Метод Эдварда Генри

В конце 1896 года молодой британский офицер, ехавший скорым поездом в Калькутту, наблюдал за своим попутчиком, который обратил на себя внимание необычным поведением.

Попутчик был высоким, стройным, холеным человеком, лет сорока пяти, с удлиненной головой красивой формы, пышными волосами на пробор и темными усами. Он почти час, не шевелясь, смотрел в окно, затем вдруг сунул руку в верхний карман, достал золотой карандаш и стал искать что-то во всех карманах своего костюма, но безуспешно. Тогда он вытащил из левого рукава своего пиджака накрахмаленную манжету и стал на ней что-то писать. Самым поразительным было то, что он не только писал, но я рисовал какие-то дуги. Несколько раз он прерывал свою работу и задумывался, затем добавлял новые рисунки к старым. К концу пути его манжета была вся разрисована и исписана. В Калькутте он вышел из поезда, был встречен несколькими слугами и уехал в элегантном экипаже.

Молодой офицер не предполагал, что присутствовал при чрезвычайно важном событии, и, разумеется, не знал, кто перед ним сидел. Это был генеральный инспектор индийско-британской полиции Бенгалии Эдвард Генри. На своей манжете Генри изобразил в тот день основы своей всеобъемлющей системы классификации отпечатков пальцев.

Генри был сыном врача, родом из Шэдвелла, в восточной части Лондона. В 1873 году, когда ему было 23 года, он прибыл в Индию и поступил на работу в индийское гражданское управление. С 1891 года он занимал должность генерального инспектора полиции Бенгалии. Умный, образованный, вежливый, одаренный живой фантазией и в то же время хороший организатор и математик, Генри, заняв высокий пост в Калькутте, тотчас же ввел в полиции бертильонаж. Учитывая очень низкий уровень образования служащих индийской полиции тех лет и их неопытность в области европейских систем мер, ему пришлось ограничиться шестью измерениями. В соответствии с заключением лондонской комиссии Трупа на карточку ставились также отпечатки пальцев как особая примета.

Нельзя отрицать пользы бертильонажа, если сравнивать положение дел в предшествующие ему годы. В 1893 году в Бенгалии путем идентификации удалось установить судимость у 23 вновь арестованных. В 1894 году их было уже 143 и в 1895 году — 207. К этому году число карточек бертильонажа в Калькутте достигло 100000. Но при этом обнаружились причины угрожающих ошибок способа обмериваний. Было трудно индийских полицейских и тюремный персонал обучить так, чтобы хоть до некоторой степени полагаться на данные их измерения. Заполнение каждой карточки занимало почти час. Каждое измерение производилось трижды. Допустимой ошибкой считалась разница в два миллиметра. Но так как данные отдельных людей довольно часто отличались друг от друга на два миллиметра, то, чтобы не пропустить нужную карточку, приходилось искать ее в различных ящичках картотеки. И на поиски одной карточки уходило также не менее часа.

Интересно, что Генри работал в Бенгалии, то есть в той же провинции, в которой полтора десятка лет назад проводил свои эксперименты с отпечатками пальцев Хершель. Генри жил в том же окружении. Во всяком случае, уже в 1892 году (то есть до того, как комиссия Трупа приняла решение относительно отпечатков пальцев) Генри независимо от Хершеля обратил внимание па отпечатки пальцев. В 1893 году в его руки попала изданная за год до этого книга Гальтона "Отпечатки пальцев". В 1894 году, узнав из сообщения комиссии Трупа, что Гальтону не удалось найти практического способа классификации, Генри задал себе вопрос: неужели эта проблема действительно неразрешима?

Спустя несколько месяцев Генри отправился на родину в отпуск. По прибытии в Лондон он тотчас посетил Гальтона в его лаборатории в Саут-Кенсингтоне.

Гальтон, которому было уже больше семидесяти лет, принял его охотно, без претензий на свой приоритет или потерю престижа и рассказал обо всех своих усилиях. Генри загорелся надеждой узнать таинственный мир папиллярных линий. Он вернулся в Калькутту с чемоданом, полным фотографий отпечатков пальцев, постоянно думая о них. В Калькутте он продолжал собирать и фотографировать отпечатки пальцев, сравнивая и классифицируя их до декабря 1896 года. И вот, когда он ехал в поезде, ему и пришла идея решения проблемы регистрации отпечатков пальцев, дававшая возможность без особого труда найти в самое короткое время необходимые отпечатки. Эта идея родилась из сочетания глубоко научного исследования Гальтона и организаторского таланта практика Генри.

Генри всегда подчеркивал, какой благодарности заслуживает Гальтон. Когда он лучше узнал историю вопроса, то не забывал сказать также о заслугах Хершеля и Фулдса.

Генри установил пять видов основных рисунков и точно охарактеризовал каждый из них. Имелись: простые дуги, дуги, подобные ели, радиальные петли, ульна-петли и завихрения. Радиальная петля обращена в ту сторону руки, где находится радиус предплечья, то есть в сторону большого пальца; ульна-петля обращена в сторону ульна, то есть в сторону мизинца. Рисунки, как мы уже видели у Вучетича, можно обозначить формулами с определенными буквами. Затем, что было решающим для массовой регистрации, шло дальнейшее подразделение рисунков. Основой этого явилось уточнение рисунка, который Гальтон обозначил как треугольник или дельта. Этот треугольник мог быть образован раздвоением одной-единственной папиллярной линии или двумя разбегающимися линиями. Генри установил определенные отправные точки, которые он назвал "внешние пределы". В так называемых петлях имелись также определенные точки, получившие название "внутренние пределы". Если же соединить точку внутреннего предела с точкой внешнего предела прямой линией и посчитать папиллярные линии, пересеченные этой прямой, то число их будет различно, и это образует подгруппы, которые можно выразить цифрами. Эти цифры вместе с буквами для обозначения рисунка составляют формулу, по которой можно классифицировать карточки с отпечатками пальцев.

