Алан Глинн Области тьмы 6 страница

Поначалу я думал о выступлениях в клубах, европейских турне, водопадах визиток от музыкальных дельцов, но достаточно быстро осознал одну важную вещь: я, конечно, хорош, но не настолько. Я могу сыграть «Stardust» и «It Never Entered My Mind», может, смогу отыграть оба тома «Хорошо темперированного клавира», если буду работать без остановки 500 часов, но вопрос в том, хочу ли я потратить 500 часов на пианино?

К вопросу о: а чем я вообще хочу заниматься?

И где-то в это время я начал волноваться. Стало ясно, что если я буду и дальше принимать МДТ, мне понадобится некий фокус и структура в жизни, скакать от одного интереса к другому до бесконечности нельзя. Мне нужен план, правильный курс действий – я должен работать.

Ещё у меня был другой неотложный вопрос. Что я буду делать с 450 таблетками? Часть можно продать по 500 долларов за штуку, так что я решил поступить с ними естественно… толкнуть их – и сделать это самому. Но как именно? Тусоваться на углу? Барыжить в ночных клубах? Загнать их оптом в комнате отеля стрёмному мужику с пистолетом? К тому же я быстро понял, что даже если получу всю цену за половину таблеток, 120 тысяч долларов за всё про всё – это ничто по сравнению с потенциальной прибылью от того, что я съем их и использую творчески и благоразумно. Я более-менее закончил «Включаясь», к примеру, и мог легко выдать на-гора ещё пару книг. А что ещё можно сделать?

Я набросал возможные проекты. Один вариант был забрать «Включаясь» из «Керр-энд-Декстер» и превратить в полномасштабную монографию – увеличить текст и сократить иллюстрации. Ещё я подумал про сценарий по мотивам биографии Олдоса Хаксли, сфокусироваться на его жизни в Лос-Анджелесе. Я размышлял о книге по экономике и социальной истории какого-нибудь продукта, например, сигар, или опиума, или шафрана, или шоколада, или шёлка, что-нибудь, что можно потом подвязать к обильному потоку документального телесериала. Я думал издавать журнал, открыть агентство по переводу, или кинокомпанию, или разработать новый интернет-сервис… или – не знаю – разработать и запатентовать электронное устройство, которое прочно войдёт в жизнь, через шесть месяцев или год мой бренд прогремит по всему миру и обеспечит мне место среди величайших эпонимов двадцатого века – Кодак, Форд, Гувер, Байер… Спинола.

Но недостатком всех этих идей была или неоригинальность, или утопичность. На любую ушёл бы вагон времени и денег, и не было никакой гарантии – сколь бы охуительно умным я ни был – что она сработает, или ей хватит рыночной привлекательности. Так что следующее, о чём я подумал – вернуться в институт на курс усовершенствования. Если пользоваться МДТ с умом, я быстро заработаю репутацию и смогу оперативно построить запоздалую карьеру в.:. какой-нибудь области, но проблема, в какой? Юриспруденция? Архитектура? Стоматология? Какая-нибудь наука? Только на перечисление вариантов может уйти лет двадцать, и от этого кружится голова. И впрямь ли я готов снова погрузиться в это говно – экзамены, курсовые, разборки с профессорами? От одной мысли меня тошнило.

И что же, спросил я себя, мне осталось? Ну, что тут думать? Делать деньги. Делать деньги… как? Названивая по телефону. А?

Игра на бирже, придурок.

Глава 10

Это же казалось очевидным. Я каждый день читаю финансовый раздел в газетах, обсуждаю эту тему с отцом, даже прогоняю незнакомым женщинам о том, что я инвестиционный аналитик, так что следующий шаг – заняться этим серьёзно и по-настоящему, дневной торговлей опционами, фьючерсами, производными бумагами, да чем угодно. Это лучше любой работы, какую я могу найти, ну и плюс игра на бирже привлекала меня, как новая форма рок-н-ролла. Единственная проблема состояла в том, что я толком не знал, что есть опционы, фьючерсы и производные бумаги – по крайней мере, не настолько, чтобы торговать ими. Я мог пустить пыль в глаза при беседе, но это не особо поможет, когда придёт пора выложить деньги на стол.

