Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Божественный ребенок 27 страница




 

Символы Самости возникают в глубине тела и выражают его вещественность точно так же, как и структуру воспринимающего сознания. Символ — это живущее тело, corpus et anima', поэтому «ребенок» является такой превосходной

 

'Corpus et anima (лат.) — душа и тело. — Примеч. пер.

 

13*

 

 

 

 

К. Г. ЮНГ

 

 

формулой для этого символа. Несравненность психики — это, конечно же, не полностью осуществленная величина, но постоянно к тому приближающаяся, одновременно она является непременным основанием всякого сознания. Глубокие «слои» психики теряют по мере увеличения глубины и темноты индивидуальную несравненность. Они становятся на пути «вниз», т. е. по мере приближения к автономной функциональной системе все более коллективными, чтобы в вещественности тела, а именно в химических телах, стать универсальными и одновременно прекратиться. Углерод тела — это углерод вообще. Поэтому «в самом низу» психика — это «мир» вообще. В этом смысле я могу совершенно согласиться с Кереньи, когда он говорит, что в символе говорит сам мир. Чем более архетипичным и «глубоким», т. е. чем более физиологичным, является символ, тем он коллективной и универсальней, тем он «вещественней». Чем он более абстрактный, дифференцированный и специфичный, тем более он приближается к природе сознательной несравненности и однократности и тем более с него стерта его универсальная сущность. В сознании он полностью рискует стать только аллегорией, которая нигде не выходит за рамки сознательного понимания и где он уже подвержен всем возможным рационалистическим попыткам объяснения.

 

3. ГЕРМАФРОДИТИЗМ РЕБЕНКА

 

Примечателен тот факт, что, по-видимому, большая часть космогонических богов имеют двуполую природу. Гермафродитизм означает объединение самых сильных и бросающихся в глаза противоположностей. Это объединение восходит прежде всего к примитивному расположению духа, в сумерках которого различия и противоречия или еще мало отделены, или вообще смешаны. По мере же нарастания ясности сознания противоположности все более отчетливо отделяются друг от друга и становятся все более несовместимыми. Поэтому если бы гермафродитизм был бы только

 

 

Божественный ребенок.

 

 

продуктом примитивной недифференцированности, то следовало бы ожидать, что он чуть ли не искоренится по мере нарастания культуры. Но это отнюдь не так; напротив, фантазия на высоких и высочайших ступенях культуры все снова и снова занималась этим представлением, как мы можем убедиться на примере позднегреческой и синкретической философии гностицизма. В натурфилософии средневековья гермафродитический Ребис' играет значительную роль. В самые что ни на есть ранние времена слышим мы в католической мистике2 об андрогении Христа.

 

Здесь, вероятно, речь идет не о Еще-наличии примитивных химер, а об исходной контаминации противоположностей. Прапредставление, как мы только что убедились из средневековых работ3, стало скорее символом конструктивного объединения противоположностей, подлинным «объединяющим символом». Символ в его функциональном значении указывает не столько назад, сколько вперед, на какую-то еще не достигнутую цель. Не заботясь о своей чудовищности, гермафродит стал постепенно преодолевающим конфликты спасителем, впрочем, этого значения он достиг уже на относительно ранних ступенях культуры. Это витальное значение объясняет, почему образ гермафродита со времен глубокой древности не только не потерял силы, но, напротив, сумел упрочиться в ходе тысячелетий по мере нарастающего углубления символического содержания. Тот факт, что в высшей степени архаическое представление достигло такой высоты значения, указывает не только на жизненную силу архетипических идей вообще, но демонстрирует также и правильность тезиса о том, что архетип посредничает, объединяя противоположности между бессознательными основами и сознанием. Он наводит мост между нынешним сознанием, которому грозит искоренение, и естественной бессознательной целостностью седой старины. Благодаря

 

' R е b i s (лат.) — «из двух состоящий», обозначение гермафродита. —

 

Примеч. пер.

