Живопись 2 страница. Замечательны и женские портреты художника

Замечательны и женские портреты художника. В них поиски определенного, навеянного эпохой идеала чувствуются особенно отчетливо. Проницательность характеристики присуща ему и здесь: примером могут служить портреты М. А. Воронцовой (конец 1760-х гг.; Русский музей) и П. Ю. Квашниной-Самариной (1770-е гг.; Третьяковская галлерея). Но более характерна и пленительна в женских портретах Рокотова поэтическая интерпретация образа. Таков, в частности, образ юной жены Струйского с милым, чисто русским лицом, нежная прелесть которого подчеркнута легкими, тающими мазками кисти, мягкими изгибами тонкой ткани. Тональная живопись Рокотова с ее особенным мерцанием света и «сумеречностью» фонов, в которых тают контуры человеческой фигуры, здесь кажется особенно убедительной, выражающей самую суть образа.

Ф. С. Рокотов. Портрет В. Н. Суровцевой. Фрагмент. Конец 1780-х гг. Ленинград, Русский музей.

Ф. С. Рокотов. Портрет В. Н. Суровцевой. Между 1785 и 1790 гг. Ленинград, Государственный Русский музей.

В конце 1770-х—1780-х гг. Рокотовым был создан целый цикл женских портретов: одним из лучших здесь может считаться портрет В. Е. Новосильцевой (1780; Третьяковская галлерея). Он удивляет богатством психологических нюансов в характеристике образа и виртуозностью письма. Художник смягчает всюду границы объемной формы, достигая необычайной мягкости лепки лица; кажется, лицо меняет свое выражение на глазах зрителя. Вздрагивают ресницы, углы губ слегка усмехаются; художник создает ощущение трепета живой жизни. В лице Этой юной женщины чувствуются и проницательность, и сознание собственного превосходства над окружающим, и едва уловимые оттенки грусти. К числу лучших относится портрет В. Н. Суровцевой (конец 1780-х гг.; Русский музей) с серьезным выражением простого и умного лица, тающем в ореоле пудреных волос.

К 1790-м гг. силы Рокотова начинают угасать. Его поздние произведения несут на себе следы воздействия классицизма.

Вторым крупным мастером русской портретной живописи этого времени был Дмитрий Григорьевич Левицкий (1735—1822), ученик Антропова. Его искусство носит во многом совершенно иной характер, нежели творения его замечательного современника. В отличие от Рокотова, тяготеющего к лирическому образу, к некоторой его недосказанности, к тональному колориту и живописной трактовке формы, Левицкий в своих портретах поражает жизнеутверждающей ясностью образов, их чувственной убедительностью, материальностью. Колорит его строится на интенсивных цветовых сочетаниях, его композиционные и колористические решения декоративны. Портреты Левицкого вызывают у зрителя ощущение чего-то торжественного, праздничного, хотя декоративное начало никогда не становится у него самодовлеющим.

Левицкий—прямой наследник русского портретного искусства середины 18 столетия, в частности искусства Антропова с его цельностью и объективностью характеристики изображенного человека. Левицкий родился на Украине, его отец, священник, был известным гравером. Возможно, что юношей будущий портретист был замечен Антроповым, приезжавшим в Киев в 1750-х годах.

После отъезда Антропова из Киева Левицкий переселился в Петербург. Здесь в конце 1750-х — начале 1760-х гг. он работал учеником и помощником Антропова. В этот период он исполнил ряд декорационных работ. В 1770 г. он был избран академиком, в Академии он руководил классом портретной живописи.

Д. Г. Левицкий. Портрет А. Ф. Кокоринова. 1769-1770 гг. Ленинград, Русский музей.

В творчестве Левицкого большое место занимает парадный портрет. Здесь присущая его живописи декоративность открывается во всем своем блеске. К числу лучших ранних произведений Левицкого в этом жанре следует причислить портрет директора Академии художеств архитектора А. Ф. Кокоринова (1769—1770; Русский музей). Уже в этом портрете художник обнаруживает совершенное знание традиционного образного строя и традиционных композиционных приемов современного ему западноевропейского репрезентативного портрета с его пониманием значительности образа, величественностью позы и жеста, богатым аксессуарным окружением. Рисунок в портрете безукоризнен. Во всем чувствуется присущая Левицкому любовь к передаче материальной, осязаемой поверхности предметов, к красоте натуры. С большим блеском написан лиловый шелковый камзол архитектора с густым золотым шитьем, пушистая соболья опушка украшенного серебряным шнуром кафтана. Здесь отчетливо ощущается близость Левицкого тому чувственному любованию бытием, которое в большей мере было присуще и поэзии Державина.