Что несведущему человеку может показаться очень сложным, на самом деле было простым и легким. Для овладения новым методом требовалось увеличительное стекло, игла для подсчета линий и совсем немного времени.

Еще в январе 1896 года Генри отдал распоряжение полиции Бенгалии прилагать к карточкам бертильонажа лист с отпечатками пальцев. Теперь же Генри решил испробовать свою систему на большом количестве листов с отпечатками пальцев. Он писал: "Если этот способ регистрации окажется надежным, то я считаю вполне вероятным, что от антропометрии можно будет со временем отказаться..."

В январе 1897 года Генри был уже уверен в правоте своего дела и обратился к британскому генерал-губернатору Индии с предложением назначить нейтральную комиссию, которая решила бы вопрос о замене бертильонажа дактилоскопией. Несмотря на свойственную ему сдержанность, Генри бурно ликовал, когда генерал-губернатор принял его предложение. Под председательством генерал-майора Шахана 29 марта 1897 года комиссия собралась в Калькутте в служебной резиденции Генри. Два дня спустя комиссия сделала отчет, выводы которого благоприятствовали успеху Генри. "Рассмотрев антропометрическую систему и ее ошибки, мы так же тщательно изучили систему дактилоскопировавия. Первое, что нам бросилось в глаза, — это простота снятия отпечатков пальцев и их четкость. Не требуются ни инструменты, ни специально обученные люди. Затем нам объяснили созданный мистером Генри метод классификации. Он так прост, что мы смогли легко и уверенно найти оригиналы двух самых трудных карточек. Случай, казавшийся особенно трудным из-за нечетких отпечатков, удалось решить за две минуты..."

Уже 12 июля 1897 года генерал-губернатор отменил бертильонаж и во всей Британской Индии ввел дактилоскопию. За 1898 год с ее помощью были идентифицированы только в Бенгалии 345, в 1899 году уже 569 уголовников, две трети которых при системе бертильонажа идентифицировать не удалось. Тем временем Генри уже занимался разработкой метода использования отпечатков пальцев, обнаруживаемых на местах преступлений, в качестве вещественных доказательств. Так же как и Вучетичу, ему помог случай.

Август 1898 года. Место действия — отдаленный пограничный район между Бенгалией и Бутаном. Когда шеф британской полиции района Юлпугури в сопровождении двух индийцев пришел в конце месяца на чайную плантацию, то застал ее подозрительно тихой и опустевшей. Никто не вышел ему навстречу из дома управляющего, дверь которого была распахнута. В спальне он нашел управляющего в кровати с перерезанным горлом. Все документы, в письменном столе в полном порядке, но денежная шкатулка вскрыта, деньги украдены. Выяснилось, что слуги от страха разбежались. Туземка, возлюбленная управляющего, тоже исчезла. Наконец нашли ее и повара. В момент совершения преступления женщины дома не было. Повар же в вечерних сумерках видел, как какой-то мужчина выбежал из дома, но не узнал его. Шеф полиции из Юлпугури, наконец, обнаружил портмоне управляющего. Деньги отсутствовали, но в одном отделении остался помятый бенгальский календарь. На его светло-голубом переплете было едва заметное коричневое пятнышко. У полицейского чиновника не было с собой увеличительного стекла, но ему показалось, что это отпечаток пальца, и он сообщил об этом в Калькутту.

Генри дал указание снять отпечатки пальцев убитого и всех людей, с которыми тот имел дело, и доставить их в Калькутту. Здесь в течение нескольких минут установили, что грязное пятнышко — это отпечаток пальца правой руки, по всей вероятности большого пальца, но не отпечаток убитого или кого-либо из его окружающих. В результате допросов в Юлпугури выяснилось, что в конце 1895 года управляющий изобличил своего слугу Харана в воровстве. Харана арестовали и осудили в Калькутте. При аресте он поклялся отомстить.

Генри приказал поискать отпечатки пальцев Харана. Он надеялся найти их в картотеке, которую завел параллельно с картотекой антропометрических измерений в начале 1896 года. Если же там ничего нет, то есть надежда найти их на более старых антропометрических карточках, в которых уже отмечались отдельные отпечатки пальцев. При помощи поименного регистра можно было найти карточку Харана. Карточка была найдена, и на ней действительно имелся отпечаток большого пальца его правой руки, который соответствовал отпечатку большого пальца на календаре!..

По случаю бриллиантового юбилея правительства королевы Виктории в 1897 году слугу амнистировали вместе с большим числом других заключенных. С тех пор он исчез. Прошли недели, прежде чем удалось его арестовать и предать суду в Калькутте. Это был первый процесс, в котором судьи встречались с отпечатками пальцев как средством доказательства. Харан упорно отрицал свою вину. Мучаясь сомнениями, суд пошел на компромисс. Харана осудили не за убийство, а за воровство. Суд не решился вынести смертный приговор, основываясь на отпечатке пальца. Все это было слишком ново, слишком неопределенно, слишком революционно для судей, которые до сих пор выносили приговоры лишь на основании показаний свидетелей.

