Основание столицы

Шли первые годы Северной войны. Шведская Аталанта безуспешно пыталась обогнать хитроумного русского Гиппомена[1]. Персей российский[2] освобождал Андромеду-Ингерманландию от чудовища свейского[3], Венера безуспешно удерживала Адониса от охоты[4]… До роковой встречи Актеона с Дианой[5], Фаэтонова конца свейской армии[6] и обращения ликийских крестьян в лягушек[7] было еще далеко.

11 октября 1702 года русские войска отвоевали у шведов стоявшую в истоке Невы крепость Нотебург («Ореховая крепость»), некогда основанную новгородцами и называвшуюся Орешек. Царь Пётр Алексеевич дал ей новое имя Шлиссельбург — «Ключ-город». В этом имени предвосхищено имя «Санкт-Петербург»: ключ предполагает замóк и врата.

Замкóм стала шведская крепость Ниеншанц («Новая крепость»), стоявшая на берегу Невы в устье её притока Охты. Русские взяли её 1 мая 1703 года. «Врата в Европу отверсты», сказал, по преданию, царь Пётр Алексеевич. И дал крепости новое имя — Шлотбург, «Крепость Замóк».

В ночь с 6 на 7 мая 30 лодок с гвардейцами двумя отрядами, под командованием капитана от бомбардиров (царя Петра) и поручика Александра Меншикова, взяли в устье Невы на абордаж два шведских корабля. 8 мая корабли были доставлены в лагерь к Шлотбургу, 10 мая за эту первую морскую викторию русских «было благодарение Богу с троекратною стрельбою из пушек и ружей... бомбардирский капитан и поручик Меншиков учинены кавалерами ордена св. Андрея», была выбита медаль с надписью «Небываемое бывает». 11 мая царь уехал на Ладожское озеро и лодейнопольские верфи.

16 мая был праздник Святой Живоначальной Троицы, память о сошествии Святого Духа на апостолов. В этот день была заложена крепость. Нет документов о том, что происходило здесь в этот день. Несомненно, был молебен. Наверняка салютовали из пушек и ружей. Скорее всего, изрядно выпили. Великий город был основан.

24 мая приехал царь. Он выбрал место для дворца — вне крепости, на Берёзовом острове у Невы. По преданию из рукописи «О зачатии и здании царствующего града Санктпетербурга», А. Д. Меншиков предлагал царю перенести дом из Канецких слобод[8], на что Пётр ответил: «Для того и велю на месте рубить лес и с того леса строить дворец впредь для знания, в какой пустоте оный остров был». Дом действительно построен из сырого, свежесрубленного леса[9]: Петру важно было зафиксировать отношение к дворцу как к мемориалу «впредь для знания» и создать у потомков представление о «пустом месте», на котором возник город.

К 26 мая царский дворец — первый дом будущего города — был построен[10]. 28 мая «Царское Величество с ликом святительским и с генералитетом и статскими знатными чинами на 63 судах изволили шествовать к новопостроенному дворцу», около которого состоялось празднество. По преданию из той же рукописи, царь назвал Берёзовый остров островом святого Петра[11], а свой дворец — Питергофом. Двумя днями позже, 30 мая, царь отпраздновал здесь день святого Исаакия[12] — день своего рождения.

Сокровенный смысл [13]

Новую столицу, как до того Шлиссельбург и Шлотбург, царь Пётр назвал голландским именем — «Санкт-Питербурх»; за Санкт-Питербурхом последовали имена: Кроншлот, Ораниенбаум, Питергоф… Голландская топонимика в отвоёванных землях Ингерманландии (так на латино-голландский лад называли землю «ингров», давно известных русским как «ижора») означала её Новой Голландией[14]. Со времени Великого посольства в последующие 30 переломных лет русской истории Голландия представляла в глазах Петра Великого образ земного Рая и идеал западноевропейской культуры. Голландии Россия обязана искусством кораблестроения, морской терминологией, каналами, цветами, садовым искусством (из садов голландского Барокко выросли Летний сад и Петергоф), фейерверками, картинными собраниями, анатомическим театром, солёным огурцом, курением трубок. Бело-сине-красный флаг появился в Московии до Петра, но выбор его как государственного произошел при Петре; первоначально расположение полос буквально повторяло голландский флаг. При преемниках Петра голландская топонимика сменится немецкой, которая также свидетельствует: здесь — Европа[15].

