Бхагаван Шри Раджниш 6 страница

Я абсолютно доволен. Все, что ни случилось, было объективно хорошо, было хорошо для других, было хорошо для вас. Это средство: послать вас с определенным заданием было средством для вашего внутреннего роста. И вы добились успеха.

У вас были все возможности для того, чтобы потерпеть поражение.

Это напомнило мне:

Однажды Георгий Гурджиев попросил П. Д. Успенского, в то время своего старшего ученика, приехать из Лондона в отдаленную местность где-то на Кавказе. Это было очень трудно. Успенский был разорен. У него не было денег, у него не было дома, и никто не мог поддержать его. Такое долгое путешествие! А времена были очень опасные. Было опасно перемешаться по этой части мира, потому что в России произошла революция. Людей грабили, убивали, расстреливали. Не было мира. Даже Гурджиеву пришлось покинуть Россию, и он прятался в горах Кавказа.

Это был далеко не лучший момент, чтобы ехать туда; это было очень опасно. Путешествие было нелегким: поезда ходили нерегулярно, дороги были перерезаны, мосты разрушены. Полный хаос! Но когда мастер зовет, ученик должен прийти. Он продал все, что имел. Он занял у людей денег и проехал тысячи миль. Ему потребовалось почти тридцать дней, чтобы добраться до Гурджиева. Усталый, измученный, много раз думая: «Что я делаю? Люди бегут из России, а я еду туда!..» Он был в черном списке коммунистов, потому что он был очень известной фигурой — старший ученик Гурджиева, математик с мировым именем, великий писатель, величайший, которого когда-либо знал мир. Его книги были переведены почти на все языки мира. Возвращаться в Россию было опасно. Его могли поймать, посадить в тюрьму, убить. Он был антикоммунистом! — а никакой разумный человек не может быть коммунистом, потому что сама идея бессмысленна. Но он поехал... и когда он добрался до Гурджиева, тот посмотрел на него, и первое, что он сказал, было: «Поезжайте обратно в Лондон и снова начинайте работу».

Это было уже слишком. Успенский потерпел поражение. Он больше не мог доверять этому человеку. Что это за шутки? Так играть с чей-то жизнью... И тотчас же он говорит: «Сейчас же поезжайте обратно! Мне больше нечего сказать».

Успенский вернулся — настроенный против Гурджиева, став его врагом. Это было великое средство великого мастера. Если бы он доверился, он мог бы стать просветленным. Он упустил возможность. Он умер непросветленным человеком.

Когда все идет легко и гладко, доверие легко — но оно ничего не стоит. Когда оно становится сложным, тяжелым, невозможным, и вы все же можете доверять, такое доверие становится трансформирующей силой.

Амрито, я собираюсь отправить вас еще один раз. И помните, я не очень последовательный человек: может быть, два раза, три раза... там будет видно. Но в данный момент я собираюсь послать вас еще один раз — это наверняка.

И на этот раз проект будет игривым.

Второй вопрос:

Возлюбленный Мастер,

Почему в мире так много религий, и почему эти религии постоянно ссорятся друг с другом?

Гитам, это естественно; в мире должно быть столько религий. Фактически, нужно еще больше. Насколько я вижу, каждая индивидуальность должна обладать собственной религией; религий должно быть столько же, сколько есть людей. Религий не так много; всего лишь триста — а сколько людей живет на земле?

Каждая индивидуальность должна иметь собственную религию, потому что каждая индивидуальность так уникальна, так отличается от других. Как могут два человека принадлежать к одной религии? Это невозможно. Но мы требуем невозможного. Каждая индивидуальность должна достигнуть божественного своим собственным путем, и этим путем больше никогда не будет путешествовать никто другой.

Поэтому Будды могут лишь указывать, они могут лишь давать вам намеки. Они не могут предоставить вам определенных, абсолютно определенных карт, — лишь намеки, немногие намеки. И эти намеки не должны восприниматься очень серьезно — очень игриво. Вы не должны становиться фанатиком. Если вы становитесь фанатиком, вы более не религиозны.

