Имперская идея 2 страница

Немаловажным был третий артикул мирного договора: Россия разрешала Швеции беспошлинный вывоз хлеба, пеньки, льна и мачтового леса. Союз со Швецией стал мощным оружием против влияния в северном районе Англии, утратившей прежние прочные позиции в Стокгольме, и особенно против Дании, упорствовавшей в собственной трактовке зундских пошлин. Причем важно отметить, что Россия не была последовательно враждебна к Англии. Петр был готов к урегулированию отношений на какой‑то паритетной основе, на признании сфер влияния на Балтике. В целом же русская политика на Западе после Ништадта отличалась активностью, особенно в Германии, где сходились интересы сразу нескольких крупных держав.

Неизмеримо выросло влияние России в Курляндии. Причем Петр действовал очень продуманно и тонко. Русские эмиссары, выступая от имени вдовствующей герцогини Анны Ивановны, выкупали заложенные некогда курляндскими герцогами домены. В итоге этих частноправовых операций к Анне (читай – России) переходили владения герцогов и соответственно их сеньоральные права. Но все же наиболее жестко в конце 1724‑го – 1725 году Россия действовала в «голштинском вопросе». К этому времени дело о браке герцога Карла‑Фридриха и Анны Петровны было окончательно решено, и «голштинская партия» праздновала победу. Летом же 1725 года, уже при Екатерине I, Россия была на шаг от войны с Данией. Герцог торопил свою тещу с подготовкой армии. Холодные головы в правительстве Екатерины уговорили ее не спешить с войной против Дании, но весной 1726 года приготовления десанта велись необычайно активно, в Копенгагене царила паника, датчане просили Англию о вооруженной поддержке, и в начале лета англо‑датский флот блокировал русскую эскадру в Ревеле, простояв на якорях до осени. В 1726 году конфликт с Данией по поводу притязаний герцога стал затухать – Меншиков, подлинный властитель России первых послепетровских лет, оккупировал Курляндию и задумал стать герцогом Курляндии… Но это уже другая история, хотя она своими корнями уходит в те принципы политики, которые были разработаны Петром и основывались, конечно, на гораздо более тонком учете всей совокупности международных отношений, в системе которых стала действовать Россия после Ништадтского мира. Активность петровской европейской политики, разумеется, получала весьма однозначную негативную оценку в политических кругах тех стран, которые также мечтали упрочить свое влияние в Германии, Прибалтике и Польше. Среди них были Англия, Франция, Австрия и поднимающая голову Пруссия. Весьма своеобразным выражением этого отношения стало так называемое «политическое завещание» Петра Великого, получившее широкую огласку и весьма популярное до сих пор, когда речь заходит о внешней политике царской России, да и Советского Союза. Вот его полный текст, опубликованный в СССР лишь раз, в 1946 году, в «Ученых записках» Московского историко‑архивного института:

«1. Поддерживать русский народ в состоянии непрерывной войны, чтобы солдат был закален в бою и не знал отдыха; оставлять его в покое только для улучшения финансов государства, для переустройства армии и для того, чтобы выждать удобное для нападения время. Таким образом, пользоваться миром для войны и войной для мира в интересах расширения пределов и возрастающего благоденствия России.

2. Вызывать всевозможными средствами из наиболее просвещенных стран военачальников во время войны и ученых во время мира для того, чтобы русский народ мог воспользоваться выгодами других стран, ничего не теряя из своих собственных.

3. При всяком случае вмешиваться в дела и распри Европы, особенно Германии, которая, как ближайшая (страна), представляет более непосредственный интерес.

4. Разделять Польшу, поддерживая в ней смуты и постоянные раздоры, сильных привлекать на свою сторону золотом, влиять на сеймы, подкупать их для того, чтобы получить возможность участвовать в избрании королей, проводить на этих выборах своих сторонников, оказывать им покровительство, вводить туда русские войска и временно оставлять их там, пока не представится случая оставить их там окончательно. Если же соседние государства станут создавать затруднения, то их успокаивать временным раздроблением страны до тех пор, пока можно будет отобрать назад то, что было им дано.

5. Захватить как можно больше областей у Швеции и искусно вызывать с ее стороны нападения, дабы иметь предлог к ее покорению. Для того изолировать ее от Дании и Данию от Швеции и заботливо поддерживать между ними соперничество.