Когда выносили этот приговор. Генри занимался уже новыми проектами. Он написал книгу "Классификация и использование отпечатков пальцев", которая издавалась на деньги британского управления, и одновременно разрабатывал новый способ регистрации отпечатков пальцев, используя опыт по делу Харана. Он хотел собрать и систематизировать отпечатки пальцев так, чтобы легче было проводить идентификацию отдельных отпечатков, подобных тому, который был найден в Юлпугури.

К тому времени за пределами Индии никто не знал о прогрессивных преобразованиях в Бенгалии.

Далек путь из Индии в Лондон, и медленно работала бюрократическая машина, но все же она работала, и вот доклад комиссии генерала Шахана прибыл из Калькутты в Лондон. Он попал в министерство внутренних дел как раз в тот момент, когда Скотланд-ярд переживал кризис, вызванный последствиями англо-бурской войны. Демонстрации безработных будоражили Лондон. Поднималась волна преступлений. Занимающий 13 лет пост президента полиции сэр Эдвард Брэдфорд был бессилен что-либо предпринять. Шеф отдела криминальной полиции Роберт Андерсон уходил на пенсию. Что касается службы идентификации, то Мелвилл Макнэттн не мог сообщить ничего утешительного. Не то чтобы бертильонаж полностью провалился, напротив, он принес с собой прогресс, но нерешительность комиссии Трупа отрицательно сказывалась на работе измерительного бюро. В это время Гальтон издал новую книгу — "Дактилоскопический справочник", которая приблизила решение проблемы регистрации отпечатков пальцев. Поэтому столь своевременны были сообщения из Индии.

5 июля 1900 года в Лондоне собралась новая комиссия под председательством лорда Бельпера. Генри вызвали в Лондон, где он должен был сделать доклад. В качестве эксперта пригласили Гальтона и всех сотрудников Скотланд-ярда, работавших уже пять лет по методу Бертильона. Это были Макнэттн, Штедман, Коллинз, а также доктор Гарсон, который в 1895 году настойчиво отстаивал антропометрию.

Выступление Генри вызвало сенсацию. Фрэнсис Гальтон признал систему Генри практическим решением вопроса. Его поддержал доктор Гарсон, который вдруг понял, что необходимо вводить дактилоскопию. Совершенно неожиданно он стал расхваливать систему классификации, которую сам собирался создать. Но его система была такой несовершенной, что комиссия просто не стала ею заниматься. После тщательного обсуждения лорд Бельпер предложил с ноября 1900 года отменить в Англии бертильонаж и построить всю идентификацию преступников по дактилоскопической системе Генри. Больше того, министр внутренних дел назначил Генри заместителем президента полиции Лондона и шефом криминальной полиции. В марте 1901 года Генри занял свой новый пост в скромном помещении Скотланд-ярда, где работали инспектор Штедман, сержант Коллинз и его ассистент Хант. Штедман был уже очень больным человеком. Всю работу в основном осуществляли Коллинз и Хант. Имея опыт, привезенный из Калькутты, Генри нашел их работу из рук вон плохой. Отпечатки, собранные ими, были технически плохо выполнены, нечеткие, с ошибками в систематизации; они находились в тесных ящиках обыкновенного хозяйственного шкафа. Но Генри был человеком, который сумел заинтересовать дактилоскопией и Коллинза и Ханта. Предоставив в их распоряжение надежные образцы из Индии, он сам показал им, как различать узоры папиллярных линий. Дидактические способности Генри помогли Коллинзу в кратчайший срок стать крупнейшим специалистом в области дактилоскопии тех лет. За один год, к маю 1902 года, новый дактилоскопический отдел идентифицировал 1722 рецидивиста. Это превосходило в четыре раза самые лучшие показатели бертильонажа. Но Генри знал, что этого мало для победы дактилоскопии в Англии. Ему нужны были достижения, которые нашли бы признание суда и тем самым проникли в сознание общественности.

Первые незначительные возможности представились еще в 1902 году в дни ежегодных скачек в Эпсоме. Мелвилл Макнэттн вспоминал позднее: "Когда наступил первый день скачек, мы едва поспевали. В шесть или семь часов вечера полиция отправила в тюрьму всех уголовников (жуликов и карманников), которых ей удалось арестовать во время скачек. Уже на следующее утро они были осуждены. Поэтому мы послали в Эпсом нескольких специалистов. Они взяли отпечатки пальцев у 45 арестованных и привезли их в Скотланд-ярд. Два сотрудника отдела дактилоскопии сверили отпечатки в ту же ночь и установили, что 29 человек из арестованных привлекались ранее к уголовной ответственности. Карточки преступников шеф-инспектор Коллинз привез ранним утром в Эпсом. Когда преступники предстали перед судьей, их уличили в том, что они уже имели судимости, и наложили на них двойное наказание. Первый из них утверждал, что он Грин Клаусестер и никогда не стоял перед судом. Ипподром он видит впервые. Когда шеф-инспектор сообщил ему, что его настоящее имя Беньямин Браун и что он из Бирмингема и имеет довольно большой список прежних судимостей, арестованный разразился проклятиями: "Чертовы отпечатки пальцев! Я так и знал, что они меня выдадут..."

В том же году представился еще один, более значительный случай. На этот раз речь шла об отпечатке пальца, обнаруженном на месте преступления. В августе 1902 года после кражи со взломом в Дэнмарк-Хилл на свежевыкрашенном подоконнике Коллинз нашел отчетливые отпечатки пальцев человека, который, как стало тотчас ясно из картотеки, лишь недавно отбыл наказание за другое преступление. Его имя Джексон. Джексона арестовали и отправили в тюрьму Брикстоун. Там Коллинз для гарантии снял у него еще раз отпечатки пальцев. Несомненно, Джексон во время взлома находился в доме в Дэнмарк-Хилл.