Религиозный человек скромен, доступен для всех возможных намеков; он — искатель, разведчик, исследователь, он будет учиться из каждого возможного источника. Он будет учиться у Библии, он будет учиться у Вед, он будет учиться у «Дхаммапады». Он будет слушать Будду, Иисуса, Заратустру. Он будет учиться из всех возможных источников, но в то же время оставаться собой. Он не станет имитацией, он не станет копией под копирку. Он сохранит свою подлинность. Он будет скромным, искренним, подлинным; он не станет фальшивым. Он не будет последователем; он будет влюбленным.

Он будет любить будду, но не будет следовать ему; он не будет следовать ему в деталях. Как вы можете в деталях следовать будде? Он человек совершенно другого типа. Вас никогда раньше не было, не было никого похожего на вас, и никогда не будет никого, в точности подобного вам. Поэтому ваша религия должна быть вашей религией, ваша истина должна быть вашей истиной.

И красота истины именно в том, что она всегда предстает в такой уникальной форме, что вы можете сказать: «Это подарок Бога специально для меня». Поэтому так много религий. И это прекрасно! — должно быть еще больше. Многие люди пытались создать единую религию; это полная глупость. Вы не можете создать единую религию. Вы можете навязать людям одну религию, но это разрушит их дух, их свободу; это покалечит их существо и парализует их рост.

В точности так же, как существует множество языков, существует и множество религий. Разнообразие прекрасно, разнообразие дает вам возможность выбирать в соответствии со своим типом. Религия не определяется и не может определяться рождением, и те, кто определяет свою религию рождением, полные дураки. Вы не можете родиться индуистом, вы не можете родиться христианином; рождение не имеет ничего общего с вашей религией. Религия это поиск. Вы можете родиться у индуистских родителей, — это другое дело, — но, если ваши родители действительно любят вас, они не будут пытаться обратить вас в индуизм. Конечно, они расскажут вам обо всем, что они узнали и испытали, но они предоставят вам свободу. И они скажут вам: «Стань более бдительным, наблюдательным, зрелым, и, когда ты станешь достаточно зрелым и захочешь решить, выбери себе собственную религию».

Идите в мечеть, идите в церковь, идите в храм, идите в гурудвару. Услышьте все возможные вещи, увидьте все возможные цветы: сад Бога так полон многообразия, так богат многообразием. В нем есть и розы, и лотосы, и еще тысяча и один цветок. Идите и выберите свой собственный аромат, свое собственное благоухание, потому что, пока вы не выберете его сами, вы не будете преданным ему, вы не будете отдавшимся ему.

Мир не религиозен, потому что религия навязана нам. Родители спешат навязать ее; церковь, государство, страна, — все спешат навязать ребенку религию. Какая глупость! Какой идиотизм! Религия требует зрелости, большого понимания, и лишь тогда человек может выбрать ее.

Никто не рождается индуистом, мусульманином или парсом. Каждый рождается чистым, невинным, tabula rasa — чистой грифельной доской, и тогда каждому приходится искать и исследовать. Красота жизни именно в том, что жизнь это поиск. И не утверждайтесь слишком рано; в этом нет необходимости. Возможно, ни одна из существующих религий не сможет удовлетворить вас. Но это хорошо; это означает, что в вас рождается новая религия. Мир становится богаче: еще одна религия, еще один цветок, еще одно дерево — новое явление.

Будда приносит в мир новую религию; до Будды мир был беднее, потому что в нем недоставало буддизма. Будда мог последовать религии своих родителей; тогда мир был бы по-прежнему беден. Мир потерял бы нечто безмерной ценности, новые двери к Богу. Будда открыл новые двери, новое видение, новое прозрение. Он не был убежден религией своих родителей; в противном случае, он мог бы остаться индуистом. Он восстал. Все религиозные люди — бунтари.

Он продолжал индивидуальный поиск — все религиозные люди это исследователи, все религиозные люди это искатели приключений. Было бы легко, удобно и уютно верить в религию, в которую верили веками родители и прародители. Это было бы удобнее, потому что вам не пришлось бы спрашивать, вам не пришлось бы проходить через все трудности нахождения истины. Она была найдена в прошлом каким-то мудрецом — вы можете просто заимствовать ее. Но заимствованная истина это отнюдь не истина. Заимствованная истина есть ложь.