Имя Санкт-Питербурх значит «Святого Петра град», город апостола Петра. Городом апостола Петра был Рим — столица древней Римской империи, дух которой веками витал над Европой[16] — «вечный город», символический сакральный и культурный центр мира[17].

Имя «Санкт-Питербурх», означая ‘Рим’, определяет новый город столицей России с акта его основания. Потому и нет указа о переносе столицы, или о двух столицах[18].

В имени «Санкт-Питербурх» заложена политическая и культурная программа развития России и роль новой столицы. «Посвящение святому апостолу Петру … включает в себя представление о высшей цели [Северной] войны. Заданное этим посвящением уподобление Санкт-Петербурга Риму и Иерусалиму, открывшихся для России врат в Европу вратам Рая — определяет смысл культурных реформ, центром которых явилась новая столица»[19]. Санкт-Петербург — столица не «Великия, Малыя и Белыя Руси», но государства принципиально нового, европейского — Российской империи. Имя обозначает намерение сделать Россию преемницей великой Римской империи, подобной ей по мощи и величию, а Санкт-Питербурх — новым центром христианского мира[20]. Значение ‘Рим’ у столицы предполагало имперский статус государства и императорский титул государя, который царь Пётр Алексеевич и принял в 1721 году по окончании Северной войны[21], в день празднования иконы Божией Матери Казанской, покровительницы Российской земли, царствующего дома и царствующего града[22].

Санкт-Питербурх, расположенный в устье Невы, своим положением был для России выходом к морю — вратами в Европу. Именем города «врата в Европу» уподоблены вратам Рая, ключи которых вручены святому апостолу Петру[23]. Ключ (Шлиссельбург) — есть, замóк (Шлотбург) — открыт (и потому стал ненужен: после основания Санкт-Питербурха Шлотбург велением царя был срыт и на его месте посажен дуб — символ мужества), врата в Европу (Санкт-Питербурх) — отверсты[24]. Отсюда ласковое называние царём новой столицы «Парадиз» — то есть Рай[25].

Для акта основания новой столицы был выбран праздник Пятидесятницы (Святой Живоначальной Троицы) — праздника в память о сошествии Святого Духа на апостолов, проповеди св. Петра (Деян. 2: 14–39) и основания Церкви Христовой[26]. Выбор дня добавляет ещё одну семантическую игру: град во имя святого Петра царь Пётр основал в день основания Церкви Христовой святым Петром. Это «напоминало о единстве христианских народов, к которым присоединилась новая Россия — Российская империя»[27], сопоставляет царя с апостолом[28], а столице придаёт огромную сакральную важность. Выбор дня основания был настолько знаков, что само действо по случаю основания города состоялось в отсутствие царя.

Дворец [29]

Облик местности, где предстояло возникнуть городу, напоминал картину мира первых дней Творения. «Низкие, топкие берега», серые воды рек, часто затянутое серыми тучами низкое небо, частые дожди: здесь земная твердь, воздух, вода словно бы ещё не вполне были отделены друг от друга, и «Дух Божий носился над водою».

Всё созидание Санкт-Петербурга как столицы новой, преображённой России проникнуто пафосом Начала[30]. Современники сравнивали Петра I с Адамом[31]. Санкт-Петербург — возможно, единственный в мире город, в котором есть достоверно первый дом — Первоначальный дворец царя, мемориал основания столицы, воплощение программы преображения России в Парадиз.

Конструкция постройки, хорошо видная по концам брёвен, присуща не русским, а скандинавским приёмам строительства[32]. Возможно, дворец строили пленные шведы, «возможно, как предполагает Д. С. Лихачёв, строителям давал указания Пётр, будучи и сам отменным плотником»[33]. Но главное — это европейский дом. На русский дом дворец совсем не похож, так и должно быть: здесь — Европа.