Кража со взломом — это дело, которое рассматривается не одним судьей, а центральным лондонским уголовным судом Олд-Бейли перед лицом присяжных заседателей. Генри решил воспользоваться этим и сделать все, чтобы добиться успеха. Он знал, что только исключительно способный прокурор, пользующийся большим авторитетом, мог преодолеть барьер недоверия и предрассудков у консервативных английских судей и присяжных заседателей.

Лучшим прокурором для Генри был Ричард Муир. Муир достиг к этому времени наибольшего авторитета среди молодого поколения лондонских прокуроров.

Муир проделал путь от продавца лавки до юриста. Он был упорным тружеником, не знавшим ни отдыха, ни покоя. С раннего утра до поздней ночи сидел он в своем бюро и собирал материал, записывая факты разноцветными карандашами на маленьких карточках. Одним цветом для простого допроса, другим — для перекрестного. Его выступления перед судом называли "карточной игрой".

Он никогда не спал больше пяти часов в сутки. Его боялись не только подчиненные, но и служащие Скотланд-ярда, собиравшие для него вещественные доказательства. Муир никогда никого не хвалил. Горе тому, кто осмелился произнести слово "невозможно". "Невозможно? — вопрошал он. — Я не знаю этого слова!" Он питал глубочайшее недоверие к идентификации путем свидетельских показаний и всегда чувствовал угрозу судебной ошибки, если единственным уличением в преступлении обвиняемого была подобная идентификация.

Переговорив с Генри, Муир сам отправился в Скотланд-ярд, где в течение четырех дней экзаменовал Коллинза со свойственной для него беспощадностью, проверяя методику дактилоскопирования, регистрации и имевшиеся доселе результаты. После этого он стал убежденным сторонником Генри и так глубоко поверил в дактилоскопию, что был готов взять даже менее значительное дело, чем дело Джексона, чтобы только помочь Генри завоевать признание общественности.

2 сентября 1902 года Джексон предстал перед судом в Олд-Бейли. В архивах нет точного отчета об этом процессе. Истории известен лишь результат: Муир сумел убедить недоверчивых присяжных в абсолютной надежности отпечатков пальцев. Они признали Джексона виновным. Судья приговорил его к шести годам каторжных работ.

Это был первый общественный успех Генри в Англии. Но он знал, что это лишь начало. Полной победы можно было ожидать лишь от большого процесса, способного привлечь интерес всей страны. Но прежде чем это случилось, в Лондоне произошла человеческая драма, показавшая ненадежность старого метода идентификации. Пролог этой драмы начался много лет назад, еще в последнее десятилетие прошлого столетия, 16 декабря 1896 года. Драма вошла в историю криминалистики как дело Бека.

13. Семь лет в тюрьме за чужие преступления (дело Адольфа Бека)

Во второй половине дня, около четырех часов, из подъезда дома № 139 по улице Виктория в Лондоне вышел усатый, седовласый мужчина лет пятидесяти. Он был в сюртуке и цилиндре. В дверях он задержался на несколько секунд, как бы решая, в какую сторону пойти. Неожиданно ему преградила путь незнакомая женщина. "Господин, я вас знаю!" — воскликнула она.

"Простите, что вам угодно?" — спросил он.

"Мне угодно получить обратно двое моих часов и кольца..."

Мужчина отстранил навязчивую особу и перешел на другую сторону улицы. Женщина последовала за ним. Тогда он подошел к констеблю и объяснил ему, что к нему пристает посторонняя женщина, которую он никогда раньше не видел. Тем временем женщина приблизилась, и в большом возбуждении сообщила полицейскому, что разговаривающий с ним мужчина обманул и обокрал ее. Она потребовала тотчас арестовать его. Полицейский доставил обоих в участок.

Мужчина назвался Адольфом Беком. Имя женщины — Оттилия Майсонье. Если верить ее гневным обвинениям, то три недели назад Бек заговорил с ней на улице Виктория. Она, преподавательница английского языка, направлялась в тот день на выставку цветов. Бек окликнул ее и спросил, не леди ли она Эвертон. Услышав отрицательный ответ, он извинился и добавил, что выставка цветов не стоит того, чтобы ее смотреть. Он сам, мол, кое-что понимает в цветах, так как в его поместье в Линкольншире работают не менее шести садовников. Когда Оттилия Майсонье сказала, что она тоже большая любительница цветов и ухаживает дома за своими хризантемами, Бек спросил, нельзя ли ему взглянуть на ее цветы. Так они договорились встретиться на другой день у нее дома на улице Фоулхэм. Бек был точен. Он представился, продолжала Оттилия Майсонье, лордом Сэлисбери, сказал, как бы между прочим, что доход его составляет 180000 фунтов, и пригласил ее совершить с ним на борту его яхты прогулку на Ривьеру. При этом он поставил условие, чтобы она приобрела себе более элегантный гардероб.

Оттилия согласилась, и ее гость перечислил вещи, которые ей следовало купить. Он даже написал собственной рукой список необходимых нарядов и для их приобретения выписал на имя Майсонье чек на 40 фунтов. Затем он попросил Оттилию отдать ему ручные часы и кольца, чтобы по их размерам приобрести более дорогие украшения. Через полтора часа после ухода Бека учительница заметила, что вторая пара ее часов тоже исчезла. У нее возникло подозрение, и она побежала в банк, чтобы получить по чеку деньги. На имя лорда Сэлисбери счета не существовало. Оттилия Майсонье поняла, что попалась на удочку жулику. Она пыталась найти лорда Сэлисбери. И вот в этот неприветливый вечер 16 декабря она встретила его. Потерпевшая утверждала, что может поклясться в том, что Адольф Бек именно тот человек, который представился ей как лорд Сэлисбери.

