Данная книга предназначена исключительно для ознакомления! 30 страница

Результаты этого эксперимента совпадают с ранее полученны­ми результатами: учащиеся группы А происходят из среднемузы-кальных семей, а учащиеся группы В из семей более музыкальных, где родители — музыканты-профессионалы. Однако крайне насы­щенная музыкой среда, активная вовлеченность родителей в музы­кальные занятия детей, богатые музыкальные впечатления с самого детства не оказали решающего влияния на формирование таланта учащихся из группы В — несмотря на столь радужные возможности развития, они не смогли использовать их и остались на весьма сред­нем уровне. Их сверстники из группы А, не имея этих возможнос­тей, тем не менее, создали их для себя сами своим интересом и лю­бовью к музыке: отсутствие активной «музыкальной стимуляции» в детские годы не помешало им проявлять значительную музыкаль­ную одаренность во время обучения в школе.

В этих обстоятельствах можно предположить, что своими успе­хами одаренные ученика обязаны своим педагогам, которые оказа­лись более квалифицированны и настойчивы, чем их коллеги. Дело однако в том, что в школах для музыкально одаренных детей как в Англии так и в России преподают профессора чрезвычайно высокой квалификации — это артисты-исполнители и опытнейшие мастера, чья репутация не вызывает никаких сомнений. В классе одного и то­го же профессора рядом учатся дети как из группы А, так и из груп­пы В: этот факт говорит о том, что влияние педагога не является ре­шающим — если бы это было не так, то все ученики одних педагогов принадлежали бы к группе А, а других педагогов — к группе В.

Исследования происхождения музыкальных детей свидетельст­вуют о том, что условия воспитания и среда не оказывают решающе­го влияния на появление музыкальной одаренности. Педагог тоже не может претендовать на исключительную роль в становлении му­зыкального таланта. Естественно возникает вопрос о его происхож­дении: если не среда, если не условия раннего становления таланта

^Музыкальный талант и наследственность

и не квалифицированные педагогические усилия, то какие обстоя­тельства влияют на его появление? Не естественно ли предполо­жить, что человек рождается талантливым, что талант — это дар, данный человеку самой природой...

ВРОЖДЕННЫЙ ХАРАКТЕР МУЗЫКАЛЬНЫХ СПОСОБНОСТЕЙ

Природное и биологическое происхождение музыкальных спо­собностей принято доказывать, ссылаясь на докультурные свиде­тельства музыкальности человека. Если бы музыкальность формиро­валась в процессе жизни, а не была бы изначально задана, то ни жи­вотные, ни младенцы не проявляли бы никаких признаков музыкаль­ных способностей. Однако дело обстоит противоположным образом: «музицируют» птицы, «музицируют» дельфины и некоторые виды обезьян — в мозгу шимпанзе и макак находят специальные области мозга, ответственные за музыкальные функции. Младенцы обнару­живают весьма высокую музыкальность, различая мелодии и запоми­ная даже те из них, которые слышали до рождения.

Музицирование как род занятий распространено у всех наро­дов, всех рас и всех культур: жизнь при родовом строе, ранняя ста­дия цивилизации неизменно связана с музыкой, и с ней же связана самая высокая из известных на сегодня стадий — представители ин­формационной эры производят и поглощают музыку с той же жад­ностью, с какой это делали их далекие предки. Потребность в музы­ке и способность к музицированию не исчезает ни при каких обсто­ятельствах; в эпохи войны и в эпохи мира музыка звучит в любой точке, в которой существуют люди, хотя условия их существования, различия в их культурных и ценностных установках могут быть очень велики. Но музыки эти культурные контрасты не касаются — она меняет свой облик, но остается с людьми, что говорит о глубо­кой генетической укорененности музицирования, о незыблемости его природных корней.

