносительную способность, синтезирующую главные события жизни человека в быстрые мерцания образов, и сине-стетическую межмодальную трансляцию, ледащую в основе всех символических операций. Действительная ситуация физического

398

Сознание и реальность

умирания или нахождения на пороге смерти будет благоприятствовать презентативному модусу символического познания по сравнению с вербально-аналитическим, поскольку образное выражение является более непосредственным и акцентирует целые по сравнению с частями. Ситуация умирания потенциально происходят с быстротой, превосходящей нашу обычную концептуальную способность, и ставит личные и окончательные вопросы — все это способствует презентативному символизму в противовес репрезентативному. С когнитивной точки зрения, околосмертные переживания представляют максимально интенсивную работу нашего самосоотносительного разума в образно-интуитивном модусе — для того чтобы обрести последний взгляд на то, к чему все свелось, в своего рода ускоренном курсе метафизической/духовной мысли, применяемой к собственной жизни человека. Ранее мы видели, как трудно было бы показать, что максимально абстрактное развитие одной из наших символических систем «иллюзорно», в то время как другие «истинны».

Возвращаясь к суждению Джемса в «Многообразии религиозного опыта», следует сказать, что мистический опыт не может доказать свою истинность для людей, которые его не разделяют, но он с необходимостью имеет личное решающее значение для тех, кто его переживает. «Факты» нашего опыта могут быть «чисто субъективными», но это, в любом случае, то, где все мы, в конечном счете, живем — в нашем текущем опыте этого мира. Все наши объективности и логичности, чтобы вообще быть известными, должны сперва чувствоваться и ощущаться. Если освобождение от умственного и мышечного напряжения при умирании вообще похоже на то, что происходит при глубокой медитации, то оно должно вести ко все более и более тонким переживаниям света и синестетического слияния с этим светом. Это переживалось бы как сострадательное «позволение» или «разрешение». Как мы уже видели, это бы с необходимостью включало в себя соответствующее преобразование нашего чувства времени с растянутыми моментами микрогенетического свечения, расширяющимися в ощущаемую вечность. Это действительно своего рода «Страшный Суд», осуществляющийся в образном модусе. Когда и если он произошел, не существует ничего другого, с чем можно было бы его сравнить, чем можно было бы его уравновесить или опровергнуть. Поэтому он будет отвечать любому и всем прагматическим критериям истины.

Сознание как время

399

Все это означало бы, что коль скоро вообще есть какой-либо опыт в форме самосоотнесения ради него самого, то на своих самых фундаментальных уровнях он должен иметь структуру открытости-сострадания-вечности. В наиболее абстрактных презентативных состояниях, основанных на синестезиях между самыми фундаментальными формами восприятия, мы будем переживать ощущаемый смысл горизонтальной открытости. Если с «объективной» точки зрения мы делаем вывод, что любое подобное переживание вечности на самом деле должно прекращаться с окончательной смертью мозга, то справедливо и то, что на уровнях бесконечно разливающейся светящейся тьмы это прекращение не будет заметно с позиции первого лица. «Последующее» будет становиться еще более открытым и вечным и сострадательным с подстройкой ко все более и более тонкому свечению.

Допустим, какой-нибудь врач будущего смог бы «засечь» действительные нейрональные проявления околосмертного опыта с помощью секундомера и заявить, что он продолжался, скажем, пять иди десять минут. Суть здесь, безусловно, состоит в том, что в подобных состояниях критерии третьего и первого лица давно разошлись и их больше нельзя осмысленно соотносить друг с другом. С точки зрения предлагаемой здесь когнитивной психологии сознания, и в любопытном согласии с разнообразными духовными традициями смерть оказывается феноменом, существующим только с позиции третьего лица.⁴ С точки зрения первого лица, особенно обостренной в презентативных состояниях, мы в действительности не можем умереть. Либо мы будем цепляться и бороться, и «впадем» в состояние, основйнное на блокировании и межмодальной диссоциации, либо, по крайней мере при сохранении или повторном появлении непосредственной осведомленности, мы станем едины с вечностью. На таком этапе часы врача станут совершенно не актуальными, как они не актуальны для сходных «моментов вечности» в глубокой медитации.