Отчет о допросе в тот же вечер доставили в Скотланд-ярд. Расследование поручили инспектору Вальдоку, хорошо знавшему местные условия. Выяснилось, что с декабря 1894 года поступило много заявлений от одиноких женщин на пожилого, седовласого мужчину, который, называясь либо лордом Уилтоном, либо лордом Уиллоубай, пользовался при жульничествах тем же приемом, что и лорд Сэлисбери.

В общем, с подобными заявлениями обратились 22 женщины. Выяснилось, что этот "лорд" взял в начале декабря 1894 года у некоей Фанни Нутт два кольца и брошь, в начале января 1895 года у Эвелин Миллер — кольцо, 18 февраля того же года у Алисы Зинклер — два кольца, 7 марта у Анны Товнсэнд — кольцо и два браслета, 23 июля у Кэт Брэкфилд — два кольца, 6 июля у Дэзи Грант — два кольца и другие украшения. Иногда, прощаясь, "лорд" брал деньги в долг на дрожки, объясняя, что его слуга забыл положить ему в карман мелочь.

Бека предъявили всем женщинам. Для этого его ставили в ряд с десятью, пятнадцатью мужчинами, которых просто приглашали с улицы, и, как всегда, без учета того, похожи ли они хоть отдаленно на Бека. Большей частью Бек был единственным седым человеком с усами в этом "параде идентификации", так что внимание женщин сразу же концентрировалось на нем. Все они заявляли, что Бек именно тот человек, который их обманул.

Бек клялся, что никогда в жизни не видел ни одной из этих женщин, что живет на доходы от медного рудника в Норвегии и ему нет нужды обманывать и обворовывать. Согласно его документам, он родился в Норвегии в 1841 году и в 1865 году переехал в Англию, где работал маклером судоходной компании. С тех пор он много разъезжает. В Абердине он выступал в качестве певца, в 1868 году поехал в Южную Америку, давал концерты, был посредником в торговых сделках в Буэнос-Айресе, нажил состояние на военных поставках в Перу и в 1884 году снова уехал в Норвегию, где и купил медный рудник. Спустя год он вернулся в Лондон, жил сначала в отеле "Ковент-Гарден", а затем в меблированной квартире на улице Виктория. Секретарь подтвердил, что Бек действительно владеет медным рудником. Но одновременно выяснилось, что в отеле "Ковент-Гарден" он остался должен 600 фунтов. И у секретаря он тоже брал деньги в долг. В женщинах был не очень разборчив. Все эти обстоятельства свидетельствовали против Бека. Однако он клялся в своей невиновности.

И тут 18 декабря в Скотланд-ярде получили анонимное письмо, где говорилось, что еще в 1877 году в Олд-Бейли был осужден на пять лет тюрьмы некий Джон Смит, который, как и Бек, обманывал женщин. Смит, так же как и лорд Уиллоубай, предлагал женщинам место экономки в своем большом замке, выдавал фиктивные чеки и забирал их драгоценности. 20 апреля 1877 года его опознала и передала полиции одна из обманутых им женщин Луиза Говард. После того как присяжные признали его виновным, судья Форрест Фултон 10 мая 1877 года приговорил его к пяти годам тюремного заключения. Спустя четыре года, 14 апреля 1881 года, он вышел из тюрьмы и с тех пор исчез. По всей вероятности, заключал автор анонимного письма, Бек и есть тот самый Смит, который возобновил свою жульническую деятельность. В Скотланд-ярде нашли материалы Джона Смита. И действительно, способ совершения преступлений, которые инкриминировались Беку, полностью совпадали со способом совершения преступлений Джоном Смитом. Более того, оба полицейских, которые в 1877 году арестовали Смита и работали по его делу — констебль Спарл и инспектор Рэдстон, — были еще живы. Бека представили им. Со времени их встречи со Смитом прошло 19 лет, но Спарл заявил перед полицейской судебной палатой Вестминстера (которая должна была вынести определение, подсуден ли Бек), что Бек идентичен Смиту, что это одно и то же лицо. Он поклялся в правоте своего показания. "Обвиняемый — тот же человек, в этом нет никакого сомнения. Это он. Я знаю, решение какого вопроса зависит от моих показаний, и я без колебания могу сказать, что это он".

Инспектор Рэдстон также не видел Смита с 1877 года, но и его показания совпали с показаниями коллеги. Бек побледнел, всплеснул руками и воскликнул в отчаянии, что в 1877 году его вообще не было в Англии, что он может привезти из Южной Америки свидетелей, уважаемых людей, которые присягнут, что он в 1876 и 1877 годах занимался своими делами в Южной Америке. Женщины ошиблись. Он понятия не имеет, кто такой этот Смит. Он никогда о нем не слышал и ни одного дня не провел в английской тюрьме. "Клянусь создателем. Женщины и полицейские ошибаются".

Гуррин, эксперт по почерку, сравнил, между прочим, почерк списка предметов одежды, который жулик оставил в 1894 — 1895 годах у женщин, с подобными же списками, составленными Смитом в 1877 году, и с почерком Адольфа Бека. Его заключение: почерк жулика 1877 года совпадает с почерком жулика 1894 — 1895 годов. Почерк Бека имеет отличительные признаки, но все же эти списки написаны Веком, правда "измененным почерком".