В парадных портретах зрелого периода Левицкий освобождается от театральной риторики, они проникнуты духом жизнерадостности, праздничного ощущения жизни, ярким и здоровым оптимизмом.

Типичен для зрелого Левицкого огромный портрет П. А. Демидова в рост (1773; Третьяковская галлерея) (илл. 328). Чрезвычайно импозантный, он выдержан в золотисто-зеленоватой гамме с оттенками оливкового, в которую введен звучный теплый красный цвет. Великолепно написанный шелк шуршит и топорщится, отливая на сгибах складок, поблескивает бронза, эффектно драпируются тяжелые ткани. Однако уже самый замысел портрета, построенный на контрастах, почти граничащих с иронией, несет в себе нечто необычное. Демидов стоит в спокойной, немного демонстративной позе, столь обычной для портретов такого рода. В то же время его лицо — лицо пожилого, капризного человека с печально опущенными веками, со старчески запавшим ртом, чуть кривящимся в странной кислой полуулыбке. На нем халат, колпак и домашние туфли. Традиционный демонстративный жест его правой руки обращен не к изображенному на фоне портрета Воспитательному дому, на который он пожертвовал большую сумму денег, а к цветочным горшкам с розами и примулами. Демидов опирается на садовую лейку, перед ним на столе — цветочные луковицы, какой-то труд по ботанике. Художник выходит за границы парадного изображения, где, согласно теории того времени, портретируемый должен говорить о себе: «Я есть оный царь, окруженный величеством». Характеристика модели индивидуализированная Художник, по-видимому, исходит из действительных жизненных особенностей изображаемого человека. Портрет представляется верным изображением модели — известного оригинала 18 в., горнозаводчика, богатейшего и эксцентричного человека, поклонника французских просветителей и щедрого благотворителя.

Д. Г. Левицкий. Портрет Г. И. Алымовой. 1776 г. Ленинград, Русский музей.

Особо следует остановиться на больших, образующих единый декоративный ансамбль парадных портретах (в рост) воспитанниц Смольного института для благородных девиц (Русский музей): Е. И. Нелидовой (1773), Е. Н. Хрущовой и Е. Н. Хованской (1773), А. П. Левшиной (1775), Г. И. Алымовой (1776) и других. Образный строй этих произведений связан с характерным для парадного портрета 18 в. изображением женщины как существа «веселонравного, любящего только смехи и забавы». Но под кистью Левицкого эта общая формула наполнилась реалистически убедительным жизненным содержанием.

Весь цикл портретов связан как бы единой темой, которая может быть понята как утверждение красоты человеческой юности. Девушки представлены демонстрирующими свои многочисленные таланты, развитые в стенах пансиона. Непосредственное чувство, искреннее и безмятежное наслаждение сквозят в лицах и движениях девушек, взволнованных своими нарядными платьями, торжественностью момента, с искренним увлечением «осваивающих» жеманные манеры светских кокеток. Художник с большой остротой подмечает при этом индивидуальные черты характера девушек: шаловливую кокетливость Нелидовой, живость и одновременно застенчивость Хрущовой, мечтательную флегматичность Хованской. С видимым удовольствием пишет он их неправильные, но чрезвычайно милые русские лица. И здесь специфические требования жанра парадного портрета не мешают Левицкому остро и непосредственно ощутить реальные особенности модели.

Один из лучших в этой группе — двухфигурный портрет Хованской и Хрущовой. Девушки-подростки изображены разыгрывающими пастушескую сценку. Их позы и жесты несколько жеманны, но художник очень тонко дает почувствовать контраст между этой театральной условностью и детской непосредственностью юных актрис с их смущенным видом, несформировавшимися фигурками и неловкими движениями. Замечательна живопись портрета с ее сочетаниями серого, белого, насыщенно розового и зеленовато-серого. Безукоризненно написаны пухлые маленькие руки «пастушки», ее кокетливый передник из прозрачной кисеи с мушками, плотный серый шелк мужского костюма ее партнерши.