Будда продолжал исследование; труден был его поиск. Он рискнул всем — своим королевством, своей жизнью. Но когда вы рискуете столь многим, жизнь изливает на вас новые сокровища. В мире рождается новая религия, новое прозрение, новое видение.

Мухаммед не мог следовать религии своих родителей. Иисус не мог следовать иудаизму. Станьте Иисусом, станьте Буддой, станьте Мухаммедом! Не будьте мусульманином, не будьте буддистом, не будьте христианином — исследуйте! Не тратьте время на имитацию, потому что тогда вы останетесь фальшивым.

А фальшивый человек не может быть религиозным. Необходима великая подлинность, искренность.

Поэтому, Гитам, хорошо, что существует триста религий — их должно быть больше! Я всегда за разнообразие. Я хочу, чтобы мир становился богаче во всех возможных отношениях. Разве вы хотели бы, чтобы в мире росли цветы лишь одного вида — только розы или только лотосы? Разве мир не был бы обеднен, очень беден? Разве вы хотели бы, чтобы в мире говорили лишь на одном языке? Тогда исчезнут различные оттенки различных языков.

Есть вещи, которые можно сказать только на арабском, и нельзя сказать ни на каком другом языке; есть вещи, которые можно сказать только на иврите, и нельзя сказать ни каком другом языке. Есть вещи, которые можно сказать только на китайском, и нельзя сказать ни на одном другом языке. Если бы в мире был только один язык, многие, многие прекрасные вещи остались бы не сказанными.

Лао-цзы говорил только по-китайски. Возможно, вы не размышляли над этой проблемой: только представьте, что Лао-цзы пишет свой «Дао-дэ-Цзин» на английском языке... книга была бы совершенно другой. В ней было бы упущено нечто безмерной ценности; в ней было бы что-то другое, совершенно другого цвета, но ей недоставало бы аромата китайского языка.

Кроме того, в китайском языке нет алфавита; он записывается в символах. И из-за того, что нет алфавита, символы можно истолковать тысячей и одним способом; символы более текучие, менее застывшие, более поэтические, менее прозаические. Один символ может означать многие вещи. Они не научны; на китайском очень трудно написать научный трактат. Для этого гораздо более уместен английский.

Но то, что дал миру Лао-цзы, было бы невозможно без китайского языка. Каждый символ имеет много значений, множество значений. Вы можете выбирать свое значение в соответствии с состоянием своего ума. Каждый символ имеет много слоев значений. По мере того, как вы растете в своем понимании, меняется смысл символов.

Поэтому на Востоке существует совершенно другой способ чтения, которого нет на Западе. Стали бы вы читать одного и того же Бернарда Шоу снова, снова и снова? Если вы не сумасшедший, вы не захотите читать его снова, снова и снова. Какой смысл? Когда вы прочитали книгу, с ней покончено! Именно поэтому возник сбор макулатуры: прочитай и выбрось. Но на Востоке существует другой способ чтения: одна и та же книга читается снова и снова всю жизнь.

«Дао-дэ-Цзин» это не та книга, которую можно печатать на макулатурной бумаге — сейчас так делают. Она не должна сдаваться в макулатуру — она не подлежит переработке, потому что это книга совершенно другого типа. Она содержит многие слои значений. Когда вы читаете ее в первый раз, это одна книга, потому что вы знаете только одно значение, поверхностное значение. После нескольких месяцев медитации вы читаете ее снова; открывается другое значение; еще через несколько месяцев медитации вы прочтете ее снова... третье значение. Так должно продолжаться, это должно стать учением всей жизни.

И вы будете по-прежнему находить новые значения — они неисчерпаемы. Эс дхаммо санантано — высшее вечно и неисчерпаемо. Это не публицистика; вы не можете просто прочесть ее и покончить с ней. Одно чтение ничем не поможет вам; вы только получите представление, но не найдете ее ядра. Для того, чтобы прийти к ядру, требуется целая жизнь.

Нам нужны все типы языков. Английский нужен ради его точности, определенности. Каждое слово имеет определение. Наука не может развиваться без такого языка.

Наука не могла бы родиться в Индии из-за языка; санскрит это поэтический язык. Вы можете петь его, — он обладает таким качеством, — вы можете декламировать, но вы не можете строить силлогизмов. Несомненно, множество песен... но он не убедителен; выразителен, но не убедителен.