Мне надо было провести пару часов с человеком, который подробно объяснит, как работает биржа, и покажет механизмы дневной торговли. В голову мне пришёл Кевин Дойл, мы с ним завтракали в воскресенье пару недель назад, он работал в «Ван Лун и Партнёры», но насколько я помнил, это фанатичный дядька, делец с Уолл-стрит, который может рассказать о дневной торговле через компьютер исключительно в язвительных тонах. Так что я сел названивать знакомым бизнес-журналистам, изображая, что я делаю главу о явлении дневной торговли для новой книги «К-энд-Д». Один из них потом отзвонился и сказал, что может устроить для меня интервью со своим другом, который торговал через Сеть весь прошлый год, и готов рассказать об этом опыте. Мы договорились встретиться у него дома, поболтать, задать вопросы и посмотреть, как он работает.

Мужика звали Боб Холланд, он жил на Восточной Тридцать Третьей и Второй. Он открыл мне дверь в семейных трусах, провёл в комнату и спросил, хочу ли я эспрессо. В комнате господствовал длинный обеденный стол, на котором стояли три компьютера и кофе-машина. Между дальним концом стола и стеной стоял велотренажёр. Бобу Холланду было около сорока пяти, он был тощ, жилист, и на голове его торчали жидкие серые волосы. Он стоял перед одним из компьютеров, разглядывая экран.

– Это берлога чудовища, Эдди, так что тебе придётся, н-да… – одной рукой он рассеяно поправил трусы, а второй что-то настучал на клавиатуре, –…придётся смириться с местным дресс-кодом. – По прежнему думая о своём, он ткнул в кофе-машину и прошептал: «Эспрессо».

Я сделал себе кофе и принялся разглядывать комнату в ожидании, что он заговорит. Кроме стола и пространства вокруг него помещение казалось запущенным. Тут было темно, спёртый воздух, и как будто тут давным-давно не пылесосили. Мебель и обстановка была не то чтобы аляповатая – слишком аляповатая, подумал я, для этого спартанца и преданного воина Насдака.

Я решил, что, вполне возможно, он развёлся от трёх до шести месяцев тому назад.

Внезапно, после долгого приступа сосредоточения и активного топтания клавиш – во время которого я выпил эспрессо – Холланд заговорил.

– Многие верят, что когда ты покупаешь некую долю акций, ты покупаешь соответствующую долю бизнеса. – Говорил он медленно, будто читал лекцию, но продолжал смотреть в экран. – Следовательно, чтобы выяснить, сколько стоит твоя доля бизнеса, ты должен определить, сколько стоит весь бизнес. Это называется «фундаментальный анализ», при нём ты исследуешь финансовое самочувствие компании – потенциал роста, запланированную прибыль, кэш фло, такие показатели. – Он задумался, ещё постучал по клавиатуре, потом продолжил: – Другие смотрят только на цифры, и не обращают внимания на суть бизнеса и его текущую оценку. Это количественные аналитики, или «количественники». Счетоводы. Они считают, что оценки рыночного потенциала и управленческой квалификации слишком субъективны. Они покупают и продают исключительно на количественной основе, используя сложные механизмы обнаружения минутных расхождений цены на рынках. – Он бросил взгляд на меня. – Ага?

Я кивнул.

– Ещё есть «технический анализ». В нём изучаются модели цены-объёма, и ты пытаешься понять психологию, окружающую акции.

По ходу лекции он продолжал смотреть в экран, а я кивал.

– Но трейдинг – это не совсем наука, Эдди. Я хочу сказать, фондовую биржу нельзя свести к единой системе, отсюда все смутные разговоры об «иррациональности богатства» и попытки объяснить поведение рынка в терминах психиатрии, биологии, и даже химии мозга. Я не шучу – недавно были реальные предположения, что инвестиционная осторожность сильно упала от того, что высокий процент дилеров и брокеров сидит на прозаке. Так вот, – он пожал плечами, – учитывая, что никто ничего не знает, неудивительно, что большая часть инвесторов использует все три вышеперечисленных подхода.

