Первые шаги родительской любви

Романтическое начало

Планировался ребенок или нет, мир стремится поздра­вить нас с благословенным событием. Единодушие добрых пожеланий позволяет нам романтически отнестись к мыс­ли о будущем ребенке. Мы подходим к родительству как к романтической любви, в состоянии блаженного невежества, полные обещаний себе и еще не родившемуся объекту люб­ви, полные преувеличенных представлений о том, каким он будет и что мы будем к нему чувствовать. В этот момент мы испытываем огромное наслаждение от своего положе­ния родителей, мы живем в романтическом сне.

И точно как в романтической любви, вторгается жесткая реальность. Реальность начинается с беременности жены. За эти месяцы, как мы уже отмечали, будущий отец часто обнаруживает, что о нем все забыли, а будущая мать так же часто страдает от сомнений в своей пригодности. А когда рождается ребенок, необходимость физической заботы о нем оказывается определенно дискомфортной, неприятной и очень далекой от блаженного наслаждения.

Но романтическое видение по-прежнему затуманивает нам взор. Мы наделяем младенца всем очарованием и кра­сотой, всеми дорогими и любящими реакциями, какими

[303]

наделяем любимую в романтическом любовном приключе­нии. Воркующий, лепечущий, восхитительный малыш, кра­сивый маленький мальчик или прекрасная маленькая девоч­ка, артистически и интеллектуально одаренный потомок, которым мы будем гордиться, послушный воспитанный ребенок, которым будут восхищаться все соседи и друзья. Таково начало нашей родительской любви. Мы любим ре­бенка таким, каким надеемся его увидеть. Иными словами, мы любим романтический образ своего ребенка.

Для начала это совсем не плохо. Именно так мы, роди­тели, влюбились друг в друга. Это еще не сама любовь, а обещание любви. Но это обещание придает нам сил и храб­рости выдержать недели и месяцы пеленок, искусственно­го кормления, недосыпания, утраты свободы и всего того тяжелого труда, который необходим при заботе о совер­шенно беспомощном и полностью зависимом от нас объек­те нашей любви. Романтическая любовь выполняет свою роль как вступление в родительство, как уже послужила вступлением к браку.

В первые месяцы после рождения ребенка мы учимся про­являть любовь, как никогда этого не делали раньше. Мы не можем выражать любовь к ребенку, как делаем это по отно­шению к мужу или жене, к родственнику или другу. Не мо­жем взять его на футбол, пригласить на обед или в театр; ребенку не нужны цветы, книги, музыкальные записи, мехо­вое манто или поездка по Европе. Мы не можем развлечь его смешной историей, вовлечь в политическую дискуссию или разделить с ним свои артистические или интеллектуаль­ные занятия. Мы можем только заботиться о нем.

Утверждение, что мы никогда раньше не проявляли так свою любовь, будет совершенно точным, однако в собственном младенчестве мы такую любовь сами испы­тали. Именно в такой форме впервые пришла к нам любовь — в форме заботы о нас. Но тогда мы ее получали, а не

[304]

давали, и происходило это в тот период, который погре­бен глубоко в нашем сознании. Поэтому, когда приходит наша очередь так проявлять любовь по отношению к но­ворожденному, мы чувствуем себя неопытными любите­лями. Мы даже не понимаем, что то, что мы делаем, есть проявление любви. Мы кормим младенца, держим его в чистоте, тепле и сухости, защищаем от опасностей и ста­раемся, чтобы ему было удобно, но разве это любовь? Это совершенно очевидные вещи, которые нужно проде­лывать с малышом.

Но то, как мы делаем эти очевидные вещи, для ребенка становится первым и одним из важнейших выражений на­шей родительской любви. Во всей своей растительной жиз­ни: в еде, выделениях, во сне и в бодрствовании — во всех этих основных физиологических функциях, которые необ­ходимы, чтобы оставаться живым, ребенок зависит от нас. Без нашей помощи он ничего не может. И как мы сказали выше, на этой первой фазе своей жизни он не нуждается в любви. Он нуждается только в заботе.

Естественно, мы даем ему эту заботу. Всякий родитель, который не ответит этим на потребности беспомощного маленького существа, покажется нам неестественным ро­дителем.

Вопрос не в том, заботимся ли мы о младенце. Вопрос в том, как мы это делаем. Удовлетворяем ли его потребнос­ти? Или наши собственные? В этом первичном проявлении своей родительской любви совершаем ли мы акт перехода от давания к принятию? Манипулируем ли мы подсозна­тельно ситуацией, чтобы получить удовлетворение самим, а не дать его ребенку?

Нам часто говорили, что забота о ребенке в первые месяцы и годы его жизни определяет то, каким челове­ком он станет. Мы, как родители, очень хотим, чтобы он вырос здоровым, счастливым, способным, интересным, чтобы мы могли гордиться своим сыном или дочерью, чтобы из-за него — да, и это очень важно — уважали и нас, его родителей. Но очень часто уже в первых прояв­лениях своей любви мы ведем себя так, что впоследствии

[305]

будем испытывать неудовлетворение ребенком, если не просто боль и горе.

Посмотрим, как это происходит. Один из первых актов проявления нашей любви к ребенку заключается в том, что мы его кормим. Для ребенка пища ближе всего к любви, она приносит ему облегчение от голодных болей, приносит благословенный полный желудок. С самых первых часов жизни еда и любовь равны друг другу. И мы сами делаем все, чтобы уравнять их.

Дата добавления: 2015-06-25