Часть вторая 7 страница

– Ладно, жду! – Клод снял очки, положил их в нагрудный карман пиджака. Сейчас, в эту минуту, он казался жалким и беззащитным.

Том вздохнул. Он заслонил собой Клода.

– Тот, кто хочет побить моего друга, – сказал он грозно, – прежде должен будет убрать с дороги меня.

– Ну что ж, я не прочь! – Пайл передал меч одному из мальчишек. – Ты еще, конечно, слишком зеленый и, по-моему, здесь новичок.

– Оставь его в покое, Пайл, – предостерег парень, которому он отдал меч. – Он убьет тебя.

Пайл с тревогой посмотрел на окруживших его подростков.

– Я вернулся с Тихоокеанского фронта, – громко сказал он, – не для того, чтобы ввязываться в драку с каждым пацаном в родном городе. Отдай мой меч, меня ждут дома.

Он отступил. Остальные пошли вслед за ним, и в туалете остались только Том и Клод.

– Чего это ты вдруг выступил? – раздраженно спросил Том Клода. – Пайл не сделал тебе ничего плохого. И ты прекрасно знаешь, что его дружки не позволили бы мне вздуть его.

– Просто хотелось посмотреть на их лица, – сказал Клод, широко улыбаясь и смахивая ладонью капли пота со лба. – Только и всего. Все решает сила, только сила.

– Ты когда-нибудь отправишь меня на тот свет со своей голой силой, – зло бросил Том. – Ну, выкладывай, что ты там хотел сообщить мне?

– Я видел твою сестру!

– Вот так новость! Он видел мою сестру. Да я ее вижу каждый день. Иногда даже по два раза. Ну и что из этого?

– Но где я ее видел? Перед универсамом Бернстайна. Я проезжал мимо на мотоцикле и подумал: что она тут делает? Я заехал с другой стороны квартала и увидел, как она садится в «бьюик» с открытым верхом, а какой-то парень открывает ей дверцу. Она перед магазином ждала его, это точно.

– Подумаешь, большие дела, – сказал Том. – Ну прокатились на «бьюике», эка невидаль!

– Может, тебе интересно будет узнать, кто сидел за рулем машины? – За линзами очков глаза Клода заблестели, ему не терпелось поскорее выложить важную информацию. – Когда узнаешь, просто упадешь.

– Не бойся, не упаду. Так кто?

– Мистер Теодор Бойлан, эсквайр, – сказал Клод. – Вот кто. Ну, как тебе это нравится? Тебе светит перспектива подняться вверх по социальной лестнице.

– Когда ты их видел?

– Час назад. Я повсюду искал тебя.

– Вероятно, он подвез ее до госпиталя. Гретхен по вечерам дежурит в госпитале.

– Сегодня вечером она ни в какой госпиталь не пошла, приятель, – сказал Клод. – Я проследил за ними. Они поехали по дороге на холм. В его дом. Сегодня ночью твоя сестренка не будет ночевать дома, могу побиться об заклад. Поезжай, поищи ее в поместье Бойлана.

Том колебался, не зная, что сказать.

Одно дело, если она крутит любовь с молодыми парнями, своими сверстниками, едет на машине к загону для влюбленных возле реки, чтобы там пообжиматься. Можно подразнить ее потом. Показать себя «отвратительным парнем», как она иногда его называет. Другое дело, если она якшается с таким стариком, как Бойлан, большой «шишкой» в городе. Нет, лучше во все это не встревать. Кто знает, к чему все это может привести.

– Вот что я тебе скажу, – продолжал Клод, – если бы речь шла о моей сестре, то я обязательно выяснил, в чем тут дело. Про этого Бойлана говорят нехорошее в городе. Знаешь, мне удалось подслушать дома, что говорили о нем мои дядя и отец, не догадываясь, что я слышу их разговор. Твоя сестрица может оказаться в большой беде…

– Твой мотоцикл здесь?