И потом примерно час, стоя около стола – и с таким видом, будто он только что отыграл напряжённую партию в теннис – Боб Холланд развивал эти идеи и расписывал подробности опционов, фьючерсов, производных бумаг, а ещё облигаций, хеджевых фондов, глобальных рынков и так далее. Я записывал по мелочи, но вообще, когда слышал объяснения, осознавал, что в целом я понимаю эти термины, более того, от размышлений на эту тему громадные залежи знаний раскрылись у меня в голове, знаний, которые я, наверное неосознанно, собирал долгие годы.

Когда он закончил обрисовывать картину – как действуют инвестиционные банки и инвестиционные менеджеры – он перешёл к собственно дневной торговле.

– И есть такие люди, как я, – сказал он, – новые парии Уолл-стрит. Десять лет назад это были те, кто занимался LBO^[3], Гордоны Гекки. Теперь это маньяки в бейсболках, которые сидят дома перед компьютерами и заключают сделки по тридцать-сорок раз на дню, выбирая восьмые, шестнадцатые, даже тридцать вторые доли процентного пункта с акции, а потом закрывают позицию до конца торгов. – Он отвёл глаза от экрана, посмотрел на меня, может, второй или третий раз с тех пор, как я пришёл. – Нас обвиняют в искажении рынков и провокации изменений в цене акций, но это всё херня. В восьмидесятые так же говорили о тех, кто занимался поглощениями. Мы просто новая волна, Эдди, – электронная дневная торговля – это плод технологических и регуляторных перемен. Это всё просто, это поток, это природа вещей. – Он снова пожал плечами и вернулся к экрану.

– Вот, взгляни.

Я быстро подошёл и встал сзади него. В середине экрана, того, на котором он работал, я видел плотные столбцы цифр, дробей и процентов. Он указал на что-то на экране – ATRX, биржевое обозначение биотехнологической компании – и сказал:

– Вот эти открылись сегодня по шестьдесят долларов за акцию и упали немного, так что цена покупки сейчас 593/8… а предложение… – он указал на другую часть экрана, – 593/4, 3/8 разницы – это спред. Прикол в том, что благодаря новейшему ПО и регуляторным переменам, введённым Комиссией по бирже и ценным бумагам, я могу торговать внутри этого спреда, и прямо здесь, у себя дома.

Он подсветил строку цифр после символа ATRX, и некоторое время её разглядывал. Что-то проверил на других экранах, вернулся к первому и что-то там нажал. Пару секунд подождал, и ещё что-то нажал. Ещё подождал – рука его зависла в воздухе – а потом сказал тихо:

– Ага.

Повернулся ко мне и объяснил, что он сделал. Используя новую трейдинговую программу, он выяснил, что на покупке ATRX сидят три маркетмейкера, и на продаже два. Вычислив, что ATRX будет расти, он использовал большой спред, объявив цену покупки в 597/16 на 2 000 акций, что было на 1/16 больше лучшей цены на покупку. Дав лучшее предложение, Холланд оказался первым в списке на исполнение заказа. Первые 2 000 выброшенных на рынок акций оказались у него по 597/16. Скоро он уже прелагал их на продажу по 5911/16, что всё равно было меньше, чем запрошенная цена крупных маркетмейкеров. Холланд угадал, акции забрали у него почти сразу. За пятьдесят секунд и несколько ударов по клавиатуре он заработал чистыми больше 500 долларов и уменьшил спред на 1/8 процентного пункта.

Я спросил, сколько таких трейдов он делает за день.

Холланд впервые улыбнулся. Он сказал, что делает по тридцать трейдов в день, обычно в пределах одной-двух тысяч акций, и редко держит их дольше десяти минут.

Потом снова улыбнулся и сказал:

– Ладно, не все торги идут так, как сейчас, но большая часть. – Он задумался. – Надо обнаружить колебания графика и быстро на них отреагировать.