Арабский язык имеет качество настойчивости. Если вы декламируете его, он проникнет в ваше сердце. Прекратите декламировать, и он будет продолжать звучать в вашем сердце. У арабского языка есть это качество, потому что это язык пустыни; все языки пустыни имеют такое качество. Когда вы зовете кого-то в пустыне, издалека, вы должны звать определенным образом — а в пустыне вы можете позвать человека, который очень далеко; если вы позовете его ритмично, звук достигнет его.

В этом красота Корана. Это не та книга, которую нужно читать, — те, кто читает Коран, упустят его смысл, — это книга, которую нужно пропеть. Это не та книга, которую нужно изучить; это книга, которую нужно танцевать, только тогда вы достигнете ее внутреннего смысла.

Прекрасно, что есть столько языков, потому что существуют многие вещи, которые должны быть сказаны, выражены, переданы. По мере того, как мир растет, ему потребуются многие другие языки, потому что, когда мир растет, возникают многие другие вещи, которые люди чувствуют, которых люди достигают, через которые они проходят.

Религия есть не что иное, как язык, выражающий высшее. Гитам, нет ничего плохого в том, что религий так много. Несомненно, что-то не так с их постоянными ссорами друг с другом. Это показывает, что так называемые религии утратили свое религиозное качество, они стали политическими; что в этих так называемых религиях больше нет живых мастеров, но есть мертвые, тупые, посредственные священники. Они продолжают ссориться, они продолжают обращать, потому что численность дает власть. Если христиан больше, христианство получает больше власти, и Папа в Ватикане становится более могущественным. Если больше индуистов, естественно, их власть возрастает.

Численность дает власть. Поэтому христианство хочет, чтобы все были христианами, мусульмане хотят, чтобы все были мусульманами. Возможно, их пути и средства различаются, но усилия и желания одни и те же, глубоко политические желания — это политика силы. Тогда естественно возникают ссоры. Политики ссорятся; это не имеет ничего общего с религией.

Религий должно быть так много, как это только возможно. Вопрос не в каком-либо конфликте: это дело вкуса. Если я люблю розы, вы не приходите ко мне, стараясь убедить меня в том, что я должен любить гвоздики — вы просто принимаете мои пристрастия. Если я люблю гвоздики, это совершенно нормально; это не вопрос споров и ссор. Нам не нужно бороться друг с другом — физически или интеллектуально. Я предоставлю вам выбирать самому, и вы не будете обижаться на меня из-за того, что вы любите гвоздики, а я не их люблю.

Симпатии и антипатии это индивидуальное дело. Возможно, кто-то любит Бхагавад-Гиту, кто-то еще любит Коран, кто-то еще любит «Дхаммападу» — это совершенно нормально, абсолютно нормально. Мы можем разделять свои пристрастия, но мы не должны пытаться обратить друг друга, силой привлечь друг друга на свою сторону. Религии делают такие уродливые вещи. Людей обращают, угрожая смертью; людей обращают с помощью денег, давая им взятки... любыми средствами, хорошими или плохими. Станьте христианином! Станьте индуистом! Станьте мусульманином! Захватывайте все больше и больше людей, чтобы получить большую власть, и не позволяйте другим покинуть свою церковь.

Сын спросил у Муллы Насреддина:

— Папа, когда христианин становится мусульманином, как ты назовешь его? Насреддин улыбнулся и сказал:

— Он пришел в себя. Он человек понимания, мудрости. Он понял, что ложь это ложь, а правда это правда.

Мальчик снова спросил:

— Папа, а если мусульманин становится христианином, как ты его назовешь?

Мулла Насреддин очень разозлился и сказал:

— Он предатель! Он отрекся. Он глупец!

Если христианин становится мусульманином, это разумный человек, мудрец; если мусульманин становится христианином, он предатель, глупец. И если вы спросите христианина, ответ будет похожим.

Один индуист стал христианином. Естественно, все индуисты были против него — он предал их! Но христиане сделали его святым. Его звали Саду Сандр Сингх. Они поклонялись ему почти так же, как если бы он был воплощением Иисуса, потому что он доказал истинность христианства. А индуисты? Они так разозлились на этого человека, что захотели убить его. И по всей вероятности, они действительно убили его, потому что однажды он внезапно исчез, и с тех пор его тело не было найдено. Что случилось с Саду Сандром Сингхом, все еще остается тайной.