– Да, но нужен бензин. – Мотоцикл принадлежал старшему брату Клода Элу, которого две недели назад забрали в армию, и он перед отъездом пообещал переломать ему, Клоду, все кости, если, вернувшись с фронта, узнает, что Клод пользовался его мотоциклом. Но Клод, когда родителей не было дома, выкатывал мотоцикл из гаража, отливал в бак немного бензина из семейного, купленного по случаю, потрепанного автомобиля и гонял на мотоцикле по городу час, а когда и больше, стараясь избегать встреч с дорожной полицией, потому что у него не было прав на вождение.

– Ладно, – сказал Том. – Поглядим, чем они там занимаются.

У Клода в сумке с инструментами лежал длинный резиновый шланг. Они подкатили мотоцикл за школу, там сейчас никого не было, открыли у стоявшего там «шеви» крышку бензобака и вставили шланг. Клод втянул воздух через резиновую трубку и, почувствовав вкус бензина во рту, ловко просунул его в бензобак мотоцикла.

Том сел сзади, и Клод помчался на чихающей машине к окраине. Вскоре они уже взбирались вверх по длинной, извивающейся серпантином дороге на холм, где находилось поместье Бойлана.

Подъехав к главным воротам с двумя распахнутыми настежь створками на громадных чугунных стержнях, они уперлись в заграждение, тянувшееся вокруг поместья, по-видимому, на несколько миль. Проехав немного вдоль ограждения, они остановились и спрятали мотоцикл в кустах. Дальше пошли пешком, чтобы подойти к особняку незаметно. Неподалеку стоял домик привратника, но с начала войны он пустовал – никто в нем не жил. Поместье Бойлана было хорошо известно и знакомо всем городским подросткам: обзаведясь пневматическими ружьями, они перепрыгивали через эту стену и охотились на кроликов, а иногда и на дичь. Поместье давно пришло в запустение, а прилегающий парк скорее походил на заросшие непроходимые джунгли, чем на ухоженный парк с примыкающим большим лугом, каким когда-то он был.

Они шли через заросли кустов и деревьев к особняку. Подойдя ближе, увидели стоящий «бьюик». Ни лампы, ни фонари снаружи не горели, но из высокого французского окна первого этажа пробивался луч света.

Том и Клод тихо подошли к клумбе возле окна. Нижний край окна достигал уровня земли. Одна створка была приоткрыта. Портьеры плотно задвинуты. Клод и Том хотели одновременно посмотреть, что происходит внутри. Для этого Клоду пришлось опуститься на колени на суглинок, он прилип к щели, а Том стоял над ним, широко расставив ноги. В комнате никого не было. Большая квадратная комната: рояль, длинная кушетка, большие стулья, столы с разбросанными на них журналами. В камине горел огонь. Полки вдоль стен заставлены книгами. Горело несколько ламп. Двустворчатая дверь напротив французского окна открыта, через нее просматривался коридор и нижние ступеньки ведущей наверх лестницы.

– Вот как нужно шикарно жить! – не сдержался Клод. – Если бы у меня был такой классный бордель, то я поимел бы всех девчонок в городе.

– Заткнись, – одернул его Том. – Ну, нам здесь больше делать нечего. Поехали обратно.

– Да ты что, Том, – запротестовал Клод. – Не волнуйся. Не торопись. Мы только приехали.

– Подобная идея проведения вечера не по мне, – сказал он. – Я не дурак – торчать здесь на холоде и глазеть на пустую комнату.

– Не мешай событиям развиваться своим ходом, ради Христа, – сказал Клод. – Они наверняка наверху. Но не останутся же они там всю ночь.

Том, конечно, не хотел никого видеть в этой комнате, он это отлично сознавал. Никого. Ему хотелось поскорее убраться подальше от этого дома. Но нельзя было дать Клоду повод подумать, что он сдрейфил.

– Ладно, – нехотя согласился он. – Подождем еще пару минут. – Он отошел от окна, а Клод остался стоять на коленях, не отрывая глаз от щели. – Скажешь, если кого-нибудь увидишь.

