КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
Данная книга предназначена исключительно для ознакомления! 31 страница
воспитание музыканта ся, hpikto из родственников, включая дедушек и бабушек, дядей и теть не имел никакого музыкального таланта. Когда мне исполнилось три с половиной года, мое пристрастие стало столь очевидно, что родителям пришлось подумать всерьез о моем таланте и что-то предпринять»1. Подобные случаи встречаются и среди великих композиторов: например, в роду Глюка не удалось обнаружить следы музыкальной одаренности. О них исследователь музыкального таланта Розамунд Шутер-Дайсон говорит как о «неуловимом наследственном факторе» (the untraceable hereditary factor), который привел к появлению выдающегося музыканта. Биографии, похожие на биографию Глюка или Артура Рубинштейна — это те самые исключения, которые подтверждают правило. Генетические закономерности выступают в виде тенденций и вероятностей, но не абсолютных законов. Если бы перед наукой вместо выдающихся музыкантов были мушки-дрозофилы, которые размножаются с огромной скоростью, то можно было бы найти этот «неуловимый фактор» или сделать обоснованные предположения на его счет. Но когда речь идет о людях большей частью умерших, генеалогией которых никто специально не занимался, совершенно неудивительно, что следы музыкальной одаренности рода Глюков или рода Рубинштейнов теряются в глубине веков. Изучение генеалогии великих композиторов говорит о том, что их предки обладают более серьезным творческим потенциалом по сравнению с предками выдающихся исполнителей. Если у выдающихся исполнителей их родители очень любят музыку и охотно слушают ее, а некоторые даже немного музицируют, то предки великих композиторов уже не просто преданы музыке и проявляют к ней значительный интерес — они прекрасно играют и обладают способностью к импровизации, то есть они уже в некоторой степени являются композиторами. Некоторые родственники великих композиторов — профессиональные музыканты, в ряде случаев это отцы будущих гениев. Биография Франсуа Куперена, гения французской музыки рубежа XVII-XVIII веков, чрезвычайно показательный пример.
Прадед семьи Матюрен Куперен был деревенским юристом. Его сын Шарль Куперен избрал торговое поприще, но при этом активно музицировал, играя на органе. Три его сына Луи, Франсуа и Шарль стали профессиональными музыкантами. Старшего брата Луи услышал известный мэтр музыки Жак де Шамбоньер и увез его ко двору, сделав придворным органистом. Вместе с Луи в Париж пере- 1 Rubinstein, A. (1979) The years of my youth. NY, p.l 13. Музыкальный талант и наследственность брался и младший из братьев Шарль, у которого в 1668 году родился сын — великий Франсуа Куперен. Средний из трех братьев, дядя великого композитора, в честь которого назвали маленького Франсуа, давал уроки игры на клавесине; он отличался веселым нравом и артистическим темпераментом настоящего француза. «Это был маленький седой человек, который обожал хорошее вино, - вспоминали о нем современники. - Он охотно продлевал уроки, когда перед ним на крышку клавесина ставили графинчик с куском хлеба, и урок продолжался столько, сколько графинчик обновлялся»1. Биография Куперена говорит о расширении «музыкального поля» вокруг него: теперь это уже не только отец, который любит музыку, но отец — музыкант-профессионал. Два брата отца также музыканты-профессионалы, и один из них, Луи Куперен — выдающийся композитор. Концентрация музыкальной одаренности среди родственников великого композитора Франсуа Куперена огромна и значительно превышает аналогичную концентрацию в роду выдающихся исполнителей. Семья русского композитора конца XIX века Анатолия Лядова тоже музыкальная по всем направлениям. Отец Константин был дирижером императорских театров, его брат — виолончелистом императорского балета. Третий брат отца Михаил был пианистом, еще один брат Александр — дирижером, сестра Анна прекрасно играла на фортепиано, брат Владимир был хористом императорской оперы, а сестра Елена — хористкой оперы итальянской. Дочь Александра Вера Лядова, двоюродная сестра композитора, стала знаменитой опереточной певицей. Подобную концентрацию музыкальной одаренности в семье можно считать исключительной. Вполне возможно, если бы, например, у отца Моцарта Леопольда было бы столько же братьев и сестер сколько у Константина Лядова, все Моцарты-старшие стали бы профессиональными музыкантами. Но история не знает сослагательного наклонения, и что было бы «если бы» нам узнать не дано. Однако семейная история Лядовых весьма показательна: она говорит о чрезвычайной силе и широте наследственной музыкальной одаренности в роду выдающихся композиторов. Ничего подобного история выдающихся исполнителей не обнаруживает, ограничиваясь в большинстве случаев лишь отцом-меломаном.