Окна дворца растянуты по горизонтали, занимая почти половину периметра дворца, в том числе почти всю ширину западной и восточной стен. Их высота – почти в треть высоты стен (5–8-й венцы сверху — из 14), они обрамлены чёрного цвета наличниками, которые зрительно увеличивают и ширину, и высоту окон, прикрывая ещё по венцу сверху и снизу[34]. Огромность окон, невозможная в любом традиционном русском строении, но характерная для Барокко, восходит к деревянному зодчеству Скандинавии[35], напоминает и Голландию, и архитектуру кормовых рубок кораблей.

Обтёсанные бревенчатые стены расписаны под голландскую кирпичную кладку, в которой кирпичи клались то вдоль, то торцом, поперёк, с яркими белыми швами. Так в последующие годы (первые годы истории города) будут расписывать в Петербурге деревянные и мазанковые дома. Дворец царя поставлен был у самой Невы[36], и издали, с реки его стены можно было принять за кирпичные[37].

Но роспись стен нужна не только для иллюзии: кирпич — рукотворный камень, а камень — знаковый материал в городе Святого Петра, имя которого по-гречески значит ‘камень’[38]. Санкт-Петербург — город умышленно каменный: по замыслу, обозначенному самим его именем.

Другое значение камня — ‘Европа’: своей каменностью облик столицы новой России, в противоположность традиционно деревянной Руси, подражает Западной Европе. По голландскому образцу, кирпич был не только строительным, но и отделочным материалом фасадов[39]. Первые кирпичи Санкт-Питербурха — пока иллюзорные, огромные, нарисованные свободно и размашисто[40].

По-голландски крутая вальмовая (четырехскатная) крыша дворца[41] крыта окрашенным первоначально в красный цвет гонтом — дощечками, иллюзорно имитирующими повсеместную в Голландии и распространённую во всей Европе черепицу — ещё один знак Голландии (или Европы). Посредине крыши стояла деревянная мортирка, направленная жерлом в сторону Швеции, а по концам крыши были деревянные раскрашенные пылающие бомбы. Это знаки «бомбардира», каковым именовал себя в то время капитан бомбардирской роты Преображенского полка царь Пётр Алексеевич.

Обрамлённая чёрными наличниками единственная дверь ведёт в Сени, по сторонам которых расположены две парадные комнаты — направо из Сеней бóльшая, изолированная, налево меньшая, из которой есть вход в третью, маленькую изолированную комнату. Названия комнат условны, они появились по упразднении часовни, находившейся во дворце в 1742–1929 годах, при создании музея[42]. Маленькая комната, условно называемая Спальней, могла быть таковой: об этом говорят ее расположение в глубине дворца и ее размеры. Большие комнаты сейчас условно называются Кабинетом и Столовой — соответственно основным функциональным типам помещений. Но можно предположить, что комната, примыкающая к спальне, была кабинетом, а не столовой, а самая большая комната — столовой. Мы будем называть их большим и малым залами[43].

Стены и потолки всех интерьеров были обтянуты парусиной (возобновлена по обнаруженному фрагменту). В распоряжении царя были дорогие ткани: согласно рукописи «О зачатии и здании царствующего града Санктпетербурга», к состоявшемуся 28 мая 1703 года первому празднеству «близь дворца поставлены были два великие шатра персицкой работы из шёлковых богатых материй, и полы устланы были коврами». Поэтому выбор ткани обивки мог быть значим: парусный холст ассоциировался с морем и мореплаванием. Но холст мог быть и покрыт шпалерами и коврами.

Окна и двери во всех 4 помещениях дворца, как и на фасаде, обрамлены наличниками чёрного цвета[44]. Наличники выступают как рама оконных и дверных проёмов. Рама выполняет синтаксическую функцию границы обрамляемого, то есть заявляет обрамлённое текстом. Это одно из условий, делающих виды в окна и в дверные проёмы компонентом декора интерьера, и, соответственно, текстом с некоторой функцией[45].

