Лев Николаевич Толстой Собрание сочинений в двадцати двух томах Том 4. Война и мир 2 страница

победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.

-- Дай-ка сюда это письмо, -- сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею.

-- Вот изволите видеть. -- И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ,

прочел по-немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога

Фердинанда: "Wir haben vollkommen zusammengehaltene Kräfte, nahe an 70 000

Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu

können. Wir können, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von

beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch

jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau

übersetzen, uns auf seine Communikations-Linie werfen, die Donau unterhalb

repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit

ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden

auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich-Ruseische Armée

ausgerüstet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht

gemeinschaftlich die Möglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal

zuzubereiten, so er verdient". ^[1]

Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково

посмотрел на члена гофкригсрата.

-- Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило,

предписывающее предполагать худшее, -- сказал австрийский генерал, видимо

желая покончить с шутками и приступить к делу.

Он невольно оглянулся на адъютанта.

-- Извините, генерал, -- перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю

Андрею. -- Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших

лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его

высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, -- сказал он, подавая ему

несколько бумаг. -- И из всего этого чистенько, на французском языке,

составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о

действиях австрийской армии имели. Ну, так-то, и представь его

превосходительству.

Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не

только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он

собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.

Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь

Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его

лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства,

усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о

впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и

интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка

и взгляд его были веселее и привлекательнее.

Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково,

обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в

Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому

товарищу, отцу князя Андрея:

"Ваш сын, -- писал он, -- надежду подает быть офицером, из ряду

выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя

счастливым, имея под рукой такого подчиненного".

В штабе Кутузова, между товарищами-сослуживцами и вообще в армии князь

Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две

совершенно-противоположные репутации.

Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем-то особенным от себя и

от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его,

восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и

приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым,

холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел

поставить себя так, что его уважали и даже боялись.

Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел

к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.

-- Ну, что, князь? -- спросил Козловский.

-- Приказано составить записку, почему нейдем вперед.

-- А почему?

Князь Андрей пожал плечами.

-- Нет известия от Мака? -- спросил Козловский.

-- Нет.

-- Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.

-- Вероятно, -- сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в

то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий,

очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным

платком головой и с орденом Марии-Терезии на шее. Князь Андрей остановился.

-- Генерал-аншеф Кутузов? -- быстро проговорил приезжий генерал с

резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки

проходя к двери кабинета.

-- Генерал-аншеф занят, -- сказал Козловский, торопливо подходя к

неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. -- Как прикажете

доложить?

Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого

ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.

-- Генерал-аншеф занят, -- спокойно повторил Козловский.

Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул

записную книжку, быстро начертил что-то карандашом, вырвал листок, отдал,

быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в

комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал

поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что-то сказать, но тотчас

же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук,

который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее

показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от

опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к

Кутузову.

-- Vous voyez le malheureux Mack, ^[2] -- проговорил он

сорвавшимся голосом.

Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений

оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу

морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза,

молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.

Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей

армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным

направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что

скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут

встретиться с неприятелем.

Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал

свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав

подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял

всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает

армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.

Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о

посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть,

придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами,

впервые после Суворова.

Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей

храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего

героя.

Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою

комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в

коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда,

чему-то смеялись.

-- Что ты так мрачен? -- спросил Несвицкий, заметив бледное с

блестящими глазами лицо князя Андрея.

-- Веселиться нечему, -- отвечал Болконский.

В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой

стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший

при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член

гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно

места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков,

отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:

-- Идут!... идут!... посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!

Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей.

На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он

как будто не мог удержать.

-- Ваше превосходительство, -- сказал он по-немецки, выдвигаясь вперед

и обращаясь к австрийскому генералу. -- Имею честь поздравить.

Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал

расшаркиваться то одной, то другой ногой.

Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив

серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он

прищурился, показывая, что слушает.

-- Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только

немного тут зашибся, -- прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.

Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.

-- Gott, wie naiv! ^[3] -- сказал он сердито, отойдя несколько

шагов.

Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более

побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову.

То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его

поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в

озлоблении на неуместную шутку Жеркова.

-- Если вы, милостивый государь, -- заговорил он пронзительно с легким

дрожанием нижней челюсти, -- хотите быть шутом, то я вам в этом не могу

воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз

скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.

Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв

глаза, смотрели на Болконского.

-- Что ж, я поздравил только, -- сказал Жерков.

-- Я не шучу с вами, извольте молчать! -- крикнул Болконский и, взяв за

руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.

-- Ну, что ты, братец, -- успокоивая сказал Несвицкий.

-- Как что? -- заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. --

Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и

радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым

дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacrés et l'ario mée

de nos alliés détruite, et vous trouvez là le mot pour rire, -- сказал он,

как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. -- C'est bien pour

un garçon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami,

mais pas pour vous, pas pour vous. ^[4] Мальчишкам только можно так

забавляться, -- сказал князь Андрей по-русски, выговаривая это слово с

французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.

Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из

коридора.

Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в

котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне

Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей

кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая

квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в

Польше, жил вместе с эскадронным командиром.

11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире все было поднято

на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь

спокойно шла по-старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не

приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки.

Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким,

молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая

расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.

-- А, Бондаренко, друг сердечный, -- проговорил он бросившемуся

стремглав к его лошади гусару. -- Выводи, дружок, -- сказал он с тою

братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые

люди, когда они счастливы.

-- Слушаю, ваше сиятельство, -- отвечал хохол, встряхивая весело

головой.

-- Смотри же, выводи хорошенько!

Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул

поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что

услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и

остановился на крыльце.

"Славно! Такая будет лошадь!" сказал он сам себе и, улыбаясь и

придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин-немец, в

фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из

коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он

весело улыбнулся и подмигнул: "Schön, gut Morgen! Schön, gut Morgen!"

^[5] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого

человека.

-- Schon fleissig! ^[6] -- сказал Ростов все с тою же

радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. --

Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! ^[7] --

обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем-хозяином.

Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул

колпак и, взмахнув им над головой, закричал:

-- Und die ganze Welt hoch! ^[8]

Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь,

закричал: "Und Vivat die ganze Welt"! Хотя не было никакой причины к

особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова,

ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и

братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной

любви и улыбаясь разошлись -- немец в коровник, а Ростов в избу, которую

занимал с Денисовым.

-- Что барин? -- спросил он у Лаврушки, известного всему полку

плута-лакея Денисова.

-- С вечера не бывали. Верно, проигрались, -- отвечал Лаврушка. -- Уж я

знаю, коли выиграют, рано придут хвастаться, а коли до утра нет, значит,

продулись, -- сердитые придут. Кофею прикажете?

-- Давай, давай.

Через 10 минут Лаврушка принес кофею. Идут! -- сказал он, -- теперь

беда. -- Ростов заглянул в окно и увидал возвращающегося домой Денисова.

Денисов был маленький человек с красным лицом, блестящими черными глазами,

черными взлохмоченными усами и волосами. На нем был расстегнутый ментик,

спущенные в складках широкие чикчиры, и на затылке была надета смятая

гусарская шапочка. Он мрачно, опустив голову, приближался к крыльцу.

-- Лавг'ушка, -- закричал он громко и сердито. -- Ну, снимай, болван!

-- Да я и так снимаю, -- отвечал голос Лаврушки.

-- А! ты уж встал, -- сказал Денисов, входя в комнату.

-- Давно, -- сказал Ростов, -- я уже за сеном сходил и фрейлен Матильда

видел.

-- Вот как! А я пг'одулся, бг'ат, вчег'а, как сукин сын! -- закричал

Денисов, не выговаривая р. -- Такого несчастия! Такого несчастия! Как ты

уехал, так и пошло. Эй, чаю!

Денисов, сморщившись, как бы улыбаясь и выказывая свои короткие крепкие

зубы, 'начал обеими руками с короткими пальцами лохматить, как пес, взбитые

черные, густые волосы.

-- Чог'т меня дег'нул пойти к этой кг'ысе (прозвище офицера), --

растирая себе обеими руками лоб и лицо, говорил он. -- Можешь себе

пг`едставить, ни одной каг'ты, ни одной, ни одной каг'ты не дал.

Денисов взял подаваемую ему закуренную трубку, сжал в кулак, и,

рассыпая огонь, ударил ею по полу, продолжая кричать.

-- Семпель даст, паг'оль бьет; семпель даст, паг'оль бьет.

Он рассыпал огонь, разбил трубку и бросил ее. Денисов помолчал и вдруг

своими блестящими черными глазами весело взглянул на Ростова.