– Ты хочешь сказать, выигрывает не тот, кто имеет больше информации?

– Ни хера. Сегодня доступно столько индикаторов, что в итоге ты получишь противоречивые сигналы. Ни хера.

Захватив его внимание, я начал засыпать его вопросами. Как он готовится к каждому дню торгов? Сколько позиций он держит открытыми за раз? Какие комиссионные он платит?

Пока Холланд отвечал на вопросы, он постепенно отодвигался от экранов. Потом он начал готовить себе эспрессо, и когда он его пил, он достаточно переключился с работы, чтобы снова заметить, что стоит в одних семейных трусах, и начал переживать по этому поводу. Он допил остатки эспрессо, извинился и пошёл по коридору, как я решил, в спальню.

Пока его не было я принялся разглядывать экраны. Это было потрясающе… он сделал 500 долларов – цена одной дозы МДТ – за пятнадцать секунд! Я решительно хотел научиться так же, потому что если уж Боб Холланд может открывать и закрывать по тридцать позиций в день, я наверняка справлюсь с сотней или больше. Когда он вернулся в джинсах и майке, я спросил его, как можно начать учиться. Он сказал, что лучший вариант освоить дневные торги – заниматься ими, торговать, и что большая часть онлайн-брокеров облегчает этот процесс, давая свободный доступ к игровым симуляторам торгов и проводя консультации.

– Игровые симуляторы, – сказал он пафосно, – это отличный способ развить свои таланты, Эдди, и приобрести уверенность в выборе торгов, при этом ничем не рискуя.

Я попросил его посоветовать онлайновых брокеров и программные пакеты по трейдингу, и когда записывал ответ, продолжал обстреливать его вопросами. Холланд отвечал на каждый, и развёрнуто, но я видел, что он начинает тревожиться, словно количество и суть моих вопросов вышли за пределы его ожиданий – словно он чувствовал, что отвечая, давая мне информацию, он выпускает в киберпространство эдакого монстра Франкенштейна, отчаянного, жаждущего человека, способного бог знает на какие финансовые жестокости.

Времени прошло немало, но Холланд теперь полностью сосредоточился на мне. С каждым вопросом он казался всё более озабоченным, и в его ответах прорезалась предостерегающая нотка.

– Знаешь, начинай потихоньку, оборачивай по сотне акций за раз в первый там месяц, или пока не нащупаешь почву…

– Ну…

–…и если у тебя выдался хороший день, не делай скоропалительных выводов – один день ещё не значит, что ты стал Уорреном Баффетом. На следующей сделке ты можешь легко потерять всё, что заработал…

– Ну…

–…и когда ты начинаешь торговлю, следи, чтобы у тебя уже сложилось ожидание по тому, как она будет себя вести, и если всё идёт в другую сторону – соскакивай!

Я готов был кивать на каждое его слово, и Холланд это видел. Но он не мог уже сбить меня с пути, потому что чем больше он предостерегал меня от потенциальных опасностей дневной торговли, тем сильнее меня возбуждала мысль пойти домой и приступить к процессу.

Когда я убрал записную книжку в карман куртки, а куртку натянул на себя, Холланд начал частить.

– Торговля может быть очень напряжённой. – Он задумался, потом сказал, как в воду прыгнул: – Никогда не занимай деньги у родственников или друзей, Эдди – я имею в виду на торговлю или чтобы выбраться из торгового кризиса. – Я посмотрел на него, теперь уже воспринимая его тревогу. – И никогда не ври, скрывая убытки.

В его голосе прорезались нотки отчаяния. У меня появилась мысль, что говорит он не столько мне, сколько о себе. Ещё мне показалось, он не хочет, чтобы я уходил.

