Всегда говори «всегда» – 3 7 страница

Мотоциклом управляла Оксана.

Надя тревожно смотрела на эти кульбиты, ей казалось безумием вот так вот кататься на водном байке, а еще ей казалось, что у Ольги испуганные глаза.

– Оля! Крепче держись! – закричала она.

В то же мгновение мотоцикл сделал очередной резкий разворот, и Ольга, не удержавшись позади Оксаны, полетела в воду.

– Оля! – взвизгнула Надя.

Байк продолжал нарезать виражи – Оксана не заметила, что Ольга упала в воду.

Или сделала вид, что не заметила?..

Ольга хорошо плавала, и, в принципе, в том, что она оказалась в воде, не было ничего страшного, но мотоцикл, на огромной скорости носившийся рядом, превратился в убийцу.

– Оксана! Оксана! Оля, держись! – Надя, подпрыгнув, замахала руками, но Оксана ее не видела. Она лихо рулила, проносясь в опасной близости от Ольги, которая тоже кричала, но ее крики тонули в реве мотора.

– Да что же это… – Надя огляделась вокруг – никаких спасателей и в помине нет, а отдыхающие, которых на этом пляже оказалось не так уж много, занимались своими делами – играли в волейбол, загорали, у многих в ушах были наушники.

Ольга, взмахнув руками, ушла на пару секунд под воду, вынырнула, опять замахала руками, забила ими по воде, опять ушла под воду и снова вынырнула – бледная, обессиленная, испуганная.

Надя побежала к воде…

Плавать она не умела, оставалось только кричать. Она остановилась, когда вода оказалась ей по плечи, и заголосила так, что пляжники наконец обратили внимание на мотоцикл и на тонущую Ольгу.

Кто‑то засвистел, кто‑то бросился в воду, кто‑то начал куда‑то звонить. Оксана заметила, наконец, орущую Надю и Ольгу, которая все реже появлялась на поверхности, барахтаясь из последних сил.

Или сделала вид, что только сейчас заметила?

«Слишком много свидетелей для такой преступной невнимательности», – вдруг подумала Надя.

Оксана заглушила мотор и прыгнула в воду. Она очень быстро и ловко подняла Ольгу на мотоцикл, словно та была пушинкой, а Оксана спасала утопающих не первый раз.

Надя почувствовала слабость в ногах, перед глазами все поплыло… Кто‑то подхватил ее и поволок к берегу…

Настроение было каким‑то… странным.

Вроде бы она побывала на волосок от смерти, и это должно ее угнетать, но угнетало совсем другое…

Осталось ощущение, что Оксана помогла ей нехотя, в последний момент, вволю насладившись ее страхом и мучениями.

– Ей медаль надо дать, – тараторила Надька, рассказывая Барышеву за столом историю чудесного спасения Ольги. – Да, медаль! За спасение утопающих! Тут у вас есть такие медали? У нас‑то есть.

Сергей ел, не глядя на Ольгу, хмурился и молчал. Он осунулся, побледнел, руки его заметно дрожали. Ольга с радостью списала бы эти симптомы на сегодняшнее происшествие, но не получалось, не срасталось… Сергей был таким уже больше недели.

– Сама не понимаю, как это получилось, – вздохнула она. – Ладно, с мотоцикла свалилась, не удержалась, так еще и ногу свело! А от ноги все тело как‑то заклинило, что ли… В общем, запросто утонуть могла.

Сергей отложил вилку и еще больше нахмурился, так и не взглянув ни разу на Ольгу.

– Ну да! Олька вообще уже ко дну пошла, а Оксана ее – хвать – и вытащила! – Надька жестами продемонстрировала это «хвать», но Сергей даже не посмотрел на нее. – Она молодец! Вот молодец!

– В самом деле молодец, – отрешенно произнес Барышев, глядя в пустую тарелку.

– Да нет, Сереж, она просто чудо какое‑то! – горячо воскликнула Ольга. – Она очень хорошая, Оксана, очень!

