В чужих местах

Кузнец все же подковал Гораздова коня, а когда на следующее утро около кузницы остановился Васька–десятник и принялся расспрашивать про Горазда, кузнец, не смигнув, соврал, что Горазд свернул с торной дороги и поехал в обход Микулина, обратно на север, в Новгород. Васька только тряс башкой, в которой гудел вчерашний хмель. Кузнец глядел на его зеленоватое лицо, вздыхал сочувственно, а сам думал: «Нет, нет! Упаси бог с Москвой связываться».

Тем временем Горазд, миновав Волок Ламский, гнал коней к Москве. За селом Кудриной дорога становилась все многолюдней. Многолюдством новогородца не удивишь: видывал. Каменные башни и стены Кремля тоже были Горазду не в диковину. Въехал он в Кремль Боровицкими воротами. Там над крутым подъемом, из–за серых изб, из–за небольшого белокаменного храма Спаса на Бору, поднимался многоцветной сказкой дворец великого князя. Легкие вышки, переходы, палаты, терема от чешуйчатых крыш до самой земли покрыты тонкой деревянной резьбой. Весь дворец как в кружеве. А крыльца! Что ни крыльцо, то диво.

«К какому крыльцу подойти? Как спросить великого князя?»

Горазд, махнув рукой, поскорее повернул обратно.

«Надо искать Фому».

Но не так–то легко было его отыскать в Москве. Лишь к полудню нашел Горазд дом Фомы. Взглянув с высоты седла за забор, он увидел в глубине двора мальчишку, низко кланявшегося небольшому столбику, поставленному торчком. Из–за столбика выглядывала девочка, она, стараясь говорить басом, спрашивала:

– Ой ты гой еси, удалой, добрый молодец Иванушка, ты скажи, пошто пришел ко мне в Орду? Чего тебе у нас надобно?

– Я скажу тебе, поганый царь, – отвечал нараспев мальчишка, вновь кланяясь, – а пришел я к тебе в Орду, штобы выручить красну девицу, свет Аленушку.

Девочка приподняла столбик и, стукнув им, закричала:

– Ах ты, дерзкий пес, неразумный ты! Я за то тебя пожалую, я сварю тебя живьем в котле, как великий царь Чингис супротивников своих варивал.

Мальчишка нахлобучил шапку и, подбоченясь, прошелся мимо столбика.

– Ты, поганый царь, не пужай меня, смотри, худа бы не было.

Девочка хлопнула в ладоши.

– Эй! Слуги мои верные, вы возьмите удала молодца, вы киньте его во кипящий котел!

Мальчишка одним прыжком оказался около столбика. Схватив его, он стремительно бросился в другой конец двора, к закопченной кузне. Горазд увидел: там, около кучи бурого, ржавого хлама, на небольшом костре кипел котелок. Мальчишка с маху ткнул столбиком в кипяток. Котел опрокинулся прямо в огонь, но мальчишке было уже не до костра, он кинулся на землю, вскочил и, хлопая руками по бокам, закричал:

– Садись мне на спину, Аленушка, полетим на Русь по поднебесью.

Девочка сразу сбилась с былинного лада.

– Ну, Ванька, напутал! Ты же в серого волка обернулся, как так лететь по поднебесью?

– То вчера я был серым волком, а нынче я сизый орел.

– Не полечу по поднебесью, еще свалишься оттуда.

– А волка ордынцы догонят.

– Вчера не догнали.

– А сегодня у них кони отъелись.

– А сизого орла стрелой подобьют. Нечего руками хлопать: ты серый волк!

– Нет, сизый орел!

– Нет, волк!

– Нет, орел!

– Кто там орет – волк аль орел? Вижу, вижу: то красна девица Аленушка богатырю Иванушке спуску не дает! Так его, Аленка! Худо твое дело, Ванюшка!

Фома, перегнувшись через перила крыльца, весело смеялся, глядя на ребят. Тут Горазд не вытерпел, крикнул:

– Фома!

Ребят как ветром сдунуло. А Фома с криком: – Горазд! Ты ли это, Горазд! – уже летел через двор к воротам. – Друг, вот одолжил!

– Не к тебе я приехал, Фома. Князь Михайло затеял недоброе…

Горазд вкратце рассказал обо всем. Фома поддакивал сочувственно:

– Ну само собой, в своих местах и у зайца прыть, а в чужих только волку выть. Ты, стало быть, не посмел в княжеский терем идти. А зря! Коли с делом, так Митрий Иванович и последнего холопа выслушает. Ты нагляделся на князя Михайлу, тот от княжой спеси, как клещ, раздулся, от спесии лопнет. У нас, в Москве, это понимают, у нас проще. Ты не слезай с коня, я своего оседлаю, поскачем в Кремль.

Вот и Кремль. Опять перед Гораздом сказкой, созданной плотничьим топором, встал дворец великого князя, но после слов Фомы он подъезжал к нему уже без трепета, однако на ступенях крыльца снова не по себе стало, сдернул шапку.

«У Фомы шапка тоже в кулаке, видно, не так уж просто в Москве, как хвастает Фома».

Наверху их встретил боярин. Стоял он в тени от шатровой крыши, свет падал только на узорные сапоги из желтого сафьяна. На них и глядел Горазд, не смея поднять головы.

– Куда? – сурово спросил боярин.

– К Митрию Ивановичу.

– Нельзя!

– Как нельзя, Михайло Андреевич? Я, вишь, человека веду, он изуверского плена сбежал, он гибель Торжка видел, с вестями он.

– Нельзя! Недосуг князю. – Взглянув через плечо Фомы, боярин спросил самого Горазда:

– Какие у тебя вести? Выкладывай.

Фома шепнул Горазду:

– Боярин Бренко это, ему можно сказать: он ближний человек у князя.

Горазд промолвил тревожно:

– Тверской князь в Литву ушел, набега литовского ждать надо!

– Только–то? – засмеялся Бренко. – А откуда ждать? Рубеж литовский велик.

Горазд смотрел в насмешливые глаза боярина, молчал. Бренко ответил сам.

– Из–под Любутска, с полдня хотят напасть Ольгерд с Михайлой. Думают, оттуда их не ждем, а мы ко встрече готовы.

«Готовы!»

Горазд дернул Фому за рубаху, пошел вниз. И спешить незачем было, и думать, и тревожиться:

«Готовы!»

Дата добавления: 2015-06-26