 

'Georg Koepgen. Die Gnosis des Christentums, 1939. S. 315 Lapis как медиатор и медиум, ср.: Tractat. Aureus cum Scholiis Magnet: «Bibl. Chem», I, 408b u «Art Aurif», 1572. S. 641.

 

 

 

К. Г ЮНГ

 

этому посредничеству однократность, несравненность и односторонность индивидуального современного сознания в настоящем все снова и снова примыкает к природным и родовым предпосылкам. Прогресс и развитие суть идеалы, которые не следует отрицать, но они теряют свой смысл, если человек прибывает в новое состояние только как фрагмент себя самого, а все, лежащее в основе и существенноеоставляет в тени бессознательного, в состоянии примитивности или даже варварства. Если отколовшееся от своих оснований сознание не способно выполнить смысл нового назначения, то оно слишком легко впадает в положение, которое хуже, чем то, из которого его собиралась освободить Реформация. Exempla sunt odiosa!1 Именно Фридрих Шиллер был тем, кто впервые внял этой проблеме, но ни его современники, ни его потомки не в состоянии были извлечь из этого какие-то выводы. Вместо этого хотели просто воспитывать детей. Поэтому я подозреваю, что furor paedagogicus2 — как бы приятный окольный путь, который обходит стержневую проблему, затронутую Шиллером, а именно — воспитание воспитателей. Детей воспитывает то, чем взрослый является, а не то, что он болтает. Всеобще распространенная вера в слова — это настоящая болезнь души, поэтому такое суеверие все дальше и дальше уводит от основ человека и соблазняет к скверной идентификации личности с когда-либо уверованным лозунгом. В то же время преодоленное и оставленное прогрессом все глубже сползает в бессознательное, откуда, наконец, снова возникает примитивное состояние идентичности с массой. И это состояние обернется затем действительностью вместо желаемого прогресса.

 

Двуполое прасущество в течение культурного развития становится символом единства личности. Самостью, в которой конфликт противоположностей обретает покой. Прасущество как цель самоосуществления человека с самого начала остается проекцией бессознательной целостности.

 

'Exempla sunt о d i о s а (лат.) — примеров лучше не приводить,— Примеч. пер.

 

'Furor paedagogicus (лат.) — безумие педагогики. — Примеч. пер.

 

 

Божественный ребенок

 

 

Человеческая целостность состоит именно из объединения сознательной и бессознательной личности. Так же как каждый индивид формируется из мужских и женских генов, а пол определяется преобладанием соответствующих генов, так и в психике только лишь сознание — в случае мужчины — имеет мужские черты, бессознательное же имеет женское качество. У женщин все наоборот. Этот факт я только лишь вновь открыл и сформулировал в своей Анима-теории1. Известен же он был уже очень давно.

 

Идея conjunctio мужского и женского, которая в герметической философии переросла в, так сказать, техническое понятие, выступает как mysterium iniquitatis2 уже в гностицизме, вероятно, не без влияния старозаветного «брака с Богом», как, например, это осуществил Хосеа3. На это указывают не только известные традиционные установления4, но и евангельская цитата из второго Климента: «Когда двое станут едины, внешнее как внутреннее, и мужское с женским — ни мужским и ни женским»5. Эта логия сопровождается словами Климента Александрийского: «Когда вы попрали покров стыда (ногами)»6, что вполне относится и к телам, т. к. Климент, как Касиан (у которого взята цитата), а так же как псевдо-Климент толкуют слова духовным образом в противоположность гностикам, которые, кажется, conjunctio принимали слишком буквально. При этом они все же заботились — с помощью практики абортов и прочих ограничений, — чтобы биологический смысл их понуждения не превысил религиозного значения обрядов. Несмотря на то что в церковной мистике прообраз Хормусты возгонялся на недосягаемую высоту и только иногда, как, например, у Мехтхильда фон Магдебургского7 более или

 

'Psychol. Typen. Def.48. «Seele». S. 661 u Beziehungen zwiscen dem Ich und dem Unbewupten. S. 177.