Я знаю одного человека, который был индуистом, а стал джайном. Индуисты отнеслись к этому очень плохо — естественно, очевидно. Они пытались любыми способами уничтожить этого человека, но он стал самым знаменитым джайнским святым. Его звали Ганеш Варни. Он победил всех остальных джайнских святых; он достиг высочайшего пика. Каково его настоящее качество? Почему он достиг наивысшего пика? Потому что сначала он был индуистом, а потом стал джайном. «Он доказал, что джайнизм гораздо выше, чем индуизм; иначе зачем бы этот человек, такой мудрый человек, пришел к нам?»

Гитам, эти религии ссорятся, потому что они не религиозны; они становятся все более и более политическими. А когда вы ссоритесь, правильно все. В любви и войне правильно все.

Стараясь обратить еврея, католик рассказывал ему, что, если он станет католиком, его молитвы, несомненно, не останутся без ответа — потому что священник отдаст их епископу, который отдаст их кардиналу, который отдаст их Папе, который поднимет их на небеса через дырочку в крыше Ватикана, которая в точности соответствует дырочке в полу небес, где Святой Петр отнесет их Деве Марии, которая, в свою очередь, передаст их Иисусу Христу, который замолвит за них словечко перед Богом.

Еврей повторил всю эту тираду в радостном удивлении и заметил:

— А знаешь, должно быть, это правда, потому что я всегда удивлялся, куда на небесах девается все дерьмо. Должно быть, его выбрасывают в эту маленькую дырочку в Ватикане, где Папа передает его кардиналу, кардинал передает епископу, епископ передает священнику, священник передает его тебе — а ты пытаешься отдать его мне?

Религии хороши, — и их должно быть еще больше, — но ссорящиеся религии это не религии. Сам их агрессивный подход делает их политическими. А священник и политик веками состояли в очень тонком заговоре — потому что политик может очень легко руководить людьми через священника. Священник владеет душами людей, а политик владеет телами. Оба они угнетатели, эксплуататоры. Они занимаются одним и тем же бизнесом; они партнеры. И каждый из них может помочь другому. Политик может помочь священнику, потому что у него есть временная власть; священник может помочь политику, потому что люди слушают его, поклоняются ему, принимают его слова как священные.

Знаете ли вы, что буддизм стал великой религией не благодаря Будде; он стал великой религией благодаря императору Ашоке. Не благодаря Будде миллионы людей стали буддистами, нет. Пока Будда был жив, лишь немногие, немногие избранные, были достаточно храбры, чтобы двигаться с ним в его свет, чтобы причаститься к нему. И они были смелы — потому что им пришлось страдать, много страдать от насмешек и нападок, потому что официальная индуистская церковь была против этого человека, Будды.

Буддизм стал мировой религией не благодаря Будде, но благодаря императору Ашоке. Когда буддистские священники и император Ашока взялись за руки, эта религия стала мировой религией. Была обращена вся Азия. Священники помогали Ашоке сохранять власть, а Ашока помогал священникам приобретать все большую и большую власть.

Христианство стало мировой религией не благодаря Иисусу. Иисус был очень одинок — лишь несколько учеников, двенадцать учеников, и несколько сотен сочувствующих, вот и все. И даже эти ученики исчезли, когда Иисус был распят, а сочувствующие просто забыли о нем; они перестали говорить об этом человеке, потому что было опасно даже выказывать симпатию к нему.

Говорят, что люди, симпатизировавшие Иисусу, дошли до того, что плевали ему в лицо, когда он умирал, чтобы показать людям: «Мы против, мы не за него». Доказать людям... потому что этот человек умирает — теперь у них будут проблемы. Им нужно жить, им все еще нужно жить. Они должны предоставить какое-то доказательство того, что они против этого человека.

Они отреклись от Иисуса, когда он умирал. Они бросали в него грязь, камни, они плевали ему в лицо, просто чтобы доказать толпе: «Взгляните, разве это не достаточное доказательство, что слухи о том, что мы сочувствуем ему, абсолютно неверны, необоснованны? Мы настолько же против него, как и вы — фактически, мы даже более против него, чем вы».