В течение миллионов лет музыка формировала мозг человека. За разными отделами мозга закрепились разные музыкальные функции. Правое полушарие ведает процессами музыкального син­теза, музыкальной целостности, левое — процессами музыкального анализа, разложения музыки на элементы; левое полушарие связа­но с музыкальным движением и ритмом, правое — со слухо-прост-ранственными ассоциациями. В мозгу человека сформировался

SOocnumamie музыканта

специальный отдел — auditory cortex, который обрабатывает ис­ключительно музыкальную информацию, опирающуюся на разно-высотные звуковые сигналы. В левом полушарии есть специаль­ный отдел planum temporale, который увеличен у людей с абсолют­ным слухом, а у юных скрипачей пальцы их левой руки, если они начали учиться музыке до 7 лет, имеют в мозгу особое «посольст­во» — связь между мозгом и пальцами у них более прочная и опре­деленная. Данные нейропсихологии, антропологии и этнографии, сведения о раннем развитии младенцев не оставляют сомнений в том, что музыка — природный феномен, имеющий докультурный характер, и никакое искусственное воздействие не нужно, чтобы человек начал проявляться как Homo musicus.

Многие статьи, опубликованные в научной периодике, говорят о способности младенцев различать высоту звуков, фиксировать тонкие различия в звуковом составе мелодий, имеющих одинако­вый мелодический контур, о способности слушателей в возрасте до полугода помнить мелодии, слышанные до рождения. Теме младен­ческой музыкальной компетентности, превышающей ожидания, посвящают свои неопубликованные диссертационные исследова­ния молодые психологи. Б.Сатт (Satt, В.) и Р.Полверини-Рей (Polverinin-Rey, R.) из Калифорнийской школы профессиональной психологии установили, что младенцы уже в первые месяцы жизни проявляют определенный консерватизм и лучше засыпают под ту колыбельную, которую мать напевала еще до их рождения. Психо­лог Д. Шоу (Shaw, D.) сообщает, что мать и младенец лучше пони­мают друг друга, если до рождения ребенка мать посещала музы­кальные занятия. Эти и другие данные утверждают научное сооб­щество во мнении, что человек рождается, наделенный определен­ным музыкальным потенциалом.

Психологи М.Балабан, Л.Андерсон и А.Вишневски (Balaban М.Т., Anderson, L.M., & Wisniewski, A.B.) решили выяснить, на­сколько рано просыпается нейропсихологическая музыкальная специализация. Известно, что взрослые люди воспринимают музы­кальный контур правополушарно, пространственно, а если тот же самый мотив повторить на другой высоте, операцию сравнения проведет левое полушарие. Ученые предложили восьмимесячным младенцам проделать и то и другое; их реакция фиксировалась с помощью поворота головы в сторону светящейся игрушки. Оказа­лось, что у младенцев уже сложились «музыкальные специальнос­ти» мозговых полушарий, которые работают у них так же как у взрослых. Авторы сделали вывод о том, что базовые музыкальные

\

узыкалъный -талант и наследственность

функции мозга являются врожденными, и в начале жизненного пу­ти человека они уже даны в готовом виде. Группа психологов под руководством Майкла Линча (Lynch, Michael) обнаружила, что младенцы разного происхождения слышат фальшивые звуки как в родных для себя ладах, так и в чужих: белые дети различали фаль­шивую настройку в яванском ладу pelog, а индонезийские дети слышали погрешности в настройке европейского мажора и минора. Взрослые испытуемые выполняли аналогичное задание гораздо ху­же: культурный консерватизм ограничил их слуховые ресурсы, «свое» и «чужое», в отличие от младенцев, были для них далеко не равнозначны. Исследователи с радостью сделали политкорректный вывод о том, что природа предназначила человека к восприятию всех музыкальных культур без предубеждения — лишь дальнейшее воспитание сужает наш музыкальный горизонт.

Специалисты не перестают изумляться слуховым возможнос­тям слушателей-младенцев: Д.Шамберлен (Chamberlain, D.B.) на­блюдал как они определяют тождество мелодий, прозвучавших в совершенно разном темпе, как они замечают ритмические обороты, разрушающие мелодию. Он утверждает, что стратегии восприятия музыки и обработки музыкальной информации, свойственные взрослым, присутствуют уже в младенческом возрасте. Это явле­ние ученые называют перцептивной компетенцией, которой Санд­ра Трегуб, Гленн Шелленберг и Дэвид Хилл (Trehub, Sandra; Schel-lenberg, E. Glenn; Hill, David S.) посвятили специальное исследова­ние. «На основании имеющихся данных, - пишут авторы, - можно заключить, что младенцы, дети и взрослые воспринимают новые мелодии принципиально одинаковым образом. Удивительно, но драматические различия в способности к обработке информации и различия в совокупном опыте между младенчеством и взрослым возрастом не подкрепляются качественным разрывом в обработке музыкальной информации, а лишь сопровождаются небольшими количественными изменениями»¹. Взрослые слушатели, по-суще-ству, реализуют в течение жизни те слуховые ресурсы, которые бы­ли даны им при рождении.