Не менее замечателен и портрет Нелидовой, один из лучших в этой серии. Артистически владеет здесь художник всеми оттенками цвета, градациями тона. Построенный в изысканной гамме, сочетающей серое и розовое в фигуре девушки с приглушенными зеленовато- и синевато-серыми тонами пейзажа, он особенно хорош своей мастерской композицией, выразительной линией контура фигуры, грацией движений молодой танцовщицы.

Отличающая Левицкого любовь к материальной красоте натуры выражена в этих портретах не менее, чем в предыдущих. С необычайной убедительностью передано Левицким пластическое и живописное богатство шелковых тканей, кружев, атласных лент, бриллиантов и жемчугов. Сочетание яркой и сочной лепки характеров с торжественностью композиции, хорошо гармонирующей с величавой пышностью дворцовых интерьеров, сближает творчество Левицкого с искусством Шубина и определяет специфику вклада живописца не только в русскую, но и в общеевропейскую художественную культуру того времени.

Особое место занимают в творчестве Левицкого портреты Екатерины П. В них чувствуется более непосредственное влияние эстетики классицизма с его нормами создания репрезентативного изображения. Наиболее интересен в художественном отношении небольшой портрет (возможно, эскиз) из собрания Третьяковской галлереи — аллегорическое изображение Екатерины, сжигающей на алтаре богини правосудия маки, символизирующие сон. Образ самодержца, жертвующего своим покоем на благо подданных, восходит, по-видимому, к представлению об идеальном просвещенном монархе, бытовавшему в определенных общественных кругах. Однако в этих портретах звучат и те демагогические излияния верноподданнических чувств к обожаемой монархине, которые насаждались самой императрицей.

Д. Г. Левицкии. Портрет П. А. Демидова. 1773 г. Москва, Третьяковская галлерея.

Д. Г. Левицкий. Портрет М. А. Дьяковой. 1778 г. Москва, Третьяковская галлерея.

Д. Г. Левицкий. Портрет Дидро. Фрагмент. 1773-1774 гг. Женева, Музей.

Рокотов тяготел к однотипным характеристикам, очень устойчивым композиционным и живописным решениям, к определенным, излюбленным цветовым сочетаниям и размерам полотна. Левицкий, напротив, очень разнообразен, он любит варьировать колористическое, композиционное и даже фактурное решение каждого портрета в зависимости от его общего замысла. Помимо большого парадного портрета в рост художник блестяще владел искусством поколенного и небольшого погрудного портретного изображения; иногда подобные портреты носят более интимный характер. Интересен так называемый портрет отца художника (1779; Третьяковская галлерея), изображающий старика священника с усталым, сосредоточенным выражением лица. Своеобразным вариантом камерного портрета является и портрет М. А. Дьяковой (1778; Третьяковская галлерея). Как и Рокотов, Левицкий отражает в своих портретах характерный для эпохи тип дворянского интеллигента. Таков, например, портрет архитектора и поэта Н. А. Львова (1789; Третьяковская галлерея) и приписываемый Левицкому портрет известного прогрессивного общественного деятеля, писателя и публициста Н. И. Новикова (1796—1797; Третьяковская галлерея). В духе подобного представления о человеческом достоинстве написан Левицким и портрет Д. Дидро (1773 — 1774; Женева), в котором художник подчеркивает высокую интеллектуальность, ясность и благородство мысли. Эти искания художника были в большей мере обусловлены кругом его интересов, характером дружеских связей; Левицкий был близок к Львову и Новикову; вероятно, художник был каким-то образом связан и с кружком интеллигенции, группировавшейся вокруг поэта Г. Р. Державина.

В 1770—1780-х гг. Левицкий преподавал портретную живопись в Академии художеств. В числе его учеников был видный портретист конца 18 в. С. С. Щукин. Некоторые принципы портретного искусства Левицкого развивались в творчестве таких мало исследованных портретистов конца 18 — начала 19 в., как П. С. Дрождин (1745—1805), Е. Д. Комяженков (1760—1829), Л. С. Миропольский (1749/54—1819).

Видное место в художественной жизни России занимал гравер Евграф Петрович Чемесов (1737—1765), ученик, а затем и педагог Академии художеств. Его портретные гравюры выполнены чаще всего в смешанной технике — резцом, офортом и сухой иглой. Одна из лучших его работ — автопортрет, награвированный по рисунку Ж.-Л. де Велли (1765 г.). Гравюры Чемесова, исполненные с оригиналов замечательных русских портретистов второй половины 18 в., способствовали популяризации последних.

