Степной коршун

До столицы оставался день пути, когда татары увидели в степи богатое кочевье: табуны лошадей, юрты, в прозрачном воздухе синеватые струйки, поднимающиеся от костров.

Тагай жадно нюхал воздух: запахи лошадиного пота, овечьей шерсти, дыма и степных трав перемешались, неодолимо влекли его к себе.

В середине кочевья стояла богатая юрта с красным верхом. К ней и направил свой отряд сотник. Встреченный конной стражей, Тагай подъехал к юрте, на правах гостя вошел первым.

– Селям! – слова приветствия завязли в горле, – Челибей? Ты жив? Я думал, что ты давно в раю вкушаешь ласки гурий; еще зимой в Москве нас известили, что ты бежал из Орды, что тебя повсюду ищет Кульна–хан, да забудется его имя.

Казалось, Челибей не заметил гостя. Сжавшись в комок, охватив руками колени, сидел он, глубоко задумавшись. Чуть видные морщинки, обозначившиеся под редкими усами, были незнакомы Тагаю. Наконец, оторвавшись от своих дум, Челибей взглянул на сотника, сказал с горечью:

– То правда, как за зверем, охотился за мной Кульна.

И вдруг вскочил, рассмеялся:

– Кто видел, чтоб ишак за коршуном угнался? Кульна мертв, а я большим тарханом [76]стал. Науруз–хан мне под начало тысячную орду отдал, с табунами, с юртами, с воинами, с женщинами, с детьми.

Повезло Тагаю – встретил старого друга, все узнал, что в Сарай–Берке творится, кто в силе теперь, кто без головы остался, и, лишь когда спросил он про самого Науруза, Челибей опять помрачнел, сказал громко:

– Велик и грозен доблестный господин наш Науруз–хан. – Приглушенно добавил: – Помолчи об этом, Тагай, лишние уши вокруг. – Тревожно взглянул на вход юрты, покосился на Тагая, опять оглянулся и не утерпел:

– Поедем в степь…

Суслик, столбиком стоявший на вершине кургана, метнулся прочь, заслышав топот копыт.

Здесь остановили лошадей. Степь лежала внизу весенняя, буровато–зеленая, кое–где блестели полые воды, в дальней балке белел последний снег.

Тагай после Москвы все не мог надышаться степью, раздувая ноздри, жадно внюхивался в сладковатые ароматы прошлогодних трав. Ветер шевелил лисий мех на его шапке.

Челибей без слов понимал сотника и не мешал ему: пусть его глядит в степь – знать, добрый татарин, коли так жадно, как крепкий кумыс, пьет он ветер степных просторов.

Наконец, тронув Тагая, заговорил:

– Спросил ты меня о Наурузе. Золотая кровь великого Чингис–хана течет в его жилах, но много ли крови этой – не знаю! Убить Кульну он сумел, сумеет ли свою голову на плечах уберечь – не знаю! Милостив он или жесток – не знаю! – И, злобно ощерясь, бросил: – Да он и сам того не знает!

Тагай удивленно взглянул на друга:

– Ты что невесел ныне? Придумал тоже – о Наурузе тревожиться, – и, вспомнив ночного гостя, добавил: – Мало ли ханов было, мало ли будет еще, а по мне – лишь бы кус больше достался.

Челибей круто повернулся к сотнику, и, увидев его лицо, Тагай поперхнулся, смолк, лишь забытая улыбка осталась на губах.

– Тебе бы только брюхо набить да жиру нагулять! У–у–у!.. Баран курдючный. И все вы бараны, вас бьют, режут, а вы… – Челибей судорожно теребил повод.

Тагай подъехал к нему вплотную, заглянул в лицо:

– Что с тобой: какое горе гложет твою душу? Я не узнаю тебя, степной коршун.

– Затупился клюв у коршуна. Не знаю, кого клевать, не себя ли? Вот посадил я Кульну на белый войлок ханский, [77]он мне за это крылья обломал. Теперь Науруз–хан. Лучше, что ли? Разве ханы это? Шакалы, трусы, хорьки!

Тагай оглянулся:

– Слава Аллаху, вокруг пусто.

– Хоть ты пойми, Тагай, от этой резни ханской слабеет сила татарская! Орда слабеет! Пойми! – И сразу смолк: ничего он не поймет, рожа у дружка глупая.

Взмахнул плеткой. Лошадь присела на задние ноги, всхрапнула и пошла с кургана крупной рысью. Тагай скакал сзади, поглядывая на затылок Челибея, посмеивался беззвучно: «Бердибек–хана резал, об Орде не думал, у Кульны в когтях побывал, иное запел. Эх, Челибей, лихим был баатуром, стал ишаком вислоухим». Посмотрел вокруг, улыбнулся: «Пока шумят ковыльи степи, мощь Золотой Орды не иссякнет, и страшиться нечего». Весело взглянул вперед. Вздрогнул. Осадил лошадь.

– Челибей, смотри! Кто это?

Около красноверхой юрты сидел старик в рваном пурпурном халате.

– Ты не знаешь? – казалось, искренне удивился Челибей. – Это же сам святой Хизр – человек, которому Аллах подарил бессмертие… – И добавил со зловещей усмешкой: – Радуйся, Тагай, встреча с ним сулит правоверному удачу.

Зорко вглядывался старик в подъезжавших. Все pa зглядел, весь разговор их понял. Когда всадники остановили лошадей, Хизр встал, сказал властно:

– Не слезай с лошади, сотник, место твое не здесь. Зови людей своих, скачи в Сарай–Берке. Служи Науруз–хану служи верно, чтоб он полюбил и поверил в тебя. Да не забудь, если счастье дорого тебе, молчи о наших встречах. Молчи и помни и жди меня.

Презрительно, с холодной усмешкой глядел Челибей на пожелтевшее от страха лицо Тагая.

Дата добавления: 2015-06-26