А я хотел, и сильно – но я задержался. Я стоял в центре комнаты и слушал, как он рассказывает, что ушёл с поста директора по маркетингу, чтобы начать дневную торговлю, и что через полгода от него ушла жена. Он говорил, что становился беспокойным и раздражительным, когда не мог торговать – например, по воскресеньям или глухой ночью – и что кроме торговли скоро в его жизни ничего не осталось. Потом он рассказал, что не мог собрать деньги на счёт, и часто даже не чесался открывать баланс комиссионных.

– Потому что ты не хотел осознавать размер своих убытков? – сказал я.

Он кивнул.

Потом он углубился в признания и начал говорить о склонности к привыканию, и что если не одно, так другое…

Всё это время единственное, о чём я думал, это сколь возвышенным, подобным короткому, но сложному джазовому соло, был тот пятнадцатисекундный пассаж электронной коммерции. Скоро я уже потерял нить слов Холланда, я отвлёкся, потерялся во внезапных, хмельных размышлениях об открывающихся возможностях. Холланд, как я понял, бродил в темноте, забирал случайные шестнадцатые пункта то тут, то там, причём явно чаще ошибался, чем угадывал. Но у меня всё будет не так. Я буду инстинктивно знать, что делать. Я буду знать, какие акции покупать, когда их покупать и зачем. У меня всё получится.

Когда я всё-таки ушёл и вернулся к себе на Десятую улицу, голова у меня ещё кружилась. Но потом, когда я открыл дверь в квартиру и шагнул в комнату, я сразу почувствовал себя сдавленным, слишком большим – как Алиса, словно скоро я закину руку за голову и высуну локоть в окно, раздражённый оттого, что я ещё не заработал вагон денег на дневной торговле – обиженный и с отчаянной внутренней потребностью в вещах… в новом костюме, паре новых костюмов и туфлях, нескольких парах, ещё рубашках и галстуках, новой технике: музыкальный центр получше, DVD-плейер, ноутбук, нормальный кондиционер, и комнат побольше, коридор пошире и потолки повыше. У меня появилось гложущее чувство, что когда я не двигаюсь вперёд, вверх, когда я не меняюсь, трансмутирую, трансформируюсь во что-то новое, я могу, ну не знаю, взорваться…

Я поставил скерцо из Девятой симфонии Брукнера и промаршировал по квартире, как танковая дивизия из одного человека, бурча себе под нос, взвешивая возможности. Как мне двигаться вперёд? С чего начать? Но скоро я осознал, что у меня не много вариантов, потому что денег в шкафу осталось пара тысяч долларов, и на счету в банке столько же – и давайте смотреть правде в лицо, пара тысяч долларов плюс пара тысяч долларов – это только на все случаи и планы, пара тысяч долларов, и всё, что у меня есть, не считая кредитки, это именно эта сумма.

Я выгреб всё, что осталось в шкафу, и пошёл за покупками. На этот раз я направился на Сорок Седьмую улицу, и купил два четырнадцатидюймовых телевизора, ноутбук и три программных пакета – два для инвестиционного анализа, и один для онлайновых торгов. Отбросив мнение Боба Хол-ланда, что обилие информации приводит к конфликту сигналов, я купил «Wall Street Journal», «Financial Times», «New York Times», «Los Angeles Times», «Washington Post» и последние выпуски «The Economist», «Barrens», «Newsweek», «The Nation», «Harper’s», «Atlantic Monthly», «Fortune», «Forbes», «Wired», «Variety» и ещё десяток еженедельных и месячных изданий. Ещё я набрал газет на иностранных языках, хотя бы те, в которых я мог поковыряться – «II Sole 24 Оге» и «Corriera della Sera», естественно – а ещё «Le Figaro», «Еl Pais» и «Frankfurter Allgemeine Zeitung».

Вернувшись домой, я позвонил другу, который работал электроинженером, и он по телефону объяснил мне, как подключить провода от двух новых телевизоров к моему кабелю. Он очень переживал и хотел сам прийти и всё сделать, но я убедил его, что он может просто объяснить мне, чёрт – объяснить всё по телефону, а я запишу. В нормальных обстоятельствах я способен куда на меньшее – заменить пробки или предохранитель – но всё равно я умудрился исполнить все инструкции, и в результате скоро все три телевизора работали рядышком в комнате. После этого я подключил ноутбук к компьютеру на столе, установил программы и вошёл в сеть. Набрал материалов по интернет-бирже, использовал кредитку и банковский перевод, чтобы открыть счёт в одной из мелких компаний. Потом взял газеты и журналы, и разложил по квартире. Начал читать материалы, открывал их на нужных страницах, раскладывал повсюду – на столах, стульях, полках, диване, полу.