Род композитора Сергея Рахманинова стоит в ряду подобных же примеров. Его дядя Аркадий Рахманинов был композитором-дилетантом: его перу принадлежат 150 музыкальных опусов, романсов и фортепианных пьес. Отец композитора Василий был прекрасным пи- 1 A.Tessier (1926) Couperin. Henri Laurens. Paris, p. 29. •~£Эоспитание музыканта анистом-любителем, который вдобавок умел импровизировать. Двоюродным братом великого Сергея Рахманинова был выдающийся пианист Александр Зилоти, сын тетки композитора Юлии Аркадьевны. Сестра Сергея Рахманинова Елена в 17 лет была принята в труппу Большого театра, но, к сожалению, вскоре умерла. В роду Рахманиновых заметен не просто «ген высокой музыкальности», но «ген композиторского таланта». Можно предположить, что более высокая музыкальная одаренность наследственно происходит от более высокой одаренности предыдущего поколения предков, нежели одаренность средняя, не связанная с композиторским дарованием. Одаренность старшего поколения рода отразилась и в младшем поколении: отец Василий и дядя Аркадий передали свой талант по наследству не только великому композитору Сергею Рахманинову, но также и его двоюродному брату Александру и его сестре Елене.
Очень музыкален род композитора Жака Оффенбаха. Его отец, профессиональный музыкант давал уроки игры на флейте, гитаре и скрипке, а также уроки пения. Столь большая музыкальная разносторонность свидетельствует о значительном таланте. В родном городе Оффенбахов Кельне славилось семейное трио, в котором выступал молодой Жак Оффенбах, его брат Юлиус и его сестра Иза-бель. В семье композитора Жоржа Бизе чрезвычайно музыкальна линия его матери: два ее брата были прекрасными профессиональными певцами — старший Камилл был первым тенором в Реймсе, младший Франсуа стал выдающимся учителем пения, а сама Эми Дельсарт, мать композитора, слыла превосходной пианисткой. Отец Жоржа Бизе Адольф, по профессии парикмахер, был от музыки без ума и подвизался на ниве вокальной педагогики, хотя был всего лишь страстным меломаном и музыкальным талантом, судя по всему, не обладал. У великого Шостаковича мать была профессиональной пианисткой, выпускницей Санкт-Петербургской консерватории, а отец очень мило пел; мать Александра Скрябина подавала большие надежды как концертирующая пианистка, но рано умерла. Автор мюзиклов Эндрю Ллойд Уэббер имел обоих родителей-музыкантов, отец композитора Эдисона Денисова хоть и не был музыкантом, но импровизировал и играл по слуху, а мать просто обожала музыку. В некоторых случаях, если речь идет о людях знатных и небедных, трудно установить доподлинно уровень музыкальности их рода: например, большинство русских дворян не работали, и их музыкальность вынужденно оставалась в любительских рамках. Чайковский вспоминал: «По рассказам отца и матери дядя мой с отцовской сто- Музыкальный талант и наследственность роны Павел Петрович обладал огромными музыкальными способностями и прекрасно и бегло играл по слуху не зная нот целые увертюры и другие пьесы»1. Подобную музыкальность можно назвать исключительной, далеко выходящей за пределы обычной любви к музыке образованного меломана.