Ночь такая тихая. Туман, поднимавшийся от влажной земли, густел, и на небе не было видно звезд. Где-то далеко внизу мерцали тусклые огни Порт-Филипа. Поместье Бойлана простиралось далеко вперед. Повсюду вокруг них – целый лес высоких старых деревьев. Вдалеке вырисовывались очертания теннисной площадки, ярдах в пятидесяти – низенькие строения бывших конюшен. Всего один человек жил на этом огромном пространстве. Том внезапно подумал: «Мне приходится делить одну кровать с братом, а богач Бойлан делит свою кровать с моей сестрой сегодня ночью». Том с негодованием плюнул.

– Эй! – раздался взволнованный голос Клода. – Иди сюда, скорее! Он спустился, – прошептал Клод. – Ты только посмотри на него, посмотри, ну-ка!

Том заглянул внутрь. Бойлан стоял спиной к окну у дальней, противоположной стены, у стола с бутылками, стаканами и серебряным ведерком для льда. Он наливал виски в два стакана. Бойлан был абсолютно голый.

– Довольно странно разгуливать нагишом в своем доме, не находишь? – спросил Клод.

– Заткнись, – зло откликнулся Том. Он внимательно следил за Бойланом, за тем, как он небрежно бросил несколько кубиков льда в стаканы, потом направил в них с шипением струю содовой из сифона. Но он не сразу взял со стола стаканы. Подойдя к камину, подбросил в него полено, подошел к столику рядом, открыл покрытую лаком шкатулку, вытащил из нее сигарету. Зажег ее от серебряной зажигалки длиной в фут. Он чему-то улыбался.

Он стоял совсем рядом с окном и при свете яркой лампы весь был виден как на ладони. Растрепанные белокурые волосы, худая шея, выпирающая, как у голубя, грудь, дряблые руки, шишковатые колени, слегка искривленные ноги. Его член свешивался из кустика волос – длинный, покрасневший. Слепая ярость охватила Тома, ему показалось, что сейчас насилуют его, Тома, что он стал невольным свидетелем невыразимой похабной сцены. Будь у него сейчас в кармане пистолет, он наверняка убил бы этого негодяя. Этого тщедушного, худого, как палка, человечка, этого гордо выхаживающего, довольно улыбающегося, удовлетворенного хиляка, этого бледного, слабого, волосатого слизняка, нагло демонстрирующего длинный, толстый, розовый орган. Все это лицезреть куда хуже, бесконечно хуже, чем даже если бы они с Клодом увидели голую Гретхен.

Бойлан прошел по толстому ковру, вышел в коридор. Струйка дыма от сигареты тянулась за его плечом. Оттуда он крикнул:

– Гретхен, принести тебе выпивку наверх или сама спустишься?

Том не расслышал ответа. Бойлан, кивнув, вернулся в комнату, взял оба стакана и стал подниматься по лестнице.

– Боже, ну и сценка, – прошептал Клод. – Ну и телосложение, как у цыпленка! Мне кажется, если ты человек богатый, то можешь быть сложен, как горбун из «Собора Парижской Богоматери», и все равно девушки побегут к тебе косяком.

– Пошли отсюда, – глухо сказал Том.

– Почему, черт бы тебя подрал? – удивленно посмотрел на него Клод. Свет, проникающий из щели через плохо задернутые шторы, отразился на стеклах его очков. – Представление только начинается!

Том резко схватил Клода за волосы и, с бешеной силой рванув их на себя, поднял его на ноги.

– Том, ты что? – возмутился Клод.

– Я сказал, пошли отсюда! – Том грубо дернул Клода за галстук. – Смотри, никому ни слова о том, что ты здесь видел, понял?

– Ничего я не видел, – поспешил заявить Клод. – Что, черт подери, я видел на самом деле? Костлявого старого жеребца с хреном, похожим на старый резиновый шланг. Ну, о чем здесь трепаться?

– Молчи, вот и все, что от тебя требуется! – еще раз зло повторил Том и, вплотную приблизившись к Клоду, продолжил: – Если услышу хоть слово об этом, то измордую тебя так, что мать родная не узнает. Ясно?

– Господи, Том, ты что?! – с упреком произнес Клод, потирая ноющую голову. – Я же твой друг.

– Тебе ясно? – вновь повторил Том.

– Конечно ясно, о чем разговор? Как скажешь. Не понимаю, с чего это ты так завелся?