Значительность врожденных слуховых ресурсов человека под­твердил эксперимент, проведенный под руководством Дженни Ша­фран (Saffran, J.R.). Ученые работали с семимесячными младенца-

¹ Trehub, Sandra; Schellenberg, E. Glenn; Hill, David S. (1997) The origins of music percep­tion and cognition: A developmental perspective. Deliege, Irene (Ed); Sloboda, John (Ed); et al. Perception and cognition of music, (pp. 103-128). Hove, England UK: Psychology Press/Erlbaum (Uk) Taylor & Francis. 461 pp., p. 103.

■Scjocnumauue музыканта

ми, которые слушали десятиминутный фрагмент из моцартовской клавирной сонаты в течение двух недель ежедневно. После двухне­дельного перерыва вся группа испытуемых в сопровождении мам прибыла в лабораторию, где маленьким слушателям был предъяв­лен уже известный им фрагмент, а также в качестве контрольного материала новый фрагмент из другой моцартовской сонаты. Не­смотря на столь долгий перерыв, младенцы узнали знакомую музы­ку. Более того, они сумели отличить начало знакомого фрагмента от его середины, выказывая предпочтение началу. Психологи были поражены дифференцированностью и прочностью младенческой памяти, которая далеко не у всех сохраняется в дальнейшем: экспе­рименты с детьми, вышедшими из младенческого возраста, скорее разочаровывают, чем вызывают оптимизм по поводу наших слухо­вых возможностей.

Способность детей детсадовского возраста различать измене­ния, появляющиеся в вариациях на данную тему, не отличаются от аналогичных способностей учащихся второго и четвертого классов школы. Винсент Канторский и Грегори Де Нардо (Kantorski, Vin­cent J; DeNardo, Gregory) убедились в этом, предлагая детям послу­шать Вариации Моцарта на тему Ah, vous dirai-je, Maman. Младшие школьники опередили детсадовских детей только тогда, когда че­рез пять секунд после начала четвертой вариации они сумели заме­тить мажоро-минорный контраст между этой вариацией и основ­ной темой: идея «мажор-минор» складывается достаточно поздно и является не природной, а приобретенной в процессе вхождения в европейскую музыкальную культуру — здесь несколько лишних лет музыкального опыта много значат. Однако в целом авторы бы­ли даже несколько удивлены, что в столь чувствительном возрасте музыкальный опыт не оказал решающего влияния на слуховые воз­можности испытуемых: «Доля детей, зарегистрировавших измене­ния на первой, третьей и пятой секунде любой из вариаций была одна и та же во всех возрастных группах»¹, - заключили они. Про­цент «слухачей» в разных возрастных группах не увеличивается, что говорит о природном происхождении перцептивной компе­тентности — такой вывод можно сделать из представленных авто­рами результатов.

Значительные различия между детьми в умении петь, повто­рять музыкальные фигуры и запоминать их замечают многие авто­ры. Об этом писала российский исследователь детской музыкаль-

¹ Kantorski, Vincent J; DeNardo, Gregory F. (1996) An assessment of children's discrimina­tion of change when listening to a theme ana variations form. Psychomusicology. 15:69-77.

~Шузыкапъный талант и наследственность

ности К.Тарасова, это же в разных экспериментальных работах ут­верждают и другие психологи. Уже упоминавшиеся Чанг и Трехуб (Chang et Trehub), доказали, что пятимесячные младенцы воспри­нимают мелодии с одинаковым контуром и при этом разные по звуковому составу как различные. Маленькие слушатели заслужи­вают аплодисментов: не все взрослые способны отличать те же са­мые параметры. Но психологи не преминули заметить, что столь блестящие результаты показала лишь половина испытуемых. Вполне возможно, через десять лет из этой половины «младенцев-слухачей» сформируются дети, которые смогут правильно петь и запоминать известные мелодии, а те, кто этого сделать не смогут, будут принадлежать ко второй половине, которая и в пять месяцев не блистала выдающимися слуховыми данными. Худшие музы­кальные успехи одних младенцев по сравнению с другими никак нельзя объяснить разностью в опыте и воспитании, что еще раз подчеркивает врожденный характер их музыкальности.