На него плевали не его враги, а его друзья. Иисус стал мировой силой не благодаря самому себе, но лишь когда императоры Рима и христианские священники взялись за руки. В этом заключена ирония. Иисус был распят римским императором — посмотрите, как движется история! Понтий Пилат был представителем власти Рима, римского императора; он просто следовал приказаниям Рима. Кто бы мог подумать, что Рим станет центром христианства! Кто бы мог подумать, когда распинали Иисуса, что Рим будет резиденцией Папы? Но именно так и происходит. Когда священники объединили усилия с императором Константином и другими римскими императорами, христианство стало мировой силой.

Христианство, буддизм, индуизм, джайнизм — все они зависят от политики. Они больше не религии, но политические игры, разыгрываемые под именем религии.

Я хотел бы, чтобы в мире было еще больше религий, так много, чтобы у каждой индивидуальности была своя собственная религия — тогда не понадобится ни один священник. Это единственный способ отбросить священников. Если у вас есть ваша собственная религия, вам не нужно священников — вы сами себе священник, последователь, и так далее, и тому подобное.

Вам нужно прислушаться к своему внутреннему голосу. Будда говорит: «Следуй своей собственной природе»; нет необходимости, чтобы кто-то редактировал ваше поведение. И я не сторонник идеи создания одной религии; хватит этой чепухи! В прошлом мы пытались это сделать: создать одну религию, чтобы больше не было ссор. Но это невозможно. Даже если вы навяжете одну религию, и весь мир станет христианским, тогда все же будут протестанты, католики, и еще тысяча и одна секта. И та же самая игра начнется сначала: люди начнут ссориться — потому что их потребности различаются, их понимание различается.

Я слышал:

Красивая молодая женщина вернулась домой из Лондона. Она выросла в маленькой деревне в католической семье. Проведя три или четыре года в Лондоне, она очень разбогатела; и теперь она вернулась, чтобы повидать своих родителей. Мать не могла поверить своим глазам.

— Как это тебе удалось? Ты стала такой богатой — такая прекрасная одежда, бриллиантовое кольцо, такая прекрасная машина!

И девушка сказала:

— Мама, я стала проституткой. Не успев услышать это, мать побледнела и упала без чувств. Когда она пришла в себя, она переспросила:

— Что ты сказала?

— Мама, я сказала, что я стала проституткой.

Мать рассмеялась и объяснила:

— Я не поняла тебя — мне послышалось, что ты стала протестанткой.

Быть проституткой нормально, но стать протестанткой?.. Начнется та же самая ссора. Даже в небольших религиях — например, в джайнизме, одной из самых маленьких в мире религий — есть множество сект, сект внутри сект. Фактически, мы еще не осознали этой величайшей потребности — каждая индивидуальность нуждается в собственной версии Бога, каждая индивидуальность приближается к Богу своим путем.

Один человек познакомился в баре с проституткой. Придя к ней домой, он был поражен тем, что ее комнату украшали награды колледжей и дипломы.

— Это твои дипломы? — спросил он.

— Да, конечно, — ответила она небрежно. — Я получила степень Магистра Искусств в Колумбийском университете и защитила докторскую диссертацию по Шекспиру в Оксфорде.

Человек был потрясен.

— Но как такая девушка, как ты, могла заняться такой профессией?

— Сама не знаю, — ответила она. — Я полагаю, просто повезло.

Людям свойственны разные понимания, разные способы смотреть на вещи, разные толкования. И в этом им должна быть предоставлена свобода.

Третий вопрос:

Возлюбленный Мастер,

Мои родители были христианскими миссионерами в Индии двадцать пять лет. Мой брат был наркоманом, а сестра — невольной ханжой. Что касается меня, я так серьезен, что если я улыбаюсь, у меня болит рот. Как же я в конце концов оказался здесь?

Прем Париджат, я полагаю, просто повезло! Вы будете жить в экстазе и умрете в экстазе.

Вы слышали о человеке восьмидесяти семи лет, который женился на девятнадцатилетней девушке? Он умер от новой болезни, называемой экстазом. На то, чтобы убрать с его лица улыбку, потребовалось три дня.