Том, отпустив его, резко повернулся и большими шагами пошел по лужайке прочь от дома. Клод семенил за ним, недовольно ворча:

– Правильно говорят ребята, что ты ненормальный. – Он догнал Тома. – Но я всегда тебя защищал, говорил, что сами они чокнутые, придурки, но теперь-то понимаю, что они имели в виду. Клянусь Богом, теперь я все понял. Послушай, Том, ты просто бешеный, нельзя давать волю темпераменту.

Том молчал. Когда они поравнялись с воротами, он уже почти бежал. Клод выкатил из кустов мотоцикл. Том вскочил на заднее сиденье. В полном молчании они возвращались в город.

Пресыщенная, утомленная, охваченная сладкой дремой, Гретхен, заложив за голову руки, лежала на широкой мягкой кровати, бессмысленно глядя в потолок. На нем отражались языки разведенного Бойланом в камине огня, перед тем как ее раздеть. По-видимому, у него процесс совращения был продуман тщательно, до мелочей, на практике все выходило успешно и очень гладко. В роскошно обставленном особняке царила мертвая тишина, слуги никогда не показывались, телефон молчал, нигде никакой суеты, торопливости. Здесь, в этом доме, ничего не могло произойти непредвиденного, неожиданного, чтобы нарушить строго заведенный вечерний ритуал.

Внизу негромко пробили часы. Десять часов. В этот час комната отдыха в госпитале пустела и все раненые, кто сам, кто на костылях, а кто и в инвалидной коляске, расходились, разъезжались по своим палатам. За всю неделю Гретхен была в госпитале два или три раза. Теперь ее жизнь сконцентрирована вот на этой кровати, на которой она сейчас лежала. Дни ее проходили в ожидании этого ложа, а ночи были посвящены воспоминаниям о нем. Она компенсирует свою нерадивость перед ранеными как-нибудь в другой раз.

Даже тогда, когда она, вскрыв конверт, извлекла из него восемь купюр по сто долларов, она знала, что вернется, вернется вот на эту кровать. Если одна из особенностей характера Бойлана заключалась в том, чтобы ее унизить, то она готова принять и это от него – свое унижение. Она заставит его заплатить за это унижение, и он заплатит непременно, только позже. Позже ни она, ни Бойлан никогда в разговоре не упоминали об этом конверте, который она обнаружила на своем рабочем столе. Во вторник, когда она выходила из офиса, перед дверью стоял «бьюик», а за рулем сидел Бойлан. Он молча распахнул перед ней дверцу, она молча села в машину, и он отвез ее к себе домой. Там они сразу занялись любовью, а после страстного полового акта они поехали в «Гостиницу старого фермера» пообедать, потом вернулись и продолжили сексуальные игры. Он привез ее в город около полуночи и высадил за два квартала от дома – остальной путь ей пришлось проделать пешком.

Тедди во всем был само совершенство. Он был скромен, никогда не выходил за рамки приличия, ему нравилось окружать свои поступки атмосферой таинственности, а для нее такая тайна была просто жизненной необходимостью. Никто не знал об их любовной связи. Человек опытный и практичный, он отвез ее к знакомому доктору в Нью-Йорке, и тот поставил ей противозачаточный резиновый колпачок, так что о беременности она не беспокоилась. Он купил ей, как и обещал, красное платье, во время той же поездки в Нью-Йорк. Теперь это красивое платье висело в его шкафу, среди гардероба Тедди. Когда-нибудь она его наденет. Такое время придет, придет непременно.

Хотя Тедди во всем был само совершенство, Гретхен не была к нему привязана и, конечно, совсем его не любила. Тело у него – дряблое и отнюдь не соблазнительное, и лишь когда на нем красовался дорогой элегантный костюм, Бойлана можно было назвать привлекательным. Тедди был человеком без вдохновения, самолюбивым и циничным, по его же словам, неудачником. Он не знал, что такое дружба, а его могущественная семья всячески его избегала, выпихивала его из своего клана вместе с этим обломком викторианской эпохи, старинным особняком, в котором большая часть комнат постоянно была заперта на ключ. Пустой человек в полупустом особняке. Разве трудно понять, почему эта красивая женщина, фотография которой в рамке до сих пор стояла на рояле внизу, сбежала с другим мужчиной и развелась с ним?

