Песня «Пишите, страдайте, мой милый поэт»

Песня «Зима осторожно подкралась».

(Берет книгу со стола и начинает листать).

¾ Какая ночь! Мороз трескучий,

На небе ни единой тучи;

Как шитый полог синий свод

Пестреет частыми звездами

¾ Мчатся тучи, вьются тучи,

Невидимкою луна освещает снег летучий,

Мутно небо, ночь мутна…

¾ Вот север, тучи нагоняя,

Дохнул, завыл и вдруг сама

Идет волшебница зима…

¾ Под голубыми небесами

Великолепными коврами,

Блестя на солнце, снег лежит…

Автор: Знакомые пушкинские строки так точно передают ощущение зимы. "Всё, что пишет он о зиме, превосходно; эта истинно русская часть года Пушкину с плеча" - читаем мы в письмах современников. Зима в деревне, когда из развлечений только игра на бильярде, конные прогулки по заснеженным полям да редкие визиты гостей. Зима в столице – праздничные балы, яркие маскарады и брызги шампанского. Суровая зима Урала и Сибири – трескучие морозы, пурга и одинокая тройка на заметенной дороге. Всё это Пушкин так удачно описал в своих произведениях.

Автор:

"В тот год осенняя погода

Стояла долго на дворе,

Зимы ждала, ждала природа.

Снег выпал только в январе

На третье в ночь".

Татьяна:

Проснувшись рано,

В окно увидела Татьяна

Поутру побелевший двор,

Куртины, кровли и забор,

На стеклах легкие узоры,

Деревья в зимнем серебре,

Сорок веселых на дворе

И мягко устланные горы

Зимы блистательным ковром.

Все ярко, все бело кругом.

Татьяна (русская душою,

Сама не зная почему)

С ее холодною красою

Любила русскую зиму,

Ольга:
На солнце иней в день морозный,

И сани, и зарею поздной

Сиянье розовых снегов,

И мглу крещенских вечеров.

По старине торжествовали

В их доме эти вечера:

Служанки со всего двора

Про барышень своих гадали

И им сулили каждый год

Мужьев военных и поход.

Песня «Кому сбудется…»

Автор: "Пиковая дама" - самая петербургская повесть Пушкина. Нет ничего притягательнее, чем Санкт-Петербург зимой, когда весь он покрыт инеем, и строгой черно-белой графикой вырисовываются садовые ограды и перила мостов. В северную природу гармонично вписываются античные храмы, гранитные набережные и стремительные шпили.

"Люблю зимы твоей жестокой

Недвижный воздух и мороз,

Бег санок вдоль Невы широкой,

Девичьи лица ярче роз,

И блеск, и шум, и говор балов,

А в час пирушки холостой

Шипенье пенистых бокалов

И пунша пламень голубой".

Музыка из оперы «Пиковая дама» (П. Чайковский).

"Однажды играли в карты у конногвардейца Нарумова. Долгая зимняя ночь прошла незаметно; сели ужинать в пятом часу утра. Те, которые остались в выигрыше, ели с большим аппетитом, прочие, в рассеянности, сидели перед пустыми своими приборами. Но шампанское явилось, разговор оживился, и все приняли в нем участие".

Нарумов: А каков Германн! Отроду не брал он карты в руки, а до пяти часов сидит с нами и смотрит на нашу игру!

Германн: Игра занимает меня сильно, но я не в состоянии жертвовать необходимым в надежде приобрести излишнее.

Томский: Германн немец: он расчетлив, вот и все! А если кто для меня непонятен, так это моя бабушка графиня Анна Федотовна. Не могу постигнуть, каким образом бабушка моя не понтирует!

Нарумов: Да что ж тут удивительного, что осьмидесятилетняя старуха не понтирует?

Томский: Так вы ничего про нее не знаете?

Германн: Нет! право, ничего!

Томский: О, так послушайте: Надобно знать, что бабушка моя, лет шестьдесят тому назад, ездила в Париж и была там в большой моде.

