Хасэкура Исуна 2 страница. Вскоре, когда солнце только начало садиться на западе, Лоуренс и прочие прибыли в Кумерсон

Вскоре, когда солнце только начало садиться на западе, Лоуренс и прочие прибыли в Кумерсон.

***

В центре стола в обеденном зале красовалась супница, наполненная горячим супом с кусочками карпа и кореньями. Вокруг супницы стояло множество мисок с разнообразными кушаньями, в основном из рыбы и моллюсков.

Скорее всего, влиянием рыботорговца Амати, помогшего Лоуренсу и Хоро устроиться на постоялом дворе, в той или иной степени было вызвано то, что и главное блюдо, и все прочие так сильно отличались от типичных для южных стран мясных трапез. В первую очередь привлекали взгляд вареные улитки.

Считалось, что от поедания морских моллюсков люди медленнее старятся, а вот от пресноводных лишь живот болит; поэтому жители южных краев не ели улиток, хотя морских двустворок употребляли с удовольствием. Церковь заявляла даже, что в раковинах улиток селятся демоны, и наказывала людям их не есть.

Однако в отличие от других наставлений Церкви, которые были по сути учением Единого бога из Священного писания, этот наказ был скорее практическим. Лоуренс во время одного из своих путешествий заблудился и, не в силах противостоять грызшему его голоду, питался речными улитками, результатом чего действительно стала мучительная резь в животе.

С того самого времени Лоуренс не осмеливался притрагиваться к моллюскам, как к речным, так и к морским.

К счастью, улитки не были поделены на порции, и Хоро уплетала их с явным удовольствием.

Всю пищу, которую Лоуренс не осмеливался попробовать, он предоставил Хоро.

– Ммм… вот, значит, каковы на вкус моллюски, – произнесла Хоро, не переставая одну за другой отправлять себе в рот улиток, выуженных из раковин кончиком ножа, который ей для этой цели одолжил Лоуренс. Что до самого Лоуренса, он наслаждался вкусом засоленной щуки.

– Не увлекайся. Если слишком много съешь, живот будет болеть.

– Хмм?

– В раковинах речных улиток селятся демоны. Если ты случайно одного проглотишь, результат будет ужасен.

Хоро, задумчиво склонив голову набок, посмотрела на улитку, только что извлеченную из раковины, а затем кинула ее в рот.

– За кого ты меня принимаешь? Я не только пшеницу могу различать хорошую и плохую.

– Ну, вообще-то ты сама говорила как-то, что съела однажды красный перец, и тебе потом было очень плохо.

Хоро при этом замечании Лоуренса слегка рассердилась.

– Определить вкус исключительно по внешнему виду невозможно даже для меня. Та штука была вся красная, как спелый фрукт!

Говоря эти слова, Хоро одновременно извлекала из раковины очередную улитку. Время от времени она прикладывалась к свой кружке и всякий раз после этого зажмуривала глаза.

Поскольку власть Церкви в здешних краях была слаба, крепкое спиртное, запрещенное Церковью к продаже, встречалось тут повсеместно.

Кружки Лоуренса и Хоро были наполнены почти бесцветным напитком, известным как «жгучее вино».

– Хочешь, я закажу для тебя что-нибудь послаще?

– …

Хоро молча покачала головой. При виде того, как она сидела, зажмурив глаза, Лоуренсу подумалось, что, вероятно, если убрать плащ Хоро, под ним обнаружится очень, очень сильно распушившийся хвост.

Наконец Хоро удалось проглотить вино. Глубоко выдохнув, она вытерла уголки глаз обшлагом рукава.

Разумеется, крепкое спиртное, известное также как «вино Выбейдух», Хоро пила не будучи одетой в облачение монахини. Сейчас, в повязанной на голову треугольной косынке, она походила на типичную городскую девушку.

Перед ужином Лоуренс вместе с уже переодевшейся Хоро вновь подошел к Амати, чтобы поблагодарить. На лицо Амати тогда было просто жалко смотреть. Не только Лоуренс – даже владелец постоялого двора не смог удержаться от смеха.