Психолог П.Ной (Noy,P.) заметил, что высокомузыкальные де­ти уже в младенчестве испытывают повышенный интерес к звуча­ниям: в этом они похожи на выдающихся композиторов и исполни­телей, которые, скорее всего, вербуются именно из этих детей. Ав­тор подчеркивает, что слух — это главный канал общения между матерью и ребенком, и дети повышенно чувствительные к нюансам общения имеют тенденцию стать особо музыкальными. Их интона­ционный слух, испытывающий любопытство к звукам и слуховой коммуникации, уже содержит тенденцию к превращению в высоко­развитые музыкальные способности, а может быть, и талант. Как считает автор, музыкальность этих детей проявляется так рано бла­годаря тому, что она — врожденное свойство.

Наиболее убедительны как доказательство врожденности му­зыкальных способностей опыты с близнецами, слуховые возмож­ности которых идентичны. Билли Томпсон и Сьюзан Эндрюс (Thompson, Billie M.; Andrews, Susan R.) попросили 136 монозигот­ных пар близнецов и 148 дизиготных пар близнецов в возрасте от 18 до 74 лет ответить, содержат ли популярные мелодии неверные ноты. Оба члена каждой пары близнецов выросли в одной и той же семье, и влияние среды в данном случае было одинаковым. Однако монозиготные пары показали гораздо большее сходство в ответах. Оценив результаты обеих групп, исследователи заключили, что влияние наследственности на уровень слухового развития можно оценить как близкий к 80%. Они подчеркнули, что испытуемые не демонстрировали «эффект общего воспитания» («no effect of shared

ЗОоаштание музыканта

environment»)¹. Это было подтверждено с помощью особой статис­тической техники генетического моделирования, использованной авторами.

Исследования абсолютного слуха со всей очевидностью свиде­
тельствуют о его врожденном происхождении. Уже упоминалось об
известном докладе перед членами Американского генетического об­
щества, в котором приводились обследования 600 абсолютников. 25%
их братьев и сестер также обладали абсолютным слухом, в то время
как среди музыкантов-неабсолютников лишь 1% их сестер и братьев
обладает абсолютным слухом. Гены играют решающую роль в разви­
тии абсолютного слуха — таков был вердикт собравшихся ученых. Ге­
нетическое происхождение неабсолютного слуха тоже имеет научное
подтверждение, хоть и не такое веское как с абсолютным слухом. Та-
ког© рода эксперименты всегда содержат некоторую погрешность,
поскольку экспериментатор может исследовать только тех детей и
родителей, которые согласились участвовать в его работе. Экспери­
менты на родственниках показывают, что чем ближе родство испы­
туемых, тем вероятнее и теснее сходство в уровне их слуховых дан­
ных. Неродственники не демонстрируют какой-либо связи, в то вре­
мя как близнецы показывают очень близкую связь. Отмеченная тен­
денция подтверждает версию о наследственном механизме передачи
музыкальных способностей, об их генетическом, врожденном проис­
хождении. ■■'"?

РОД КАК НОСИТЕЛЬ МУЗЫКАЛЬНОГО ТАЛАНТА

В извечном споре Nature vs Nurture, Природа или Воспитание, ча­ша весов явно склоняется в сторону Nature, в сторону Природы. Мно­гие статистические исследования подтвердили, что среда и условия становления таланта в раннем детстве не ведут к его дальнейшему расцвету: благоприятные условия формирования не делают детей профессиональных музыкантов или детей из музыкальных семей бо­лее одаренными. Вместе с тем музыкальный талант имеет врожден­ное происхождение: на это указывают эксперименты с младенцами, абсолютниками и близнецами. Возникает некоторое противоречие. С одной стороны, музыкальный талант имеет врожденное происхожде­ние и не формируется даже в первые, наиболее чувствительные к внешним воздействиям годы. С другой стороны, он прямо не наследу-

¹ Thompson, Billie M.; Andrews, Susan R. (2000) Genetic correlates of musical pitch recogni­tion in humans. Integrative Physiological & Behavioral Science, 35:174-188, p.186.

кузыкалъный талант и наследственность

ется: музыкальные дети часто имеют среднемузыкальных или даже маломузыкальных родителей. В то же время абсолютная немузыкаль­ность наследуется стопроцентно — крайне немузыкальные дети про­исходят из крайне немузыкальных семей.