Двери из большого зала в Сени, из малого зала в Сени и Спальню со стороны залов имеют росписи. Размеры, характер живописи и другие признаки дают основания предположению, что двери не расписывались специально для Первоначального дворца: такие иллюзорные росписи делались на дверях кают шведских кораблей[46]. Это могли быть корабли, захваченные царём 7 мая. Расписные двери в Первоначальном дворце были не только трофеями, но и обрели новые контексты, став декором интерьеров дворца.

Росписи дверей, ведущих из залов в Сени, иллюзорно изображают лес — пейзажи, напоминающие облик местности, окружавшей дворец в начальные времена Санкт-Петербурга — реальное пространство, видимое в окна.

На двери из малого зала в Спальню иллюзорно изображена аркада двусветного дворцового зала, каким мог бы видеться в дверной проем реальный зал, будь он за этим проёмом.

Таким образом, в дверные проёмы всегда видны пространства — нарисованные иллюзорные (при закрытых дверях) или реальные (соседние помещения при открытых дверях). То есть двери дворца со стороны залов всегда «открыты» во внешнее пространство, что соответствует и духу стиля Барокко, и потребности моряков, пребывающих в небольших замкнутых пространствах на корабле.

Со стороны Сеней и Спальни двери росписей не имеют: это пространства прагматического назначения.

Тема росписи на дверях связана с назначением пространства, в которое они ведут; они обозначают свойства пространств, расположенных за дверями. Двери с нарисованным лесом ведут не непосредственно в лес, а в Сени. За дверью с росписью «аркада» — не грандиозный зал, а Спальня: маленькая каморка.

Нарисованные пространства суть знакирасположенных за дверьми реальныхпространств, знаками росписей обозначенных. При этом реальное пространство Сеней оказывается знаком некоей истинной сущности, обозначенной нарисованным пространством «Лес», которую можно назвать ‘Мир’. Реальное пространство Спальни оказывается знаком истинной сущности, обозначенной нарисованным пространством «Зал», которую можно назвать ‘Дом’[47].

Это чисто барочная перемена мест означаемого и означающего, основанная на характерном для мышления Барокко принципе «отражения». Для Барокко всякое явление есть лишь эхо, отпечаток некоего преждебывшего и отождествленного с вечностью, получившего тем самым сакральную ценность, отпечаток некоей истинной сущности, скрытой за многообразием своих проявлений. Явление само есть отпечаток некоей сущности, могущей быть обозначенной, явленной посредством знака, и оно же — как отпечаток — есть знак этой сущности[48].

Оба зала и Сени образуют небольшую анфиладу. При открытых дверях росписи дверей из залов в Сени превращаются в декор стены Сеней. Открытая дверь из малого зала в Спальню становится ее декором: превращается в пристенное панно с видом уголка зала.

Двери из малого зала в Спальню и в Сени расположены на одной стене, симметрично, и тем самым сопоставлены положением. Иллюзорные росписи дверей Первоначального дворца словно воплощают одну из основных оппозиций: ‘внешнее’ — ‘внутреннее’, ‘Мир’ — ‘Дом’, ‘Природа’ — ‘Культура’. Фундаментальная оппозиция ‘Природа’ — ‘Культура’ соответствует ситуации, подобной акту Творения: преобразование пространства Природы в пространство Культуры, воплощенное первым домом, который есть знак будущего города и новой России. «Из тьмы неведения на феатр славы всего света и, тако сказать, от небытия к бытию произведены», — как сказал канцлер граф Г. И. Головкин при поднесении Петру императорского титула.

В 1711 году наличники окон и дверей были расписаны по чёрному фону цветами и травами[49].

Росписи наличников акцентируют их синтаксическую функцию рамы, означивающей виды в проёмы как своего рода изображения, и придают наличникам также функцию семантическую: дополняют их как тексты, характеризуют. Расположение на наличниках определяет роспись одновременно и как декор пространства внутреннего — интерьера, которому роспись принадлежит, и как декор, относящийся к обрамлённой «картине» — виду в проём.