Ольга больше для себя это сказала… Чтобы неприятные мысли не лезли в голову…

– Храбрая и настоящий друг! – поддержала ее Надежда.

– Оль… – словно не слыша ничего, сказал Сергей, – положи‑ка мне еще кусочек ростбифа… или нет! – Он вдруг засмеялся, вытер руки салфеткой и встал. – Хватит, наелся. Я пойду, девочки, мне еще поработать надо. Спасибо.

Ольга с недоумением посмотрела на его удаляющуюся спину. Ей показалось, что муж стал ниже ростом и похудел.

– Нет, я уверена, что у него какие‑то неприятности, – пробормотала она.

– Вообще‑то, у него жена чуть не утонула, – фыркнула Надя. – Чем не неприятность, скажи?!

Надька встала, потянулась, посмотрела на озабоченную Ольгу и рассмеялась:

– Оль, ну все ж хорошо закончилось! Знаешь, есть поговорка такая – кому суждено быть повешенным, тот не утонет.

– Ну спасибо! – улыбнулась Ольга. – За перспективы…

Они вышли из дома к бассейну, в котором отражалось звездное небо.

– Макнуться, что ли, перед сном, а? – задумчиво спросила Надя. – Макнусь!

Она быстро разделась и плюхнулась в воду, обдав Ольгу фонтаном брызг.

Все это приобретало масштабы то серьезной болезни, то мелкой безделицы и веселого приключения.

То казалось, что он подлец и предатель, то – что нормальный мужик со здоровыми признаками полигамии. Его словно швыряло – сначала в холодную воду, потом в кипяток.

В общем, он запутался и потерял почву под ногами. От этого стало неспокойно и неуютно жить, а главное, страдала работа.

Он просто не мог о ней, о работе, думать. Он днем и ночью размышлял об одном – подонок он или просто обычный мужик с нормальными рефлексами.

Утром Барышев вызвал к себе кадровика.

– Валерий, скажи, пожалуйста, на фирме есть еще переводчики?

– А что, Оксана не справляется? – перепугался кадровик.

– Справляется, но мне бы хотелось, чтобы переводчик владел не одним языком, – отрезал Сергей.

– Но она владеет! У нее же еще и хороший английский…

Черт бы побрал этот английский. Он должен был догадаться, что это не аргумент.

– Я тебе задал вопрос! – Сергей не нашел ничего лучшего, как прикрикнуть.

– Понятно… – пробормотал совсем сбитый с толку кадровик.

– А если понятно, пришли мне другого синхрониста! А Оксана… пусть поработает с документами.

Кадровик вышел, а Барышев вытер вспотевшие ладони о брюки.

Вот так мы – директорским авторитарным решением по своим рефлексам.

Продержаться бы только подольше… Барышев вздохнул и полез в стол за сигаретами, хотя еще в Москве бросил курить.

– Ну, все, хватит, – скомандовала Ольга детям. – Пора обедать и спать!

Петька и Дима, плюхавшиеся рядом с ней в бассейне в спасательных кругах, весело завизжали и попытались уплыть, выражая протест против обеда и дневного сна. Но Ольга поймала и передала в руки Наде сначала Петьку, а потом Димыча.

Надя, вытирая их полотенцем – сразу обоих, закрыв с головой, – хохотала, щекотала малышей, заглядывала в «укрытие» и приговаривала:

– А вот кто это там у нас спрятался?! Ку‑ку!

– Ку‑ку! – хором отвечали Димыч и Петька, стараясь перекричать друг друга.

Няня увела детей в дом, Ольга вылезла из бассейна и села на бортик.

– Чего пригорюнилась‑то? – подсела к ней Надя.

– Да так… Всякие мысли в голову лезут… Дурные.

Если бы Надя спросила какие, Ольга не смогла бы их сформулировать.

Скорее это были не мысли, а просто предчувствие.

Но Надя ничего не спросила. Она просто сказала:

– А ты их гони!