Выдающиеся исполнители, как правило, не происходят из столь всеобъемлюще музыкальных семей и ген композиторства в их семьях не замечен. Подобная ситуация, может быть, объясняется тем, что в семье, где мало детей, широта одаренности рода может не проявляться, но лишь потенциально, латентно присутствовать. В пользу такого предположения говорят примеры многодетных музыкальных семей. Одна из них — семья выдающегося скрипача Жака Тибо. Его отец был первым скрипачом оперного оркестра. Два его брата, прекрасные пианисты, возглавили консерватории — Альфонс учредил консерваторию в Буэнос-Айресе, а Жозеф стал директором консерватории своего родного города Бордо. Рано умерший брат Ипполит был выдающимся скрипачом, а брат Франсис — прекрасным виолончелистом и директором консерватории в городе Оране. Лишь два брата из семи братьев Тибо не выказывали никаких музыкальных дарований. Некоторые психологи, настаивая на наследственном происхождении музыкального таланта, доходят до курьезов. Исследователь наследственных механизмов передачи таланта Л. Мджоэн (Mjoen,L.), публиковавшийся в двадцатые годы, не поверил, что пианистка с мировым именем происходила из семьи совсем немузыкальных родителей. Он предпринял дополнительные усилия по исследованию ее родословной, и ему удалось-таки доказать, что она была незаконной дочерью известного музыканта. Вряд ли его усилия имеют под собой научные основания: передача по наследству высокой музыкальности, как уже говорилось, является лишь устойчивой тенденцией, но не абсолютным законом. К числу тенденций наследования музыкальной одаренности можно отнести еще одну только что упомянутую закономерность: чем выше одаренность музыканта, тем шире и глубже предшествовавшая его рождению музыкальность его рода. Обычные профессиональные музыканты обнаруживают в своем роду «точечную музыкальность», проявляющуюся спорадически и не слишком высокого качества. Выдающиеся исполнители «сужают» круг музыкальности до членов своей семьи — их отцы часто музыкально одарены, но музыкантами стать не смогли по тем или иным причинам, и видят осуществление своей мечты в успешной му- ' Чайковский, М. (1913) Жизнь П.И.Чайковского. М-Лейпциг, с.41. ■^Воспитание музыканта зыкальной карьере сыновей. Род великих композиторов, прежде чем подойти к рождению гения, как бы «репетирует», и среди его предков имеются признаки не просто музыкальной одаренности, но полноценного композиторского таланта. Музыкальность рода выдающегося музыканта, как правило, очень широка и захватывает не только его самого, его родителей и других родственников предшествующего поколения, но также братьев и сестер великого музыканта. Известны случаи братьев Бахов, сыновей Иоганна Себастьяна Баха Филиппа-Эмануэля, Иоганна Кристиана и Вильгельма Фридемана -^.все трое были выдающимися композиторами. Сестра Феликса Мендельсона Фанни была выдающейся пианисткой так же как сестра Моцарта Наннерль; брат Гайдна Михаэль был тоже выдающимся музыкантом и прекрасным композитором. Многодетность способствует не только выживанию рода, но и выживанию заключенного в роду таланта. Вольфганг Амадей Моцарт был седьмым ребенком в семье: грустно думать о том, что потеряло бы человечество, если бы Анна и Леопольд Моцарты ограничились меньшим количеством детей... Изучение биографических материалов свидетельствует о врожденности и наследственности музыкального таланта. Быть может, поклонников теории воспитания гения из ничего, закономерности, выявленные наукой, огорчают, но такова Истина. Утешительно в ней лишь то, что каждый человек стоит на незримой «линии гениальности»: рождением и воспитанием своих детей он приближает момент появления гения, запрограммированного как вершина его рода, как его оправдание и цель. Развитие таланта, данного природой, и поиск пары, способной генетически усилить его, происходит по подсказке самой судьбы: только она знает о всплеске гениальности, к которому сами того не зная, устремлены ищущие друг друга люди. читель и ученик МОЖНО ЛИ РАЗВИТЬ МУЗЫКАЛЬНЫЙ СЛУХ?.. Всякое новое умение, освоение новой области знаний естественно связано с усилиями. Педагоги и учащиеся стремятся объективно оценить вложенные усилия: какова