 

'Mysterium iniquitatis (лат.) — таинство строгости. — Примеч. пер

 

? о se a I. 2ff.

 

4 Ср. Fendt. Gnostische Mysterien, 1922.

 

'Hennecke. Neutestamentische Apokryphen. S. 593, 12.

 

'С 1 emeu s. Strom. Ill, 13, 92, 2.

 

^echthild von Magdeburg. Das fliepende Licht der Gotlheit i 909

 

 

 

менее ощутимо приближался к фюзису, — все же оставался он повсюду живым и служил предметом особой психической озабоченности. Символические рисунки Опицинуса де Канистриса' знакомят нас в этом отношении с тем способом, как этот прообраз в патологическом состоянии выполнял инструментальную функцию в объединении противоположностей. В герметической философии, преобладающей в средние века, напротив, conjunctio осуществлялось совершенно и полностью в области физиса, и прежде всего в абстрактной теории conjunctio Solis et Lunae2, которая, однако, несмотря на красочную фантазию, дала богатый повод к антропоморфизации.

 

При таком положении дел становится понятным, если в современной психологии бессознательного вновь выявляется прообраз в форме противоположности мужского-женского, а именно, как мужское сознание и персонифицируемое с женским — бессознательное. Однако из-за психологического осознавания образ этот усложняется не так уж незначительно. В то время как старая наука почти исключительно была областью, где могло проецироваться только бессознательное мужчины, новая психология, вероятно, должна признать также существование некоей автономной женской психики. И здесь мы имеем как раз обратный случай: женское сознание стоит в противоречии к персонифицированному с мужским бессознательному, которое следовало бы уже обозначить не как Анима, а как Анимус. Вместе с этим открытием осложняется и проблема conjunctio.

 

Исходно ведь жизнь этого архетипа разыгрывалась полностью в области чар плодородия, а потому оставалась столь длительное время одним лишь биологическим феноменом, не имеющим никакой другой цели, кроме оплодотворения. Однако уже в ранней античности, кажется, возросло символическое значение акта. Так, например, воплощенное осуществление Хормусты как культового действа стало не

 

•Richard Salomon. Opicinus de Canistris. 1936. conjunctio So lis et Lunae (лат.) — объединение Солнцз и Луны, — Примеч. пер.

 

 

Божественный ребенок.

 

 

столько мистерией, сколько чистой догадкой'. Как мы видели, гностицизм также — плохо ли, хорошо ли — поусердствовал в том, чтобы соподчинить физиологическое мета физическому. В церкви conjunctio вообще была полностью исключена из сферы физического, а в натурфилософии она стала абстрактной «теорией». Это развитие означает постепенное превращение архетипа в душевное переживание, которое теоретически можно охарактеризовать как комбинацию сознательных и бессознательных процессов2. Практически же все это совсем не просто, потому что, как правило, именно женское бессознательное мужчины проецируется на женское визави, а мужское бессознательное женщины — на мужчину. Прояснение этой проблематики, однако, является областью специально психологической и более не подлежит комментированию в качестве мифологического гермафродита.

 

4. РЕБЕНОК КАК ИСХОДНАЯ И КОНЕЧНАЯ СУЩНОСТЬ

 

Фауст после смерти был зачислен в «Хор блаженные мальчиков». Я не знаю, соотносил ли Гете это диковинное представление с античными надгробными купидонами; последнее очень даже вероятно. Образ полушинелей указывает на завуалированного, т. е. невидимого, гения усопших который отныне — в детском хороводе — опять обнаруживает новую жизнь, окруженный морскими образами дельфинов и богов моря. Море — это излюбленный символ бессознательного, мать всего живущего. Так же как «ребенок»* при известных условиях (например, как в случае Гермеса и дактилей) имеет ближайшую связь с фаллосом как симво-

 

'Ср. обвинение епископа Asterius (Foucart. Mysteres d'Eleusis. Кар III). По сообщению Hyppolitos, верховный жрец сделал себя даже импо тентом, выпив чашу с ядом. Такое же значение имеют священнически< самокастрации на службе у богини-матери.

