На дорогах войны: от Нарвы к Полтаве 4 страница

Анализируя ситуацию, многие исследователи недоумевают: почему Петр сразу же не начал преследование противника? Это становится понятным, если вспомнить, что, создавая регулярную армию, Петр был последовательным сторонником линейной тактики. Согласно ее принципам, главная задача армии в сражении – сбить противника с поля боя, «занять боевое место». Покидать же границы поля боя для преследования противника не рекомендовалось из‑за угрозы сломать построение пехоты, смешать войска в дефилеях и потерять над ними управление. К этому нужно прибавить, что сражению предшествовала бессонная ночь, а затем страшное напряжение битвы сменилось смертельной усталостью людей и животных. Не случайно в «Обстоятельной реляции» о битве было сказано, что конница преследовала шведов не более полутора миль (то есть около 10 км. – Е. А.), «а именно, пока лошади ради утомления итти могли». Сам же Петр писал И. А. Мусину‑Пушкину 13 августа 1709 года: «Я от полтавской игрушки здесь с лишком две недели был болен, но ныне, слава Богу, оздравел…» Нет никаких оснований подозревать Петра в несочувствии древним традициям (и естественному желанию прошедших сквозь смерть и огонь людей) отмечать победу чаркой водки сразу же на поле боя. Не исключено (заметим в качестве шутки), что именно во время этого застолья, на котором Петр так великодушно «трактовал» своих пленников – «учителей», возникла идея найти и пригласить за импровизированный земляной стол самого главного «учителя» – короля Карла, для чего послали Голицына, Боура, а потом Меншикова. Следует отметить, что Карл повел себя тоже по‑джентльменски, поздравив Петра с победой, но попытался при этом схитрить и задержать преследователей. В «Журнале» Петра есть одна любопытная запись: «В 28 день приехал в Полтаву шведский генерал‑майор Мейерфельд от короля шведскаго под видом некотораго будто комплимента, только за благо рассудили его задержать и поставить с другими пленниками, ибо он от короля не токмо кредитиву, но и паспорта не имел». А вот что пишет об этом эпизоде Д. Крман – очевидец Полтавского сражения: «Король Карл, вряд ли когда‑либо испуганный такой большой опасностью и несколько взбешенный, помог себе хитростью, послав к царскому величеству генерала Мейерфельда, чтобы тот похвалил бы от имени своего короля мужество царя, то, что он вынудил короля начать битву и занял поле сражения, и одновременно попросил бы милостивого разрешения похоронить погибших в бою, а также составить список пленных и убитых. В действительности же он поехал с той целью, чтобы привести в растерянность победителя и подольше задержать его, находящегося под впечатлением неожиданной победы, от преследования побежденных. Король Карл не обманулся в своих ожиданиях, ибо царь, сияя от радости и удовлетворения достигнутой победой, встретил генерала Мейерфельда залпом из нескольких пушек и обратился к нему, допущенному перед его очи, так: „Что это происходит?! До этого, намереваясь вступить в Полтаву, вы не смогли этого сделать, сегодня вы нехотя вступаете?!“ – „Происходит это, – отвечал генерал Мейерфельд, – из‑за неизбежности судьбы и непостоянства счастья и прежде всего из‑за воли всевидящего Бога“. После этого он угостил Мейерфельда богатым обедом и удовлетворил его просьбы. Но неожиданно он задержал его при себе на много дней и отпустил от себя при данном им обещании: или он сам возвратится в тюрьму, или же вместо себя пошлет другого (пленного русского. – Е. А.) генерала…» Мейерфельд сдержал данное слово. Прибыв в Стокгольм, он добился освобождения и отправки в Россию пленного русского генерала И. И. Бутурлина.