Следующие часы пролетели стрелой. Я беспокойно торчал перед пятью экранами, впитывая информацию – и на фоне моей скорости вся предыдущая работа казалась тектонической. Три телевизора показывали разные новости и финансовые передачи – CNN, CNNfn и CNBC, притоки глобального потока информации, анализа и оценки. Онлайновый брокер, у которого я зарегистрировался – Индекс «Клондайка» – обеспечивал меня цитатами, экспертными комментариями, новостями и гиперлинками на разные исследовательские инструменты и игровые симулято-ры. На другом компьютерном экране я бегал по сайтам типа Блумберга, street.com, quote.com, Яростного Быка и Пёстрого Шута. Ещё я время от времени находил возможность отбомбиться по акрам новостных газет, которые притащил домой, читая статьи обо всём и вся… Мексика, естественно, а ещё генетически модифицированная пища, разговоры о мире на Среднем Востоке, бритпопе, упадке сталелитейной промышленности, статистике нигерийских преступлений, электронной коммерции, Томе Крузе и Николь Кидман, басках-сепаратистах, международной торговле бананами… В таком ключе.

Конечно, я сам не понимал толком, чем занимаюсь, у меня не было никакой связной стратегии, я делал что попало, но меня притягивала мысль, что чем больше информации скопится у меня в мозгу – по самым разным темам – тем более уверенно я буду себя чувствовать, когда придёт пора принимать эти самые пресловутые миллисекундные решения.

И – к вопросу о – чего я вообще жду? У меня нет особого финансового размаха, но если я действительно хочу, я могу начать торговлю буквально через секунду. Чтобы выставить заказ, мне надо было только выбрать акции, ввести тип транзакции и количество акций, а потом кликнуть на кнопку «Разместить заказ» на экране.

Я решил начать наутро.

В десять утра, покрутившись в кресле, я замер, разглядывая квартиру. За последние двадцать четыре часа она радикально изменилась. Уже не так похожая на жилое место, она стала теперь, по выражению Боба Холланда, берлогой одержимого психа. Но я так увлёкся, что меня это уже не волновало, я повернулся обратно к экранам двух компьютеров и начал выбирать акции для покупки. Я листал отборочные списки, списки инсайдеров, списки отцов с Уоллстрит, и в итоге послушался животного инстинкта и выбрал среднюю софтверную компанию из Пало-Альто под названием «Диджикон», которая, по моему мнению, подходила для быстрой акции. Она только что прошла долгий период торгов в очень узком ценовом диапазоне, но похоже, что была на грани перелома. И правда, пока я размышлял о «Диджиконе» и собирал данные в аналитических программах, цена акции выросла на половину пункта. Счёт, который я открыл в «Клондайке», облагался большими комиссионными и требовал высокую ставку процента, но они давали плечо до 50 % при открытии депозита. Так что я дал заказ на 200 акций «Диджикона», по 14 долларов за акцию. В течение получаса я купил в сумме 500 акций шести других компаний, используя все мои средства, а потом остаток дня отслеживал положение дел у них, ожидая сигнала к продаже. Утром и днём акции шести компаний из семи с разной скоростью росли в цене. Я быстро решал, от кого избавиться. «Диджикон», например, вырос до 173/8, но я не думал, что они будут расти и дальше, так что я продал их с прибылью в 600 долларов – минус комиссия и плата за транзакцию, естественно. Другие акции выросли с 181/2 до 243/4, а ещё одни с 31 до 367/16. Скинув их в правильное время, я сумел увеличить свой стартовый капитал с 7 000 долларов до 12 000, а в последние два часа торгов я скинул всё, кроме США-Кова. Эти акции весь день не двигались, несмотря на сигналы, что надвигается повышение. Меня это очень сердило, потому что, выбирая эти акции, я чувствовал почти физические сигналы… неопределённая дрожь в глубине живота – так оно мне показалось. И вообще, все остальные акции меняли цену, и я не понимал, что не так с этими.