В то время дамы играли в фараон. Однажды при дворе она проиграла на слово герцогу Орлеанскому что-то очень много. К счастью, с нею был коротко знаком человек очень замечательный. Вы слышали о графе Сен-Жермене, о котором рассказывают так много чудесного. Вы знаете, что он выдавал себя за вечного жида, за изобретателя жизненного эликсира и философского камня, и прочая. Бабушка до сих пор любит его без памяти и сердится, если говорят об нем с неуважением. Бабушка знала, что Сен-Жермен мог располагать большими деньгами. Она решилась к нему прибегнуть. Написала ему записку и просила немедленно к ней приехать.

Старый чудак явился тотчас и застал в ужасном горе. Она рассказала ему о своем проигрыше…

Графиня: "…всю свою надежду полагаю я на Вашу дружбу и любезность"

Сен-Жермен: "Я могу вам услужить этой суммою, но знаю, что вы не будете спокойны, пока со мною не расплатитесь, а я бы не желал вводить вас в новые хлопоты. Есть другое средство: вы можете отыграться".

Графиня: "Но, любезный граф, я говорю вам, что у нас денег вовсе нет".

Сен-Жермен: "Деньги тут не нужны, извольте меня выслушать".

Томский: Тут он открыл ей тайну, за которую всякий из нас дорого бы дал... В тот же самый вечер бабушка явилась в Версали. Герцог Орлеанский метал; бабушка слегка извинилась, что не привезла своего долга, в оправдание сплела маленькую историю и стала против него понтировать. Она выбрала три карты, поставила их одну за другою: все три выиграли ей соника, и бабушка отыгралась совершенно".

Нарумов: Случай!

Германн: Сказка!

Нарумов: Может статься, порошковые карты?

Томский: Не думаю.

Нарумов: Как! У тебя есть бабушка, которая угадывает три карты сряду, а ты до сих пор не перенял у ней ее кабалистики?

Томский: Да, черта с два! У ней было четверо сыновей, в том числе и мой отец: все четыре отчаянные игроки, и ни одному не открыла она своей тайны; хоть это было бы не худо для них и даже для меня… Однако пора спать: уже без четверти шесть.

Автор: В 1833 году, работая над "Историей Пугачева" и "Капитанской дочкой" Пушкин посетил Урал. Побывал он там в сентябре и зимы не увидел. Но достоверное описание настоящего уральского бурана заставляет поверить в то, что он испытал всё это на себе.

"Ветер между тем час от часу становился сильнее. Облачко обратилось в белую тучу, которая тяжело поднималась, росла и постепенно закрывала небо. Пошел мелкий снег – и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл; сделалась метель. В одно мгновение темное небо смешалось со снежным морем. Всё исчезло".

(Шум метели).

Ямщик: Ну, барин, беда: буран!…

Гринев: Я выглянул из кибитки: все было мрак и вихорь. Ветер свирепо выл, снег засыпал меня и Савельича; лошади шли шагом – и скоро стали.

Гринев: Что же ты не едешь?

Ямщик: Да что ехать? Невесть и так куда заехали: дороги нет, и мгла кругом.

Савельич: И охота было не слушаться, воротился бы на постоялый двор, накушался бы чаю, почивал бы себе до утра, буря б утихла, отправились бы далее. И куда спешим? Добро бы на свадьбу!

Гринев: Эй, ямщик, смотри: что там такое чернеется?

Ямщик: А бог знает, барин, воз не воз, дерево не дерево, а кажется, что шевелится. Должно быть, или волк или человек.

(Появляется Пугачев).

Ямщик: Эй, добрый человек! Скажи, не знаешь ли где дорога?

Пугачев: Дорога‑то здесь; я стою на твердой полосе, да что толку?

Гринев: Послушай, мужичок, знаешь ли ты эту сторону? Возьмешься ли ты довести меня до ночлега?

Пугачев: Сторона мне знакомая. Да вишь какая погода: как раз собьешься с дороги. Ну, слава богу, жило недалеко; сворачивай вправо да поезжай.