Цветы и травы — компоненты райского сада. Обрамляя вид в окна, они характеризуют реальный пейзаж создающегося града святого Петра — как Рай (‘Парадиз’). Обрамляя иллюзорные пространства, видимые в обрамленные проёмы дверей, когда они закрыты, росписи так же характеризуют их. Обрамляя реальные виды из одной комнаты в другую через обрамленные проёмы при открытой двери, — они и их характеризуют как ‘Парадиз’.

Как декор интерьеров, в которых они расположены, росписи также характеризуют внутреннее пространство дома как ‘Парадиз’. Росписи наличников цветами и травами обрамляют и нерасписанные створки дверей (в Сенях и Спальне). ‘Парадизом’ является весь окружающий дворец мир, реальный или иллюзорный, и ‘Парадизом’ является сам дворец (и каждый его интерьер) как модель созидаемого града-‘Парадиза’.

Все знаки текста Первоначального дворца не эмблематичны, а образны. Чрезвычайно экономными художественными средствами — росписью фасада, односторонней росписью трех дверей из залов, и росписями наличников — создан многоплановый, богатый художественный текст, обозначающий европейскость и, одновременно, райскую сущность и самого дворца и (в идеале) окружающего его мира. Это культурная значимость дворца как первого дома новой столицы России, преображенной в Европу.

[1] Смотри рельефы на фасаде Летнего дворца и на Большом каскаде Петергофа (восточная сторона, 2-я сверху ступень, посредине).

[2] Статуя работы Ф. Ф. Щедрина на Большом каскаде.

[3] Рельефы на фасаде Летнего дворца и на Большом каскаде (восточная сторона, нижняя ступень, справа; западная сторона, 3-я снизу ступень, справа).

[4] Рельеф на фасаде Летнего дворца.

[5] Статуя работы И. П. Мартоса на Большом каскаде; рельефы на фасаде Летнего дворца и на Большом каскаде (западная сторона, 3-я сверху ступень, посредине).

[6] Рельеф на Большом каскаде (западная сторона, 3-я снизу ступень, слева).

[7] Две «жабы, которые водой блюют» внизу Большого каскада, рельефы на фасаде Летнего дворца и на Большом каскаде (центр, нижняя ступень, посредине — меж статуй лягушек).

Все эти и подобные им петровские аллегории расшифрованы М. А. Тихомировой, см. Тихомирова М. А. Памятники, люди, события (Из записок музейного работника). Л.,1970; 2-е изд., Л.,1984.

[8] Так русские называли завоёванный шведский город Ниен при Ниеншанце.

[9] «Широкие и глубокие разрывы в здоровых брёвнах могли появиться, по мнению специалистов, только в результате несоблюдения технологии заготовки строительного материала. Иными словами, для постройки первого здания Петербурга был использован не бывший уже в употреблении, а свежесрубленный и не просушенный лес» (Четверикова Н. В. Домик Петра I в Петербурге // Памятники культуры. Новые открытия. 1995. М., 1996. С. 461).

[10] Основная литература о дворце: Зязева Л. К. Домик Петра I. Л., 1983; Кареева Н. Д. Первоначальный дворец Петра Великого. СПб., 1998.

[11] То есть островом Санкт-Петербург, Санкт-Петербургским, позже его называли просто Петербургским. С переименованием города из «Санкт-Петербурга» в «Петроград» Петербургский остров и включающая его Петербургская сторона были автоматически переименованы в Петроградские, став тихим топонимическим абсурдом.

[12] Неисповедимым промыслом день св. Исаакия (12 июня по новому стилю) — государственный праздник Российской Федерации (установленный совсем на других основаниях).

Неисповедимым промыслом в день св. Исаакия в 1991 году на общегородском референдуме большинство жителей проголосовало за возвращение городу имени «Санкт-Петербург».