Идентификация Бека путем опознаний потерпевшими и двумя полицейскими казалась столь убедительной, что секретарь прокуратуры Симс, готовивший обвинение для суда в Олд-Бейли, не счел нужным сравнить внешность Адольфа Бека с описанием личности Джона Смита, которое должно было находиться в картотеке преступников. Инспектор Вальдок обратил внимание Симса на то, что, как ему известно, в описании Смита указаны карие глаза, в то время как у Бека глаза голубые. Но Симс не обратил на это внимания. Личное опознание казалось ему важнее описания личности, которое зачастую было весьма поверхностным. Когда же Вальдок стал настойчиво высказывать свои сомнения, его просто отстранили от расследования и заменили шеф-инспектором Фростом.

Фрост был представителем старой школы. В те времена не существовало международного сотрудничества при поимке преступников. Розыск их за границей стал специальностью Фроста. В его бюро при Скотланд-ярде лежал револьвер одного американского железнодорожного грабителя, которого он начал преследовать за океаном и, наконец, арестовал в ресторане "Китти" в Лондоне. Он же арестовал пресловутого "ковбоя-убийцу" Кюне, который всегда носил черное платье и каждое свое убийство отмечал зарубкой на револьвере. Фрост глубоко верил "фотографической памяти" полицейского как лучшему способу идентификации и был убежден, что Спарл и Рэдстон правы.

Обвинителем в деле Бека выступал Гораций Авори. Это был маленький, худощавый человек, не способный на какое-либо сочувствие. Позднее его иногда называли Вешателем и говорили про него: "Авори экономит на жире, экономит на комплиментах, но никогда — на числе осужденных".

Вполне возможно, Авори сам никогда не верил в то, что Бек идентичен Джону Смиту. В подготовленном обвинительном акте было несколько пунктов с ссылкой на то, что Бек (он же Смит) имел судимость в 1877 году. Но Авори не сделал их, как говорят юристы, "предметом судебного разбирательства" на процессе 3 мая 1896 года в Олд-Бейли.

В роли судьи выступал Форрест Фултон, который судил в 1877 году Джона Смита. Если ему верить, то старое дело он забыл. Защитником Бека был опытный адвокат Ф. Гилл, который надеялся на успех при перекрестном допросе эксперта по почеркам Гуррина, если тот выступит в качестве свидетеля обвинения. Если Гуррин засвидетельствует, что почерк преступника 1877 года и почерк преступника 1894 — 1895 годов идентичен и в обоих случаях речь идет об одном и том же человеке, то Гилл с помощью свидетелей из Южной Америки докажет, что в 1877 году Бек находился не в Лондоне, а в Южной Америке, и поэтому не мог совершить преступления 1877 года, а следовательно, и 1894 — 1895 годов. Но Авори предусмотрел это. Он не спрашивал Гуррина о почерке записок дела 1877 года. Гуррин сказал лишь, что списки предметов одежды, оставленные в 1894 — 1895 годах у обманутых женщин, написаны Беком измененным почерком.

Гилл вскочил и попросил у судьи разрешения задать Гуррину вопрос по поводу почерка автора записок 1877 года. Но особенностью британского суда было правило, запрещающее упоминание прежних проступков и судимостей человека, стоящего перед судом, пока присяжные не объявят свой приговор по новому преступлению. Тем самым хотели, по крайней мере теоретически, предотвратить предубеждение, которое могло возникнуть у присяжных по отношению к обвиняемому, имевшему уже судимость. Этим и воспользовался Авори, когда защитник Бека предложил допросить эксперта. Авори заявил протест и объяснил, что просьба защитника должна быть отклонена, так как она затрагивает события прошлого и не относится к данному разбирательству. Гилл страстно протестовал: прошлое имеет прямое отношение к этому делу, на нем построена вся его защита. Но Фултон властью британского судьи запретил поднимать вопросы, связанные с событиями 1877 года. Правда, и обвинению пришлось отказаться от свидетельских показаний полицейских Спарла и Рэдстона. Но оно могло себе это позволить, так как Авори, проведя опознание Бека обманутыми женщинами, достиг решающего воздействия на присяжных. На суд явились 10 из 22 потерпевших, которые уже во время предварительного следствия опознали Бека как обманщика. Указывая на Бека, они одна за другой давали показания: "Это он! Это он! Это он!" Никто не обратил внимания на некоторую неуверенность отдельных потерпевших. Так, Анна Товнсэнд заявила: "Это тот же человек, но когда я слышу его речь, я не очень в этом уверена. У меня в квартире он говорил с американским акцентом". А Лилли Винчетт сказала: "Когда он был у меня, его усы были длиннее и напомажены". Напрасно защитник пытался обратить внимание присяжных на эти показания. Безуспешен был его протест и тогда, когда Оттилия Майсонье сказала: "Преступник имел шрам на правой стороне шеи под ухом. Маленький шрам, похожий на родинку". Гилл потребовал, чтобы свидетельница показала этот шрам. Тогда она заявила, что теперь не видит его...

Английское право тех дней запрещало обвиняемому самому выступать в качестве свидетеля по своему делу. Гилл добился лишь того, чтобы Беку позволили дать личное объяснение и доказать, что он говорит без акцента, о котором упоминали почти все свидетельницы. Бек использовал эту возможность, чтобы страстно заявить: "К этим страшным обвинениям я не имею никакого отношения. Я абсолютно не виновен..."

Все напрасно. 5 мая присяжные признали Бека виновным, и судья Фултон приговорил его к семи годам тюремного заключения. Бек еще раз встал и громогласно заявил: "Я не виновен, абсолютно не виновен". Но его никто не слушал.