-- Хоть бы женщины были. А то тут, кг'оме как пить, делать нечего. Хоть

бы дг'аться ског'ей.

-- Эй, кто там? -- обратился он к двери, заслышав остановившиеся шаги

толстых сапог с бряцанием шпор и почтительное покашливанье.

-- Вахмистр! -- сказал Лаврушка.

Денисов сморщился еще больше.

-- Сквег'но, -- проговорил он, бросая кошелек с несколькими золотыми.

-- Г`остов, сочти, голубчик, сколько там осталось, да сунь кошелек под

подушку, -- сказал он и вышел к вахмистру.

Ростов взял деньги и, машинально, откладывая и ровняя кучками старые и

новые золотые, стал считать их.

-- А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! -- послышался голос

Денисова из другой комнаты.

-- У кого? У Быкова, у крысы?... Я знал, -- сказал другой тоненький

голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того

же эскадрона.

Ростов кинул под подушку кошелек и пожал протянутую ему маленькую

влажную руку. Телянин был перед походом за что-то переведен из гвардии. Он

держал себя очень хорошо в полку; но его не любили, и в особенности Ростов

не мог ни преодолеть, ни скрывать своего беспричинного отвращения к этому

офицеру.

-- Ну, что, молодой кавалерист, как вам мой Грачик служит? -- спросил

он. (Грачик была верховая лошадь, подъездок, проданная Теляниным Ростову.)

Поручик никогда не смотрел в глаза человеку, с кем говорил; глаза его

постоянно перебегали с одного предмета на другой.

-- Я видел, вы нынче проехали...

-- Да ничего, конь добрый, -- отвечал Ростов, несмотря на то, что

лошадь эта, купленная им за 700 рублей, не стоила и половины этой цены. --

Припадать стала на левую переднюю... -- прибавил он. -- Треснуло копыто! Это

ничего. Я вас научу, покажу, заклепку какую положить.

-- Да, покажите пожалуйста, -- сказал Ростов.

-- Покажу, покажу, это не секрет. А за лошадь благодарить будете.

-- Так я велю привести лошадь, -- сказал Ростов, желая избавиться от

Телянина, и вышел, чтобы велеть привести лошадь.

В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед

вахмистром, который что-то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и,

указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин,

поморщился и с отвращением тряхнулся.

-- Ох, не люблю молодца, -- сказал он, не стесняясь присутствием

вахмистра.

Ростов пожал плечами, как будто говоря: "И я тоже, да что же делать!"

и, распорядившись, вернулся к Телянину.

Телянин сидел все в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов,

потирая маленькие белые руки.

"Бывают же такие противные лица", подумал Ростов, входя в комнату.

-- Что же, велели привести лошадь? -- сказал Телянин, вставая и

небрежно оглядываясь.

-- Велел.

-- Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем

приказе. Получили, Денисов?

-- Нет еще. А вы куда?

-- Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, -- сказал

Телянин.

Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку,

и ушел к себе.

Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала

колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно

посмотрел в лицо Ростову.

-- Ей пишу, -- сказал он.

Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю

быстрее сказать словом все, что он хотел написать, высказывал свое письмо

Ростову.

-- Ты видишь ли, дг'уг, -- сказал он. -- Мы спим, пока не любим. Мы

дети пг`axa... а полюбил -- и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день

создания... Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! -- крикнул он на

Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.

-- Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.

Денисов сморщился, хотел что-то крикнуть и замолчал.

-- Сквег'но дело, -- проговорил он про себя. -- Сколько там денег в

кошельке осталось? -- спросил он у Ростова.

-- Семь новых и три старых.

-- Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, -- крикнул

Денисов на Лаврушку.

-- Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, --

сказал Ростов краснея.

-- Не люблю у своих занимать, не люблю, -- проворчал Денисов.

-- А ежели ты у меня не возьмешь деньги по-товарищески, ты меня

обидишь. Право, у меня есть, -- повторял Ростов.

-- Да нет же.

И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из-под подушки кошелек.

-- Ты куда положил, Ростов?

-- Под нижнюю подушку.

-- Да нету.

Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.

-- Вот чудо-то!

-- Постой, ты не уронил ли? -- сказал Ростов, по одной поднимая подушки

и вытрясая их.

Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.

-- Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад

под голову кладешь, -- сказал Ростов. -- Я тут положил кошелек. Где он?