Младшим современником Рокотова и Левицкого был портретист Владимир Лукич Боровиковский (1757—1825), возможно, ученик Левицкого, учившийся и у И.-Б. Лампи (1751—1830), талантливого австрийского живописца, работавшего в Петербурге в 1790-х гг. Творческий расцвет Боровиковского относится в основном к последнему десятилетию 18 — первому десятилетию 19 века.

В. Л. Боровиковский. Портрет М. И. Лопухиной. Фрагмент. 1797 г. Москва, Третьяковская галлерея.

Портреты Боровиковского 1790-х годов представляют собой целостную группу, объединенную общими тенденциями. Женские портреты этих лет варьируют образ нежной красавицы, погруженной в меланхолическое мечтание на лоне природы. Боровиковский вырабатывает здесь определенный устойчивый тип композиции — поясное изображение опершейся на локоть фигуры. Складывается у него и устойчивая колористическая гамма мягких, приглушенных перламутровых переливов голубого, розового, серого и зеленого. Типичное произведение этой группы — замечательный по найденности образа, по законченности композиционного и колористического решения портрет М. И. Лопухиной (1797; Третьяковская галлерея). Молодая девушка с несколько меланхолическим выражением лица изображена в грациозной позе на фоне сельского ландшафта, с золотистыми колосьями ржи и голубыми васильками. Нежность ее юного облика, томность позы оттеняет пышная роза, склонившаяся возле ее локтя справа, у края холста. Портрет выдержан в мягких серо-голубых, розовых, зеленоватых тонах, хорошо гармонирующих с общим замыслом образа. Линии рисунка плавны, живописная поверхность разработана артистически.

Идиллической умиротворенностью и поэтической цельностью отличаются и созданные Боровиковским в небольших овальных портретах образы русских крепостных — дворовых девушек «Лизыньки и Дашиньки» (1794; Третьяковская галлерея) и торжковской крестьянки Христиньи (ок. 1795; Третьяковская галлерея). В творчестве Боровиковского занимает большое место и семейный портрет, ставший для него одной из типичных форм. Он превращается у Боровиковского в изображение нежной дружбы сестер, счастья молодых супругов, трогательного проявления детской или родительской любви.

Круг этических представлений, отраженный портретами 1790-х годов, сложился у художника под влиянием идей русского дворянского сентиментализма конца 18 века. Русский сентиментализм выразил мироощущение той части русского дворянства, которая под впечатлением кровавых событий крестьянской войны 1770-х гг. отказалась от мысли о реорганизации социального строя России. Это течение в русской культуре, в основном аполитичное, утверждало в качестве ценности человеческой личности ее нравственную чистоту, способность к чувству, призывало сосредоточиться на жизни собственного сердца. Не будучи, таким образом, течением сколько-нибудь революционным, сентиментализм тем не менее был течением безусловно прогрессивным по сравнению с воззрениями основной массы русского крепостнического дворянства. Культ нравственной чистоты и красоты чувства в человеке, признание в крепостном крестьянине чувствующей индивидуальности было положительным вкладом сентиментализма в русскую культуру своего времени.

Сентименталистские настроения отнюдь не исчерпывают сущности творчества Боровиковского даже на ранних этапах его развития. Столь же типичным явлением для его произведений 1790-х — начала 1800-х гг. было стремление к более объективной, более индивидуализированной характеристике изображенного человека.

В. Л. Боровиковский. Портрет А. Б. Куракина. Ок. 1801 г. Москва, Третьяковская галлерея.

В. Л. Боровиковский. Портрет Ф. А. Боровского. 1799 г. Ленинград, Государственный Русский музей.

Многосторонность и индивидуальность характеристики как результат тонкого психологического анализа особенно отчетливо сказались в портрете князя А. Б. Куракина, вице-канцлера при Павле I (ок. 1801; Третьяковская галлерея). Этот большой парадный портрет представляет собой один из самых блестящих русских репрезентативных портретов. В спокойной, уверенной позе Куракина ощущается достоинство знающего себе цену человека. В его лице, черты которого переданы с замечательной правдивостью, очень тонко почувствована и передана художником смесь проницательности светского человека, снисходительной доброжелательности большого барина, самомнения вельможи. Характерен для этих лет и портрет Ф. А. Боровского (1799; Русский музей). Энергичное и мужественное лицо изображенного, сдержанное, но сильное звучание цвета, сумрачный фон, где дым сражения мешается с низко нависшими тучами,— все предвещает романтизм начала следующего столетия.