6. В супруги к русским великим князьям всегда избирать германских принцесс для того, чтобы умножать родственные союзы, сближать интересы и, увеличивая в Германии наше влияние, тем самым привязать ее к нашему делу.

7. Преимущественно добиваться союза с Англией в видах торговли, ибо это именно та держава, которая для своего флота наиболее нуждается в нас и которая может быть наиболее полезна для нашего флота. Обменивать наш лес и другие произведения на ее золото и установить между ее и нашими торговцами и моряками постоянные сношения, которые приучат нас к торговле и мореплаванию.

8. Неустанно расширять свои пределы к северу и к югу, вдоль Черного моря.

9. Возможно ближе придвигаться к Константинополю и Индии. Обладающий ими будет обладателем мира. С этой целью возбуждать постоянные войны то против турок, то против персов, основывать верфи на Черном море, мало‑помалу овладевать как этим морем, так и Балтийским, ибо то и другое необходимо для успеха плана – ускорить падение Персии, проникнуть до Персидского залива, восстановить, если возможно, древнюю торговлю Леванта чрез Сирию и достигнуть Индии как мирового складочного пункта. По овладении ею можно обойтись и без английского золота.

10. Установить и старательно поддерживать союз с Австрией, поощрять для виду ее замыслы о будущем господстве над Германией, а втайне возбуждать против нее недоброжелательство в государях. Стараться, чтобы те или другие обращались за помощью к России, и установить над страною нечто вроде покровительства (протектората) с целью подготовки полного ее порабощения в будущем.

11. Заинтересовать Австрийский дом в изгнании турок из Европы, а по овладении Константинополем нейтрализовать его зависть, или возбудив против него войну, или дав ему часть из завоеванного, с тем чтобы позднее отобрать это назад.

12. Привлечь на свою сторону и соединить вокруг себя всех греко‑восточных дезунитов или схизматиков, распространенных в Венгрии, Турции и южной Польше, сделаться их средоточием и опорою и предуготовить всеобщее господство над ними посредством установления как бы духовного главенства; таким образом приобрели столько союзников, друзей, сколько окажется их (дезунитов) у каждого из наших врагов.

13. Когда Швеция будет раздроблена, Персия побеждена, Польша покорена, Турция завоевана, армии соединены, Черное и Балтийское моря охраняемы нашими кораблями, тогда надлежит под великою тайной предложить сперва Версальскому двору, а потом и Венскому разделить власть над вселенной. Если который‑либо из них, обольщаемый честолюбием и самолюбием, примет это предложение – что неминуемо и случится, – то употребить его на погибель другого, а потом уничтожить и уцелевшего, начав с ним борьбу, в исходе которой уже будет нельзя сомневаться, ибо Россия в то время будет обладать всем Востоком и большей частью Европы.

14. Если, паче чаяния, тот и другой откажутся от предложения России, то надлежит искусно возжечь между ними распрю и истощить их во взаимной борьбе. Тогда Россия, воспользовавшись решительной минутой, должна устремить свои заранее собранные войска на Германию и одновременно с этим выслать два значительные флота, один из Азовского моря, другой из Архангельска, с своими азиатскими ордами под прикрытием вооруженных флотов Черноморского и Балтийского. Выйдя в Средиземное море и океан, они наводнят, с одной стороны, Францию, с другой – Германию, и когда обе эти страны будут побеждены, то остальная Европа уже легко и без всякого сопротивления подпадет под наше иго.

Так можно и должно будет покорить Европу».

Как и в случае с «Прутским завещанием», ни подлинника, ни современной копии «политического завещания» Петра нет, и, по‑видимому, они никогда не попадут в руки историков, так как их не существует в природе. Впервые «завещание» было опубликовано во Франции в 30‑х годах XIX века. Одни историки относят его появление ко времени похода Наполеона в Россию, когда императору французов были необходимы аргументы против своего северного противника. Другие полагают, что «завещание» было сочинено небезызвестным кавалером д'Эоном, прославившимся в середине XVIII века своими похождениями в мужском, а чаще в женском платье. Он утверждал, что нашел его (во время своего пребывания в России) в Петергофском дворце. Между тем «завещание» не упоминается ни в одном документе преемников Петра, хотя необходимость в нем, особенно во времена Елизаветы, постоянно заявлявшей о верности «началам» Петра, явно испытывалась.