– Стараюсь, – улыбнулась Ольга, подумав, что плохие мысли прогнать гораздо проще, чем дурные предчувствия, которые словно клешней сжимают время от времени сердце и заставляют его бешено колотиться.

Ольга хотела сказать, что очень соскучилась по детям, по работе, по Москве, и, наверное, поэтому на нее напала хандра, но не успела – зазвонил телефон.

Она с готовностью схватила трубку – наверное, Сергей… Может, освободится пораньше?..

– Сереж!

– Дима вообще‑то, – весело фыркнул в трубку Грозовский. – Ты на дисплей не смотришь? Привет.

– Ой, не смотрю, – засмеялась Ольга. – Привет, Дим!

– Димочка! – взвизгнула Надя и ухом прижалась к трубке. – Почему он тебе звонит?

– Потому что телефон моей жены не отвечает! – ответил, услышав ее, Дима. – Вы где там? В море?

– В бассейне! – засмеялась Ольга. – Разговоры всякие разговариваем.

– Дай… – Надя потянула трубку к себе, но Ольга не отдала.

– Дела‑то как ваши? – поинтересовался Грозовский, но тут же вздохнул: – Хотя какие в бассейне дела…

– Хорошие у нас дела! – закричала Ольга, со смехом борясь с Надей за телефон. – Отличные даже.

– Как бы я хотел вас увидеть…

– А ты бы взял и приехал!

– Дай, ну дай же! – Надя буквально повисла на Ольге. – Димочка‑а‑а!!!

– Димка, она у меня трубку вырывает! – Перестав мучить Надьку, Ольга отдала наконец телефон, отошла в сторону и села в шезлонг.

– Димочка! Але, Дима! – закричала‑затараторила Надя, захлебываясь эмоциями и словами и вызывая невольную улыбку у Ольги. – Как дела, Димочка? Хорошо. Ты здоров? У нас все нормально! – Она начала быстро ходить вдоль бассейна туда‑обратно и будто улетела отсюда – туда, к Димке, в Канаду, а тут оставила только свое пышнотелое рыжеволосое отражение. – Ты здоров?! Ты когда в Москву возвращаешься? Во вторник? На следующей неделе? – Надька прилетела обратно, растерянно посмотрела на Ольгу и, хлопая глазами, сказала: – Оль, он в Москву возвращается… – И тут же решительно сообщила в трубку: – Димочка, тогда мы тоже… тоже возвращаемся! Да, и не спорь! Мы тут и так загостились, надоели уже…

Ольга возмущенно показала Наде кулак, но подруги уже опять не было рядом – она мыслями и всем существом снова умчалась на другой континент, к своему ненаглядному Грозовскому, поэтому посмотрела на Ольгин кулак пустым невидящим взором.

– Нет, Димочка, и не уговаривай! Ты что, нас видеть не хочешь? А что я еще думать должна?! Ладно, ладно, хорошо, хорошо, ничего я не начинаю… Целую тебя!

Она нажала отбой, все тем же отсутствующим взглядом посмотрела на Ольгу и отрешенно сказала:

– Надо в Москву лететь…

– Зачем? – Ольга понимала, что задала бессмысленный вопрос, который подруга, скорее всего, не услышала.

Но Надька сверкнула глазами, всплеснула руками и даже немного скандально заявила:

– Так Димка ж во вторник приезжает! Не слышала, что ли? Ты что? Я тут, а он там, да?!

– Ну и что? – мягко возразила Ольга. – Он без вас в Москве пожить не может?

– Он‑то может… – вздохнула Надя и, тряхнув рыжей гривой, выпалила: – Я не могу!

Близкое расставание с Надей почему‑то вызывало тоску, близкую к депрессии.

Умом Ольга понимала, что это и не расставание вовсе, будут все равно бесконечные телефонные разговоры, да и она сама вернется рано или поздно в Москву, но на душе скребли кошки.

Надька была кусочком той жизни, по которой Ольга очень тосковала в этом солнечно‑пальмово‑фруктовом раю.