30 июня, совершив утомительнейший переход, кавалерия М. М. Голицына настигла у Переволочны шведов, но «пригласить» короля к царю уже не смогла. Карл с кучкой приближенных, драбантов – охраной и с Мазепой переправился на правый берег Днепра, и нерасторопный генерал Волконский с драгунами уже не смог его догнать, чем был очень недоволен прибывший к Переволочне Петр. Он приехал тогда, когда шведские войска уже сдались. Этот удивительный факт, когда 16‑тысячная армия сложила оружие перед девятитысячным отрядом кавалерии, не дает покоя историкам многих поколений. По‑видимому, на подобное решение командующего Левенгаупта, имевшего от короля указ отступать в сторону Крыма, повлияло немало неблагоприятных факторов: трехдневное бегство по голой степи, недостаток боеприпасов, продовольствия, отсутствие средств для переправы через двухкилометровой ширины Днепр и, наконец, общая деморализация и апатия войск, потерпевших полное поражение и поэтому легко поддавшихся на военную хитрость Голицына, издали демонстрировавшего противнику «пехоту» из спешенных наездников и «конницу» из лошадей.

Вообще, и в сражении, и после него шведы допустили массу ошибок, стали жертвой избранной ими стратегии и тактики в этой войне. Петр, как он ни был упоен победой, напряженно думал над обстоятельствами битвы и причинами поражения такого сильного противника, как шведский король. Левенгаупт вспоминает, что после капитуляции его пригласили на обед, он сидел за одним столом с царем, и тот его расспрашивал о различных эпизодах войны, в том числе о Риге, которую, как стало потом известно, Петр хотел осаждать в ближайшее время. Но потом «он больше ничего не спрашивал о Риге, но спросил, почему мы с армией столь далеко углубились, не прикрыв тыла? и почему наш король не держал военного совета? с какой целью шел он под Полтаву? почему мы атаковали русских в том месте, где наше положение было наиболее тяжелым? почему в деле мы не использовали пушек? почему после первого натиска мы отступили влево и столь долго стояли на месте? и почему пехота и кавалерия не встретились на сходящихся направлениях? Мы не могли ответить на эти вопросы более того, что знали, ведь с нами ни о чем не советовались, тогда он посмотрел на графа Головкина и господина Шафирова, который переводил его речь на немецкий, сказав, что он весьма удивлен, как это генералы ничего не знают…». Только анализируя эти вопросы, военные историки, исходя из известного выражения Пушкина «следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная», могли бы многое понять. Но даже и непрофессионалу ясно, что Петр поступал бы иначе, предпринимая такой поход и вступая в такое сражение. Но человек не может знать своей судьбы, и прошло лишь два года, как Петр, оказавшись на Пруте в тяжелейшем положении, повторил многие ошибки своего противника.

А пока победители подсчитывали трофеи. Кроме почти 19 тысяч пленных на поле боя было подобрано много оружия, знамен. Свыше девяти тысяч шведов были похоронены под Полтавой.

Потери русских, если верить «Журналу», были сравнительно незначительны – 1345 убитых и 3290 раненых. Петр был в восторге от победы, которую, верный присущему ему чувству реализма, назвал в цитируемом письме «зело превеликой и нечаемой викторией».

И еще один вопрос: чтобы было бы, если бы Полтавское сражение было проиграно армией Петра? Некоторые свидетельства с несомненностью говорят, что он в случае катастрофы намеревался продолжить борьбу. Возможно, он во имя этого готов был временно оставить Прибалтику. Так нужно интерпретировать письмо Петра Ф. М. Апраксину из Лебедина 3 декабря 1708 года, в котором он писал, что судьба генерального сражения в руках Бога и «хто ведает, кому счастье будет?». А далее он дает распоряжение о полках, находившихся в Прибалтике: «…того ради для всякаго случая удобно я рассудил: сим полкам всем быть к Москве (которое место полдороге меж нами и Питербурхом), и потом увидим, куды удобнее к весне оных поворотить, ибо здесь в генваре все окажется», то есть произойдет генеральная битва.

Дата добавления: 2015-06-04