 

'К вопросу о споре с бессознательным см. Die Beziehungen zwischei. dem Ich und dem Unbewu?ten.

 

 

 

 

К. Г. ЮНГ

 

 

лом производителя, он снова проявляется в надгробном фаллосе в качестве символа обновленного зачатия.

 

Ребенок поэтому также является «renatus in novam infantiam»1. Иными словами, он не только исходная сущность, но также и конечная. Исходная сущность была до человека, конечная — после человека. Психологически это высказывание означает, что ребенок символизирует «предсознательную» и «послесознательную» сущность человека. Его предсознательная сущность — это бессознательное состояние самого раннего детства, послесознательная сущность — антиципация per analogiam2 того, что вне смерти. В этом представлении выражается всеобъемлющая сущность душевной целостности. Целостность ведь никогда не состоит только из объема сознания, но включает неопределенное и неопределяемое протяжение бессознательного. Поэтому эмпирически целостность имеет беспредельную протяженность, она старше и моложе сознания, обнимает его в пространстве и во времени. При таком определении речь идет не о спекуляции, а о непосредственном душевном опыте. Процесс сознания не только постоянно сопровождаем, но очень часто бессознательные процессы даже направляют его, поддерживают и приостанавливают. Душевная жизнь была в ребенке еще до того, как он имел сознание. Даже взрослый человек еще говорит и делает вещи, о которых он, по видимости, только впоследствии узнает, — если вообще когда-либо узнает, что они означают. И все же он говорит о вещах и Поступает так, как если бы он это знал. Наши сновидения постоянно говорят о вещах, превосходящих пределы нашего сознательного воззрения (почему их так хорошо использовать в терапии неврозов). Мы имеем предчувствия и ощущения из неизвестных источников. Страхи, причуды, намерения, надежды охватывают нас без видимой причины. Этот конкретный опыт образует основу того чувства, будто бы недостаточно известен самому себе, а вместе с тем — и мучительное подозрение, будто переживание самого себя было полной неожиданностью.

 

•Renatus in novam infantiam (лат.) — рожденный вновь. — Примеч. пер.

 

2 P e г analogiam (лат.) — по аналогии. — Примеч. пер.

 

 

Божественный ребенок

 

 

Сам по себе примитивный человек не является загадкой. Вопрос о человеке — это, собственно говоря, последний вопрос, который сберег себе человек. Примитив же имеет столь много душевного вне сознания, что для него опыт психического, находящегося вне его самого, в значительно большей степени привычен, чем нам. Сознание — со всех сторон защищенное психическими силами и ведомое или же находящееся под угрозой и обманутое — есть праопыт человечества. Этот опыт спроецировался на архетип ребенка, который выражает целостность человечества. Он есть нечто покинутое и заброшенное, но одновременно нечто божественно-могущественное, начало — невидимое и сомнительное, а также — триумфальный конец. «Вечный» ребенок в человеке — это неописуемый опыт, нечто неприспособленное, изъян — и — божественная прерогатива, нечто неуловимое, что составляет последнюю ценность и бесценность личности.

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

\

 

Я отдаю себе отчет, что психологическое комментирование архетипа ребенка без подробного документирования — только эскиз. Так как речь идет, однако, о психологической целине, то мне надо в первую очередь разметить возможный объем проблематики, поднятой нашим архетипом, и описать, по крайней мере, его различные аспекты в резюмирующем изложении. Резкие ограничения и точные формулировки понятий в этой области положительно невозможны, т. к. струящееся обоюдное проникновение принадлежит к сущности архетипов. Их можно в каждом случае описать только приблизительно. Их жизненный смысл получается скорее из совокупности изложений, чем из единичного формулирования. Каждая попытка более строгого охвата тотчас же наказуется, потому что она гасит свет непостижимого ядра значения. Ни один архетип не может быть сведен к простой формуле. Он — сосуд, который никогда нельзя ни опу-

 

 

 

 

К Г ЮНГ

 

 

стошить, ни наполнить. Он существует в себе только потенциально, и, будучи преосуществлен в материале, он уже более не то, чем был только что. Он пребывает косным на протяжении тысячелетий и тем не менее всегда жаждет нового толкования. Архетипы — непоколебимые элементы бессознательного, но они постоянно изменяют свой облик.