Опять наступит томительное безделье, опять будет нестерпимо хотеться снега, соленых огурцов, утренней суеты и всего того, что здесь нельзя получить ни за какие деньги.

Появилась, правда, новая подруга, но о ней Ольге пока не хотелось думать. Казалось, она упускает что‑то важное и значимое, не думая об Оксане, но как только она начинала размышлять об этом, у нее возникало то самое тоскливое, дурное предчувствие, которое ни прогнать нельзя было, ни понять.

– Ты вещи все уложила? – спросила Ольга Надю за обедом.

– Еще вчера. И Димыча, и свои. Вот с подарками закончу, и вроде все.

– А в ресторан в чем пойдешь? Нас же Сергей пригласил сегодня вечером отметить твой отъезд, ты не помнишь?

– Помню. А что, так нельзя?

Ольга скептически осмотрела Надькину цыганскую юбку и майку с принтом Микки‑Мауса.

– Можно, конечно…

– Ладно, достану из чемодана вечернее платье. Аккуратненько залезу, достану, а потом обратно с краешку засуну… Сережа‑то когда за нами заедет?

– Часов в пять, – Ольга, вздохнув, глянула на часы. Было без пяти пять.

– Успею еще, – деловито констатировала Надя и положила себе внушительную порцию свинины с грейпфрутом.

– Может, не полетишь все‑таки? Осталась бы хоть на недельку!

– Не трави душу, подружка, – с набитым ртом ответила Надя. – Я Димочку вечность не видела… Он с голоду без меня помрет. Девахи опять же рекламные ждут не дождутся, когда он без моего присмотра останется…

Зазвонил мобильник, на дисплее высветилось «Сережа». Ольга потянулась к телефону и вдруг поймала себя на остром нежелании отвечать на звонок. Вернее, на том самом предчувствии…

– Да, Сереж, – тихо произнесла она в трубку, уже понимая, что скажет муж.

– Оль. – Его голос прозвучал виновато, но твердо. – Извини меня и извинись, пожалуйста, перед Надей. В ресторан пойти не получится. У меня срочная командировка, уезжаю рано утром. Да, и не ждите меня, я сегодня поздно буду. Придется провести совещание и кое‑что подготовить к поездке. И не сердись, пожалуйста, я сам расстроен…

Он произнес всю эту длинную тираду, не дав ей вставить ни слова…

– Не можешь, значит, не можешь… – У Ольги в груди словно застряла ледышка. Она закашлялась. – Я все понимаю, Сереж. Жалко просто… Надюша у нас сегодня последний вечер.

– Оль, я все объяснил. Не могу, – отрезал Сергей.

Ледышка от его слов увеличилась до размеров Арктики.

А если бы она не взяла трубку? Как бы он отменил ресторан и сообщил о срочной командировке?

– Ладно, пока. – Ольга нажала отбой и медленно положила телефон на стол. – Ресторан отменяется, – сообщила она Надежде. – У Сережи завтра командировка…

– Значит, платье из чемодана доставать не надо, – задумчиво сказала Надя и, помолчав минуту, добавила: – По‑моему, вам надо вернуться в Москву. Ну их к лешему, эти командировки!

Командировка действительно оказалась срочной и необходимой – в этом не было ничего надуманного. Предстояло съездить в Бангкок, чтобы окончательно согласовать в министерстве планы строительных площадок. Тем не менее после разговора с Ольгой осталось ощущение, что он ее обманул.

Малодушно, мелко и как‑то подленько.

Хотя даже вечернее совещание, на которое он сослался, тоже было насущной необходимостью – без него командировка теряла смысл. В общем, Сергей не покривил душой ни на йоту, но казалось, что соврал. Наверное, он как‑то по‑иному должен был сообщить – мягче, не так ультимативно, без «не могу, все». Это звучало как «отвяжись и заткнись». Грубо и обидно.

Он, сам того не желая, показал жене, что у него есть личное пространство, в которое он пускает ее по своему усмотрению.