Текст «завещания» пестрит многими несуразностями, явно отражает незнание международной обстановки петровского времени. Тут и Германия, охарактеризованная как ближайшая к России страна, что могло быть только после раздела Польши, и крайне странная для такого опытного политика, каким был Петр, недооценка политической роли Англии, которая вместе с другой, даже не упомянутой в документе, великой морской державой Голландией играла в первой четверти XVIII века колоссальную роль на Балтике и в мире, представляя серьезную опасность для русских интересов.

Петр почему‑то не упомянул в «завещании» о путях победы над Англией или, по крайней мере, не отвел ей места при предполагаемом разделе мира: в пункте 13‑м речь идет лишь о трех «повелителях мира» – Версале, Вене и Петербурге. Может быть, подобная оценка более чем скромной роли Великобритании обусловлена временем сочинения «завещания», когда континентальная блокада подорвала могущество Англии и многим казалось, что дни ее сочтены. Под обаяние этой иллюзии, разделяемой не только Наполеоном, возможно, подпал и автор «завещания». По тем же причинам, вероятно, в «завещание» не попала и разбитая Наполеоном Пруссия, которая в политических комбинациях Петра всегда играла заметную роль, шла ли речь о Германии или Польше, – Петр не мог бы умолчать о ней в наказе потомкам. Полон нелепостей и план совместных действий Балтийского и Черноморского флотов, выходящих на завоевание Европы почему‑то из Архангельска и Азовского моря. Термин «орда» применительно к русской армии явно принадлежит не ее создателю, а противникам России. Одним словом, перед нами явная подделка, цель которой – обосновать в общественном мнении необходимость и правомерность борьбы с Россией. Вместе с тем фальшивка имела долгую жизнь и была популярна. Причины этого феномена состоят не только в том, что для неразборчивых противников России она была верным оружием, но и в том, что Россия в своих действиях в XVIII–XX веках очень часто подтверждала идеи, высказанные автором «завещания Петра». Иначе говоря, полностью отрицая достоверность документа, необходимо отметить, что его составитель уловил многие общие тенденции имперской политики России XVIII века и экстраполировал их на более раннюю историю, точнее – на время Петра. Бесспорно, что великий реформатор стал основателем не только Российской империи, но и имперской политики, начала которой были успешно развиты его преемниками, особенно Екатериной II. Выше уже шла речь о германской и прибалтийской политике Российской империи. Обратимся к фактам, характеризующим азиатский аспект имперской политики Петра. Не успели окончиться празднества по поводу долгожданного мира со Швецией, как русская армия двинулась на новую войну, на этот раз вниз по Оке и Волге до Астрахани, а далее – в Персию. Чем была вызвана эта новая война, стоившая русскому народу не менее 30 тысяч жизней и весьма значительных расходов, что для страны, пережившей тяжелейшее испытание Северной войны, было весьма и весьма ощутимо?

Высказывалось немало предположений о причинах Персидского похода. Думаю, что в основе лежали те же причины, которые двигали Петра на борьбу за отмену зундской пошлины. Знание конъюнктуры международной торговли убеждало царя в том, что деньги приносит не только продажа отечественного сырья и товаров за западный рубеж, но и прямая торговля с Востоком. Особенно большие барыши сулила транзитная торговля шелком, пряностями и другими редкостями Индии и Китая. Известно, что еще со времен Ивана Грозного русские самодержцы мечтали перенести Великий шелковый путь с Ближнего Востока на территорию России. Немало способствовали этим небезосновательным мечтам русских царей и периодически повторяемые английскими, голландскими и иными купцами попытки найти путь к богатствам Индии через равнины России. Но все эти мечты и попытки, не получая развития, хирели, чтобы через какое‑то время возродиться снова. Причин неудач было много, начиная с того, что Балтийское побережье не контролировалось Россией, в сущности, весь XVII век, и заканчивая тем, что не учитывалась традиционность Великого шелкового пути через Средний и Ближний Восток, влияние мощных группировок восточных купцов‑посредников, контролировавших вывоз товаров из Индии и Китая.