[13] Выражение принадлежит А. М. Панченко (в беседе с автором, 1990 год). Предлагаемая интерпретация «сокровенного смысла» вдохновлена опубликованной в 1981 году статьей: Лотман Ю. М., Успенский Б. А. Отзвуки концепции «Москва — Третий Рим» в идеологии Петра I // Лотман Ю. М. Избранные статьи: В 3 т. Т. III. Таллинн, 1993. С. 201–212; см. также: [Силантьева Н. А., Яранцев В. Н.].  Санкт-Петербург // Российский Гуманитарный энциклопедический словарь. Т. III. М.; СПб., 2002. С. 233.

[14] Потом так назовут петербургский остров с первой военной гаванью и складами корабельного леса. Ср. греческую и славянскую топонимику присоединённых при Екатерине II Новороссии и Тавриды.

[15] «В Российских Европиях некоторый живяше дворянин», — начинается знаменитая «Гистория о российском матросе Василии Кориотском и о прекрасной королевне Ираклии Флоренской земли» (издавалась неоднократно; см. Русская литература XVIII века 1700–1775. Хрестоматия. М., 1979. С. 12). «Похищение Европы» — см. рельефы на фасаде Летнего дворца и на Большом каскаде Петергофа (два на стенках Ковша). Тема, при Екатерине II воплощенная античным мозаичным полом в царскосельском Концертном зале Дж. Кваренги.

[16] Во времена Петра Римской империей называлось объединение германских и сопредельных Германии государств, титул Римского императора (кайзер, то есть цезарь) носил австрийский государь. Римской империей (Rum) называла себя даже мусульманская Турция после присоединения Константинополя — «второго» Рима, ставшего под именем Стамбул её столицей.

[17] Ведь и славянское «Рим» — это не фонетическое изменение латинского Roma, а анаграмма слова «мир».

[18] «Столицей» царь Пётр именует Санкт-Питербурх в письмах ещё тогда, когда города фактически не было.

Наличие двух столиц, необходимых друг другу и стране, как две головы государственного орла — примечательный феномен русской культуры периода империи, обеспечивший ее расцвет. Обращенный к Западу, Санкт-Петербург был воплощением имперской государственности и «регулярности»; Москва — воплощала верность историческим традициям. Поэтому именно в московском Успенском соборе Петр I совершает традиционный, но беспрецедентный во всех отношениях акт коронации Екатерины I в 1724 году: первая коронация без патриарха, первая коронация женщины, первая коронация императорской короной.

[19] Жерихина Е. И., Яранцев В. Н. Воинские и мемориальные храмы Санкт-Петербурга // Новый часовой: Русский военно-исторический журнал. № 8–9. СПб., 1999ю С. 251.

[20] Это трансляция идеи Рима: в традиционной для России формуле «Москва — третий Рим, а четвертому не быть» именование новой столицы заявляет ее Римом не «четвёртым», но «истинным»: ни «второй Рим» Константинополь, ни Москва не являются городами апостола Петра. В фундамент то ли цитадели, то ли Петропавловского храма была заложена частица мощей брата апостола Петра — апостола Андрея Первозванного, покровителя Российского государства и мореплавателей (во имя которого Петр I утвердил первый российский орден и эмблему которого несет морской флаг России).

[21] Но еще задолго до принятия титула, в 1714 году, изображение российской императорской короны увенчало увитый лаврами обелиск в горельефе «Триумф Минервы» над парадным входом в Летний дворец царя.

Титул «царь», происходящий от «Цезарь», соответствовал титулу «император», но в Европе понимался как «король». Императорский титул — это еще и перевод старого русского титула на понятный Европе язык римских амбиций.

[22] Тогда же Пётр велел называть себя «Петром Первым» без отчества и принял титулы «Отца Отечества» и «Великого». Неисповедимым промыслом день принятия императорского титула — государственный праздник Российской Федерации (4 ноября по новому стилю), установленный совсем на другом основании. Соединением римской идеи с почитанием Казанской иконы стал возведенный по замыслу Павла I Казанский собор (см. Жерихина Е. И., Яранцев В. Н.; Кузнецов С. О. Казанский собор // Три века Санкт-Петербурга. Энциклопедия. Том II: Девятнадцатый век. Кн. 3. СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2004. С. 34–38.