Я все объяснил. Не могу. Все.

Ольга очень тонкий человек и расценит эти слова если не как пощечину, то как с грохотом захлопнутую дверь перед своим носом.

Будь оно неладно, это совещание…

Сотрудники уже почти расселись по местам, когда в кабинет вошла Оксана – в строгом черном платье с воротником под горло, почти без косметики и с черным ободком в волосах – будто в трауре.

Барышев вздрогнул, увидев ее, словно обжегся…

– Что ты здесь делаешь? – тихо спросил он.

– Я знаю, что вы просили меня заменить, Сергей Леонидович, но, к сожалению, другой переводчик уехал сегодня утром вместе с господином Винаем. Так что вам придется потерпеть мое присутствие еще несколько дней.

Десятки глаз увидели, как у Барышева задрожали руки, а на лбу выступила испарина.

– Возможно, вам это неприятно, – тихо и невозмутимо продолжала Оксана, – но компания не в состоянии в такое короткое время найти еще одного переводчика, поэтому вас в поездке в Бангкок буду сопровождать я.

Она улыбнулась мило, но официально, показав безупречно ровный ряд белоснежных зубов, и села на свое привычное место по правую руку от шефа.

Барышев сжал и разжал кулаки.

– Господа… – начал он, но внезапно охрип и вынужден был прокашляться под насмешливым взглядом Оксаны. – Господа, нам с вами нужно решить несколько важных вопросов… В зависимости от решений я буду выстраивать стратегию переговоров в министерстве.

Пока Оксана переводила, он, глядя на нее, думал: правильно говорят – желающих судьба ведет, а нежелающих тащит.

Бог свидетель, он сделал все, чтобы вычеркнуть эту женщину из своей жизни.

Но она неизменно оказывается на его пути, хочет он этого или нет…

Сказать, что она обиделась, было нельзя.

Какая обида, она все понимает – он замотан, измучен работой, все время и силы отдает делу, в которое вложил почти все свои деньги.

Он старается ради нее. И детей.

И все же горький осадок от разговора остался.

Что ему стоило сказать: «Совсем немножечко потерпи, милая, и все это закончится – поздние совещания, внезапные командировки, мой хмурый вид…»

Она бы и потерпела. Без горького чувства, что ее просто поставили перед фактом, который она молча должна проглотить.

Сергей приехал далеко за полночь. От ужина отказался, не поцеловал, не сбросил, как всегда, сразу пиджак, не расслабил галстук.

Молча прошел на террасу и закурил, уставившись в темную линию горизонта. Ольга подошла сзади, положила ладони на его плечи.

– Ты опять куришь?

– Да. Не смог бросить.

– Надолго уезжаешь?

– Дня на три, на четыре…

Он говорил как робот. Просто отвечал на ее вопросы, потому что надо было ответить. Ольга вздохнула и убрала руки с его плеч.

– Ненадолго. Это хорошо. Я не люблю, когда тебя нет рядом.

Он вдруг на секунду зажмурился, смял горящую сигарету в пальцах, отбросил ее и схватил Ольгу за руки.

– Поедем со мной! Поедем!

Он не просил, он умолял – разве что на колени не бухнулся. И что это значило, Ольга не понимала.

Сергей так просит прощения за некрасивый сухой разговор по телефону?

Он прижал ее крепко к груди, целовал шею, затылок, лицо и все шептал:

– Поедем! Прошу тебя… Очень прошу… Ты мне нужна! Поедем.

Или эта горячность и перепады настроения – просто следствие банального переутомления?

Ольга взяла его лицо в ладони, заглянула в глаза.

Они были несчастные. Панически несчастные. Наверное, такие глаза были у нее, когда она тонула… Что его мучает? Что он хочет, но не может сказать?

Ольга хорошо знала – пытать мужа бесполезно, он скажет, только когда сочтет это нужным.

– Сереж, я не могу с тобой поехать. Завтра улетает Надя. Я должна ее проводить.