В. Л. Боровиковский. Портрет М. И. Долгорукой. Начало 1810-х гг. Москва, Третьяковская галлерея.

Тяготение к конкретизации образа отчетливо выступило в работах Боровиковского первого десятилетия 19 века. Типичны в этом отношении портреты супругов А. А. и М. И. Долгоруких (начало 1810-х гг., Третьяковская галлерея). Поздние работы художника отражают те новые представления о человеке, которые внесло в русскую культуру начало 19 века.

Не менее характерно для рубежа 18 и 19 столетий и творчество Степана Семеновича Щукина (1758—1828), одного из наиболее значительных портретистов 1790-х годов. В его портретах, в частности в автопортрете из собрания Русского музея, как и в отдельных поздних работах Боровиковского, можно наблюдать становление элементов романтизма, получивших свое развитие в портрете первой четверти 19 столетия.

Во второй половине 18 в. в русской живописи были заложены основы пейзажа как самостоятельного живописного жанра. Он приходит на смену несколько наивным, документально точным и в то же время декоративным видовым гравюрам и панорамам Петровской эпохи, а также пейзажным панно середины 18 века.

Уже в середине века были сделаны первые шаги в этом направлении. К этому времени относится творчество выдающегося русского рисовальщика Михаила Ивановича Махаева (1718—1770), оставившего после себя множество изображений видов Петербурга и его пригородов, а также архитектурных пейзажей Москвы. Работы Махаева — это так называемые «перспективы», то есть рисунки, где основной задачей художника является документальное изображение архитектурного облика города, общей планировки, отдельных улиц, примечательных сооружений.

Основоположником русской пейзажной живописи является Семен Федорович Щедрин (1745—1804), мастер паркового пейзажа, создавший целый ряд изображений парков Гатчины, Петергофа и Павловска (Третьяковская галлерея, Русский музей и др.), а также пейзажей Петербурга. Таковы: «Вид на Гатчинский дворец с Серебряного озера» (1798), «Вид на Большую Невку и Строганову дачу» (1804; Русский музей). Хотя пейзажи эти весьма условны, Щедрин здесь делает попытку передать те чувства, которые вызывает в человеке созерцание природы.

Виднейшим пейзажистом конца 18 — начала 19 в. был Федор Яковлевич Алексеев (1753/54—1824), родоначальник русского городского пейзажа. Его творчество тесно связано с судьбами русского искусства начала 19 века.

Ф. Я. Алексеев. Вид Дворцовой набережной от Петропавловской крепости. 1794 г. Москва, Третьяковская галлерея.

В работах Алексеева перед нами впервые в русском искусстве предстает не только документально точный, но и высокохудожественный образ города. В его видах Петербурга раскрывается обобщенный образ «Северной Пальмиры»; они исполнены того светлого пафоса, той созерцательной, мягкой лиричности, которые Звучат в описаниях русской столицы, оставленных современниками Алексеева. Таковы его «Вид Дворцовой набережной от Петропавловской крепости» (1794; Третьяковская галлерея), «Вид Петропавловской крепости» (1793; музей-усадьба Архангельское). В его пейзажах Москвы ощущается романтическое восприятие ее как старорусского города (акварель «Китайгородская стена», 1800—1802).

Во второй половине 18 в. в русской живописи появляются и первые ростки бытового жанра. Академия рассматривала бытовой жанр как низший по сравнению с исторической картиной род живописи. Жанровые темы, рекомендуемые Академией, сводили бытовую живопись к бесхитростному бытописательству, ориентировали художников на наследие так называемых малых мастеров голландской живописи 17 века. Жанровые сцены, допускаемые академической эстетикой в пейзаже, носили идиллический или этнографический характер.

И. Фирсов. Юный живописец. 1765-1770 гг. Москва, Третьяковская галлерея.

В противовес этому в русском искусстве начинают появляться произведения, правдиво рисующие облик русского крестьянина. Тематика этих первых опытов русской реалистической жанровой живописи носит отчетливо выраженную демократическую направленность. Одно из первых произведений русского бытового жанра — картина Ивана Фирсова (ок. 1733 — после 1784) «Юный живописец» (1765— 1770 гг.; Третьяковская галлерея), исполненная художником, по-видимому, в Париже и явно опирающаяся на опыт французской реалистической жанровой живописи. Картина изображает сцену в художественной мастерской, написана в мягкой розово-серой гамме. Она примечательна интересом художника к частной жизни людей среднего сословия и проникнута симпатией к изображенным людям.