 

Ведь почти безнадежно вырвать один-единственный архетип из живой смысловой ткани души, но именно из-за своей переплетенности они тем не менее образуют интуитивно схватываемое единство. Психология, как одна из многих жизненных проявлений души, работает с представлениями и понятиями, которые, со своей стороны, опять же выводимы из архетипичных структур и которые в соответствии с этими структурами только лишь порождают тот или иной абстрактный миф. Психология, следовательно, переводит архаический язык мифа на современную, если таковая еще не известна, мифологему, которая составляет элемент мифа о «науке». Эта «бесперспективная» деятельность — живущий и прожитой миф, для людей соответствующего темперамента она удовлетворительна, даже целебна, постольку поскольку они отделались от основ души из-за невротической диссоциации.

 

С архетипом ребенка мы сталкиваемся эмпирически в процессах индивидуации, спонтанно или терапевтически запущенных. Первая форма ребенка по большей части тотально бессознательна. В этом случае налицо идентификация пациента с его личным инфантилизмом. Затем наступает (под влиянием терапии) более или менее постепенное обособление и объективация «ребенка», и, следовательно, разложение идентичности под воздействием интенсификации образов фантазии (подчас технически поддержанных), при этом все более заметными становятся архаичные, т. е. мифологические черты. Последующий ход превращения соответствует героическому мифу. Как правило, мотив великих дел отсутствует, но все большую роль играют мифологические угрозы. Чаще всего на этой стадии опять возникает идентичность с атрактивными героическими ролями различного происхождения. Эта идентичность зачастую очень устойчива и

 

 

Божественный ребенок

 

 

опасна для душевного равновесия. Если будет достигнуто разложение этой идентичности, то образ героя — из-за редукции сознания до человеческого размера — постепенно может дифференцироваться вплоть до символа Самости.

 

В практической действительности речь идет, благо это понятно, не столько о знании о таком развитии, сколько о переживании превращений. Начальное состояние личного инфантилизма демонстрирует образ «покинутого», т. е. «непонятого» и несправедливо обойденного, ребенка, который имеет дерзкие притязания. Эпифания героя (вторая идентификация) проявляется при соответствующей инфляции: несоразмерное притязание становится убеждением, будто бы ты есть нечто особенное, или же невыполнимость притязания доказывает собственную неполноценность, что способствует роли доблестного страдальца (негативная инфляция). Несмотря на всю противоположность, обе формы идентичны, поскольку сознательной грезе о великом соответствует бессознательная, компенсирующая неполноценность, а — сознательной неполноценности — бессознательная греза о великом (никогда не отыскать одного без другого). Если подводные камни второй идентификации счастливо обойдены, то сознательное событие может начисто отделиться от бессознательного, а бессознательное событие можно будет объективно наблюдать. Из этого следует возможность спора с бессознательным, и вместе с тем возможность синтеза сознательных и бессознательных элементов познания и поступка. Из этого, в свою очередь, возникает смещение центра личности с Я на Самость'.

 

В таком психологическом обрамлении чередуются мотивы заброшенности, непреодолимости, гермафродитизма, сущности исхода и конца — как различные категории переживания и познания.

 

'Подробное изложение этого развития имеется в Die Beziehungen zwischen dem Ich und dem UnbewuBten.