Все эти на первый взгляд противоречивые данные вполне согла­суются с наследственным происхождением музыкальности. Факт наследования полной немузыкальности в этом отношении выгля­дит достаточно весомо: отсутствие наследственного признака насле­дуется в 100% случаев, и если родители здоровы и у них нет наслед­ственных заболеваний, то можно с уверенностью утверждать, что их дети также будут здоровы и не будут иметь наследственных заболе­ваний. То же и с музыкальностью — ее отсутствие уверенно переда­ется по наследству и передается непосредственно от родителей.

Механизм прямого наследования присутствующих признаков, в том числе и заболеваний, генетически проявляется с гораздо меньшей вероятностью. Если один из родителей болен, то его заболевание мо­жет лишь в 50% случаев перейти к следующему поколению. То же и талант: если один из родителей одарен, то его одаренность лишь в по­ловине случаев передается детям. Но если второй из родителей при этом совсем не одарен или одарен очень мало, то вероятность получе­ния одаренности «в подарок» от родителей значительно уменьшится. Вот почему высшие слои общества с таким неприятием относятся к мезальянсам или неравным бракам: чтобы сохранить «голубую кровь» и выработанные веками способности, нужно стремиться всту­пить в брак с себе подобными. Снижение интеллектуального и куль­турного уровня у второго родителя уменьшит вероятность наследова­ния этих признаков детьми «неравной» пары.

Все данные приводят к главному выводу: музыкальность насле­дуется, но часто наследуется не от родителей. Кто же тогда является ее носителем? Чтобы изучить этот вопрос Л. Гедда (Gedda, L.) про­вел исследование с хористами Сикстинской капеллы в Риме. Это были мальчики от 11 до 15 лет, наделенные прекрасным слухом и музыкальной памятью. Он собрал максимальное число их родствен­ников — братьев, сестер, дядей, теть, двоюродных братьев и сестер и т.д. — и проверил их слуховые данные. В качестве контрольной группы он взял для сравнения аналогичную группу мальчиков того же возраста, не проходивших никаких процедур отбора по слуховым параметрам. Родственники второй группы мальчиков также участ­вовали в эксперименте. Не было сомнения в том, что сами «сикстин­ские мальчики» получат более высокие баллы по музыкальным тес­там, чем контрольная группа их сверстников. Ни та, ни другая груп-

<спитание музыканта

па родственников не состояла из профессиональных музыкантов. Однако группа родственников «сикстинских» мальчиков резко пре­взошла по своим слуховым данным группу родственников «несикс­тинских» мальчиков. Здесь нелишне вспомнить, что аналогичные эксперименты непосредственно с родителями музыкальных детей всегда показывали гораздо более вялую зависимость, из чего иссле­дователь заключил, что носителем музыкальности служит не семья, из которой происходит музыкальный ребенок, а весь его род.

Генри Винг (Wing, Henry) также много экспериментировал в поисках носителя наследственной музыкальности. Он собрал ин­формацию о количестве музыкальных инструментов в домах музы­кальных детей. Обнаружилась прямая зависимость музыкальности детей от количества имеющихся в семье инструментов: если в доме были и фортепиано и гитара, то это указывало на более значитель­ную вероятность появления музыкального ребенка, чем если бы в доме было только фортепиано или только гитара. Когда исследова­тель выяснил происхождение инструментов, то оказалось, что они в основном получены от активно музицировавших родственников, частью умерших, частью уехавших. И даже если родители не играли на них, инструменты все равно оставались в доме как памятные по­дарки. Их большое число — в некоторых семьях были и три, и четы­ре разных инструмента — говорили о значительных музыкальных способностях рода, о его совокупной музыкальности. Такая музы­кальность со значительной вероятностью обнаруживалась у детей независимо от непосредственной музыкальности родителей. Эта за­кономерность тем более показательна, что в качестве независимой переменной Винг избрал не просто слуховые данные детей, а их ар­хитектонический слух, эстетическое чувство и музыкальный вкус, которые он проверял в своих тестах.