Не испугавшись, я разместил заказ на дополнительные 650 акций США-Кова, по 22 доллара за штуку. Буквально через двадцать минут на экране загорелся сигнал и США-Кова начали расти. Сначала они поднялись на два пункта, потом ещё на три. Я смотрел, как цена акции ползёт вверх. Когда она дошла до 36 долларов, я набрал команду на продажу, но ещё выжидал, и отправил её, когда они доросли до 39, прибавив 17 долларов меньше чем за час.

И вот к закрытию торгов в этот первый день у меня на счету было больше 20 000 долларов. Минус стартовые 7 000 и комиссионные выходило, что за день я сделал около 12 000 долларов. Для биржи это, конечно, мелочи, но как свободный автор, я столько зарабатывал за полгода. Это было здорово, но меня поразило, как же мне везёт: семь вариантов и семь удач, причём в обычный день, когда рынок закрылся, прибавив всего двенадцать пунктов. Это было потрясающе. Как я так умудрился? Мне повезло? Я пытался прокрутить в голове весь процесс, восстановить каждый шаг и выяснить, могу ли я опознать сигналы, по которым я выбрал эти смутные, низкодоходные акции, но задачка оказалась мне не по зубам. Я перепроверял дюжины трендов, пересматривал аналитические программы, и вот я уже ползаю по полу, по раскрытым газетам и глянцевым журналам, в поисках статьи, которую я вроде бы читал, и которая могла мне что-то подсказать – или спровоцировала идею, или ещё как-то на меня повлияла, или не повлияла. Я просто не знал. Может, я что-то слышал по телевизору, случайное замечание одного из сотен инвестиционных аналитиков. Или что-то промелькнуло в чате, или на форуме, или в интернет-журнале.

Пытаться восстановить мои мозговые координаты в тот момент, когда я выбирал эти акции, было, как запихивать зубную пасту в тюбик, и скоро я отказался от этой идеи. Но один вывод я сделал, что я использую фундаментальный и количественный анализ в равных долях, и хотя я могу и не восстановить эту пропорцию в следующий раз, и никогда не создам те же условия, что сегодня, я явно на правильном пути. Конечно, если всё это не было – невыносимая мысль – чистой случайностью, эпическим приступом везения новичка. В это я не верил, но должен был убедиться, и потому с нетерпением ждал следующего торгового дня. А значит, в плане подготовки надо было заправиться информацией и – естественно – МДТ-48.

В ту ночь я спал часа три-четыре, а когда проснулся – внезапно, из-за того, что под окнами завыла сигнализация на машине, я не сразу понял, где, а главное, кто я. А пока меня не разбудила эта сирена, я смотрел яркий сон, действие шло на старой квартире у Мелиссы, на Юнион-стрит в Бруклине. Во сне ничего особенного не происходило, но появилось ощущение качественной виртуальной реальности, с панорамами и прорисованным зумом, и даже звуками… памятное подвывание батарей, например, хлопанье дверей в коридоре, детские голоса под окнами.