Тедди Бойлана нельзя было назвать ни привлекательным, ни вызывающим восхищение человеком, но у него были другие достоинства. Отказавшись от всех обычных видов деятельности представителей своего класса: работы, войны, спортивных или азартных игр, дружбы, он сосредоточил свою жизнь на одном – он страстно, прямо-таки с животной свирепостью совокуплялся, вкладывая в половой акт все свои силы и проявляя при этом особую сексуальную изощренность. От нее он ничего особенного не требовал, только одного: чтобы она лежала в кровати рядом, чтобы была податливым материалом для его сексуального искусства, как глина для скульптора. Он становился триумфатором в своем, разработанном им самим для себя, представлении. Он отказался от борьбы в этом мире, но он был победителем вот в этом, единственно важном для него бое, и отблески одерживаемой им победы отражались на лице женщины, лежащей перед ним на подушке. Гретхен же совсем не интересовали ни победы Бойлана, ни его поражения. Она пассивно лежала под ним, даже не обнимая его дряблое, вялое, абсолютно безразличное ей тело, а только принимала, принимала, принимала наносимые им яростные удары. Он был для нее никто, по существу, самцом, воплощением простого мужского начала, машиной любви, существом без имени, по которому она томилась всю свою жизнь, даже не сознавая этого. Он был ее слугой, исполнителем всех ее желаний, он открывал перед ней врата во дворец чудес.

Она даже не была ему за это благодарна.

Восемьсот долларов она засунула между страничками комедии Шекспира «Как вам это понравится», между вторым и третьим актами.

Где-то внизу пробили часы, и вдруг до нее донесся, словно вплыл в комнату его голос:

– Гретхен, принести тебе выпивку наверх или сама спустишься?

– Неси сюда! – крикнула она. Голос у нее стал низкий, хриплый, в нем появились новые, более резкие тона. Если бы уши матери более чутко воспринимали звуки и она не замкнулась, оглохнув из-за пережитой собственной жизненной катастрофы, то достаточно было бы ей прислушаться только к одной фразе Гретхен, чтобы сразу же понять, что ее дочь беспечно пустилась по опасным волнам по тому же бурному морю, в котором сама она потерпела чувствительное кораблекрушение.

В комнату вошел голый Бойлан с двумя стаканами виски. На его коже отражались блики от горевшего в камине огня. Гретхен, подперев рукой голову, взяла у него стакан. Он сел на край кровати, стряхнул пепел с сигареты в пепельницу на ночном столике.

Они выпили. Ей все больше и больше нравился вкус шотландского виски. Бойлан, наклонившись, поцеловал ее в левую грудь.

– Хочу попробовать ее вкус, когда на ней виски, – объяснил он. Потом поцеловал правую грудь.

Гретхен с удовольствием сделала еще один глоток виски.

– Мне кажется, ты мне не принадлежишь до конца, я уверен в этом, – сказал он. – Я чувствую, что ты моя, только когда я глубоко проникаю в тебя и ты испытываешь оргазм. Все остальное время, даже когда ты лежишь со мной рядом, а моя рука ласкает твое тело, ты мне не принадлежишь, ты где-то далеко от меня. Или я не прав? Ты мне принадлежишь?

– Нет, – резко ответила Гретхен.

– Боже мой, – вздохнул Тедди. – Тебе только девятнадцать. Что же будет, когда тебе исполнится тридцать?!

Гретхен улыбнулась. К тому времени она давно о нем забудет. Может, даже раньше. Значительно раньше.

– О чем ты думала, когда я спустился вниз за выпивкой?

– О блуде.

– Почему ты говоришь такие непристойные слова? – Он, как это ни странно, всегда выражался прилично, даже в подобной обстановке, но это скорее объяснялось въевшимся в душу страхом перед его грозной властной бабушкой, которая, услыхав от него непристойное слово, тут же могла больно ударить по губам.

– Я никогда так не говорила до встречи с тобой, – сказала она, сделав большой глоток виски.

– Я никогда так не выражался, – напомнил он ей.

– Ты – просто лицемер, – бросила она. – То, чем я занимаюсь, я просто называю своими именами.

– Да, есть чем похвалиться, – съязвил он.

– Я ведь бедная, молоденькая, неопытная девушка из небольшого городка, – сказала она. – Если бы однажды мне не встретился по дороге один привлекательный мужчина на «бьюике» и если бы он не напоил меня, а потом не воспользовался моей слабостью, то, вполне вероятно, я дожила бы до глубокой старости и осталась высохшей старой непорочной девой.

– Ты наверняка занялась бы этим же с теми двумя неграми в доме старика, – возразил он. – Могу побиться об заклад!

Гретхен многозначительно улыбнулась:

– Теперь мы этого никогда так и не узнаем, как ты думаешь?

Бойлан бросил на нее задумчивый взгляд.

– Тебе нужно кое-чему поучиться. Думаю, не помешает, – сказал он. Он резким жестом загасил сигарету, словно ему в голову внезапно пришло важное решение. – Прости, – сказал он, вставая с кровати. – Мне нужно позвонить. – Накинув халат, он спустился по лестнице вниз.

Гретхен лежала все в той же позе, подперев голову, медленно попивая из стакана виски. Вот она и отплатила ему. Нужно было бы, правда, сделать это чуть раньше, до того, как она самозабвенно отдавалась ему в постели. Но теперь она будет это делать постоянно, не даст ему спуску. Пусть знает!

Вскоре Тедди вернулся.

– Одевайся!

Гретхен очень удивилась. Обычно они были вместе до полуночи. Но ничего не сказала. Вылезла из кровати, начала одеваться.

– Мы куда-то едем? Как я должна выглядеть?

– Как хочешь, – отрезал он. Одетый в свой элегантный костюм, он казался, как обычно, важной персоной, человеком, который привык повелевать, человеком, которому повинуются другие. Она же, напротив, в одежде казалась незначительной, незаметной и словно уменьшившейся в размерах. Он подвергал суровой критике все ее наряды, правда, не в очень грубой форме, а со знанием дела, но с присущей ему самоуверенностью. Если бы она только не опасалась нудных расспросов матери, она давно вытащила бы припрятанные между страницами второго и третьего актов шекспировской комедии «Как вам это понравится» восемьсот долларов и на эти деньги обновила бы свой гардероб. Но, увы, пока это – несбыточная мечта.

Молча они прошли через пустой дом, вышли на лужайку и сели в машину. Гретхен не задавала ему никаких вопросов. Молча проехали через весь Порт-Филип и помчались дальше на юг. Нет, она ни за что не доставит ему удовольствия и не станет расспрашивать, куда они едут. Казалось, в голове у нее находится счетчик, спортивный протокол по учету очков, и мысленно в него она заносила очки в свою или в его, Тедди, пользу.

Так в молчании они ехали до самого Нью-Йорка. Теперь, если бы они сейчас внезапно повернули назад, то она никак не добралась бы до дома раньше рассвета. В результате придется пережить еще одну истерику матери. Но Гретхен ни о чем не жалела. Ей не хотелось, чтобы по ее лицу Тедди догадался, что ее волнуют такие пустяки.

Они остановились перед затемненным четырехэтажным домом на какой-то улице с одинаковыми, выстроившимися в ряд по обе стороны домами. Гретхен была в Нью-Йорке всего несколько раз в своей жизни, причем дважды приезжала за последние три недели с Бойланом, и поэтому не имела понятия, где они находятся сейчас. Бойлан, как обычно, обойдя машину, вежливо открыл перед ней дверцу. Они спустились по трем цементным ступенькам в маленький дворик, окруженный железным забором, и Бойлан позвонил в дверь. Им пришлось ждать довольно долго. Ей показалось, что кто-то внимательно их разглядывает. Наконец дверь отворилась. Перед ними стояла крупная полная женщина в белом вечернем платье, с крашеными рыжими волосами, с высокой взбитой прической на голове.

– Добрый вечер, дорогой, – поздоровалась она.

Какой у нее грубый, хриплый голос!

Женщина закрыла за ними дверь. В холле горел тусклый свет. В доме было необычайно тихо, словно повсюду были расстелены толстые ковры – на полу и на стенах. Люди здесь, по-видимому, передвигались неслышно, беззвучно, как тени, подумала Гретхен.

– Добрый вечер, Нелли, – сказал Бойлан.

– Не видела тебя тысячу лет. – Женщина пригласила их идти за ней вверх по лестничному пролету в маленькую, освещенную розоватым светом гостиную.

– Был занят.

– Понятно, – сказала женщина, бросив оценивающий взгляд на Гретхен, и, видимо, осталась весьма довольна ее видом.

– Сколько тебе лет, дорогая?

– Сто восемь, – ответил за Гретхен Бойлан.

И они оба рассмеялись. Гретхен спокойно стояла в этой небольшой комнате. Стены были увешаны картинами «ню», написанными маслом. Она была решительно настроена ничем не выдавать своих чувств, ни на что не реагировать. Ей, конечно, было страшно, но она старалась отогнать от себя этот неясный страх и не подавать вида, что ей страшно. Такое поведение безопасно. Она заметила, что все лампы в комнате украшены ленточками. На белом платье дамы тоже ленточки, ленточки на груди и ленточки на подоле. Есть ли в этом какая-то связь? Гретхен начала размышлять над этой проблемой, чтобы успокоиться, сдержаться, резко не повернуться и не убежать из этого притихшего дома, чтобы избавиться от неприятного ощущения, что где-то здесь прячутся люди, его бесплотные обитатели. Кажется, они, эти люди, неслышно передвигаются вверху в комнатах, где-то у нее над головой. Она понятия не имела, что от нее хотят, что она здесь увидит, что с ней здесь сделают. Бойлан держался непринужденно, легко.

– Уже почти все готово, дорогой, – сказала дама. – Подождем еще несколько минут. Может, пока что-нибудь выпьете?

– Что скажешь, лапочка моя? – Бойлан повернулся к Гретхен.

– Как скажешь, – произнесла она с большим трудом.

– Думаю, бокал шампанского не помешает.

– Сейчас принесу бутылку. – сказала дама. – Я охлаждаю шампанское, обложила бутылку льдом. Пойдемте со мной. – Она пошла впереди по коридору. Гретхен с Бойланом пошли за ней, поднялись по застеленной мягким ковром лестнице на второй этаж. Платье этой женщины неприятно громко хрустело на ходу, внушая Гретхен тревогу. Бойлан нес на руке свое пальто. Гретхен свое не сняла.

Женщина, щелкнув выключателем, открыла дверь в коридоре. Они вместе вошли в комнату. Гретхен увидела широкую кровать с шелковым балдахином над ней, громадный стул с бархатной обивкой красно-бордового цвета и три маленьких золоченых стульчика. Большой букет тюльпанов в центре стола выделялся ярким желтым пятном. Шторы были плотно задернуты, и через них вдруг донесся приглушенный гул проехавшего мимо автомобиля. Широкое зеркало закрывало всю стену. Убранство комнаты было похоже на номер чуть старомодного, когда-то фешенебельного отеля. Но теперь уже, к сожалению, низшего разряда.

– Горничная принесет шампанское через пару минут, – сказала женщина и, громко шурша платьем, вышла, плотно, без звука, прикрыв за собой дверь.

– Старая, добрая Нелли, – задумчиво произнес Бойлан, бросая свое пальто на обитую тканью скамью возле двери. – На нее всегда можно положиться. Она – человек здесь знаменитый. – Он, правда, не уточнил, чем же она так знаменита. – Может, снимешь пальто, детка?

– А разве нужно?

– Поступай как знаешь, – пожал он плечами.

Гретхен решила не снимать пальто, хотя в комнате было тепло. Она подошла к кровати, села на краешек, стала ждать, что же произойдет дальше. Бойлан, сев на стул и забросив ногу на ногу, зажег спичку. Он внимательно оглядывал ее, чуть улыбаясь, по-видимому, ситуация его забавляла, доставляла большое удовольствие.