Хоро же, словно специально стремясь усугубить тяжесть своих грехов, еще сильнее, чем обычно, старалась изображать юную скромницу, когда благодарила Амати.

Если бы Амати увидел ее манеры сейчас, за ужином, его мечты, вне всякого сомнения, разбились бы в мгновение ока.

– …Я уже почти забыла этот вкус, – произнесла Хоро, сделав очередной глоток.

То ли потому что напиток был очень уж крепок, то ли из-за того, что его вкус разбудил воспоминания о родном городе Хоро, на глаза ее навернулись слезы.

И правда, чем севернее, тем чаще встречалось вино Выбейдух.

– Даже я плохо разбираюсь в спиртном такой крепости.

Хоро, которой, по-видимому, надоели улитки и которая поэтому принялась за блюда из вареной и жареной рыбы, весело ответила:

– Цвет, форма – это легко забыть уже через десять лет, а вот вкус и запах и через века не забудешь. У этого вина вкус совершенно такой же, какой был в Йойтсу. Сразу такие воспоминания…

– Крепкие напитки вообще на севере чаще встречаются. Ты всегда пила такие? – поинтересовался Лоуренс, кинув взгляд сперва на свою кружку, а затем на Хоро.

Хоро, в уголке рта которой прилип кусочек жареной рыбы, гордо ответила:

– Сладкие вина не подобает пить столь благородной и мудрой волчице, не правда ли?

«Какие сладкие вина? Хоро, когда она в человеческом обличье, выглядит так, словно ей подобает пить лишь молоко с медом», – подумалось Лоуренсу, но он предпочел лишь согласно улыбнуться.

Несомненно, вкус вина пробудил в Хоро ностальгические воспоминания о родине.

Перед Хоро был вкуснейший ужин, подобным которому она не могла наслаждаться уже очень долгое время, но не это было причиной улыбки на ее устах.

Каким-то образом Хоро вдруг всей кожей ощутила, что Йойтсу совсем близко. Подобно юной деве, получившей нежданный подарок, она вся светилась улыбкой.

Лоуренс был не в силах оторвать взгляда от Хоро.

Его не волновало, что он может забыться, так вот на нее глядя, и подвергнуться затем ее насмешкам.

Все время, что Лоуренс был знаком с Хоро, он скрывал от нее легенду о том, что Йойтсу был давным-давно разрушен.

Из-за этого смотреть на невинную улыбку Хоро, вызванную воспоминанием о родине, было тяжелее, чем на слепящее солнце.

И тем не менее Лоуренс не мог разрушить с таким трудом достигнутое радостное настроение.

Чтобы не дать Хоро заглянуть в его мысли, Лоуренс не без усилий прогнал из головы всю грусть и улыбнулся Хоро, которая как раз потянулась за куском вареного карпа.

– Похоже, вареный карп тебе пришелся по вкусу.

– Да, я и не знала, что вареный карп… такой вкусный. Дай еще кусок.

Вареного карпа подали в большом горшке, который стоял далековато от Хоро, поэтому добавку ей клал Лоуренс. Всякий раз, когда он это делал, в его собственной деревянной миске прибавлялось луковиц. Похоже, Хоро не выносила лук даже в вареном виде.

– А где ты раньше ела карпа? Его мало где подают.

– Хмм? В реке, конечно. Карпов легко ловить, они такие неуклюжие.

Вот, значит, как. Хоро была в волчьем обличье, когда ловила рыбу.

– Никогда не пробовал карпа сырым. Каков он на вкус?

– Чешуя застревает в зубах, и костей слишком много. Я всегда завидовала птицам, которые глотали их целиком. Сырая рыба – это не для меня.

Лоуренс попытался представить себе, как Хоро впивается карпу в голову.

Карп был известен тем, что очень долго живет. Церковь считала его священной рыбой, но одновременно называла слугой дьявола. Поэтому в пищу карпов употребляли только на севере.