отдача от занятий, достоин ли результат тех затрат, которых он стоил, и чего можно добиться, в каком направлении продвинуться, затрачивая время и энергию. Здравый смысл подсказывает, что целенаправленные занятия еще никому не мешали, напротив, они приближали человека к конечной цели. Но всегда ли возможно добиться желаемого и не похожи ли иногда усилия юных музыкантов на движение к приближающемуся горизонту, который кажется почти рядом, но на самом деле так же далек, как и в начале пути? Или может быть, есть волшебные методики, музыкальные «палочки-выручалочки»: уцепившись за них, всякий может превратиться из музыкального карлика в музыкального великана, многократно умножив свои музыкальные ресурсы... Найти ответы на подобные вопросы с помощью психологических экспериментов нелегко: слишком индивидуальны условия обучения каждого начинающего музыканта, слишком различны способности каждого ученика, его сильные и слабые стороны, слишком различны методы педагогического воздействия и педагогический талант учителя. Кроме того, эксперименты, исследующие эффективность занятий не могут быть однократными, что в психологии наиболее сложно — эти эксперименты должны быть, как говорят ученые, лонгитюдными или продленными, систематическими, включающими многолетние наблюдения. Таких лонгитюдных исследований, требующих больших затрат времени и средств, значительно меньше чем исследований разового характера. Сопоставляя ^Воспитание музыканта свои наблюдения с научными данными, музыкальное сообщество может лучше рассчитать «направление главного удара», лучше оценить психологический потенциал тех или иных методов, которые применяются в музыкальной педагогике... Многие ученики музыкальных школ хотели бы улучшить свои слуховые данные. Психологи, изучающие развитие слуха, исследуют влияние методик развития слуха в условиях максимально приближенных к естественному музицированию. Результаты экспериментов говорят о том, как, каким образом эти методики воздействуют на слуховые возможности детей. Учитель музыки Джоанна Рутковская (Rutkowski, Joanne) изучала воздействие самого естественного из имеющихся методов — пения. Она хотела найти зависимость между занятиями пением и корневой способностью аналитического слуха — чувством музыкальной высоты. Естественно предположить, что систематические занятия пением должны были обострить чувство музыкальной высоты испытуемых. 14 воспитанников детского сада прошли тестирование на чувство музыкальной высоты до начала эксперимента. После этого в течение года дети играли в музыкальные игры и распевали песни. В дополнение к обычным музыкальным занятиям с каждым из детей педагог несколько раз в неделю занимался пением. В эксперименте в качестве контрольной участвовала еще одна группа детей из того же детского сада. Они были лишены индивидуальных занятий, а также специальных занятий пением в малых группах — во всем остальном они получали то же самое, что учащиеся экспериментальной группы, распевая песни и играя в музыкальные игры. В конце года оказалось, что дети экспериментальной группы обогнали контрольную только по части голосовых навыков: но ни в той ни в другой группе чувство музыкальной высоты не сдвинулось с места — оказалось, что систематические занятия пением не влияют на чувство музыкальной высоты и не улучшают его. Учитель музыки Мартин Беверли (Beverly, Martin) изучал эффективность жестовых, слоговых и буквенных ассоциаций в развитии слуха. Ученики первого класса запоминали и пели короткие мотивы в течение 17 недель в начале каждого урока музыки по 9 минут три раза в неделю. В эксперименте участвовали три группы: первая выполняла задание в обычном режиме, вторая подключала к пению жесты рук, а третья вдобавок следила за собственным пением по карточкам с буквенными обозначениями звуков. В течение следующих 17 недель все три группы подкрепляли свое пение зрительными впечатлениями тех же мотивов, написанных нотами на доске. Когда все <Учителъ и ученик учащиеся прошли разнообразные слуховые тесты, оказалось, что ни один из методов не обладал преимуществом — ассоциации мотивов с жестами, буквами или нотным рисунком не улучшили слуховые показатели детей, и