Петр решил коренным образом изменить ситуацию и перенести торговый путь между Европой и Востоком так, чтобы он проходил через Россию, – только этим можно объяснить одну из задач, которую он ставил перед посольством Волынского в Персии: «…не мочно ль препятствия какова учинить Смирноскому, Алеппскому торгом, где и как?». Предпосылки успеха он видел в существовании Петербурга, достижении мира на Балтике, в развитии судоходства, строительстве каналов, наконец, в подъеме собственной мануфактурной промышленности, способной, по его мнению, поставлять товары на индийский рынок. Было бы неправильным отрицать и влияние общей, столь распространенной в европейской цивилизации Нового времени (вспомним Наполеона, Павла I) имперской идеи, что истинно богат лишь тот, кто владеет Индией – этой сказочной сокровищницей человечества. Можно говорить о существовании своеобразного «индийского синдрома», владевшего завоевателями, ибо нет империи без Индии. Не миновал этот синдром и Петра. Трудно определить, когда возникла «восточная идея» Петра, но совершенно определенно можно сказать, что после Полтавы, а еще точнее – после Прута, перечеркнувшего черноморское направление политики России. В течение 1714–1717 годов Петр опробовал несколько путей к Индии. Начало в 1714 году положила экспедиция полковника Бухгольца, который должен был проверить слухи о россыпях золота на реке Эркет и для этого двинулся из Сибирской губернии в южном направлении. Встретив сопротивление калмыков, Бухгольц отступил. Сменившему его Лихареву было поручено дойти до озера Зайсан, построить там крепость и «проведовать о пути от Зайсана‑озера к Эркети, как далеко и возможно ли дойти, также нет ли вершин каких рек, которыя поддались к Зайсану, а впали в Дарью‑реку или в Аральское море».

Примечательно, что Петр, не имея перед собой сколь‑нибудь точной карты, пытался найти водный путь в Среднюю Азию и далее – в Индию. Необходимо держаться рек, внушал он своим эмиссарам, основывать на их берегах крепости и, сделав их опорой, двигаться дальше на судах. Одновременно Петр зондировал и другой путь в Среднюю Азию – с восточного побережья Каспия. В 1714 году он дал задание Сенату: «Послать в Хиву (к хану) с поздравлением на ханство, а оттоль ехать в Бухары к хану, сыскав какое дело торговое, а дело настоящее – чтоб проведать про город Эркет, сколько далеко оный от Каспийского моря и нет ли каких рек оттоль, или хотя не от самого того места, однакож в близости, в Каспийское море». На основании легендарных сведений Петр полагал, что существует плотина, благодаря которой воды Амударьи потекли в Аральское море вместо Каспийского. Князь А. Бекович‑Черкасский, руководитель организованной в 1716 году экспедиции, получил задание основать на месте бывшего устья Амударьи у Каспия крепость, а затем, продвинувшись на юго‑восток вдоль бывшего русла Амударьи – Узбоя – до предполагаемой плотины, выбрать место для возведения еще одной крепости – базы для продвижения в Среднюю Азию. Далее он должен был двигаться в Хиву уже вдоль реки: «Ехать к хану хивинскому полом, а путь держать подле той реки и осмотреть прилежно ток оной, також и плотины, ежели возможно оною воду паки обратить в старой ток (то есть к Каспию. – Е. А.), к тому же прочия устья запереть в Оральское море, и сколько к той работе людей потребно». Как видим, пальму первенства в преобразовании природы с помощью поворота рек (правда, с иной, чем ныне, целью) удерживает первый русский император. Особый интерес вызывает другой пункт инструкции Бековичу: «Также просить у него [хивинского хана] судоф и на них отпустить купчину по Аму‑Дарье‑реке в Ындею, наказаф, чтоб изъехал ее пока суда могут итить (то есть до ее верховьев. – Е. А.), а оттоль ехал в Ындею, примечая реки и озера и описывая водяной и сухой путь, а особливо водяной к Индии тою или и другими реками и возвратитца из Индии тем же путем, или ежели услышит в Ындии лутчей путь х Каспийскому морю, то возвратитьца и описать его».