Он сжал ее руки, она едва не вскрикнула от боли.

– Я прошу тебя! – шепотом взмолился он. – Прошу!

– Нет, Сережа, я не могу, – твердо сказала Ольга.

– Неужели так трудно выполнить мою просьбу?! – взорвался он. Но тут же, сбавив обороты, тихо и очень настойчиво попросил: – Поедем со мной, Оля.

…Сколько раз она вспоминала потом этот момент и понимала – он спасал тогда себя, ее, спасал свою семью, а она не догадалась, не уловила признаков беды, несмотря на то что дурные предчувствия мучили ее по несколько раз на дню. Да и не обязана она была ничего понимать…

Ольга решила – переутомившийся самодур. Тиран и сатрап. Он приказал, а все должны ему подчиняться. И она – в первую очередь.

Поэтому повторила:

– Я же тебе объяснила, я не могу не проводить Надю. Это будет просто свинством с моей стороны. Если бы не Надя…

– К черту Надю! – закричал он. – Я последний раз прошу, поедем вместе в эту поездку!

– Ты с ума сошел? Что значит к черту Надю?!

Ольга вытаращила на Сергея глаза, глядя на вздувшуюся пульсирующую на его шее вену. Он первый раз кричал на нее.

Это был уже не переутомившийся – а взбесившийся самодур!

– Это значит, что я прошу тебя поехать со мной в Бангкок!

– Знаешь, Сережа, – очень тихо сказала Ольга, – твои слова мало похожи на просьбу! И я не понимаю, почему ты так злишься.

– Потому что… – Барышев задохнулся от гнева, его лицо пошло красными пятнами, – потому что не выношу твоего упрямства! Терпеть не могу капризов!

Это был их первый семейный скандал.

– Не смей на меня кричать. Не терпишь капризов? Знаешь, я тоже. Ты испортил мне вечер, а потом являешься домой ночью и устраиваешь истерику. Можешь тут стоять и злиться сколько влезет. Я пошла спать. Спокойной ночи!

Ольга гордо развернулась и ушла с террасы с высоко поднятой головой. Она бы с удовольствием хлопнула дверью, но дверь была раздвижной, поэтому эффектного жеста не получилось.

Барышев, сжав кулаки, смотрел ей вслед, желваки ходили ходуном на его скулах.

Ольга не захотела его спасать, хотя должна была все понять пресловутым женским чутьем, которое, как он слышал, никогда не подводило любящих женщин…

Почему она не бросилась выцарапывать его из плена пошлых и грязных соблазнов?

Это было обидно. С одной стороны. А с другой…

С другой – он был горд, что его жена оказалась намного выше его мелкого грехопадения.

Любая другая унюхала бы, учуяла запах измены, а Ольга, которая всякого в жизни хлебнула и получила много жестоких уроков – измену и предательство в том числе, – Ольга осталась чистой.

И его считала таким же чистым. Он накричал на нее, устроил истерику, а она – списала все на его дурной характер.

Он недостоин такой жены.

Он заслуживает дрянного виски, душного номера и нежелания принять душ, потому что с грязным телом легче терзаться грязными мыслями.

Оксана поселилась в соседнем номере. Барышев ходил от стены к стене, глушил виски прямо из бутылки и слышал, нет, чуял – каждый ее вдох‑выдох, каждое движение…

Если он напьется до свинского состояния, то уснет и не сделает то, что сделать обязательно должен.

Но свинское состояние не наступало – не хватило бутылки, второй, а третьей у него не было.

Выхода тоже.

Вернее, он был, но только один – тот, которого он хотел избежать, но не смог.

Сергей пьяно икнул, взял бутылку, на дне которой плескались остатки светло‑коричневой жидкости, вышел в коридор и замер перед дверью Оксаны.

Как принято стучать такому козлу, как он? Громко или очень громко?

Может, следует открыть дверь ногой?

Точно, ногой! Барышев размахнулся, чтобы пнуть дверь номера, но она вдруг распахнулась сама.

