С этими словами благословил всех и ушел

Житель гор. Керчи Андрей Гапченко, по профессии мореходец, приехал в 1851 году в Киев на богомолье. С ним была жена его Евдокия Трифонова с сестрою Варварой Голубевою и малолетняя дочь. Прожив несколько дней в Киеве и осмотрев достопримечательности, паломники отправились в Китаев к старцу Феофилу.

Ферапонт Добровольский был принят в Лавру и пострижен в монашество с именем Спиридона. 51 год жил он во святой обители в звании простого монаха и, свято исполняя завещание старца, не пропустил за все время ни одной заутрени.

Мещанин гор. Киева Ферапонт Добровольский возымел большое желание поступить в Лавру на послушание. Три дня ходил он с матерью своею к старцу Феофилу за благословением, но блаженный все уклонялся от разговоров, посылая его то на гостиницу, то в церковь. На третий день, когда Ферапонт с матерью изрядно проголодались, и конца их путешествию не предвиделось, юноша обратился за помощью к келейнику Ивану. Тот сжалился над ними и отправил Ферапонта в келию к старцу.

У старца Феофила в смысле благотворительности было такое правило. Увидит оборванного бедняка, сейчас к себе позовет, клецками его накормит, новенькую рубашечку даст. А если бедняк совсем износился, то поснимает с него истрепанные лохмотья, да в печке их сожжет, а взамен того с ног до головы в новое платье его приоденет. Для этого у него целый запас разного добра, от благотворителей присланного, хранился. Пришел к нему однажды мастеровой Лаврского кирпичного завода Иван Большаков. Получив от Лавры месячную плату за труды, он по слабости человеческой пропил ее всю до копейки и, износившись донельзя, явился к блаженному за подаянием.

Но Соколова не придала этим словам никакого значения. Вернувшись домой в имение, она велела запрячь коляску и отправилась в Керчь по делам. Лошади по дороге чего-то испугались, понесли, выбросили полковницу из экипажа, крепко ударили ее об землю, и Соколова в тот же день скончалась.

Жительствовавшая близ г. Керчи, на Тамани, вдова-полковница Александра Соколова была со своею сестрою в Китаеве и просила у блаженного Феофила благословения.

Помещик недоумевает и едет вперед без ответа.

Купец немедленно сел в экипаж и отправился в Лавру, и долгое время всем инокам на пещерах об этом обличении рассказывал.

В другой раз встречает блаженный в Китаевском лесу проезжего помещика и говорит ему:

— Куда вы?

— Домой, батюшка!

— А с Богом расплатился? (Т. е. принес ли жертву Богу находясь, проездом, в обители? Загладил ли молитвословием свои грехи?)

— Не расплатился? — произносит ему в след старец. — Так помни: сюда ты хорошо приехал, а домой здоров не вернешься.

И что же? На обратном пути как раз возле городской заставы лошади помещика понесли, перевернули экипаж, а сам хозяин ударился о камень и разбился на смерть.

А вот и другой случай:

— Поучай ее, глупую, — обратился старец к сестре ее, указывая на Соколову, — поучай лучше, а то она до самой смерти будет на конях ездить.

А то было дело вот еще как. Пришел однажды старец Феофил в Великую Лаврскую церковь и, примостившись в одну из расположенных по стенам церкви форм, начал молиться. Затем, желая во время чтения кафизм поклониться гробам почивающих в церкви угодников, оставил свою псалтирь на том же месте где стоял, а сам отправился ко гробу преп. Феодосия. Это подметили клирошане, и помощник уставщика, желая подшутить над старцем, спрятал принадлежавшую ему псалтирь к себе в карман. Блаженный, возвращаясь на место и уже издали провидя злую шутку помощника уставщика, даже и не заглянул в ту форму, в которой оставил псалтирь, а с угрозою обращаясь к виновнику преступления, сурово ему сказал:

— Эх, старче, старче. Тебе завтра помирать надо, а ты сегодня злыми шутками поиграть захотел. Горе тебе!

Предсказание это сбылось во всей точности: на следующее утро упомянутый инок скоропостижно скончался.

— Зачем тебе милостыня? — говорит ему старец. — Все равно пропьешь. А вот, изволь, новую рубаху. Сегодня тебе помирать придется, так неприлично будет с лохмотьями в гробу лежать.