Важно отметить, что в экспедицию были включены моряки, а под видом «купчины», ехавшего в Индию, первоначально предполагалось послать профессионального навигатора и картографа поручика Кожина, которому Петр заодно поручил купить в «Остиндии у Могола» страусов, – так Петр был уверен, что Кожин доберется до Дели.

Дух захватывает от идей царя, мечтавшего с помощью каналов и поворотов рек добиться того, чтобы однажды, сев на судно в Петербурге, сойти с него на берегах Инда. Огромная энергия, масштабность мышления Петра, его глубокая вера в неограниченные возможности мореплавания, инженерного дела в сочетании с убедительностью «вооруженной руки» – и все это при естественном незнании географии этого не исследованного европейцами района – делали планы Петра для его современников не такими уж фантастическими, как это может ныне показаться.

Бекович должен был также обеспечить прожект Петра политически и «хана Хивинского склонять к верности их подданству, обещая наследственное владение оному, для чего представлять ему гвардию к его службе (вспомним Мекленбург. – Е. А.), и чтоб он за то радел в наших интересах». В письме Бековичу‑Черкасскому от 13 мая 1716 года Петр уточнял программу‑минимум: «…буде паче чаяния купчину водою не пропустят и в дружбе откажут, то более нечего делать, только что те два города делай, и плотину разори, и по реке вверх, сколько время допустит, осмотри току ее…»

Построив и заселив Красноводскую крепость в 1716 году, Бекович затем двинулся к Хиве. Но на подходе к столице ханства весь его отряд был уничтожен ханским войском, погиб и сам Бекович. Несчастная его судьба запечатлелась в поговорке. «Пропал, как Бекович» – читаем у Даля. Неудача экспедиции Бековича не остановила Петра. Летом 1718 года он решил попытаться проникнуть в Среднюю Азию, точнее в Бухарский эмират, не с севера, а с юга, через Персию. Для этого было отправлено посольство Ф. Беневени с поручением: «едучи ему в пути, а особливо хана Бухарского во владении как морем, так сухим путем, все места, пристани и городы и прочия поселения и положения мест, и какия где от них в море Каспийское реки большия и малыя владеют и какия оне суда имеют… присматривать все то прилежно и проведывать искустно, так, чтоб не признали бухаряне».

Экспедиция достигла цели лишь через три года, и ее члены остались там на положении заложников до 1725 года. Тем временем Петр углубленно разрабатывал последний, наиболее надежный, по его мнению, вариант – в Индию через Персию. К этому варианту царь обратился в 1716 году, когда поручик Кожин на морском судне был послан «для осмотру ходу и пристаней на Каспийском море» и «положения» этого на карту. В 1718 году эту работу продолжил Урусов, которому поручалось особенно внимательно картографировать западное побережье Каспия от Астрахани до Гиляни, «прилежно осматривать гаванов и рек и какие суда могут где приставать, также скампавею мочно ли ходить и опасатца во время шторму». Далее в этом указе Петр собственноручно приписал: «Буде гаваноф нет, то мочно ль на берег, понеже слышим, что очень отмело (мелко. – Е. А.), а буде такие скамповеи не могут вытасканы быть, какие у нас, то мочно ль плоскодонныя вытаскивать и где». Как видим, интересы Петра к Каспийскому побережью еще за четыре года до похода были весьма специфичны. Проще говоря, речь шла о поиске мест для будущих десантов и о выборе типа десантных судов.

Параллельно с морской была предпринята глубокая дипломатическая разведка в виде посольства А. П. Волынского, отправленного в Персию в 1715 году, то есть, в сущности, почти одновременно с экспедицией Бековича в Среднюю Азию. Хотя Волынскому и не предписывалось строить крепости и поворачивать реки, данные ему поручения далеко выходили за рамки чисто дипломатической миссии. Наиболее выразительно об этом свидетельствует инструкция Волынскому, особенно та ее часть, где речь идет об изыскании водных путей в Индию: «Едучи по владениях Шаха персидского, как морем, так и сухим путем, все места, пристани, города и прочия поселения и положения мест, и какие где в море Каспийское реки большие впадают, и до которых мест по оным рекам мочно ехать от моря, и нет ли какой реки из Индии, которая бы впала в сие море, и есть ли на том море и в пристанях у шаха суды военные или купеческие, також какие крепости и фортеции присматривать прилежно и искусно и проведовать о том, а особливо про Гилянь и какие горы и непроходимый места кроме одного нужнаго пути (как сказывают) отделили Гилянь и прочия провинции по Каспийскому морю лежащие от Персиды, однакож так, чтоб того не признали персияне, и делать о том секретно журнал повседневной, описывая все подлинно. Будучи ему в Персии, присматривать и разведывать сколько у шаха крепостей и войска и в каком порядке, и не вводят ли европейских обычаев в войне…» Волынский должен был также узнать, «невозможно ль чрез Персиду учинить купечество в Индию, и о том пути, и о торгах, какие у них, индейцов, с персами оные обретаются, и какие товары им потребны, и от них вывожены быть могут».