На пороге стояла Оксана в полупрозрачном фиолетовом пеньюаре.

Она втащила Барышева в номер – стремительно, как хищник добычу, – забрала бутылку, раздела его и толкнула на кровать, будто он и вправду был добычей – хорошим, добротным куском мяса для изголодавшейся львицы.

И она делала с этим куском мяса все, что хотела… Насытилась. Напилась. Отвела душу.

А он оказался все‑таки пьян, как свинья, чтобы оценить ее мастерство, ее страсть, ее красоту «и пр.», как ему вдруг подумалось.

Так и всплыло в пьяном мозгу под ее поцелуями – «и пр.»…

Барышев засмеялся в самый неподходящий момент, она отпрянула – голая, горячая и, наверное, прекрасная.

– Извини, – икнул Сергей. – Где здесь душ?

– Там же, где у тебя, – сказала Оксана, прожигая его глазами.

Он поплелся в ванную комнату, почти не ощущая пол под ногами.

Вот теперь можно помыться. Жесткой мочалкой с мылом.

Вряд ли это поможет, но хоть какая‑то более‑менее радикальная мера от «и пр.».

Холодная вода постепенно приводила в чувство, но реальность оказалась такой мерзкой, что снова захотелось напиться.

Тем более что в ванную зашла Оксана – голая и, наверное, прекрасная.

Со скорпионом на запястье.

Она шагнула к нему под струю холодной воды. Попыталась прижаться, но он сделал шаг назад, завернулся в полотенце и вышел из ванной.

Как невежливо он поступил…

Не слился с ней в объятиях под душем.

Ничего, пусть глотает.

Если он последний козел по отношению к Ольге, то и Оксана получит свою порцию «козла».

Барышев лег, нащупал на тумбочке пачку Оксаниных сигарилл, закурил.

Редкая оказалась гадость – он поперхнулся крепким дымом, закашлялся до слез.

Пришла Оксана, похлопала его по спине, прижалась всем телом.

…Голова катастрофически прояснялась от хмеля… Где‑то в глубине пиджака вибрировал мобильный.

Жена, подумал Сергей. Ольга хочет пожелать мне спокойной ночи.

– Не бери, – прошептала Оксана и впилась в него поцелуем.

Телефон вибрировал, поцелуй не кончался. Он схватил ее за запястье, расцепил на своей шее руки. На него бриллиантовым глазом уставился скорпион.

– Зачем тебе этот зверь?

– Я по гороскопу Скорпион.

Он не хотел знать, кто она по гороскопу. Зачем спросил?

– А почему от тебя так пахнет сандалом?

– Люблю мужской парфюм и всегда им пользуюсь.

Ему было плевать, какой парфюм она любит.

Телефон замолк, успокоился.

– Я люблю тебя, – сказала Оксана, прижавшись к его груди щекой. – Я первый раз в жизни люблю…

Барышев сделал вид, что заснул – даже всхрапнул для убедительности. Она пальцами провела по его лицу, щекоча скорпионом, будь он неладен…

Может быть, еще не поздно все исправить?..

Вернуться на свою орбиту и больше никогда не сходить с нее, а этот экскурс в чужую галактику забыть, как дурной сон?

Нет, не получится.

Потому что тяга к Оксане стала неизлечимой болезнью, алкоголизмом, наркоманией, тяжелейшей зависимостью, от которой существовало только одно лекарство – сама Оксана.

Сергей вдруг задал себе вопрос – а если бы он был свободен, связал бы с ней жизнь?

Ответа не было. Он не знал.

Потому что жизни без Ольги не представлял.

Оксана проснулась в шесть утра.

Барышева рядом не было…

Подушка была примята, а в пепельнице лежал смятый окурок сигариллы, подтверждая, что ночные события ей не приснились.

– Сергей! – позвала она, но Барышев не отозвался. На балконе его не было, в ванной тоже.