Ямщик: А почему ехать мне вправо? Где ты видишь дорогу?

Гринев: В самом деле, почему думаешь ты, что жило не далече?

Пугачев: А потому, что ветер оттоле потянул, и я слышу, дымом пахнуло; знать, деревня близко.

Гринев: Ямщик, поезжай!

Автор: "Лошади тяжело ступали по глубокому снегу, кибитка тихо подвигалась, то въезжая на сугроб, то обрушаясь в овраг, и переваливаясь то на одну, то а другую сторону. Наконец, выехали к постоялому двору".

Гринев: Что, брат, прозяб?

Пугачев: Как не прозябнуть в одном худеньком армяке. Был тулуп, да что греха таить? заложил вечор у целовальника: мороз показался невелик. Ваше благородие, сделайте мне такую милость, – прикажите поднести стакан вина; чай не наше казацкое питье.

Гринев: Савельич, дай ему полтину на водку.

Савельич: Полтину на водку! за что это? За то, что ты же изволил подвезти его к постоялому двору? Воля твоя, сударь: нет у нас лишних полтин. Всякому давать на водку, так самому скоро придется голодать.

Гринев: Хорошо, если не хочешь дать полтину, то вынь ему что‑нибудь из моего платья. Он одет слишком легко. Дай ему мой зайчий тулуп.

Савельич: Помилуй, батюшка Петр Андреич! Зачем ему твой зайчий тулуп? Он его пропьет, собака, в первом кабаке.

Пугачев: Это, старинушка, уж не твоя печаль, пропью ли я или нет. Его благородие мне жалует шубу со своего плеча: его на то барская воля, а твое холопье дело не спорить и слушаться.

Савельич: Бога ты не боишься, разбойник! Ты видишь, что дитя еще не смыслит, а ты и рад его обобрать, простоты его ради. Зачем тебе барский тулупчик? Ты и не напялишь его на свои окаянные плечища.

Гринев: Прошу не умничать, сейчас неси сюда тулуп.

Савельич: Господи владыко, зайчий тулуп почти новешенький! и добро бы кому, а то пьянице оголтелому!

Пугачев: Спасибо, ваше благородие! Награди вас господь за вашу добродетель. Век не забуду ваших милостей

Гринев: Он пошел в свою сторону, а я отправился далее, не обращая внимания на досаду Савельича, и скоро позабыл о вчерашней вьюге, о своем вожатом и о зайчьем тулупе.

Песня «Пугачев»

На дорогах пурга заметает следы,

Не кричи, петушок, не накликай беды.

А на хуторе том восемнадцать дворов,

А в них беглый казак Емельян Пугачев.

Не кричи, петушок, помолчи от греха,

На именье пустил Емельян петуха.

То не утро встает, а кровавый рассвет,

А в именье живой ни души больше нет.

Всю округу мутит то ли хмель, то ли плач,

Там гуляет, кутит царь Емелька Пугач.

Хочешь золота горсть, а хочешь шубу с плеча,

Хочешь шубу с плеча самого Пугача?

Поживится разбой, поутихнут бои,

И всегда предадут не враги, а свои.

Нынче будет указ, завтра будет улов,

Кто из вас, казаки, Емельян Пугачев?

То ли зверь, то ли бес натворил сгоряча,

Только в клетке везут по Москве Пугача.

Что за ветер такой, что так колко глазам?

А слеза по щеке, а слеза по усам.

А слеза по щеке, а слеза по усам.

Автор: Разве есть на свете что-либо прекраснее свадьбы? Когда невеста в белом платье стоит у церковного аналоя ни жива ни мертва, а батюшка своим обычным голосом возглашает: "…и прилепится к жене своей и будета два в плоти едину…" А за стенами церкви воет метель, заметает дорогу, санный след за ней и саму, теперь уже прошлую, жизнь…

Музыка «Вальс» из «Метели» (Г. Свиридов)

"Бурмин нашёл Марью Гавриловну у пруда под ивою, с книгой в руках и в белом платье, настоящей героинею романа. После первых вопросов Марья Гавриловна нарочно перестала поддерживать разговор, усиливая таким образом взаимное замешательство, от которого можно было избавится разве только внезапным и решительным объяснения. Так и случилось…"

Бурмин: Я вас люблю, я вас люблю страстно…Я поступил неосторожно, придаваясь милой привычке, привычке видеть и слышать вас ежедневно… Теперь уже поздно противится судьбе моей; воспоминание об вас, ваш милый, несравненный образ отныне будет мучением и отрадою жизни моей; но мне ещё останется исполнить тяжелую обязанность, открыть вам ужасную тайну и положить между нами непреодолимую преграду…

Марья Гавриловна: Она всегда существовала, я никогда не могла быть вашей женою…

Бурмин: Знаю, знаю, что некогда вы любили, но смерть и три года сетований… Добрая, милая Марья Гавриловна! Не старайтесь лишить меня последнего утешения: мысль, что вы бы согласились сделать моё счастье, если бы… молчите, ради бога, молчите. Вы терзаете меня. Да, я знаю, я чувствую, что вы были бы моею, но – я несчастнейшее создание… я женат! Я женат уже четвёртый год и не знаю, кто моя жена, и где она, и должен ли свидеться с нею когда-нибудь!

Марья Гавриловна: Что вы говорите? как это странно! Продолжайте; я расскажу после… но продолжайте, сделайте милость.

Бурмин: Приехав на станцию поздно вечером я велел, было, поскорее закладывать лошадей, как вдруг поднялась ужасная метель, и смотритель и ямщики советовали мне переждать. Я не вытерпел, приказал опять закладывать и поехал в самую бурю. Ямщику вздумалось ехать рекою, что должно было сократить нам путь тремя вёрстами. Берега были занесены; ямщик проехал мимо того места, где выезжали на дорогу, и таким образом мы оказались в незнакомой стороне. Буря не утихала; я увидел огонек и велел ехать туда. Мы приехали в деревню; в деревянной церкви был огонь.

(Выходят священник, горничная, второй Бурмин, вторая Марья Гавриловна)

Бурмин: Церковь была отворена, за оградой стояло несколько саней; по паперти ходили люди.

¾ Сюда! Сюда! Помилуй, где ты замешкался? Невеста в обмороке; поп не знает что делать.

Горничная: Слава богу, насилу вы приехали. Чуть было барышню не уморили.

Священник: Прикажете начинать?

Бурмин 2: Начинайте, начинайте, батюшка, - отвечал я рассеянно.

Бурмин: Священник торопился; горничная поддерживала невесту и все заняты были только ею. Нас обвенчали.

Священник: Поцелуйтесь.

Марья Гавриловна 2: Ай, не он! не он! (упала без памяти).

Бурмин: Я повернулся, вышел из церкви безо всякого препятствия, бросился в кибитку и закричал: "Пошел!"

Марья Гавриловна: Боже мой! И вы не знаете, что сделалось с бедной вашею женою?

Бурмин: Не знаю, не знаю как зовут деревню, в которой я венчался; не помню, с которой станции поехал. В то время я так мало полагал важности в преступной моей проказе, что, отъехав от церкви, заснул, и проснулся на другой день поутру, на третьей уже станции. Слуга, бывший тогда со мною, умер в походе, так что я не имею и надежды отыскать ту, над которой подшутил я так жестоко и которая теперь так жестоко отомщена.

Марья Гавриловна: Боже мой, Боже мой! так это были вы! И вы не узнаете меня?

Автор: "Бурмин побледнел… и бросился к её ногам…"

Автор: Зима – время новогодних чудес, рождественских гаданий, длинных вечеров, горячего чая с медом. Спрятаться в надежном месте и затаиться, провести целый день дома, бесцельно бродить, поглядывая на снегопад за окном, "спать не раздевшись или читать с любого места чужую книгу"… Многие, кстати, замечают за собой, что в холода им читается лучше. Только книга должна быть непременно хорошей, проверенной и зимней…

Дата добавления: 2015-06-26