Волынский оказался в Иране в момент глубочайшего политического кризиса Сефевидской державы. Один за другим восстали подвластные персам народы: лезгины, курды, луры, белуджи, армяне. Наибольшую опасность представляло восстание сильного афганского племени гильзаев, начавшееся в 1709 году в Кандагаре и вскоре переросшее из освободительного в завоевательное. Развал царил и в центре, где у власти стоял бездарный и слабовольный шах Хосейн. Анализируя политическую обстановку в стране, Волынский сообщал Петру: «Думаю, что сия корона к последнему разорению приходит, если не обновится другим шахом, не только от неприятелей и от своих бунтовщиков оборониться не могут, и уже мало мест осталось, где бы не было бунта, один от другого все пропадают…» Подводя итоги, Волынский пишет о необходимости использовать слабость Персии для территориальных захватов: «Другого моим слабым разумом я не разсудил, кроме того, что бог ведет к падению сию корону, на что своим безумством они нас влекут сами; не дивлюсь, видя их глупость: думаю, что это божия воля к счастию Царскому величеству; хотя настоящая война наша (шведская) нам и возбраняла б, однакож, как я здешнюю слабость вижу, нам безо всякого опасения начать можно, ибо не только целою армиею, но и малым корпусом великую часть к России присовокупить без труда можно, к чему удобнее нынешнего времени не будет, ибо если впредь сие государство обновится другим шахом, то, может быть, и порядок другой будет». По возвращении из посольства Волынский был назначен астраханским губернатором и по заданию Петра начал готовить политическую и материальную базу для предстоящего похода в Персию: посылал эмиссаров в Грузию с целью «принца грузинского (Вахтанга. – Е. А.) искать склонить так, чтобы он в потребное время был надежен нам», вдоль западного побережья Каспия разведывались сухопутные дороги, предписывалось «суды на море делать прямые морские, дабы в случае ни за чем остановки не было, аднакож все в великом секрете держать». Все было готово, Петр ждал лишь окончания Северной войны. В августе 1721 года – месяце заключения Ништадтского мира – лезгинский князь Хаджи‑Давуд захватил Шемаху и разгромил торговые ряды, в которых находились русские купцы. Волынский сразу же написал Петру, призывая его воспользоваться представившимся случаем как поводом для нападения на Персию: «Мое слабое мнение доношу по намерению вашему к начатию законне сего уже нельзя и быть причины: первое, что изволите за свое, второе – не против персиян, но против неприятелей их и своих, к тому ж и персиянам можно предлагать (ежели бы они стали протестовать), что ежели они заплатят за ваши убытки, то ваше величество паки (опять. – Е. А.) их отдать можете, и так можно пред всем светом показать, что вы изволите иметь истинную к тому причину». Волынский призывал Петра выступить раньше, чем персидское правительство обратится за помощью к Турции: «Того ради, Государь, можно начать и на предбудущее лето, понеже не великих войск сия война требует, ибо Ваше величество уже изволите и сами видеть, что не люди – скоты воюют и разоряют; инфантерии больше десяти полков я бы не желал, да к тому кавалерии четыре полка, и тысячи три нарочитых казаков, с которыми войску можно идти без великаго страха, только б была исправная аммуниция и довольное число провианта». Петр отвечал Волынскому 5 декабря, что действительно «сего случая не пропустить зело то изрядно, и мы уже довольную часть войска к Волге маршировать велели на квартиры, отколь весною пойдут в Астрахань». Поход, начатый весной 1722 года манифестом, в котором Персии объявлялась война якобы для возмещения убытков русских купцов в Шемахе и спасения христиан Востока от мусульманского засилия, был вполне успешным: в августе пал Дербент, основана крепость Святой Крест (весьма символичное крестоносное название), на следующее лето пал Баку. Сенаторы спешили поздравить