Наверное, пошел к себе в номер, чтобы привести себя в порядок, решила Оксана.

Но соседний номер был закрыт и на стук никто не ответил. Может… он в ресторане.

Оксана бросилась вниз, на первый этаж, но ресторан еще не работал.

– В котором часу господин из номера 214 вышел из отеля? – обратилась она к портье, увидев, что ключ от барышевского номера висит на стойке.

– Господин из номера 214 выехал из отеля около двух часов назад, – ответил с легким поклоном портье. – Точное время я не помню, но, если хотите, я посмотрю в компьютере…

– Выехал?! – Оксана решила, что ее впервые подвело знание тайского языка. – Вы сказали – выехал?!

– Да, мадам. Посмотреть в компьютере время?

– Нет, не надо…

Она поплелась к выходу, плохо соображая, куда идти и что делать.

Он снова ее унизил. Использовал, как девку, снятую на панели.

Злые слезы подступили к глазам, но Оксана не позволила себе заплакать.

На коленях приползет, землю будет лизать у ее ног, чтобы она только на него посмотрела.

Оксана вышла на улицу, села на лавочку и позвонила.

– Атхит, здравствуй, это Оксана. Помнишь, ты говорил, что твоя бабка колдунья? Сколько она возьмет, чтобы приворожить одного человека? Вернее, присушить, да так, чтобы дышать без меня не смог…

– Я уже успела соскучиться, Надь! Как Димыч? А Димка большой как? Приехал?

Ольга сидела в кресле‑качалке и разговаривала с Надей по телефону, когда на террасу ворвался Сергей.

Он упал перед ней на колени, схватил ее руки и стал их бешено целовать, вместе с мобильником, который она держала.

– Прости меня! Прости! – горячо зашептал он. – Я так виноват перед тобой, так виноват!

– Ну что ты, Сережа, что ты! – Ольга прижала его голову к своим коленям, поцеловала в затылок, погладила по короткостриженым волосам. – Ты был взвинчен, раздражен, ты устал… Я тебя давно простила!

– Родная моя, любимая! Я подлец, я мерзавец! – Ольге показалось, что он заплакал – так вздрогнули его плечи и задрожал голос.

Она испугалась. Плачущий Барышев – это было чем‑то настолько противоестественным, что смахивало на психическое расстройство.

– Перестань, Сережа! Что ты такое говоришь? Ты же знаешь, что я люблю тебя! Перестань!

Он как‑то странно всхлипнул и сграбастал ее в объятия вместе с креслом. И так прижал, что Ольга едва не вскрикнула.

– Сережа!

– Извини… – Он ослабил хватку и, неудобно стоя на коленях, пристроил голову у нее на груди – как маленький мальчик, как сын, которого первый раз в жизни обидели во дворе большие мальчишки, и он примчался домой просить у нее защиты.

– Что случилось, Сережа? Почему ты вернулся так рано?

– Ничего не случилось, все в порядке, – сказал он голосом, каким сообщают о том, что все летит в тартарары. – Просто… просто мы возвращаемся в Москву, Оля.

* * *

Московский воздух показался ей пьянящим.

Ольга надышаться им не могла. Здесь даже выхлоп казался каким‑то особенным – своим. Старые «шестерки» и «Волги» чадили неповторимым, непередаваемым черномасляным дымом, напоминая – ты дома, наконец‑то ты дома!

Но дома Ольгу при виде горы чемоданов и сумок охватил веселый ужас.

– Да‑а, – засмеялась она, без сил плюхнувшись на диван, – это мне не разобрать никогда! Господи, Сережа, так я и не пойму, к чему была такая спешка? Ничего толком не успела сделать! Вот сейчас, хоть убей, чтобы я вспомнила, где что лежит…

– Вспомнишь, – Барышев сел рядом, сжал ее руку и окинул комнату странным взглядом – словно видел ее впервые и пытался удостовериться, что это его дом и его гостиная. – Вот разберешь и тогда вспомнишь…

Дата добавления: 2015-06-25