На следующий день Бек сидел уже в тюрьме. Хотя на суде не была установлена связь "преступления" Бека с преступлением Джона Смита в 1877 году, все же Бек получил тот же арестантский номер, который в свое время носил Смит — Д 523. И больше того, к этому номеру прибавили букву В — знак имевшего ранее судимость. С 1896 по 1901 год Бек подал 10 заявлений с просьбой повторно рассмотреть его дело. Но в Англии еще не было апелляционной инстанции, и Беку предоставлялась лишь возможность писать петиции, беспрерывно повторяя, что в 1877 году он находился в Южной Америке и не мог совершить преступления Джона Смита. Может быть, этот Смит и в 1895 году обманывал женщин и по его вине Бек сидит в тюрьме.

Адвокат Бека просил разрешения ознакомиться с приметами Смита, указанными в обвинительном акте. Его просьба была отклонена. Но сотрудник министерства внутренних дел 12 мая 1898 года все же навел справки в управлении тюрьмы о внешности Смита.

При этом он установил, что Смит — еврей и подвергался обрезанию. В отношении Бека об этом не могло быть и речи. Министерство обратилось к судье Фултону с просьбой высказать свою точку зрения по этому вопросу. Но Фултон, находясь под давлением опознания личности жулика многими женщинами, ответил весьма странно: "Пусть Бек и не является Смитом, но я все же не верю, будто Бек был в Южной Америке". И ничто не изменилось; лишь тюремный номер Бека потерял букву В. Только 8 июля 1901 года Бека отпустили на поруки.

Тщетно пытался он доказать свою невиновность, потратив остаток своих средств на адвокатов и не подозревая, что судьба готовила ему новый удар.

15 апреля 1904 года Бек вышел из дома на Тоттенгэм-Кортроуд, в котором поселился незадолго до этого. Когда он ступил на тротуар, к нему подбежала молодая женщина: "Вы тот самый человек, который взял мои драгоценности и соверен". Бек непроизвольно отшатнулся. Он чуть не упал. "Нет, — закричал он, охваченный паникой, — нет, это не я. Я вас не знаю. Я вас не видел никогда в жизни!.." На это женщина сказала: "Вы тот человек, который взял у меня драгоценности, и там вас ждут". В панике Бек бросился бежать от своей непостижимой судьбы, которая снова преследовала его. Но путь ему преградил детектив — инспектор Вард. Бека арестовали и доставили в полицейский участок Паддингтон.

Что послужило поводом для этого ареста? 22 марта 1904 года в полицию явилась домработница Паулина Скотт и подала заявление. Пожилой седовласый мужчина с приличной внешностью обратился к ней на улице, сказал ей несколько комплиментов и, наконец, предложил ей место экономки в своем доме. Все остальное протекало по знакомой полиции с 1896 года схеме. Из всего этого инспектор Вард сделал вывод, что Бек возобновил привычные авантюры. Поэтому он послал Паулину Скотт в полдень к ресторану, где Бек имел обыкновение обедать. Хотя у нее была возможность в течение часа разглядывать Бека на близком расстоянии, она не опознала его. Но Вард не сдавался. Он приказал Паулине Скотт явиться к дому Бека как раз в то время, когда он обычно выходил на улицу.

Потерпевшая стала следить за Беком и, когда он проходил мимо, заговорила с ним. Так Бека арестовали во второй раз.

Бек ничего не понимал. Он отчаянно повторял: "Клянусь богом, моим создателем, я не виновен! В обвинении против меня нет ни одного слова правды! Я могу привести много свидетелей, которые подтвердят, что я честно занимался своими делами. Все это просто непостижимо..." Как только газеты сообщили о его аресте, в полицию явились еще четыре женщины: Роза Рис, Грейс Кампбалл, Лили Кинг и Королина Зингер, которые тоже аналогичным путем лишились драгоценностей и денег. Все они были готовы поклясться, что Бек — тот самый человек, который их обманул. Теперь Беку ничто не могло помочь: ни уверения в невиновности, ни заклинания, ни заявления, что он никогда ни с одной из этих женщин не виделся и не разговаривал.

27 июня 1904 года Бек снова предстал перед судом в Олд-Бейли. Теперь у него уже не было средств нанять опытного защитника. А Лайсестер, его адвокат, располагал лишь четырьмя днями, чтобы поверхностно ознакомиться с материалами дела. Бек же был слишком подавлен и сбит с толку, чтобы суметь правильно проинформировать Лайсестера. Итак, трагедия повторилась еще раз. Свидетели опознали его под присягой: "У него характерный нос, — заявила Роза Рис, — я узнала бы его по носу из тысячи других". И на этот раз никто не обращал внимания на неясности и противоречия в показаниях женщин. Одна из них заявила, что жулик носил монокль, другая — что не видела ничего подобного. Но эти детали ничего не значили на фоне утверждении: "Это он... это он... это он..."

С 1896 года в британском судопроизводстве кое-что изменилось. Теперь Бек мог давать показания по своему делу. Но могли ли ему помочь мольбы и заверения в том, что он не знает этих женщин, что он, видимо, жертва двойника. Присяжные в первый же день суда признали Бека виновным. Но судья Грантхэм, который на этот раз судил Бека, почувствовал некоторые сомнения. Он отложил вынесение приговора и велел отвести Бека в тюрьму предварительного заключения.

И, наверное, Беку не удалось бы избежать своей печальной участи, если бы через 10 дней после суда не произошел случай, который по-новому осветил дело Бека и вызвал бурю возмущения в Лондоне.