– Это – бордель, – сообщил он ей деловым тоном. – Говорю на всякий случай, если ты еще до сих пор не догадалась. Тебе приходилось прежде бывать в таком заведении, детка?

Гретхен понимала, что он ее поддразнивает. Но она промолчала. Теперь она боялась говорить, не доверяла самой себе.

– Нет, не думаю, – ответил он за нее. – Но любая девушка, любая леди просто обязана хотя бы раз в жизни посетить публичный дом, посмотреть, чем занимаются конкурентки.

Раздался стук в дверь. Бойлан подошел, открыл. На пороге стояла хрупкая пожилая горничная в белом фартуке, в коротком черном платье, с подносом в руках. На нем – ведерко со льдом, из него торчало горлышко бутылки шампанского. Два бокала. Горничная поставила бокалы на стол рядом с букетом желтых тюльпанов. На ее бесстрастном лице не было абсолютно никакого выражения. Она начала открывать бутылку. На ногах у нее шлепанцы, отметила Гретхен.

Горничная долго боролась с пробкой, ее лицо покраснело от натуги, прядь седых волос упала на лоб. Она сейчас была похожа на одну из медленно передвигающихся пожилых женщин, с варикозом вен, которых всегда можно увидеть перед началом рабочего дня в церкви, на ранней мессе.

– Ладно, оставьте, – сказал Бойлан. – Я сам открою. – Он взял из ее рук бутылку.

– Простите, сэр, – виновато сказала горничная. Она не справилась со своими обязанностями и теперь, растерянная, беспомощно стояла перед ними, свидетелями ее провала.

Но и Бойлану не удалось вытащить пробку. Он, крепко зажав бутылку между ногами, давил, толкал эту проклятую пробку, напрасно – ничего не выходило. Он вспотел и покраснел как рак, а горничная с виноватым видом стояла рядом и следила за его тщетными усилиями. Какие у него тонкие, нежные руки – они пригодны только для легкой работы.

Гретхен надоело наблюдать за его действиями. Она встала с кровати, взяла у Бойлана из рук бутылку.

– Я сама открою! – заявила она.

– Ты что, открываешь бутылки шампанского у себя в офисе на кирпичном заводе?

Гретхен не обратила внимания на его иронию. Крепко сжав краешек пробки своими ловкими сильными пальцами, она изо всех сил принялась вращать и крутить. Пробка выскользнула из ее рук и, хлопнув, вылетела из бутылки и ударилась в потолок. Шампанское, пузырясь, пролилось ей на руки. Она передала бутылку Бойлану. Еще одно очко в ее пользу. Нужно отметить там в ее протоколе, в голове. Тедди засмеялся.

– Рабочий класс демонстрирует, на что способен, – весело сказал он и разлил вино по бокалам. Горничная подала Гретхен полотенце, чтобы она вытерла руки, потом тихо вышла из комнаты в своих шлепанцах, беззвучно вливаясь в это беззвучное мышиное движение в коридорах.

Они пили шампанское. На бутылочной этикетке – красная диагональная линия. Бойлан одобрительно кивнул.

– У Нелли всегда подают все самое лучшее, можно не сомневаться. Если она узнает, что я назвал ее заведение борделем, то наверняка обидится. Она считает, что у нее салон, где она может на практике проявить свое безграничное гостеприимство, чтобы доставить удовольствие многим своим друзьям-мужчинам. Не думай, моя лапочка, что все проститутки такие. Придется сильно разочароваться. – Он постепенно приходил в себя, успокаивался – после борьбы с непокорной бутылкой. – Нелли – последняя отрыжка более галантной, более грациозной эпохи, существовавшей задолго до того, как наступил век посредственного Человека и посредственного Секса и все мы погрузились в эту пучину посредственности. Если у тебя вдруг появится вкус к борделям, обратись непременно ко мне, я дам тебе адреса самых лучших, детка. В противном случае ты рискуешь оказаться в мерзких местах, а для чего нам они, не правда ли? Тебе нравится шампанское?

Дата добавления: 2015-06-04