[23] Именно значение «врат» определило расположение порта и верфей вплоть до середины XIX века в самом центре города.

[24] Образ «Врат Рая» понимали не географически: мол, Рай — за морями на Западе, в Голландии, — но символически: раем будет новая, ныне созидаемая Россия.

[25] В голландском языке «парадиз» означает ‘рай’. Преобразовательная программа Петра Великого была замыслом земного Рая, превращения в Парадиз всей России, получающей идеальную организацию (например, Табель о рангах).

Называнию Санкт-Питербурха парадизом корреспондируют многочисленные невиданные дотоле сады голландского типа, заложенные под непосредственным руководством царя. В том числе первый сад новой столицы — Летний сад, заложенный всего через год после акта основания города, раньше адмиралтейских верфей и других построек первой необходимости. По замыслу Петра I, «парадизу» должна была уподобиться вся Невская губа, приняв облик водоема посреди райского сада. Воплощением этого замысла стали сады: по южному берегу — по Петергофской дороге, а по северному берегу — в Лахте, Лисьем Носу и Сестрорецке, где были построены дворцы. При входе в Кронштадтскую гавань был задуман грандиозный маяк с аркой для прохода кораблей, изобилующий аллегорическими скульптурами (проекты Н. Микетти, И. Ф. Браунштейна). Великолепие Петергофа является отблеском этого грандиозного плана.

[26] Берташ А. В., Яранцев В. Н. Троицко-Петровский собор // Три века Санкт-Петербурга. Том I: Осьмнадцатое столетие. Кн. 2. СПб., 2001. С. 426.

[27] Жерихина Е. И., Яранцев В. Н. Воинские и мемориальные храмы… С. 251.

[28] Сравнение царя Петра с его небесным покровителем апостолом Петром неоднократно встречается в текстах Феофана Прокоповича, «евангельскому образу создаваемой церкви в речах Феофана соответствует государство и — ýже — Петербург» (Лотман Ю. М., Успенский Б. А. Ук. соч. С. 210).

[29] Интерпретация текста дворца, прежде всего его интерьеров, по инициативе Д. С. Лихачёва была доложена на заседании Отдела древнерусской литературы Пушкинского дома в 1987 году, но не публиковалась. Автор благодарен всем, кто участвовал в обсуждении.

[30] Мировоззрение эпохи Барокко соединило унаследованную от Средневековья старую идею цикличности времени (в котором новое лишь эхо вечности) с новым представлением о времени — идеей его линейности, «предполагающей принадлежность истории человеку, его независимость от прошлого и свободу творить будущее» ([Яранцев В. Н.].  Барокко // Российский Гуманитарный энциклопедический словарь. Т. I. М.; СПб., 2002. С. 163); отсюда актуальная для Барокко идея быстротечности времени. Концепция Барокко вдохновлена А. М. Панченко, см.: Панченко А. М. Русская культура в канун петровских реформ. Л., 1984.

[31] И Пётр позже поставил в своём приморском Парадизе — Петергофе — фонтан в восьмигранном (символ Вечности) бассейне, со статуей Адама, держащего, но еще не вкусившего яблоко.

[32] Четверикова Н. В. Домик Петра I в Петербурге // Памятники культуры. Новые открытия. 1995. М., 1996. С. 456, 460.

[33] Четверикова Н. В. Ук. соч. С. 460.

[34] Два нижних венца утрачены, и ныне окна занимают ровно треть высоты.

[35] «Окна… представляются традиционными для зодчества Швеции и Норвегии» (Четверикова Н. В. Ук. соч. С. 460).

[36] Позже берег много раз подсыпали и отодвигали.

[37] Барокко — эпоха символов. Означающее было важнее означаемого. Вещь была тем, чем она была означена. Отсюда такая любовь к обманкам.

[38] И Я говорю тебе: Ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее (Мф 16: 18).

[39] То есть кирпич фасадов (и тип кладки) обозначал Голландию, respective Европу.