Чтобы прояснить связь музыкальной одаренности человека и одаренности его рода, можно условно разделить музыкальные та­ланты на несколько групп по степени проявленности и силе их му­зыкального таланта. Первую группу составят профессиональные музыканты. Информация о них имеется в уже приведенных экспе­риментах, касающихся и «сикстинских» мальчиков, и учащихся школы для одаренных детей, и начинающих концертирующих пиа­нистов. Приведенные эксперименты свидетельствуют о некой «рас­текающейся» одаренности в роду музыкальных детей, которые ста­нут музыкантами-профессионалами. Свою музыкальность они по­лучили от своих родственников, скорее всего от тех самых, о кото­рых упоминает Винг — от музыкантов-любителей, от родственни-

■узыкалъный талант и наследственность

ков-меломанов.

Ученые-генетики, наблюдая за проявлениями одаренности, высказали мысль о том, что род имеет некую незримую задачу — рождение гения. Он появляется на свет как реализация предназна­чения рода, его всечеловеческой роли. Одаренность накапливается в роду, она расширяется и углубляется пока, в конце концов, этот род не дает человечеству гениальную личность. Эту мысль высказал выдающийся российский генетик Николай Дубинин, и его идеи под­тверждаются примерами из биографий выдающихся музыкантов. Путь рода к появлению гения связан со все более значительной кон­центрацией одаренности. Чем ближе рождение гения, тем выше ста­новится концентрация в роду одаренных музыкантов, и сама эта ода­ренность становится более заметной. Если же речь идет о великих композиторах, счет которых в истории ведется на немногие десятки, концентрация и глубина музыкальности рода становится всепогло­щающей. Их биографии говорят уже не только о музыкальности се­мьи или о музыкальности рода в целом, но о необычайной распрост­раненности музыкального таланта среди членов рода, захватывающей уже не только семью гения, но и семьи его родственников. Здесь не­лишне отметить, что данные о родственниках выдающихся музыкан­тов за исключением их родителей чрезвычайно скупы. В отличие от биографий гениальных композиторов биографии выдающихся ис­полнителей изучены не так подробно, и сведения о музыкальности их родственников помимо родителей обычно отсутствуют. Имеющиеся данные указывают на одну очевидную тенденцию: перед рождением выдающегося исполнителя музыкальность перемещается в семью.

Выдающийся дирижер Артуро Тосканини вырос в семье порт­ного из города Пармы. Это была музицирующая семья, в доме по­стоянно пели, а отец, несмотря на профессию ремесленника, был за­взятым меломаном и театралом, постоянным зрителем местного оперного театра «Реджо». Своего ребенка он, не колеблясь, отдал в Королевскую музыкальную школу, где маленький Артуро начал учиться игре на виолончели. Материальные соображения тоже сыг­рали свою роль: семья портного жила бедно, а лучшие ученики шко­лы с 9 лет получали стипендию. Юный Тосканини учился хорошо, и уже с 13 лет начал подрабатывать в оркестрах Пармы.

Другой выдающийся дирижер Герберт фон Караян был сыном преуспевающего венского врача. Брат отца и дядя Караяна был крупным инженером, очень любящим музыку. В семье она звучала постоянно, брат Вольфганг учился играть на фортепиано, и малень­кий Герберт прятался за ширмой во время его уроков и знал все его

юпитание музыканта

пьесы наизусть. Практичные родители не жаждали учить музыке вто­рого сына, полагая, что одного Вольфганга, носившего имя Моцарта, достаточно. Но Герберт одолел родителей и настоял на том, чтобы и ему разрешили заниматься музыкой. Пришлось отцу уступить, и как показало дальнейшее, он был прав. В таких случаях англичане гово­рят «the Rest is History»: дальнейшее — История.

Семья скрипача Фрица Крейслера была чрезвычайно музы­кальна. Его отец, как и отец Караяна, был известным врачом. В доме часто собирались любители квартетной игры, и отец Крейслера при­нимал активное участие в этих собраниях. Маленький Фриц играл в скрипача с трех лет: сигарная коробка изображала скрипку, а шнурки от ботинок играли роль смычка. Очень скоро он стал поды­грывать участникам домашних квартетов на детской скрипочке, и уже в 7 лет Фриц стал студентом Венской консерватории, а в 10 лет окончил ее с золотой медалью. Вспоминая свое детство, звезда скри­пичной музыки Фриц Крейслер вспоминал: «Быть может, я стал профессиональным музыкантом именно потому, что отец бессозна­тельно хотел увидеть во мне неосуществленные мечты стать скрипа­чом»¹. Такова же история Давида Ойстраха, отец которого любил музыку, но музыкантом не был. «Сколько бы я ни перебирал в сво­ей памяти, не могу вспомнить себя в детстве без скрипки, - вспоми­нал Ойстрах впоследствии. - Мне было три с половиной года, когда отец принес в дом игрушечную скрипочку, «играя» на которой я очень охотно воображал себя уличным музыкантом — печальная профессия, широко распространенная в те годы в Одессе. Эта игра в уличного скрипача так увлекала меня, что когда уже в пятилетнем возрасте я получил, наконец, в руки настоящую скрипку-восьмушку и начал учиться музыке, это занятие целиком поглотило меня»².