-- обратился он к Лаврушке.

-- Я не входил. Где положили, там и должен быть.

-- Да нет...

-- Вы все так, бросите куда, да и забудете. В карманах-то посмотрите.

-- Нет, коли бы я не подумал про клад, -- сказал Ростов, -- а то я

помню, что положил.

Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю

комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями

Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет,

он оглянулся на Ростова.

-- Г'остов, ты не школьнич...

Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же

мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где-то ниже горла,

хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.

-- И в комнате-то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут

где-нибудь, -- сказал Лаврушка.

-- Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, -- вдруг закричал

Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. -- Чтоб был

кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!

Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул

саблю и надел фуражку.

-- Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, -- кричал Денисов, тряся за плечи

денщика и толкая его об стену.

-- Денисов, оставь его; я знаю кто взял, -- сказал Ростов, подходя к

двери и не поднимая глаз.

Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов,

схватил его за руку.

-- Вздог'! -- закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него

на шее и лбу. -- Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек

здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.

-- Я знаю, кто взял, -- повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к

двери.

-- А я тебе говог'ю, не смей этого делать, -- закричал Денисов,

бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.

Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был

величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.

-- Ты понимаешь ли, что говоришь? -- сказал он дрожащим голосом, --

кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так...

Он не мог договорить и выбежал из комнаты.

-- Ах, чог'т с тобой и со всеми, -- были последние слова, которые

слышал Ростов.

Ростов пришел на квартиру Телянина.

-- Барина дома нет, в штаб уехали, -- сказал ему денщик Телянина. --

Или что случилось? -- прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо

юнкера.

-- Нет, ничего.

--, Немного не застали, -- сказал денщик.

Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой,

взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир,

посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь

Телянина.

Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою

вина.

-- А, и вы заехали, юноша, -- сказал он, улыбаясь и высоко поднимая

брови.

-- Да, -- сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого

труда, и сел за соседний стол.

Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все

молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда

Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми

кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и,

приподняв брови, отдал деньги слуге.

-- Пожалуйста, поскорее, -- сказал он.

Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.

-- Позвольте посмотреть мне кошелек, -- сказал он тихим, чуть слышным

голосом.

С бегающими глазами, но все поднятыми бровями Телянин подал кошелек.

-- Да, хорошенький кошелек... Да... да... -- сказал он и вдруг

побледнел. -- Посмотрите, юноша, -- прибавил он.

Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые

были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и,

казалось, вдруг стал очень весел.

-- Коли будем в Вене, все там оставлю, а теперь и девать некуда в этих

дрянных городишках, -- сказал он. -- Ну, давайте, юноша, я пойду.

Ростов молчал.

-- А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, -- продолжал

Телянин. -- Давайте же.

Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял

кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись,

а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: "да, да, кладу в карман свой

кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет".

-- Ну, что, юноша? -- сказал он, вздохнув и из-под приподнятых бровей

взглянув в глаза Ростова. Какой-то свет глаз с быстротою электрической искры

перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, все

в одно мгновение.

-- Подите сюда, -- проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти

притащил его к окну. -- Это деньги Денисова, вы их взяли... -- прошептал он

ему над ухом.

-- Что?... Что?... Как вы смеете? Что?... -- проговорил Телянин.

Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении.

Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный

камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко

несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести

начатое дело.

-- Здесь люди Бог знает что могут подумать, -- бормотал Телянин,

схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, -- надо

объясниться...

-- Я это знаю, и я это докажу, -- сказал Ростов.

-- Я...

Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза

все так же бегали, но где-то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и

послышались всхлипыванья.

-- Граф!... не губите молодого человека... вот эти несчастные деньги,

возьмите их... -- Он бросил их на стол. -- У меня отец-старик, мать!...

Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова,

пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. -- Боже мой,

-- сказал он со слезами на глазах, -- как вы могли это сделать?

-- Граф, -- сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.

-- Не трогайте меня, -- проговорил Ростов, отстраняясь. -- Ежели вам

нужда, возьмите эти деньги. -- Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.

Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор

офицеров эскадрона.

-- А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым

командиром, -- говорил, обращаясь к пунцово-красному, взволнованному

Ростову, высокий штаб-ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и

крупными чертами морщинистого лица.

Штаб-ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и

два раза выслуживался.

-- Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! -- вскрикнул Ростов.

-- Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и

Дата добавления: 2015-06-04