 

Глоссарий

 

 

Алхимия — древняя химия, представляющая собой смешение экспериментальной химии в современном смысле этого слова и всеобщих, наглядно-интуитивных, частью религиозных спекуляций (умозрений) о природе и человеке. В алхимии проецировали на неизвестные свойства материи различные символы, которые Юнг рассматривает как содержания бессознательного. Исследуя неизвестную материю, алхимик пытался раскрыть «Божественную тайну», а в результате приходил к методам и путям изучения, похожим на используемые ныне в аналитической психологии.

 

 

Согласно Юнгу, алхимию средневековья можно понимать как философское движение, имеющее свои истоки в бессознательном, движение, компенсаторное по отношению к христианству; ибо предмет алхимических медитаций и техник — царство природы и материи — в христианстве не нашли себе достойного места и адекватной оценки. Алхимия является своего рода темным и примитивным отображением христианского мира образов и мыслей. В работе «Психология и алхимия» Юнг с помощью аналогии исследовал связь между центральным представлением о «философском камне» («lapis») в алхимии и образом Христа в христианстве. Для языка алхимиков типичны символический образ и парадокс. Поэтому говорится, что камень является не камнем (то есть он одновременно представляет собой и духовно-религиозное понятие) или что алхимический Меркурий, дух в материи, ускользает и исчезает подобно оленю, ибо он неуловим. «У него тысяча имен». Но ни одно из них не выражает его сущность полностью — как ни одно

 

 

Глоссарий 383

 

определение не в состоянии однозначно охватить сущность психического явления.

 

 

Амплификация — расширение и углубление образа из сновидения с помощью направленных ассоциаций' и параллелей с фактами, почерпнутыми из человеческой истории духа и символов (мифологии, мистики, фольклора, искусства и так далее), благодаря чему его смысл поддается истолкованию.

 

 

Анима и Анимус — персонификации женского начала в бессознательном мужчины и мужского начала в бессознательном женщины. Эта психическая двуполость основана на том биологическом факте, что решающую роль при определении мужского (женского) пола играет количественное преобладание мужских (женских) генов. Количественно меньшая доля генов противоположного пола формирует характерные черты противоположного пола, которые вследствие своей слабости обычно остаются неосознаваемыми.

 

 

К. Г. Юнг писал: «Издревле каждый мужчина носит в себе образ женщины, образ не данной определенной женщины, а какой-то определенной женщины. Этот образ по своей сути является наследственным материалом, берущим свое начало в древних эпохах и укоренившимся в живой системе, «типом» («архетипом»), всего опыта, накопленного по женской линии предков, воплощение всех женских впечатлений, унаследованной психологической системой приспособления... То же самое можно сказать и о женщине: и ей присущ врожденный образ мужчины. Опыт показывает, что в данном случае правильнее было бы говорить об образе мужчин, в то время как у мужчины речь идет об образе женщины. Поскольку этот образ неосознаваем, он всегда бессознательно проецируется на любимого человека и является одной из основных причин болезненной привязанности или ее противоположности» (из работы «Психологические взаимоотношения в браке»).

 

' Полужирным шрифтом здесь выделены слова, отсылающие к соответствующим статьям глоссария. — Примеч. ред.

 

 

384 Глоссарии

 

 

«Естественная функция Анимуса (как и Анимы) заключается в установлении взаимосвязей между индивидуальным сознанием и коллективным бессознательным. В этом смысле персона представляет собой сферу между Я-сознани-ем и объектами внешнего мира. Анимус и Анима должны функционировать как мосты или ворота, ведущие к образам коллективного бессознательного, тогда как персона представляет собой своего рода мост во внешний мир». (Из неопубликованного доклада, прочитанного К. Г. Юнгом в январе 1925 г.)

 

 

Все архетипные манифестации, в том числе Анимус и Анима, имеют свои негативный и позитивный, примитивный и дифференцированный аспекты.