царя и «за здравие Петра Великого, вступившего на стези Александра Великого, всерадостно пили». Но, хотя шахская армия сопротивления не оказала, поход проходил в тяжелых условиях из‑за непривычного климата и враждебности населения. Ситуация осложнялась тем, что Турция, обеспокоенная движением русских войск и пользуясь слабостью Ирана, вторглась в восточную Армению и заняла также восточную Грузию вместе с Тбилиси. Россия оказалась втянутой в серьезный конфликт – весной 1723 года война с Турцией представлялась неизбежной. Угроза со стороны Турции казалась новому шаху Тахмаспу II более серьезной, чем со стороны России, и вскоре в Петербург был отправлен посол Исмаилбек, который в сентябре 1723 года был вынужден подписать мирный договор, согласно которому к России навечно отошла прикаспийская полоса Дагестана, Ширвана, Дербент, Баку, а также Гилян, Мазандеран и Горган (Астрабад). Взамен Россия должна была помочь шаху справиться с афганскими повстанцами. Восьмитысячный русский корпус вошел в Гилян и оккупировал его столицу город Решт. Еще никогда так далеко к югу – на широту Душанбе и Афин – не доходили русские солдаты. Петр был очень доволен исходом войны и поздравлял своих приближенных с присоединением к империи «нового лоскутка». Этим миром начали сбываться его мечты об овладении богатствами Востока. 17 сентября 1723 года он писал в Голландию Б. Куракину, что с персидским послом «по многим конференциям дело его окончали и помощь обещали за что оной по данной ему полной мочи уступил все провинции по Каспийскому морю лежащие, зачав от Дербеня до Астрабата и сим новоприбыльным краем вам поздравляем, понеже не от бунтовщиков, но от самих хозяев получили, и так с помощью Божиею будем крепчее по времени». Собираясь упрочить свое господство в Иране, Петр приказал информировать голландских купцов об изменении ситуации в районе, из которого в Европу шел в большом количестве шелк‑сырец: «…пристойным образом можешь галанцам объявить о торгу их толковом, чтоб оный начать, а ежели будут сумневатца о турках, верь мне, что того они не достигнут турки, ибо я тот край довольно знаю, как труден не точию туркам, но и нашим, каковы нетерпеливы, также и допустить их мы не можем, и можешь обнадежить, что сей торг весьма безопасен, и что мы им всякую возможную спомочь чинить будем». Петр знал, о чем говорил, – с турками шли переговоры о разделе бывших владений Ирана. Летом 1724 года соответствующий трактат был подписан. Согласно ему, Турция гарантировала России ее завоевания, а Россия ей – турецкие, а именно Восточное Закавказье, Азербайджан и часть Западного Ирана с Хамаданом. Разумеется, так как истинные цели войны были иные, чем те, что были объявлены в манифесте 1722 года, то о судьбе православных Закавказья (как и раньше – Балкан) речь не шла. Лишь грузинский царевич Вахтанг получил грамоту, по которой ему разрешалось «ретироватца в наше государство». В случае сопротивления Персии разделу Россия и Турция, согласно трактату, должны были действовать совместно и, «приведя сперва свои персидские провинции в спокойное состояние и усмиря персидское смятение, возстановят на престол персидский достойнейшаго из персиян, а по возстановлению законного шаха не будут мешаться в его дела или нарушать его спокойное владение». О дальнейших планах Петра мы можем судить по его «пунктам» – указам командующему русским корпусом в Персии генералу Матюшкину. Первой его задачей считалось усиление крепостей в Дербенте, Баку, достройка крепости Святой Крест. Так как русские войска стояли лишь в Гиляне, ставилась задача движения на юго‑восток, взятия Мазандерана и укрепления в Астрабаде: «Гилян уже овладена, надлежит Мизендоран також овладеть и укрепить, а в Астрабатской пристани, ежели нужно, зделать крепоссу и для той работных людей, которые определены на Куру, употребить в вышеописанные дела».

Дата добавления: 2015-06-04