Прагматически говоря, в том, что касается первичности опыта, исходя из которой должен жить каждый из нас, потенциально существует жизнь после смерти. Называть ее иллюзией, значит предполагать, что нам дано вставать вне нашего собственного бытия и разума и делать подобные суждения. В конце концов, мы либо уважаем свой основополагающий опыт этого мира, либо нет.

СОЗНАНИЕ КАК ПРОСТРАНСТВО: ФИЗИКА, СОЗНАНИЕ И ПРИМАТ ВОСПРИЯТИЯ

Ряд исследователей по обе стороны границы раздела между теоретической физикой и сознанием (Bohm, 1980; Сарга, 1975; LeShan, 1969; Grof, 1980; Wallace, 1986; Wolf, 1990) обратили внимание на некоторые интригующие параллели между различными аспектами современной физики и восточными медитативными традициями. И веданта, и буддийская картина «единого поля», включающего в себя физическую реальность и сознание, основаны на представлении об энергиях мельчайших вибрирующих частиц. Различие, разумеется, состоит в том, что даже физики, склонные к наиболее смелому теоретизированию, которые понимают сознание как субатомную квантовую реальность, тем не менее выводят разум из принципов, физической вселенной. Это составляет разительный контраст с традиционным идеализмом мистицизма, который выводил бы саму квантовую реальность из еще более фундаментального «космического сознания» или «вселенского разума».

В частности, Капра, Ле Шан, Уоллес и Гроф усматривают возможность непосредственной настройки сознания на реалии современной физики — особенно когда дело касается состояний, вызванных глубокой медитацией или высокими дозами ЛСД. Люди, переживающие подобные состояния, зачастую явно не знакомы с понятиями современной физики, но тем не менее, описывают переживания вибрационного поля, которые кажутся согласующимися

Сознание как пространство

401

с физическими формулировками относительности пространства-времени, дополнительности и индетерминизма. Если на время признать наличие таких соответствий, следует поставить вопрос о том, каким образом мистики были бы способными познавать реалии современной физики.

Одна возможность состоит в непосредственном интуитивном восприятии сознанием космоса, обусловленным тем, что последний в каком-то смысле создается из первого. Второй возможностью может быть то, что само сознание берет свое начало на квантовом уровне реальности, так что разумность и космос имеют общую структуру. Не удивительно, что этот вариант оказался наиболее привлекательным для недавних рассуждений физиков о сознании, с рассмотрения которых я начну. С одной стороны, в этом случае сознание имело бы материальную основу в повторной утилизации квантовых событий, являющихся в достаточной степени неопределенными и дополнительными, чтобы соответствовать разуму. С другой стороны, поэтому кое-кому показалось соблазнительным объяснять сверхчувственное восприятие с точки зрения соединяющихся квантовых полей.

Существует и третья возможность — более умеренная и, в конечном счете, более теоретически экономная. Общей для сознания и физики может быть первичность восприятия, с необходимостью лежащая в основе обеих традиций. Тогда тем, что является общим для физиков и мистиков, равно как и всех нас, оказывается набор метафор. Поскольку метафорические паттерны, лежащие в основе символического познания, в конечном счете, происходят от пер-цептуального ряда, мы оказываемся перед возможностью того, что не только все мышление основывается на восприятии, но еще полностью не открытые принципы организации восприятия окружающего содержат в себе, подразумевают или отражают различные аспекты организации самой физической реальности. Именно разделяемые структуры восприятия должны возвращать и физиков, и мистиков к их общему опыту, сколь бы различно он не опосредовался и развивался. Этот «источник» должен «отражать» — с различной степенью непосредственности и ясности — физическое окружение чувствующих существ — саму физическую вселенную, которая «позволяет» нам быть.