Вечером 7 июля 1904 года инспектор Кане вошел в полицейский участок Тоттенгэм-Кортроуд. Это было обычное посещение. Дежурный полицейский рассказал ему, что они задержали одного человека, продававшего два кольца, которые он выманил у двух артисток. Кане, которому дело Бека было более или менее знакомо, попросил сообщить подробности. К своему великому удивлению, он услышал такую же историю, какую рассказывали все свидетельницы по делу Бека. В ней были и богатый лорд, ищущий экономку, и список туалетов, и фальшивый чек...

Кане пошел в камеру, где сидел арестованный. При виде заключенного у него захватило дух. Стоявший перед ним мужчина был сед, так же сед, как Бек, они были приблизительно одного роста, и черты его лица напоминали лицо Бека. Но Бек был моложе и не так крепок, как этот мужчина.

Арестованный назвался Вильямом Томасом и утверждал, что никогда раньше не жульничал. Но Кане был уверен, что перед ним Джон Смит, человек, вместо которого судят Бека.

Он тотчас же поставил об этом в известность Скотланд-ярд. Пяти женщинам, опознавшим Бека, предъявили для опознания Вильяма Томаса. Они растерялись. Затем Роза Рис, упорно утверждавшая, что узнала обманщика по носу, выдавила из себя: "Бог мой, ведь это он, это он..." К ее показанию присоединились все остальные.

Мелвилл Макнэттн сам побежал к единственной женщине, которая в 1896 году утверждала, что ее обманул не Бек. Узнав, в чем дело, она сразу же пошла в полицейский участок на Боу-стрит, куда тем временем привезли Томаса. И она заявила, что это тот самый мерзавец, который обманул ее девять лет назад.

Другие свидетельницы 1896 года тоже были приглашены. Они признались в своем заблуждении, извиняясь и оправдываясь. У Томаса действительно под ухом был шрам, которого не могли найти у Бека. У него было обрезание. Все особые приметы внешности Джона Смита, описанные в 1877 году, совпали.

Когда хозяин дома, в котором Джон Смит проживал в 1877 году, опознал своего бывшего жильца, Вильям Томас сломился. Через несколько часов стала известна вся его история, а следовательно, и причина страшнейшей ошибки идентификации и юстиции, происшедшей в Англии на пороге нового столетия.

Адольфа Бека (слева) дважды путали с преступником Томасом (справа) и приговаривали к тюремному заключению

Да, Томас был Джоном Смитом, совершившим жульничества, за которые был осужден в 1877 году. Он рассказал, что родился в Ланкашире в 1839 году, изучал медицину в Вене, служил генеральным врачом короля Гавайи и, наконец, заимел плантацию в Гонолулу. Проверкой его показаний удалось установить, что Томас, он же Джон Смит, проживал в 1876 году в Лондоне под именем Вильяма Вайса и выдавал себя за австрийского военного на пенсии. Отсидев свой первый срок, в 1881 году он уехал в Южную Австралию. После возвращения в Лондон в 1894 году он вскоре был арестован под именем Майера по обвинению в незаконном получении 300 фунтов по фальшивому кредитному письму. Однако для осуждения не было доказательств. А то, что мнимый Майер и Джон Смит одно и то же лицо, установлено не было. В 1894 году Смит возобновил свои аферы с женщинами и занимался ими до тех пор, пока не узнал из газет, что Адольф Бек арестован вместо него. Он взял себе имя доктора Марча и уехал в Америку. До 1903 года он работал врачом в США. Шестидесятилетним стариком в 1903 году он вернулся в Лондон, намереваясь возобновить свое старое занятие. И он возобновил его в масштабах, которые лишь сейчас стали обозримы. Те пять женщин, которые дали показания 27 июня 1904 года, были лишь незначительной частью всех обманутых и обворованных. В Союзный банк, на который жулик выписывал свои фальшивые чеки, было предъявлено до 25 подобных чеков. Большинство женщин стеснялись заявлять, боясь, как бы их имена не стали достоянием прессы. Несомненно, Смиту (он же Майер, он же Вайс, он же Марч, он же Вильям Томас) и на этот раз удалось бы уйти от наказания, если бы он не допустил оплошности и после вторичного ареста Бека не продолжал бы совершать преступления.

Министерство внутренних дел поторопилось освободить Бека. 19 июля 1904 года он был реабилитирован и получил компенсацию в размере 5000 фунтов. Но этот случай так возмутил общественность, что дело дошло до открытого обвинения Скотланд-ярда, министерства внутренних дел, прокурора Авори и судьи Фултона. Обвинения носили столь резкий характер, что судье Фултону пришлось оправдываться в открытом письме через газету "Таймс". Правительство назначило комиссию по расследованию этого дела, которая в своем докладе, несмотря на осторожные формулировки, резко осудила случай, связанный с делом Бека и Смита. Перед комиссией Бек сказал прокурору Авори: "Я не имел удовольствия видеть этого почтенного господина с 1896 года, с тех пор, когда в Олд-Бейли он взирал на меня с веселой иронической улыбочкой, как будто хотел сказать: „Ты виновен"". Но смысл слов Бека наверняка не дошел до толстокожего Авори.

Зато на британское правительство все это произвело большое впечатление. Впервые за всю историю британского права был создан апелляционный суд.

Но прежде всего дело Бека поколебало и без того шаткое доверие к старым методам полицейской идентификации. Вопрос предотвращения подобных ошибок стал общенациональной проблемой. Генри и Коллинз могли решить эту проблему... путем дактилоскопии. Не прошло еще и года после скандала по делу Бека, как представился случай (как оказалось решающий) доказать надежность дактилоскопии, притом опять в Олд-Бейли. На этот раз рассматривалось дело об убийстве. Это событие вошло в историю как дело "Дептфордский убийца".

Дата добавления: 2015-06-04