Глаз сна – точка зрения, камера – низко скользила над сосновыми половицами, через разные комнаты этой железнодорожной квартиры, снимая всё: волокна дерева, каждую их извилистую линию и узелок… слой пыли, выпуск «The Nation», пустую бутылку из-под «Гролша», пепельницу. Потом, медленно двигаясь вперёд, камера наплыла на правую ногу Мелиссы, голую, её скрещенные ноги, голые, и синюю шёлковую комбинацию, и вот она наклоняется, комбинация сползает, полуобнажая груди. Длинные, блестящие, чёрные волосы прячут её плечи, почти закрывают лицо. Она сидит в кресле, курит, о чём-то думает. Выглядит она ошеломительно. Я сижу на полу, как мне представляется, и выгляжу чуть менее ошеломительно. Потом, через пару секунд, я встаю на ноги и точка зрения – головокружительно – поднимается вместе со мной. Когда я поворачиваюсь, всё поворачивается, и в эдакой сковородке комнаты я разглядываю чёрно-белые фотографии на стене, фотографии старого Нью-Йорка, которые так нравятся Мелиссе; я смотрю на каменную полку давно не разжигавшегося камина, над ней зеркало, а в зеркале – мельком – я, в старой вельветовой куртке, которая у меня была, такой худой, такой молодой. Продолжая движение, я вижу открытые двери, связывающие комнату со спальней, а потом, стоя в дверях, я вижу Вернона, с волосами, лощёного, в кожаной куртке, в которой он тогда ходил. Я очень внимательно его разглядываю, его красивые зелёные глаза, высокие скулы, и пару секунд кажется, что он говорит со мной. Губы у него движутся, но я не слышу ни звука…

А потом внезапно это кончается, сигнализация уныло завывает на Десятой улице, и я спускаю ноги с кровати – глубоко дышу, с чувством, что видел призрак.

Неизбежно в голове у меня селится следующая картина с участием Вернона, но тут уже прошло лет десять-одиннадцать: Вернон лыс, лицо обезображено шрамами и синяками, Вернон лежит на диване в другой квартире, в другом районе…

Я уставился на коврик около кровати, на его сложный, бесконечно повторяющийся узор, и медленно покачал головой из стороны в сторону. С тех пор, как я начал пару недель назад принимать МДТ, я не особо думал о Верноне Ганте – хотя, по любым понятиям, повёл я себя ужасно по отношению к нему. Обнаружив, что он мёртв, я сначала обыскал его спальню, а потом украл его деньги и собственность. Я даже не пошёл на его похороны – убедив себя, без единого на то повода, что Мелисса бы этого не хотела.

Я встал с кровати и быстро пошёл в комнату. Взял две таблетки из керамического горшочка над компьютером, который ежедневно пополнял, и проглотил. Всё, что я забрал, принадлежало сестре Вернона – и бог с ними, с наркотиками, но уж куда пристроить девять штук, Мелисса бы придумала.

С комком в желудке я сел за компьютеры и включил их. Потом посмотрел на часы. Было 4:58 утра.

Я мог бы сейчас дать ей вдвое больше, а может, если завтра дела пойдут хорошо, и не вдвое, но не получится ли, будто я откупаюсь от неё?

Тут меня начало тошнить.

Никогда я не представлял возобновление отношений с Мелиссой в таком ключе. Я бросился в ванную и захлопнул дверь за собой. Упал на пол и согнулся над унитазом. Но ничего не вышло, я не сблевал, проторчал там минут двадцать, тяжело дышал, прижавшись щекой к холодному белому кафелю, пока ощущение не прошло – вернее, ощущения… потому что, как ни странно это звучит, когда я встал, ушёл в комнату и начал работать, тошноты я уже не чувствовал – и виноватым себя не чувствовал тоже.

Торговля в тот день шла оживлённо. Я снова набрал портфельчик акций, пять средненьких компаний, серых лошадок, по которым что-то стало ясно. Чуть раньше, за кофе, я нашёл упоминания в разных газетных статьях – а потом бесчисленные ссылки на бесчисленных сайтах – на США-Кова и их вчерашний сверхестественный успех на бирже. «Диджикон» и ещё пару тоже упомянули, но без связного объяснения, что случилось, и без отсылок хоть к какой-нибудь вменяемой информации. В принципе, моя выигрышная фишка Го могла и случайно оказаться на правильной клетке, так что хотя шансы на то, что я выбрал семь выигрышных компаний подряд, были астрономически малы, в тот момент это было возможно, в отсутствие доказательств противного, что своим первоначальным успехом я обязан слепой удаче.

Дата добавления: 2015-06-26