Одаренные отцы с нереализованными музыкальными талантами составляют некое «мини-правило» среди выдающихся музыкантов-исполнителей и некоторых композиторов. Отец Пола Маккартни был участником любительского джаз-оркестра и бросил свое увлечение игрой на трубе из-за проблем с зубами. В память о своей несостояв­шейся любви отец подарил Полу на день рождения новую трубу. Но тот не захотел на ней играть, потому что его мечтой было пение, а со­четать пение и игру на трубе было никак невозможно. Юный Пол Маккартни обменял трубу на гитару, которую торжественно принес домой. Отец смирился с музыкальной самостоятельностью сына и

¹ Ямпольский, И. (1975) Фриц Крейслер. М., с.37.

² Ойстрах Д. (1978) Мой путь. Воспоминания, статьи, интервью, письма.М., с.131.

узыкальный талант и наследственность

продолжал поощрять его музыкальные занятия. Так же поощрял свою одаренную дочь отец Александры Пахмутовой. Он был рабочим на электростанции, очень любил музыку и самостоятельно выучился бегло играть — вальсы Шопена, сонаты Бетховена, классические сим­фонии. Николай Пахмутов демонстрировал склад души высокоода­ренного человека, будучи не только прекрасным пианистом, но и ху­дожником-акварелистом, а также мастером фото и радио.

О музыкальных способностях матерей выдающихся музыкан­тов известно немного. Тем не менее, несколько характерных приме­ров дошли до потомков. Среди них история семьи одного из лучших теноров XX века Марио Ланца. Отец играл в этой музыкальной се­мье «первую скрипку». Его звали Антонио Кокоцца, он работал мел­ким клерком и увлекался игрой на французском рожке. Вернувшись с полей Первой мировой, он зашел в магазин в Филадельфии, где за прилавком стояла очаровательная дочь бакалейщика Мария Ланца. Впоследствии их сын, обожающий мать, прославил ее имя. В доме хозяина магазина Сальваторе Ланца было фортепиано, и юная Ма­рия была безумно поглощена любовью к музыке и пению. Она меч­тала о карьере певицы, но ей суждено было стать матерью великого певца. В семье целыми днями звучала музыка, потому что инвалид войны Антонио Кокоцца был фанатично предан ей и бесконечно слушал оперы. К этому занятию он приучил и своего сына Марио, который утверждал, что научился петь, подражая пластинкам Кару-зо. Жизнь Николо Паганини развивалась по тому же сценарию, ког­да его отец-грузчик при первой же возможности стал учителем пе­ния и торговцем мандолинами, а своих сыновей муштровал нещад­но, чтобы они осуществили мечту отца стать музыкантом. Часто встречающееся страстное увлечение любительским музицировани­ем среди родителей выдающихся музыкантов заставляет думать о том, что они вербуются из отмеченных психологами 16, 6% музы­кальных детей, чьи родители тоже проявляют признаки высокой музыкальности.

Так же загадочно появление музыкального таланта у выдающе­гося пианиста Артура Рубинштейна, который пережил райские ча­сы, проводя время наедине с роялем в гостиной их зажиточного до­ма. «То ли в шутку то ли всерьез я выучил названия нот, и стоя спи­ной к роялю мог называть звуки аккордов, даже самых диссонант-ных, - вспоминал он впоследствии. - Это стало моей забавой играть с клавиатурой, и вскоре я научился играть сначала одной рукой, а потом и двумя любую мелодию, которую слышал. Все это, конеч­но, не ускользнуло от внимания моей семьи, где должен признать-

Дата добавления: 2015-06-25