Иван Большаков получил новую рубаху и думает: "Жди себе, когда я помру-то. Вот махну сейчас в трактирное заведение, продам рубашонку, да выпью за здоровье твое хорошенько."

Как сказал, так и сделал. Напился пьян, пришел вечером на кирпичный завод: пляшет, песни поет, хохочет. Потом о блаженном вспомнил. Стал о рубахе и смерти рассказывать. В конце концов, попросился на заводе переночевать. Пустили. Залез мастеровой на верхние полати, под самую крышу, и заснул. Вдруг, ночью, стук. Засветили огонь, смотрят: Иван Большаков на полу лежит, лицо все в крови, а сам и не дышит. Пощупали сердце, — не бьется. На смерть разбился, бедняга. Что делать? Обрядили на другой день мертвеца, кто во что мог, отпели по-христиански, да и на кладбище отвезли. И долго после того о рубахе и предречении старца Феофила вспоминали.

Дворянка Мария Козьминишна Шепелева, часто бывая в Китаевской пустыни со своим 4-летним сыном А., всегда заходила к старцу Феофилу для принятия благословения. Блаженный очень любил ее и каждый раз, встречая ее на монастырском дворе и указывая глазами на ее малолетнего сына, говорил: "Ага! монашенок идет, монашенок!" А то призвал однажды мальчика к себе в келию и дал ему груду пряников: "Держи руки! Ешь пряники!" Мальчик принялся уписывать лакомства "за обе щеки," а старец только подбадривал его: "Ешь, ешь," — поощрял он малютку. — "Вырастешь, не пряники, а Христа принимать будешь." Предсказание старца сбылось: мальчик подрос, был отдан на обучение в Лаврскую типографию, затем определился послушником и потом состоял в Лавре всеми почитаемым духовником — иеромонахом А-ем⁷.

Главный подрядчик по постройке Киево-Владимирского собора Кондрат Козьмич Ховалкин, желая остаток дней своей жизни провести в тишине и спокойствии, начал строить в Киеве для себя дом, но его внезапно постигло горе: скончалась родная, любимая дочь — единственная отрада и утешение его одинокой жизни. С прискорбием в сердце Ховалкин отправился к старцу Феофилу за утешением.

— Чего скорбишь? — отвечал ему на это блаженный. — Сиди в келии, да молитву Иисусову твори: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного." — Все пройдет.

— Едва ли пройдет, батюшка. В лице умершей погиб для меня свет моей жизни.

— Свет твоей жизни — Незаходимое Солнце Иисус Христос. Купи себе на мантию, — скоро монахом будешь. Вот что.

Через несколько лет Кондрат Козьмич, действительно, поступил в число братии Голосеевской пустыни на послушание, выстроил там монастырскую гостиницу и начал подвиг спасения. Вскоре он ослеп, был пострижен в монашество с именем Эразма и, прожив несколько лет уединенно в келейке возле церкви, 15 августа 1880 года скончался (Погребен в ограде Голосеевской пустыни в нескольких шагах от могилы подвижника старца Парфения).

— Ты чего лезешь? — гневно вопросил старец юношу. — Разве я святой?

Через минуту он выслал через Ивана кусочек булочки и моченой капусты с приказанием отдать все это Ферапонту с матерью, ибо они "проголодались." Юноша поделился присланным с матерью и, отведав "угощения," тотчас почувствовал, что голод его пропал. Через полчаса старец снова вышел из келии, и Ферапонт, увидав его, упал ему в ноги.

— Благословите в Лавру, батюшка!

— Какое тебе благословение?! Иеромонахом все равно не будешь. Впрочем, иди. Только живи хорошо: в среду и пятницу рыбы не ешь и утрени не оставляй.

Блаженный вышел к ним из келии и, прямо обращаясь к жене Гапченко, спрашивает:

— Ты живешь у моря?

— У моря, батюшка.

— А глубокий у вас лиман?

— Не знаю, батюшка. Не мерила, — с изумлением отвечала Евдокия Трифонова и испуганно переглянулась с родными.

— Покупай в среду и в пятницу ладан и свечи, да в церковь ради спасения души жертвуй, а то торговлею занялась, все только рыбу продаешь.

Дата добавления: 2015-06-26