402

Сознание и реальность

Сознание и квант:

некоторые конкурирующие варианты

Сейчас существует несколько вариантов гипотезы о том, что сознание либо изначально настроено на квантово-полевой уровень реальности, либо сами его существование и действие отчасти основаны на квантовых событиях. Физик Роджер Пенроуз в своем смелом объединении физики и психологии в книге «Новый ум императора» (1989) делает далеко идущие выводы из того факта, что одиночный фотон в принципе способен активировать рецептор в сетчатке лягушки. По его мнению, это предполагает возможность того, что на нервную деятельность действительно могли бы влиять субатомные события — особенно в тех областях нервной системы, которые в меньшей степени связаны с непосредственной сенсорно-двигательной координацией. Таким образом Пенроуз приходит к теории, которая отчасти похожа на действие межмодальной интеграции. Поскольку и квантовая реальность, и сознание в равной мере не поддаются вычислению, он высказывает гипотезу, что мышление, возможно, действует по принципу «квантового компьютера». Считается, что квантовый компьютер мог бы одновременно представлять множественные алгоритмы в вероятностных волнах квантовых полей. Если бы мозг работал таким образом, то сознание было бы редукцией («коллапсом») одновременных вероятностных волн сетевой проводимости в единственный результат. В современной квантовой теории измерение одного параметра частицы/волны так же редуцирует весь феномен в одну размерность и устраняет то, что было бы другими возможностями, первоначально доступными для измерения.*

Свойства квантового объекта описываются волновой функцией в пространстве комплексных чисел, имеющей физический смысл вероятности обнаружения объекта с определенными свойствами в определенной точке пространства-времени. Теоретически, эта вероятность не равна нулю для любой точки и любых свойств объекта, что называется «нелокальностью квантовых объектов». Считается, что акт измерения приводит к «коллапсу» или «редукции» волновой функции к наиболее вероятному («собственному значению»). Эта «редукция волновой функции» была и остается предметом споров и самых смелых гипотез — так, известный физик Юд-

Сознание как пространство

403

Пенроуз указывает, что как нейронные сети, так и паттерны квазикристаллического роста представляют собой примеры феноменов на более коренном уровне реальности, которые действуют на тех же принципах, как и гипотетический квантовый компьютер. Поначалу Пенроуз оставляет открытым вопрос о том, придерживается ли он точки зрения, что мышление основано на действии полей субатомных частиц на нейронные сети, или же следует говорить о разных уровнях физической реальности, которые могут становиться организованными на одних и тех же принципах — в данном случае, дополнительности и неопределенности. Впоследствии (Penrose, 1994) он высказал гипотезу, что такого рода параллельный квантовый компьютер может быть локализован в микротубулиновых структурах клеток, которые достаточно малы, чтобы проводить электроны. В этой крохотной сети, целиком находящейся в цитоскелете нейронов, должна осуществляться «редукция», в конечном счете приводящая к деполяризации. По мере того как эта теория приобретает большую определенность, возникают проблемы. И сознание, и квантовые частицы могут быть примерами индетерминизма, но это не обязательно делает их одним и тем же — особенно на столь далеко отстоящих друг от друга уровнях понятия и реальности. Микротрубочки составляют часть аппарата, выполняющего функции передачи химических сигналов во всех клетках, и имеются в нейронах существ, неспособных к самосоотносительному символическому познанию, которое стремится объяснить Пероуз. Короче говоря, гипотезы Пенроуза остаются' одновременно логически возможными и чрезвычайно надуманными применительно к проблемам возникновения чувствительности — которые, как мы уже видели,

жин Вигнер полагал, что она «происходит в сознании наблюдателя». Вся эта область известна в современной физике под названием «проблемы измерения». Если не считать учебников и специальной литературы по квантовой физике, наиболее вразумительно обо всем этом написано в книге А. Минделла «Квантовый ум» (A. Min-dell, 2000. The Quantum Mind: Journey to the Edge of Psychology and Physics. Portland OR: Lao Tse Press, [email protected]), к сожалению, пока еще не переведенной на русский язык, и, отчасти, в его уже переведенной книге «Сила безмолвия» (М.: Изд-во Трансперсонального Института, ACT, 2003). — Прим. пер.