каждый остался на том же уровне слуховых возможностей что и раньше. На фоне изощренной и методически разнообразной практики эазвития слуха во многих странах эти эксперименты выглядят до-зтаточно наивно. Речь в них идет о непрофессиональных методиках эазвития слуха, применяемых в детских садах и младших классах лколы. Усиление музыкального воздействия, хоть и систематического, на полчаса в неделю как в последнем эксперименте не может здть весомых результатов. По мнению многих педагогов процесс эазвития слуха длителен, он требует больших усилий, и добиться успеха «малой кровью» здесь нельзя. Методы Джоанны Рутковской эолее естественны и рассчитаны на больший срок, но содержание тевческих занятий, методика, применяемая педагогом, тоже могли жазаться не самыми действенными, отсюда и результат был ниже)жидаемого. Вместе с тем, если к каждому отдельному эксперименту всегда ложно предъявить какие-либо методические претензии, убеждает сало количество таких исследований и давность их проведения. Любое 13 описанных исследований стоит в ряду подобных и ни одно из них ie противоречит ранее или позднее проведенным опытам такого рода, [отя все они проводились в разных странах и в разных условиях, с >азными детьми и разными педагогами. Приведенные эксперименты проводились в США в середине девяностых годов; аналогичный экс-геримент, проведенный в Англии в начале семидесятых, дал те же ре-ультаты. Р. Пайпер и Д.Шумейкер (Piper, R. and Shoemaker, D.) co-»бщают, что 90 двадцатиминутных уроков три раза в неделю по спе-(иально разработанной музыкальной программе не улучшили слухо-1ые показатели детей дошкольного возраста. Другой известный исследователь музыкальных способностей I. Гордон (Gordon, E.) два года работал с группой учащихся, кото-ibie и за это длительное время не продемонстрировали радикально-о возрастания слуховых ресурсов. Автор свидетельствует, что неко-орое улучшение тестовых баллов показали все испытуемые, но за-'егистрированные сдвиги совпадали с коэффициентом надежности амого теста. Это означает, что улучшение вписывалось в допусти-[ую погрешность и тем самым нивелировалось. Особенно важно то, то ни один из испытуемых через два года занятий не смог занять ругую позицию в списке, передвинувшись вперед и обойдя своих •спитание музыканта товарищей, чьи слуховые данные изначально были лучше; но и назад никто также не сдвинулся, что говорит о чрезвычайной стабильности слуховых способностей человека. Каковы бы ни были результаты, полученные авторами, они подкрепляют известный скептицизм по поводу возможностей воздействия на аналитический слух. Эксперименты подобного рода — своеобразный сигнал, напоминающий о консерватизме слуха, который не улучшается от простой тренировки. Авторы напоминают музыкальному сообществу, что в ходе музицирования, в ходе музыкальных игр, пения и подкрепления его жестовыми и зрительными ассоциациями слуховые возможности существенно не возрастают. И если для получения эффекта нужно заниматься очень интенсивно, то адекватны ли полученному эффекту временные затраты и необходимы ли они? А если для получения результата нужен суперпрофессионал и знаток особых методов воздействия на слух, то насколько необходимо «тащить за уши» человека со средними слуховыми данными, и возрастет ли от подобного воздействия его общая музыкальность и музыкальная отзывчивость? Профессиональные способы тренировки слуха тоже не всегда действенны. В этом убедились психологи Джерар Фогарти, Луиза Бартс-ворт и Филип Джиринг (Fogarty, Gerard J.; Buttsworth, Louise M., Gearing, Philip J.). Они работали с 87 студентами-музыкантами от 17 до 50 лет, исследуя насколько изменяется под воздействием занятий по сольфеджио, способность правильно интонировать мелодии. Для большей точности результатов они взяли учащихся, играющих на разных инструментах, чтобы проверить, не влияет ли избранный инструмент на развитие слуховых способностей. Все испытуемые трижды выполняли тесты на интонирование в течение учебного года. «Повторные анализы не обнаружили улучшения в выполнении тестов студентами во всех трех попытках, а также какую-либо разницу между студентами, играющими на различных инструментах, - заключили