Теперь и с вами произойдет то же самое: живя свою жизнь, вы будете смехом; умирая... людям будет трудно стереть улыбку с вашего лица.

Может быть, именно из-за того, что ваши родители были христианскими миссионерами, вы оказались здесь, потому что родиться у каких угодно миссионеров — христианских, мусульманских или индуистских — значит пресытиться всей этой чепухой. Родиться в семье священника значит знать наверняка одно: священники не верят в Бога. Это их бизнес; они притворяются.

Родиться в семье священника это редкая возможность, потому что дети очень восприимчивы, и они могут видеть насквозь всю эту чепуху; они понимают, что эта чепуха, которую проповедует их отец, это лишь проповедь — он не подразумевает этого, потому что он никогда этого не практиковал. Дети священников обязательно осознают лицемерие так называемых религиозных людей.

Может быть, именно поэтому вы здесь, поскольку практически невозможно находиться в доме священника и не знать, что он — самый нерелигиозный человек в мире.

Священники эксплуатируют религию. Они эксплуатируют доверие людей. Они величайшие обманщики в мире, потому что эксплуатировать доверие людей есть величайшее преступление. Вы разрушаете их доверие. Но они живут такого рода обманом; в этом вся их коммерческая тайна.

Епископ очень гордился элегантным особняком, который он построил в качестве своей официальной резиденции. Однажды, когда он беседовал со своим другом, и его мысли приняли несколько атеистическое направление...

Такой образ мысли становится преобладающим в христианских кругах: религия без религии, христианство без Бога — об этом говорят, это обсуждают. После того, как Фридрих Ницше объявил, что Бог умер, христианство пришло в смятение — что теперь делать? Они пробуют все возможности, чтобы создать христианство, которому больше не нужен будет Бог. И это возможно! — потому что существует буддизм, в котором нет Бога, существует джайнизм, в котором нет Бога, так почему бы не создать лишенное Бога христианство?

...мысли этого епископа приняли несколько атеистическое направление. Его друг спросил:

— Епископ, так вы верите в Бога, или нет? Скажите определенно, скажите кратко. Не ходите вокруг да около. Просто скажите, да или нет — вы верите в Бога?

После долгого колебания епископ ответил:

— Конечно, я верю! Кто, по-вашему,. заплатил за этот дом?

Дом, который он построил, этот прекрасный особняк, возможен лишь потому, что люди все еще верят в Бога; и поскольку они верят в Бога, они верят и в епископа. Он не может публично заявить, что Бога нет. Если вы отбросите Бога, тогда Иисус больше не Сын Божий, тогда Папа Римский больше не представитель Иисуса, и так далее, и тому подобное. Все они будут спущены в унитаз. Нужна иерархия: Бог наверху, внизу священник — целая лестница.

А священник определенно знает, что Бога нет. Если бы он осознавал, что есть Бог, он, в первую очередь, не был бы священником — он был бы Иисусом, он был бы Буддой, но не священником. Он был бы пророком, но не священником. Он привносил бы нечто неизвестное в жизни людей, но не был бы частью существующего положения вещей, он не был бы частью официальной церкви. Никакой человек понимания, никакой человек религиозного сознания и опыта не может быть частью официальной церкви. Этого никогда не случалось. Будде пришлось покинуть свою церковь, Иисусу пришлось покинуть свою церковь, Мухаммеду пришлось покинуть свою церковь — так было всегда. Когда рождается религиозный человек, он должен покинуть свою церковь, потому что его церковь уже попала в руки политиков и священников, весь интерес которых в том, чтобы эксплуатировать людей.

Ананд Мокша написал мне:

Во время сильных землетрясений в Гватемале в 1976 году я подружился с католическим епископом на озере Атитлан, и он позволил мне остаться на некоторое время в его саду.

Прошло несколько месяцев, но общий страх после пережитого потрясения еще не прошел. В это время я нашел прекрасный дом на склоне холма, который сдавался в наем очень дешево. Причина была в том, что над домом нависал большой утес, и люди боялись. Я почувствовал его вибрации, и мне показалось, что все в порядке — я снял этот дом.

Дата добавления: 2015-06-04