[40] Голландскую кладку из реальных кирпичей можно видеть на стенах «голландского дома» царя — Монплезира (1714–1721); такой кладкой в память о петровском Питербурхе в XIX веке сложен футляр над Первоначальным дворцом (1844, арх. Р. И. Кузьмин; 1889, расширение пристройками до крестообразного плана, арх. Н. М. Салько).

[41] Такая крыша чужда деревянной архитектуре Скандинавии, для которой характерны двускатные крыши, и напоминает голландские. Н. В. Четверикова предполагала возможность полной замены перекрытий при одном из ремонтов (ук. соч., с. 460), но позже выяснилось, что вальмовая крыша изначальна: «Высокая четырёхскатная крыша Д. П. I, опирающаяся на стропила с распором, покрыта гонтом … (подлинные стропильные конструкции петровского времени сохранились в восточной части)» (Четверикова Н. В. Домик Петра I // Три века Санкт-Петербурга. Том I: Осьмнадцатое столетие. Кн. 1. СПб., 2001. С. 320).

[42] Часовня была в меньшем из парадных интерьеров, больший занимала ризница, в которой хранились петровские реликвии.

[43] Планировка дворца идентична планировке традиционного шведского дома (Четверикова Н. В. Домик Петра I в Петербурге // Памятники культуры. Новые открытия. 1995. М., 1996. С. 458, 460). Но так как функции дворца и крестьянского жилища очень разные, то назначение интерьеров не могло совпадать.

[44] Верхние наличники окон и дверей находятся на одном уровне. Двери не имеют наличника снизу.

[45] Согласно Теории пространства культуры Н. А. Силантьевой.

[46] Четверикова Н. В. Домик Петра I // Три века Санкт-Петербурга. Том I: Осьмнадцатое столетие. Кн. 1. СПб., 2001. С. 320–321. Корабль как сооружение, предназначенное для жизни человека в мире чуждой ему стихии, есть агент Культуры, направляемый далеко в мир Хаоса, и в силу этого обладает свойствами, присущими вообще пространству культуры.

[47] Простой коммутационный тест: мысленно поместить роспись «Лес» на дверь Спальни, а роспись «Зал» на дверь Сеней. Получится абсурд. Следовательно, расположение росписей не случайно, а действительно значимо.

[48] Мир в культуре Барокко (как и в Средние века) осмыслялся как книга, он был предельно знаков, причём означаемые и означающие постоянно менялись друг с другом и взаимоотождествлялись. Люди эпохи Барокко мыслили аналогиями (и выражали мысли аллегориями). Для того, чтобы все многообразие мира уложить в сознании, искали соответствия, пропорции между сходными вещами, ибо всё соотнесено друг с другом, и взаимные отражения явлений проявляют их смысл. Особым шиком считались поражающие воображение сочетания «далековатых» идей, образов, представлений. Принцип «отражения» связан с идеей единства мира, упорядоченности, изоморфности различных аспектов мироздания. Эта идея восходит к древности, актуализирует средневековое миропонимание и глубинные мифологические пласты культуры. Но мир, простой и понятный для человека Средневековья и Возрождения, внезапно оказался огромен и сложен — эпоха Барокко в Европе была связана с Великими географическими открытиями, раздвинувшими пределы мира и показавшими его безграничное разнообразие, с великими открытиями в астрономии, физике и анатомии. И Барокко представляет мир не только единым и упорядоченным, но и пребывающим в движении, безграничным, многообразным (это называли по-латыни varietas, что буквально и значит ‘пестрота, многообразие’). См. [Яранцев В. Н.].  Барокко. С. 162–163.

На игре отражений построены параллели: Санкт-Петербург — Рим, Российская империя — Римская империя, ‘Парадиз’ (Санкт-Петербург) — Парадиз небесный, и т. д.

[49] Подобные росписи — «травное письмо» — бывали в русских интерьерах XVII в. (документированы в Коломенском дворце), где они имели функцию помешать проникновению через проёмы в дом вредоносных сил.

Дата добавления: 2015-06-26