Но молодая мать, в каком-то нечеловеческом ожесточении слушая рассказ испуганной служанки, нисколько не доверяла ее словам и стала упрекать ее в неуместной жалости

Пораженная таким неотрицаемым чудом, женщина перешла в брод и подняла младенца на руки. Убедившись в том, что малютка жив и невредим, служанка залилась горькими слезами раскаяния, отнесла Фому к матери и, задыхающимся от страха и волнения голосом, объявила ей о всем случившемся.

Долго умоляла служанка пощадить неповинное дитя. Но сколько ни просила ее, сколько ни рыдала, увещевая мать гневом Божьим, ожесточенная Евфросиния была неумолима. Пришлось покориться ее воле.

Прошло более полугода. Испытав всевозможные способы, чтобы сделать Фому похожим по воспитанию на других детей и ежедневно замечая в нем зародыши каких-то непонятных простой женщине наклонностей и стремлений, Евфросиния решилась навсегда избавиться от такого нравственного, по ее мнению, урода. Однажды вечером она позвала к себе служанку и, тайно затворившись от мужа, начала с ней совещаться.

Такое обстоятельство с первых дней поселило в сердце матери холодность к малютке Фоме. К тому же стали появляться еще разные суеверные соседки и знакомые попадьи, которые, истолковывая это явление по-своему и приплетая нелепые рассказы и суждения, стали считать Фому чуть ли не медвежонком. Евфросиния же, по своей простоте и невежеству, от души верила этим суеверным толкам и, приходя в ужас, ожесточалась все более и более.

Младенческие годы и сиротское отрочество.

И колыбель моя носилася когда-то,

Как все упавшие из теплых гнезд орлята,

Я бури испытал во дни моей весны,

I.

Житие.

Ангелам Своим заповесть о тебе сохранити тя во всех путех твоих (Пс. 90:11).

По прихоти бушующей волны (О. Н. Чюмина).

В городе Махновке, Киевской губернии и уезда, при Рождество-Богородицкой церкви проживал некогда священник Андрей Горенковский. В октябре 1788-го года жена его Евфросиния (урожденная Гошковская) родила двух близнецов. Старший при св. крещении был наречен Фомою, младший — Каллиником. Оба они отличались красотою, крепостью сил и здоровьем. Люди в те времена были глубоко-верующие и богобоязненные, и в обычае, существовавшем тогда между матерями, рождающими детей, было правило — кормить собственною грудью своего ребенка. Так поступила и Евфросиния. И хотя ей трудно было кормить сразу двух близнецов, однако счастливая мать ни за что не согласилась поручить малюток посторонней женщине.

Кормление началось. Но, к величайшему изумлению Евфросинии, старший из ее близнецов, Фома, упорно не хотел брать груди и каждый раз отвращал свое лицо. Чтобы спасти ребенка от голодной смерти, мать вынуждена была изыскивать всевозможные средства к пропитанию его: она кормила Фому картофельною жижей и давала ему разваренную репу и морковь. Все это Фома принимал охотно. Но едва прикасался к его губам сосуд с перекипяченным молоком, ребенок тотчас с громким плачем вновь отвращал свое лицо и ни за что не хотел принимать молочной пищи.

— Это обминок, — говорила она. — Не хотели крестить его с Каллиником в один день, вот его ведьма и подменяла...

— Я не могу более смотреть на этого упыря¹. Я не могу терпеть его в своем доме. Завтра, чуть свет, возьми его с собою, отнеси к реке и брось в воду. Но поклянись мне в том, что об этом никто, кроме нас, не узнает.

Утром, чуть свет, подкупленная служанка взяла Фому на руки, побежала к речке и, осенив малютку крестным знамением, бросила Фому в воду... Что же случилось? Хранимое Вышним Промыслом дитя вынырнуло из реки и, мирно покоясь на поверхности, словно в мягкой колыбели, пристало к противоположному берегу. Там речные волны выбросили его на сушу.

Заметив это, служанка, уже совершившая в своей душе преступление и боясь ответственности перед хозяйкой, решила довести страшное дело до конца. Она перешла по гребле через реку и подняла Фому на руки. Ребенок спал безмятежным сном. Тогда, не долго думая, служанка снова бросила его в воду и тут же опять была свидетельницею силы Божией: волны понесли младенца к островку, образовавшемуся вверх по течению реки, и бережно сложили Фому на сыпучий песок.

— Хоть убейте меня, но топить неповинное дитя не стану! Сам Бог незримым чудом спасает его жизнь, и горе нам будет за наше жестокое дело убийства...!

— Стыдись! — говорила она, — ты жалеешь этого упыря. Если мы оставим его в живых, — он принесет много зла на земле. О, нет! пусть лучше я собственными руками утоплю его, чем стану глядеть очами на ненавистного мне урода.

С этими словами злобствующая Евфросиния выхватила Фому из рук испуганной женщины и быстрыми шагами направилась к реке. Невдалеке от их дома стояла водяная мельница. Кругом на этот раз не было никого. Евфросиния подошла к ней, высмотрела удобное место и со всего размаху бросила Фому под самое колесо. Сама же, думая, что дитя уже погибло, со спокойной совестью незаметно скрылась. И вдруг — новое чудо: мелящие жернова остановились, и от напора воды произошел необычайный шум.

Мельник, не постигая причины такого явления, выбежал на двор, чтобы посмотреть, что случилось, и что же он видит: — колеса, задержанные неведомою силой, дрожат от сильного напора стремящейся на них воды, которая рвется вперед, пенится и клокочет… Заглянув вниз, он услышал младенческие вопли и среди самого водоворота увидел плавающего ребенка. Тогда мельник проворно спустился вниз и, нагнувшись к воде, поспешил спасти неизвестное ему дитя. Но едва только вытащил Фому из воды, как колеса в ту же минуту опять пришли в надлежащее движение.

Дата добавления: 2015-06-26