404

Сознание и реальность

лучше решать исходя из общих характеристик деполяризации нейронов и клеток простейших.*

Сразу можно видеть, что ученым-физикам позволено гораздо больше свободы, чем психологам, особенно в том, что касается умозрительных экскурсов в другие области знания. Они могут позволять себе оставлять без внимания принцип Оккама, если соединение разных областей дает достаточное поле для гипотез.¹ Хотя в этом смысле их усилия заслуживают восхищения, некоторые трудности, присущие подобным донкихотским домыслам, ярко иллюстрируют теории невролога Джона Экклза (Eccles, 1986, 1990), который совершенно по-иному использует квантовую механику для постулирования дуалистической основы взаимодействия разума и мозга. Экклз полагает, что если бы умственная деятельность «действуя подобно квантовому полю вероятности» могла изменять выделение нейромедиатора или ингибитора даже из одного синапти-ческого пузырька, тем самым изменяя вероятность возбуждения соседнего нейрона, мы бы имели способ, каким нематериальный ум мог бы влиять на материальный мозг. Экклз, судя по всему, полагает, что причинное воздействие сознания на мозг легче допустить, если выбрать для такого предполагаемого взаимодействия достаточно малый объект, в достаточной степени управляемый вероятностными законами. Вместо этого он, возможно, показал, что если буквальный дуализм сознания и мозга не может работать даже на уровне одиночного фотона, то он не будет работать нигде, если, конечно, само сознание не является какой-то формой эмерджентного поля частиц — своего рода квантовым излучением. Эта точка зрения явно соблазнительна для многих, хотя она, как указывает Пенроуз (1989), обходит стороной вопрос о том, каким образом такие процессы могли бы сохранять свою целостность среди физиологических и физических полей, основанных на гораздо более мощных силах.

Идею «квантового компьютера», локализованного в микротубули-новых структурах нейронов, развил российский ученый Е. Либер-ман, который предположил, что квантовые эффекты могут проявляться в виде распространяющихся с гиперзвуковой скоростью волн механического сокращения микротрубочек. См. беседу с Е. Либерманом на WEB-сайте телепередачи Александра Гордона. Там же имеются и записи других интересных бесед, посвященных идее квантового компьютера. — Прим. пер.

Сознание как пространство

405

На этом более общем уровне мы можем вернуться к объяснению Пенроуза, так напоминающем здесь философию Бергсона. Пенроуз предполагает, что сознание, по крайней мере в некотором смысле, движется против второго закона термодинамики в направлении уровня с более низкой энтропией и более высокой степенью организации, чем порождающие его физические процессы. Живые системы поглощают солнечную энергию с поверхности Земли и преобразуют ее в двух направлениях — во-первых, в энтропийное высвобождение энергии, связанное с поддержанием обмена веществ, и во-вторых, «вверх», в сложное структурирование, связанное с переживаемым жизненным миром. Используя терминологию Пригожина (1984), мы могли бы сказать, что чувствительность отражает результат самоорганизующейся «диссипативной» системы, поскольку она разрушает и разлагает другие структуры, чтобы поддерживать свое собственное эмерджентное порождение паттерна. Или мы могли бы сказать, что нейронная активность представляет собой феномен с более высокой энтропией, чем возникающие из нее структуры чувствительности.

Однако дело обстоит не так, как полагал бы Пенроуз в своей интерпретации исследований Либета (Libet, 1985), касающихся задержки ощущения после вызванного потенциала коры. Мы не видим «назад» во времени, кроме как в чисто формальном смысле того, что космологическое время движется в направлении более низкой организации и более высокой энтропии, тогда как чувствующие существа настроены на непрерывно обновляющуюся структурную организацию. Сознание может быть более сложным, чем его нервный субстрат, именно потому, что, как показывает Ли-бетт, для его формирования требуется больше времени, чем для «запускающих» его кортикальных проявлений. Само по себе это соотношение между нервным субстратом и эмерджентной чувствительностью не делает сознание материальным или нематериальным, причинным или эпифеноменальным. Оно лишь говорит, что сознание отражает резонанс с объемлющим экологическим строем, который формально имеет более сложный уровень, чем «диссипа-тивная» электрохимия нервных сетей. Наслоение, затенение и текстура, постоянно обновляющиеся из горизонтальной открытости, обладают более низкой энтропией, чем обеспечивающие и поддерживающие их физиологические события. Пока мы, по-видимому,

406

Сознание и реальность

имеем вариант «эмерджентности» по Сперри, выраженный несколько иными словами.