Конечно же, почитать карпа с его лишь немного большей, чем у человека, продолжительностью жизни, в краях, где живут волки, подобные Хоро, просто смешно.

– Да, пища, приготовленная людьми, хороша. Кстати, хороша не только готовка, но и вся рыба очень свежая, ее наверняка специально отбирали. Этот мальчуган Амати превосходно разбирается в рыбе.

– Он еще так молод, а уже торгует таким потрясающим количеством рыбы.

– А ты, наоборот… что у тебя в повозке?

Взгляд Хоро внезапно потяжелел.

– Э? Там гвозди. Как в этом столе… это не имеет никакого отношения к…

– Я прекрасно знаю, что там гвозди. Я имела в виду, что ты мог бы купить что-нибудь более впечатляющее. О, или тебя напугала неудача в Рубинхейгене?

Лоуренса это замечание немного рассердило, но, поскольку Хоро всего лишь высказала чистую правду, возразить ему было нечем.

Из-за собственной жадности он накупил оружия и доспехов на сумму вдвое большую, чем у него была; это привело к тому, что он оказался близок к полному разорению и к тому, чтобы провести остаток дней в рабстве. Кроме того, Лоуренс причинил большие неприятности Хоро, и из-за него она оказалась в очень постыдном положении.

Учтя все это, Лоуренс принял решение накупить гвоздей на четыреста серебряных монет Тренни – довольно осторожная покупка. Зато в результате он остался с неплохим запасом денег.

– Конечно, мои товары не столь привлекательны на вид, но они дадут нам неплохую прибыль. Кроме того, у меня в повозке не только непривлекательные предметы.

Хоро с щучьей костью в зубах по-кошачьи уставилась на Лоуренса, склонив голову чуть набок.

Лоуренсу пришла в голову гениальная фраза.

Чуть прокашлявшись, он раскрыл рот и громко заявил:

– У меня в повозке есть ты.

Прозвучало вообще-то довольно неестественно, но Лоуренсу казалось, что сказано прекрасно, и он не смог сдержать довольный смешок.

Однако когда он, все еще посмеиваясь и потягивая вино, глянул на Хоро, то увидел, что она перестала уплетать рыбу и сидит, изображая покорность судьбе.

– …Что ж, похоже, это самое большее, на что ты способен, – и она вздохнула.

– Эй, ничего с тобой не случится, если отнесешься с немного бОльшим сочувствием, знаешь ли!

– Если с самцом обращаться слишком мягко, он быстро избалуется. А если он привыкнет к такому обращению и его собеседнику придется раз за разом выслушивать одно и то же, как же это будет скучно.

– Эээ…

Решив, что смолчать сейчас никак нельзя, он попытался возразить:

– Ну хорошо же, с этого момента я…

– Дурень.

Лоуренс замолчал на полуслове.

– Сколько нужно денег, чтобы самец себя нормально вел?

– …

Наморщив брови, Лоуренс принялся безмолвно потягивать вино; но волчица не желала выпускать свою жертву.

– Кроме того, когда у меня грустный вид, ты ведь хочешь быть со мной ласковей, да?

Глядя на невинно улыбающуюся Хоро, Лоуренс не мог найти что сказать.

Хоро была просто-напросто слишком хитрая.

Все, что оставалось Лоуренсу, – возмущенно смотреть на Хоро; та ответила самой великодушной из своих улыбок.

***

К тому времени, когда Лоуренс и Хоро закончили наконец свой давно предвкушаемый полноценный ужин и вернулись в комнату, улицы близ постоялого двора наконец затихли.

Несмотря на то, что к их приезду в Кумерсон солнце уже садилось, степень буйства городских улиц превзошла все ожидания Лоуренса.

Не наткнись они на Амати, Лоуренс, вне всякого сомнения, был бы вынужден обратиться в иностранное отделение своей гильдии с просьбой о помощи в поиске комнаты. А в худшем случае ему с Хоро пришлось бы остановиться в самом этом отделении.