М. Шибанов. Празднество свадебного договора. 1777 г. Москва, Третьяковская галлерея.

К числу наиболее значительных явлений в области русского бытового жанра Этого времени принадлежат две работы крепостного художника Михаила Шибанова. Его творческая деятельность (он работал и как портретист) развернулась в 1770-х годах. К этому времени относятся его картины «Крестьянский обед» (1774) и «Празднество свадебного договора» (1777) (обе в Третьяковской галле-рее). Все образы первой картины — и старик крестьянин, и собирающая на стол старуха, и молодой мужик, режущий хлеб, и женщина, приготовляющаяся кормить ребенка,— значительны, исполнены чувства собственного достоинства. Вместе с тем они достаточно индивидуальны: художник замечает торжественную серьезность и следы утомления в лице старика, равнодушие усталого человека в лице старухи, сдержанную нежность в позе и выражении лица молодой крестьянки с ребенком. Простота композиции, в которой опущены все ненужные подробности, сдержанность и суровость колорита картины, выдержанного в коричневых тонах, усиливают значительность образов. Реализм, духовное благородство образов присущи и «Празднеству свадебного договора», композиция которого несколько скована отзвуками академических канонов. Любовно-внимательное отношение к крестьянину и его жизни выражается здесь и в том, что художник не только передает с этнографической точностью особенности крестьянского праздничного наряда, но и стремится раскрыть его эстетическую значительность.

И. А. Ерменев. Нищие. Рисунок. Перо, акварель. 1770-1775 гг. Ленинград, Русский музей.

Другим примечательным явлением в русском искусстве второй половины 18 в. явилось творчество Ивана Алексеевича Ерменева (1746 — после 1792), еще очень мало изученное. В 1770-х гг. им была исполнена серия акварелей, изображающих нищих-слепцов, бредущих по проселочным дорогам или поющих на деревенских площадях. Образы нищих Ерменева не лишены скорбного величия. Их суровые страдальческие лица, согбенные болезнью и нищетой фигуры, облаченные в ветхие одеяния, падающие прямыми, крупными складками, заключают в себе элементы монументальности.

Обращение первых русских жанристов к крестьянской тематике не случайно. После крестьянской войны 1773—1775 гг. крестьянский вопрос прочно вошел в круг проблем, волновавших дворянскую интеллигенцию. Крестьянская проблема явилась основной в жизни первой половины следующего, 19 столетия; именно на Этой основе сформировался русский бытовой жанр.

Таким образом, для русской живописи 18 век был периодом рождения и формирования ее основных жанров — исторической картины, бытового жанра, пейзажа; одновременно это был первый период яркого расцвета русского портретного искусства. Реалистические тенденции русской живописи этого столетия наиболее глубокое и последовательное выражение получили именно в портрете. Портрет воплотил передовые воззрения эпохи на ценность человеческой личности. Лучшим образцам русского портрета этого времени свойственны конкретность и яркая Эмоциональная выразительность психологической характеристики, многообразие и законченность самих типов портретного изображения. Русский портрет внес яркий и оригинальный вклад в развитие европейской портретной живописи 18 столетия.

Во второй половине 18 в. в русской живописи сложились определенные приемы и правила создания многофигурной, сюжетной картины, воплотившей принципы классицизма. Здесь нашли свое выражение патриотические и гражданственные идеалы эпохи. Имея очень большое значение для русской культуры своего времени, произведения исторической живописи в целом, однако, значительно уступают портрету по степени объективности трактовки действительности, по уровню художественного мастерства.

Во второй половине 18 в. складывается и русская пейзажная живопись, достигающая к концу рассматриваемого периода первых успехов в формировании метода правдивого отражения облика окружающего мира. Дошедшие до нас отдельные произведения русского бытового жанра и по своему характеру и в силу своей относительной малочисленности не составляют целостного художественного направления; тем не менее в лучших работах такого рода закладываются те плодотворные тенденции, которые в новый исторический период — в 19 веке — способствовали замечательному расцвету русской сюжетной картины, посвященной жизни народа.

Дата добавления: 2015-06-04