Таким образом, мы приходим к интересной и притом весьма важной точке выбора. С одной стороны, приведенный выше анализ мог бы вести нас к физике сознания. Сознание могло бы быть своего рода «физическим излучением», буквально воссоздающим квантовое поле в своем движении к высокоэнергетической организации — хотя и сталкиваясь со всеми проблемами подобной точки зрения, как обсуждалось выше. Если само сознание, в противоположность предшествующему ему во времени нервному субстрату, представляет собой какое-то физическое поле, тогда оно должно возникать на основе молекулярного уровня переработки информации в нервной системе. Тогда сознание, в соответствии с идеями Уоллеса (Wallace, 1986), становится частью «единого поля» субатомной структуры, связывающего все уровни физической и психической реальности. В соответствии с этим, сознание вполне буквально было бы разновидностью разреженной субстанции, которая течет и пульсирует. Медитация освобождала бы сознание от его обычной подчиненности текущему резонансу с объемлющим строем, собирая и фокусируя способом, который мог бы «объяснять» и личную, и коллективную внечувственную координацию разума и реальности. Хорошо это или плохо, но такое «излучение» весьма напоминает «оргон» Райха, «од» Рейхенбаха и еще более ранний «магнетизм» Антона Мессмера. Подобного рода квантовое излучение было бы в принципе физически измеримым, но не с помощью любых из имеющихся в настоящее время методов. Как мы уже видели, те же самые энергетические поля, которые сегодня препятствовали бы его измерению, тем не менее должны каким-то образом допускать его существование. Возможно, оно могло бы сохранять свою целостность в микротрубочках, но они оказываются не имеющими непосредственного отношения к сути того, что должно таким образом объясняться — чувствительности подвижных организмов.

Альтернативная точка зрения — более умеренная и действительно допускающая психологическое исследование — состоит в том, что экологический строй Гибсона и гипотетическое единое поле современной физики представляют собой сходным образом «открытые» системы. Изоморфизм между сознанием и физикой

Сознание как пространство

407

действует только на уровне принципа организации — и для сознания, и для квантовой реальности характерна динамика низкой энтропии и высокой организации, но на совершенно разных уровнях физической реальности. Исходя из предложенной Дэвидом Бомом (Bohm, 1980) модели холодвижения, в котором все аспекты реальности свернуты друг в друге, или сходной монадологии Лейбница, организация восприятия должна быть похожа на сложные уровни физической реальности — что становится условием возможности нашего познания последней.

С наиболее общепринятой точки зрения, «восприятие» всегда считалось ограничивающим принципом современной науки, который превосходят или подрывают новые реалии материальной вселенной; утверждается, что последние могут быть поняты только если мы отказываемся от предубеждений и интуиции обыденного восприятия. Однако возможно, что именно само наше понятие восприятия было искажено механикой Ньютона и категориями Канта. При поиске более теоретически экономного объяснения видимых аналогий между сознанием как таковым и современной физикой возникает вопрос о том, в какой степени последняя уже «отражена» в текучих градиентах и пульсациях восприятия. Если бы это отражение составляло 100%, тогда самой приемлемой точкой следовало бы считать то, что восприятие служит исходной матрицей и для современных достижений физической науки, и для медитативного развития сознания как такового. Если и самый внешний, и самый внутренний аспекты культурных традиций представляют собой реорганизации и преобразования одной и той же перцептуальной матрицы, то соответствия между ними могут оказаться не столь удивительными, как некоторые полагали.

Физика и сознание:

Дата добавления: 2015-06-04