 

 

К. Г. Юнг пишет: «В своей первоначальной бессознательной форме Анимус является спонтанным и непреднамеренным мнением, которое оказывает главенствующее влияние на сферу чувств, Анима же, наоборот, является чувственным образованием, оказывающим влияние или дисторсию на рассудок («Она вскружила ему голову»). Поэтому Анимус проецируется преимущественно на «духовные» авторитеты или на прочих «героев» (включая певцов, «деятелей искусства» и спортивных звезд)- Анима охотнее использует бессознательное, пустое, фригидное, беспомощное, бессвязное, темное и многозначное в женщине... Душа, присоединяясь в процессе индивидуации к Я-созна-нию, приобретает у мужчин женские признаки, а у женщин — мужские. Его Анима стремится соединять и объединять, ее Анимус хочет различать и постигать. Это — резкое противоречие... В реальности сознания оно означает возникновение конфликтной ситуации, даже если сознательные взаимоотношения обоих индивидуумов гармоничны». (Из работы «Психология переноса».)

 

 

«Анима — архетип жизни... Ведь жизнь является мужчине через Аниму, хотя он и считает, что это происходит благодаря разуму (intellectus). Он совершенствует свою жизнь с помощью разума, но жизнь живет в нем с помощью Ани-мы. А таинственность Женщины заключается в том, что жизнь является ей через духовный образ Анимуса, хотя она

 

 

Глоссарий 385

 

 

полагает, что это заслуга Эроса, дающего ей жизнь. Она совершенствует свою жизнь и просто живет с помощью Эроса, но реальная жизнь, в которой она может оказаться и жертвой, приходит к своей вершине через рассудок (ratio), который воплощается в Анимусе». (Из неопубликованного доклада о книге Ф. Ницше «Так говорил Заратуст-ра» в 1937 г.)

 

 

Архетип — «Понятие архетипа... выведено из многократно повторявшихся наблюдений, что, например, мировую литературу определяют те мифы и сказки, которые содержат в себе мотивы, вновь и вновь появляющиеся повсюду. Эти же самые мотивы мы встречаем в фантазиях, сновидениях, делириях и безумных идеях современных людей. Эти типичные образы и взаимосвязи характеризуются как архетипичные представления. Чем они отчетливее, тем в большей мере им присуще сопровождаться особенно живыми эмоциональными тонами... Они оставляют впечатления, оказывают влияние и завораживают. Они проистекают из неосознаваемого самого по себе архетипа, бессознательной предформы, которая, по-видимому, относится к унаследованной структуре психики и вследствие этого может мани-фестироваться повсюду как спонтанное явление». (Из работы «Совесть с психологической точки зрения».)

 

 

«Я снова и снова сталкиваюсь с одним и тем же недоразумением, когда архетипы определяют содержательно, то есть как род бессознательных «представлений». Поэтому необходимо еще раз отметить, что архетипы определяются не содержательно, а только формально, и последнее делается лишь весьма условно. Содержательно можно определить только Первообраз и то лишь тогда, когда он осознан и в силу этого наполнен материалом сознательного опыта. Его же форму, напротив... можно сравнить с осевой структурой кристалла, которая определенным образом предопределяет формирование кристалла в исходном растворе, не существуя сама при этом материально. Ее материальное существование проявляется лишь в способе и форме кристаллизации ионов, а затем и молекул. Сам по себе архетип

 

 

386 Глоссарий

 

 

представляет собой пустой формальный элемент, нечто иное, как praeformatio1, данную априори возможность той или иной формы представления. Наследуются не представления, но формы, которые тоже можно определять только формально. Точно так же нельзя обнаружить наличие архетипа самого по себе, как нельзя обнаружить и наличие инстинктов, пока они не проявят себя в чем-то конкретном». (Из работы «Психологические аспекты архетипа Матери».)

 

 

«Мне кажется вполне вероятным, что сущность собственно архетипа неосознаваема, то есть трансцендента, в силу чего я характеризую его как психоидное». (Из работы «Теоретические размышления о сущности психического».)




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-06-25; Просмотров: 346; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.106 сек.