авторы. - Результаты говорят о том, что тесты на интонирование измеряют способность, которая не поддается существенной модификации под воздействием обучения и примерно одна и та же по всем инструментальным группам»1. Речь идет о внутреннем слухе и ладовом чувстве, от которых зависит чистота интонации. Экспериментаторы не обнаруживают заметного прогресса этой способности в ходе занятий по сольфеджио или «aural training» как его называют в Англии. Особенно консервативна музыкальная память, которая явля- 1 Fogarty, Gerard; Buttsworth, Louise; Gearing. Philip (1996) Assessing intonation skills in a tertiary music training programme. Psychology of Music. 24, p. 169. СУчитель и ученик ется отражением и продолжением внутреннего слуха человека. Психолог Горбулевич (Horbulewicz) проверил музыкальную память у 473 детей, поступающих в музыкальную школу. Через несколько лет, повторно протестировав своих испытуемых, он заключил, что музыкальные занятия не являются решающим фактором в развитии музыкальной памяти, и темп ее роста под воздействием этих занятий не активизируется. Он также особо подчеркнул то же самое обстоятельство, на которое обратил внимание Е.Гордон: через десять лет обучения по одной и той же программе между испытуемыми сохраняются значительные индивидуальные различия. Первые остаются первыми, а последние последними. Розамунд Шутер-Дайсон и Клайв Гэбриэл (Shuter-Dyson, Rosamund; Gabriel, Clive), комментируя проверки музыкальной памяти у более опытных и менее опытных музыкантов, проведенные С.Гаде (Gaede, S.E.) и его коллегами, пишут: «Особенный интерес для музыкальной педагогики представляет вывод о том, что музыкальный опыт не влияет на результат, что справедливо как для опытных, так и для неопытных музыкантов. Это свидетельствует о том, что аспекты музыкальных способностей, использованные в эксперименте, в значительной степени нетренируемы»1. В отличие от экзаменов и других контрольных испытаний, известных каждому ученику и педагогу, психологические тесты проверяют не так называемые «ЗУНы» — знания, умения и навыки — а способности, то есть психологические инструменты, с помощью которых овладевают знаниями, умениями и навыками. Если знания и навыки очевидно возрастают и усложняются в процессе деятельности, то способности остаются на прежнем уровне — об этом свидетельствуют результаты психологических исследований. Крупный российский психолог Сергей Рубинштейн говорил о том, что способности определяются качеством процессов анализа и синтеза и генерализации отношений: способности — это операционный аппарат человеческого сознания, помогающий ему7 системно воспринимать информацию, анализировать ее и строить нужные алгоритмы действий. Способности как психологическая операционная система, как психологический инструментарий сознания не равны приобретенным с их помощью умениям — они лишь объясняют скорость и качество овладения этими умениями, объясняют различия, существующие в этом отношении между людьми. Способности определяют стратегию деятельности человека и методы обработки информации, которые он применяет. Вполне возможно овладевать все более сложными навыками, Shuter-Dyson, R.; Gabriel, С. (1981) The Psychology of Musical Ability. London: p.264 ■; 387 воспитание музыканта пользуясь не вполне адекватной стратегией деятельности. Каждый преподаватель сольфеджио знает как некоторые учащиеся, обладая хорошим ладовым чувством, пишут довольно трудные диктанты, быстро-быстро записывая их ноту за нотой. При этом в сознании учащихся не складывается целостная картина музыкального фрагмента, они не помнят его, структура и отношения музыкальных элементов, его составляющих, остается неосознанной. Однако результат налицо: с хорошим ладовым чувством, но плохим гармоническим слухом и плохой музыкальной памятью можно писать трудные диктанты. Свидетельствует ли в этом случае написание более сложных диктантов о развитии слуха и памяти? Нет, не свидетельствует. Стратегия работы с материалом остается прежней, новое качество процессов анализа и синтеза, новый уровень работы с музыкальной информацией не достигается. Аналогична практика угадывания аккордовых последовательностей, когда ученик