Повсюду на улицах Кумерсона виднелись непонятные соломенные чучела и деревянные статуи. Не только улицы, даже самые узкие проулки были забиты толпами зевак, движущихся следом за скоморохами и музыкантами.

На большой площади в южной части Кумерсона по-прежнему работал рынок – в эти дни он закрывался намного позже обычного. Площадь буквально кипела жизнью; ничего удивительного, ведь сейчас было время городской ярмарки. Даже ремесленники, которым вообще-то было запрещено продавать товары собственного изготовления, выставили лотки вдоль больших улиц, примыкающих к площади.

Лоуренс открыл окно, чтобы охладить свое тело, которое после крепкого спиртного, казалось, все горело. В лунном свете он увидел, что некоторые из уличных торговцев начали наконец-то сворачиваться.

Постоялый двор, комнату в котором Амати нашел для Лоуренса с Хоро, был заведением высшего разряда, одним из лучших в Кумерсоне. Самому Лоуренсу даже в голову не пришло бы здесь остановиться. Комната их была на втором этаже, и ее окна смотрели на большую улицу, проходящую через центр города с юга на север. Сам постоялый двор располагался на углу этой и еще одной крупной улицы, что шла с запада на восток. Как Хоро и желала, в комнате были две кровати. Лоуренс, однако, сильно подозревал, что это явилось результатом сверхнастойчивых усилий Амати.

Хотя это подозрение вновь подарило Лоуренсу легкое ощущение превосходства, в то же время он был благодарен Амати за то, что тот нашел для них с Хоро комнату; поэтому он уставился в окно и решил прекратить гадать попусту.

На широких улицах, похоже, остались теперь одни шатающиеся.

Слегка улыбнувшись, Лоуренс обернулся и обнаружил, что Хоро сидит, скрестив ноги, на кровати, и наливает в свою деревянную кружку еще вина, словно ей было мало.

– Еще раз повторяю: если завтра утром ты начнешь помирать, я и пальцем не шевельну. Ты что, уже забыла, какое похмелье у тебя было в Паттио? – сказал Лоуренс.

– Мм? А, не беспокойся. От хорошего спиртного плохо не бывает, сколько его ни пей. Но если я не буду пить, плохо станет моему сердцу, поэтому как же мне не пить?

Наполнив кружку, Хоро с довольным видом сделала глоток и откусила от ломтя сушеной лососины, оставшегося с ужина.

Лоуренс не сомневался, что если он предоставит Хоро самой себе, она продолжит пить и есть, пока не лишится чувств от опьянения. Однако хорошее настроение Хоро было для него важнее.

А все из-за того, что Лоуренс знал что-то, что никак не мог ей рассказать.

Лоуренс изменил своему обычному торговому пути и заехал зимой в Кумерсон, куда обычно наведывался лишь летом, потому что направлялся на родину Хоро.

И тем не менее Лоуренс ни разу не спросил у Хоро, где именно находится Йойтсу. Хотя название это он прежде слышал, но только в легенде, и потому точное местонахождение Йойтсу для него было загадкой.

Не спрашивал он Хоро потому, что всякий раз, когда упоминалось название Йойтсу, Хоро ностальгически улыбалась, а потом вспоминала, как далеко от нее Йойтсу и в пространстве, и во времени, и ее охватывало уныние.

Самого себя Лоуренс находил в таких случаях бесполезным, и одного этого достаточно было бы, чтобы он не мог решиться заговорить про Йойтсу.

Правда, Лоуренсу показалось, что Хоро не будет так уж сильно расстроена, если поднять эту тему именно сейчас. Приняв решение, Лоуренс уселся за стоящий у стены стол и сказал:

– Да, кстати, пока ты не лишилась чувств от выпитого, я хочу с тобой кое о чем поговорить.

Не скрытые сейчас под одеждой уши и хвост Хоро показали, что она вся внимание.

Взгляд обратился к Лоуренсу секундой позже.

– О чем?

Проницательная волчица, похоже, поняла по тону Лоуренса, что он не просто хотел побеседовать. В уголках губ притаилась легкая улыбка – Хоро явно пребывала в хорошем настроении.

С трудом разомкнув потяжелевшие губы, Лоуренс произнес:

– О твоем городе.

Услышав, как Лоуренс без обиняков перешел сразу к делу, Хоро безмолвно рассмеялась и вновь хлебнула из кружки.

Лоуренс был уверен, что Хоро от его слов посерьезнеет, и такая реакция застала его врасплох.

Лоуренс начал думать, не слишком ли Хоро уже опьянела; но тут она проглотила то, что было у нее во рту, и заявила:

– Все-таки ты не знаешь, где он. Я уже давно догадалась и начала беспокоиться, когда же ты меня спросишь.

Улыбнувшись своему отражению в кружке, она вздохнула и продолжила:

– Ты, видимо, веришь, что от любого разговора о Йойтсу я начинаю печалиться, я угадала? Неужели я кажусь настолько слабой?

Лоуренс собрался было напомнить ей, как она плакала, увидев сон о своем городе, но решил, что это она и так помнит. Хвост Хоро радостно вилял.

– Нет, вовсе нет, – ответил он.

– Дурень, в таких случаях ты должен отвечать «да».

Впрочем, Хоро, судя по всему, получила именно тот ответ, которого ждала. Сейчас, виляя хвостом, она выглядела еще радостнее, чем прежде.

– Тебя такие странные вещи беспокоят. То, что ты наконец-то решился, – это потому, что ты увидел мою реакцию за ужином и решил, что теперь можно? Да уж… какой же ты добряк.

Улыбнувшись немного смущенно, Хоро вновь отхлебнула из кружки и продолжила.

– Не скажу, что твоя заботливость мне так уж неприятна. Впрочем, видимо, можно сказать, что на твой дурацкий вид в такие минуты интересно смотреть. А если бы ты продолжал молчать, пока не выяснилось бы, что мы уже пришли на север, но совершенно не туда – что бы ты тогда делал?

Лоуренс лишь пожал плечами.

– Хорошо. Чтобы не дать мне, с моим дурацким видом, пойти не в ту сторону, не скажешь ли ты, где находится Йойтсу?

Снова потянув из кружки, Хоро призадумалась.

Затем она испустила долгий, тихий вздох.

– Откровенно говоря, я сама плохо помню.

Словно стремясь упредить лоуренсово «ну и шуточки у тебя», она поспешно продолжила:

– Если нужно направление, это я могу сказать легко. Нам туда.

Лоуренс посмотрел, куда указывает Хоро, и тотчас сообразил, что она имеет в виду север.

– Но я не помню, сколько гор нужно покорить, сколько рек перейти, сколько степей пересечь. Мне казалось, что я буду постепенно вспоминать, когда мы подберемся ближе. Я была неправа?

– Ты совсем никаких деталей не помнишь об этом месте? Дорога вовсе не обязательно прямая, а когда мы доберемся на север, найти надежную карту будет совсем непросто. А есть места, куда и вовсе нельзя попасть иначе как обходными путями. Может, ты помнишь, как называются другие города поблизости? Тогда мы попробуем ориентироваться на них.

Поразмышляв немного, Хоро задумчиво приставила указательный палец к виску и проговорила:

– Единственные названия, что я помню, – это Йойтсу и Ньоххира. Был еще… уммм, как же он назывался… Пи…

– Пи?

– Пире, Пиро… о, точно – Пироморден.

Хоро радостно улыбнулась, словно вытащила наконец что-то, что застряло у нее в груди. Лоуренс, склонив голову чуть вбок, сказал:

– Никогда об этом городе не слыхал. Еще какие-нибудь?

– Уммм… городов-то там было много, но не все они имели имена, как сейчас. Нам достаточно было сказать: город по ту сторону такой-то горы – и все понимали, о каком городе идет речь, поэтому названия были не нужны.

Да, Лоуренса эта особенность удивила, когда сам он впервые приехал торговать на север. Тогда он приехал в некий город и выяснил, что название этого города известно лишь путешественникам. Ни горожане, ни те, кто жили поблизости, названия не знали.

Один старик, которого повстречал Лоуренс, даже сказал, что если городу дать имя, это навлечет на него злых божеств.

Под так называемыми «злыми божествами», скорее всего, подразумевалась Церковь.

– Что ж, давай тогда начнем с Ньоххиры. Где она находится, я знаю, – кивнул Лоуренс.

– Это имя тоже навевает воспоминания. Там по-прежнему есть горячие источники?

– Мне доводилось слышать, что, хоть это и языческий город, многие епископы и даже короли втайне ездят туда, на огромные расстояния, специально чтобы понежиться в тамошних горячих источниках, – ответил Лоуренс. – Слухи ходят, что из-за этих источников ни один поход против язычников Ньоххиру не затронул.

– В общем-то, лишь те горячие источники не во власти какой-либо страны, – с улыбкой кивнула Хоро. – В таком случае… – она слегка прокашлялась, затем продолжила. – Если б мы сейчас были в Ньоххире, нам нужно было бы туда.

Хоро указала на юго-запад. Лоуренс чуть расслабился – он опасался, что она покажет дальше на север.

Если бы Йойтсу располагался еще севернее, чем Ньоххира, наверняка снег там не сходил бы даже летом.

И все-таки, если все, что было известно, – это что Йойтсу находился к юго-западу от Ньоххиры – этого было слишком мало.

– А сколько добираться от Ньоххиры до Йойтсу? – спросил Лоуренс.

– Я добралась бы за два дня. На человеческих ногах… не знаю.

Лоуренс припомнил, как ехал на спине Хоро близ Рубинхейгена. Несомненно, Хоро была способна легко и быстро преодолевать любое бездорожье.

Да, если это учесть, область поисков все равно окажется гигантской, даже если известно, что начинать надо от Ньоххиры. Искать в такой огромной области определенный город, а возможно, даже небольшую деревню – все равно что искать иголку в пустыне. Лоуренс был бродячим торговцем, работа которого включала в себя путешествия между небольшими городами, разбросанными повсюду, и именно поэтому он прекрасно понимал, насколько трудная задача им предстоит.

И вдобавок еще это упоминание в услышанной Лоуренсом легенде о том, что Йойтсу был разрушен огромным медведем-демоном.

Если легенда правдива – найти руины города, разрушенного несколько веков назад, будет просто невозможно.

Лоуренс не был аристократом, который мог себе позволить целыми днями ничего не делать. Если он будет уходить со своих обычных торговых путей и шляться по незнакомым землям, его хватит на полгода, а то и меньше. А после неудачи в Рубинхейгене он оказался еще дальше, чем был, от осуществления своей мечты о собственной лавке; тем меньше времени он мог позволить себе потерять.

Пока Лоуренс об этом размышлял, слова, блуждавшие у него в голове, сами сорвались с языка.

– А из Ньоххиры ты сама сможешь добраться? Ты ведь знаешь, в какую сторону идти.

Если Йойтсу лежал всего в двух днях пути от Ньоххиры, то, как Хоро и говорила, она наверняка вспомнит дорогу, оказавшись поблизости.

С этой мыслью Лоуренс и сказал то, что сказал, ни о чем больше не думая. Однако едва слова вылетели из его рта, он тут же понял, что допустил гигантскую оплошность.

Потому что Хоро смотрела на него совершенно остолбенело.

На лице Лоуренса отразилось удивление. В то же мгновение Хоро отвела взгляд.

– Ага… да. Если я доберусь до Ньоххиры, конечно, я вспомню дорогу до Йойтсу, – и она вымученно улыбнулась. Лоуренс все пытался понять, что же не так. Наконец изо рта у него вырвался возглас.

Однажды – это было в городе Паттио – Хоро сказала, что нет ничего хуже одиночества.

Хоро так боялась одиночества. Лоуренс, конечно, не имел в виду ничего дурного, но Хоро все-таки сразу подумала о худшем. Кроме того, она слишком много выпила.

Возможно даже, она решила, что Лоуренсу просто надоело искать ее город. Подумав так, Лоуренс поспешно добавил:

– Погоди минуту, не подумай ничего такого. Если ты сможешь добраться туда в два дня, тогда я могу просто дождаться тебя в Ньоххире.

– Да, этого будет достаточно. Ты отвезешь меня в Ньоххиру, да? Я хотела навестить еще несколько городов.

Разговор продолжился без заминки. Лоуренс, однако, был немного разочарован: он чувствовал, что гладким продолжением разговора он обязан быстроте мысли Хоро.

При кажущейся гладкости беседы где-то в глубине образовалась трещина.

Хоро оставила свой родной город сотни лет назад. Она наверняка хотя бы думала о возможности того, про что Лоуренс слышал в легенде, – что Йойтсу перестал существовать. И даже если не думала – прошло столько лет, одного этого было бы достаточно, чтобы все вокруг переменилось до неузнаваемости. Наверняка в сердце Хоро сейчас царила неуверенность.

Должно быть, ей было страшно отправляться домой в одиночку.

Невинная улыбка, что появилась у нее на устах, когда вкус вина напомнил ей о Йойтсу, – возможно, на самом деле то была улыбка неуверенности.

Если поразмыслить немного, становилось яснее, что чувствует и думает Хоро. Сейчас Лоуренса грызло глубокое раскаяние из-за его бестактной фразы.

– Послушай, я сделаю все, что смогу, чтобы тебе помочь. То, что я только что сказал – это бы-…

– Разве я не спрашивала совсем недавно, сколько нужно, чтобы самец себя нормально вел? Ты, не тревожься так сильно обо мне, а то это станет уже неприятно.

С озадаченным выражением лица Хоро натянуто улыбнулась и, поставив кружку на пол возле кровати, продолжила:

– Я просто ужасна, я всех и все сужу по своей мерке. В конце концов, я лишь глазом моргну, а ты и все остальные уже состаритесь. Я все время забываю, что для вас, с такой короткой жизнью, каждый год ценен.

Хоро сидела, окутанная вливающимся в окно лунным светом. Зрелище это на какое-то мгновение показалось Лоуренсу призрачным, ненастоящим; он даже не мог решиться подойти. Он боялся, что если подойдет, Хоро просто исчезнет, словно облачко тумана.

Наконец Хоро подняла голову, которую понурила, когда поставила кружку; на лице ее по-прежнему была неловкая улыбка.

– Ты такой добряк, правда. Когда у тебя такое выражение лица, мне становится неловко.

Что можно сказать в подобной ситуации? Лоуренс никак не мог найти подходящих слов.

Этим вечером в этой комнате между ними двумя пролегла расщелина.

И Лоуренс не мог найти слов, чтобы перекинуть мост через эту расщелину. Даже если он выдумает какую-нибудь ложь, против Хоро это будет бесполезно.

Что еще важнее, из-за последних слов Хоро Лоуренсу стало еще труднее что-либо говорить. Он не мог набраться духа и сказать что-нибудь вроде: «Сколько бы времени это ни заняло, я найду Йойтсу и отвезу тебя туда». Торговцы были существами чрезвычайно практичными – настолько практичными, что произнести что-либо подобное они просто не могли. Для Лоуренса даже Хоро с ее многовековым возрастом была слишком далеким созданием.

– Это я забыла очевидные вещи. Рядом с тобой было так спокойно, и я немного… избаловалась, – застенчиво улыбнувшись, произнесла Хоро, и ее уши смущенно затрепетали. Возможно, эти девичьи слова шли из глубины души.

Только Лоуренс от этих слов счастливее не стал.

Ибо слова Хоро звучали почти как прощание.

– Хех, похоже, я все-таки напилась. Пора в постельку, а то я не знаю, что еще я наговорю.

Однако после этих слов Хоро отнюдь не смолкла. Она все продолжала говорить, словно сама с собой; Лоуренсу показалось, что она просто пытается казаться сильной.

А сам он до самого конца так и не смог ей ничего сказать.

Единственное, о чем мог Лоуренс думать, – что Хоро все же не собрала вещи и не ушла сразу же, как только в комнате установилась угрюмая атмосфера. Вообще-то он не верил, что такое может случиться, но в глубине души чувствовал, что Хоро из тех, кто на такое как раз способен.

Однако он так остро ощущал свое бессилие, что готов был заорать на самого себя.

Ночь пришла безмолвно.

С улицы из-за закрытых деревянных ставней доносился веселый пьяный смех, но это лишь усилило щемящее чувство пустоты в душе Лоуренса.

К оглавлению

Глава 2

Есть такая поговорка: как торговец ни тревожится, а ночью все равно уснет.

Лоуренс все волновался, не уйдет ли Хоро одна… а потом проснулся от щебета птичек, пробивавшегося через деревянные ставни.

Конечно, Лоуренс был не из тех, кто легко теряет самообладание; но все же, кинув взгляд на соседнюю кровать и убедившись, что Хоро по-прежнему там, он не удержался от вздоха облегчения.

Встав с постели, Лоуренс раскрыл ставни и высунулся из окна. Даже в комнате сейчас было довольно прохладно, а утренний воздух снаружи был еще холоднее. При каждом выдохе изо рта Лоуренса вырывалось облачко тумана.

Зато небо снаружи было чистым и безоблачным; утро словно хрустально звенело.

На широкой улице перед постоялым двором начали появляться люди. Глядя на городских торговцев, поднимающихся на ноги даже еще раньше, чем торговцы бродячие, Лоуренс прокрутил в голове список дел на сегодняшний день. Затем он пробормотал «так», обозначив для самого себя готовность действовать.

Не то чтобы он хотел искупить вину за свой ляп минувшим вечером, но все же решил: чтобы в полной мере насладиться начинающимся завтра праздником вместе с Хоро, все простые дела надо сделать сегодня.

«В первую очередь надо продать товары из Рубинхейгена», – с этой мыслью Лоуренс развернулся лицом в комнату.

Хотя ночь осталась в прошлом, на сердце у него по-прежнему было неспокойно. Все же он решил, что пора разбудить по-прежнему спящую спутницу, и подошел к ее кровати. И вдруг он нахмурился.

Хоро частенько дрыхла до полудня, подобно какой-нибудь аристократке, поэтому Лоуренса не удивило то, что она до сих пор спит; но тут он кое-что заметил.

Того беззаботного храпа, который обычно издавала Хоро, не было.

«Только не это…» – подумал Лоуренс, протягивая вперед руку. Хоро, похоже, заметила: одеяло, которым она была накрыта, чуть дернулось.

Лоуренс осторожно приподнял край одеяла.

И тяжко вздохнул.

Из-под одеяла показалось лицо Хоро; оно было несчастнее, чем у брошенного котенка.

– Снова похмелье?

Поскольку двигать головой было для Хоро слишком мучительно, она ответила лишь движением глаз.

Больше всего сейчас Лоуренсу хотелось ее как следует отругать, но, вспомнив произошедшее минувшей ночью, он проглотил слова, вертевшиеся на языке. Кроме того, он сомневался, что на Хоро эти слова сейчас подействуют.

– Я чуть позже принесу воды попить и ведро, на всякий случай. А ты пока будь хорошей девочкой и поспи еще.

Лоуренс специально сделал ударение на словах «будь хорошей девочкой», но Хоро в ответ лишь вяло шевельнула ушами.

Даже если б он тысячу раз это сказал – Хоро просто-напросто не могла быть хорошей девочкой и делать то, что он ей говорит. Однако, судя по тому, как ей сейчас было плохо, едва ли она способна вытащить себя наружу. А значит, собраться и уйти в отсутствие Лоуренса она тоже не сможет. При этой мысли Лоуренс немного расслабился.

Дата добавления: 2015-06-04