подменяет гармонический слух мелодическим: он слышит в основном басовый голос, и путем выбора из ограниченного числа возможностей, правильно называет аккорды. Никакого гармонического слуха он при этом не демонстрирует: видимость овладения сложным навыком есть, но развития способности нет. Увеличение объема знаний учащихся, усложнение навыков, которыми они владеют, вовсе не свидетельствует о развитии их слуховых данных — результаты психологического тестирования еще раз об этом напоминают. Методы работы с информацией, которыми располагает имеющаяся способность, в какой-то момент становятся несостоятельными. Например, в случае с написанием диктанта исполнение его в более быстром темпе или усложнение гармонической ткани приведут к тому, что «точечная» стратегия восприятия уже не поможет: для выполнения более сложного задания понадобится иная стратегия, качественно иные процессы анализа и синтеза, которые имеющаяся способность предложить не может. И тогда достигается так называемый «потолок»: человек не может выполнять более трудные задания, несмотря ни на какие усилия — его способности не обеспечивают стратегию деятельности, которая нужна для этих заданий. Многие психологи говорят о том, что они замечают некий порог, за пределами которого дальнейший тренинг не дает улучшений. Изменение методики занятий может в этом случае дать некоторый результат, но, как правило, временный, неустойчивый и в известном смысле мнимый. Вот почему даже самые упорные учащиеся не становятся Моцартами — систематические занятия дают приращение навыков и знаний, но они не дают качественного роста способное- f КУчитель и ученик тей, которые заложены в человеке от природы. Использование старой стратегии может долго сохранять свою эффективность, но этот процесс не вечен: срыв наступит, и лекарством от подобных срывов может быть лишь реалистичная оценка способностей своих учеников. Отсутствие превосходства в способностях между более опытны-
ми и менее опытными людьми, между более образованными и менее образованными видно на примере сравнения музыкантов и немузыкантов. Многие исследователи отмечают, что музыканты превосходят немузыкантов лишь тогда, когда им предлагают для работы знакомые музыкальные контексты, знакомые условия. Борис Теплов, ссылаясь на эксперименты коллег, писал: «Музыкально образован- | ные лица превосходят лиц, не занимавшихся музыкой, в смысле зву- ковысотной чувствительности главным образом в пределах малой и первой октав, т.е. в зоне, по преимуществу употребительной в музыке; в более низком и более высоком регистре различие звуковысот- Ш ной чувствительности у этих двух категорий лиц незначительно»1. Слух музыкантов чувствует себя особенно неуверенно, когда психологи предлагают им упражнения с атональной музыкой. Здесь навыки, полученные во время обучения и относящиеся обычно к музыке прошлых веков, не помогают им, и музыканты ошибаются так же как совсем неопытные в музыке люди. Это касается профессиональных музыкантов со средним слуховыми данными, каковых [I1 большинство. Музыканты же с исключительно хорошим слухом справляются со слуховыми упражнениями в атональном контексте так же успешно, как и в тональном. Различия, замеченные психологами в работе испытуемых с разными музыкальными системами, говорят лишь о том, что превосходство профессионалов порой связано не с превосходством способностей, а с большим накоплением знаний, умений и навыков. Малейшее отступление от привычных заданий сразу же обнажает эту до поры до времени скрытую истину. В течение жизни человека происходит раскрытие и проявление его способностей и одаренности, их реализация, но не развитие и не качественный рост: музыкальные способности большинства взрослых людей вполне сопоставимы со способностями детей. На это обратили внимание многие исследователи музыкального восприятия, отмечая его фрагментарность, точечность, тембро-фактурную ориентированность и чрезмерную обобщенность — все эти качества взрослые проявляют наряду с детьми. Достаточно вспомнить уже приведенный эксперимент Лайла Дэвидсона (Davidson, Lyle), кото-
Дата добавления: 2015-06-25; Просмотров: 325; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |