Способы статистического наблюдения. 5 страница

Ким, которая до этого подпирала стену, неожиданно оказывается рядом с Адамом, не давая ему упасть. Обхватив его обеими руками за талию, она поворачивается к медсестре, её глаза светятся яростью.

- Вы не понимаете! – кричит она.

- Мне позвать охрану? – спрашивает медсестра.

Уступая ей, Адам подаёт Ким знак рукой и шепчет: «Не надо!».

И Ким прекращает. Не сказав более ни слова, она кладет руку Адама себе на плечо и частично переносит его вес на себя. Адам практически повисает на Ким, но после нескольких спотыканий она приспосабливается к этой ноше. Она выдерживает это.

***

У нас с Ким была теория, что почти все в этом мире можно разделить на две группы.

Есть люди, которые любят классическую музыку. И люди, которые любят поп-музыку. Есть городские люди. И деревенские. Те, кто пьют Кока-колу. И те, кто пьют Пепси. Есть традиционалисты и свободомыслящие. Девственники и не девственники. В старшей школе бывают девочки, у которых есть бойфренды, и такие, у кого их нет.

Мы с Ким всегда считали, что относимся к последней категории.

- Это не значит, что мы станем сорокалетними девственницами, - убеждала она. – Просто мы такие девчонки, которые начинают встречаться с парнями в колледже.

Для меня это всегда имело смысл, даже казалось предпочтительным. Моя мама была из тех девушек, кто встречается с парнями в старшей школе, и она всегда отмечала, что мечтала бы не растрачивать свое время таким образом.

- Не так уж часто девушке хочется напиться дешевого пива, подкрадываться ради забавы к спящим коровам или целоваться, лежа в кузове пикапа. А для тех парней, с которыми я встречалась, подобное вполне приравнивалось к романтическому вечеру.

Папа же, наоборот, по-настоящему ни с кем не встречался до колледжа. В старшей школе он был застенчивым парнем, но когда начал играть на ударных, и на первом году обучения в колледже вступил в одну панк-группу –­ бум! – у него появилась куча девушек. Ну, или, по крайней мере, несколько девушек до того, как он встретил маму, и – бум! – у него появилась жена. И я подозревала, что у меня будет примерно также.

Так что и для Ким, и для меня стало сюрпризом, когда я оказалась в первой группе девушек – девушек, которые встречаются с парнями в старшей школе. Поначалу я пыталась скрыть это. Придя с концерта Йо-Йо Ма, я рассказала Ким всё лишь в общих чертах. А про поцелуй и вовсе не упомянула. И свое упущение вполне логически обосновывала: нет смысла разводить шумиху из-за какого-то поцелуя. Один поцелуй еще не делает нас парой. Я и раньше целовалась с парнями, и обычно на следующий же день такой поцелуй испарялся, как капля росы на солнце.

Вот только отличие состояло в том, что с Адамом всё было по-настоящему. Я знала это по тому, как тепло разлилось по всему моему телу ночью, после того как он довез меня до дома и еще раз поцеловал на крыльце. По тому, как я не могла заснуть до самого рассвета, прижав к себе подушку. По тому, как на следующий день не могла ни есть, ни стереть улыбку со своего лица. Я осознала, что поцелуй стал дверью, войдя в которую, я оставила Ким по ту сторону.

Спустя неделю и еще несколько украдкой запечатлённых поцелуев, я знала, что должна рассказать все Ким. Мы пошли выпить кофе после школы. И хотя на дворе стоял май, ливень был как в ноябре. От того, что предстояло, я чувствовала, что мне не хватает воздуха.

- Я плачỳ. Будешь этот свой модный напиток? – спросила я. Это была еще одна из двух категорий, которые мы определяли: были люди, которые пили простой кофе, а были люди, предпочитавшие навороченные кофейные напитки, типа мятного латте, от которого Ким была в абсолютнейшем восторге.

- Думаю, я попробую чай с молоком, специями и корицей, - сказала она, кинув на меня суровый взгляд, явно говорящий: «Мне не будет стыдно за выбранный напиток».

Я купила нам напитки и кусочек ягодного пирога, прихватив две вилки. Сев напротив Ким, я ковырнула вилкой причудливо украшенную корочку пирога.

- Я должна тебе кое-что рассказать, - начала я.

- Кое-что о том, что ты обзавелась парнем? – притворно удивленно поинтересовалась Ким, хотя даже опустив взгляд, я с уверенностью могла сказать, что она закатила глаза.

- Откуда ты знаешь? – спросила я, встретившись с ней взглядом.

Она вновь закатила глаза.

- Ой, не надо. Все это знают. Это самая обсуждаемая сплетня, после той, что Мелани Фэрроу бросила школу, чтобы родить ребенка. Это же словно кандидат в президенты от демократов решил связать себя узами брака с кандидатом республиканцев.

- А кто говорит о браке?

- Я же метафорически, - пояснила Ким. – В любом случае, я знаю. И знала еще даже до того, как об этом узнала ты сама.

- Чушь собачья.

- Да ладно тебе. Парень вроде Адама на концерте Йо-Йо Ма? Он же тебя умасливал.

- Это не так, - отнекивалась я, хотя, конечно, прекрасно понимала, что так оно и есть.

- Я просто не понимаю, почему ты не сказала мне раньше, – очень тихо добавила Ким.

Я уже было начала заговаривать ей зубы тем, что «один поцелуй – это еще не отношения» и объяснять, что не хотела раздувать из мухи слона, но остановила себя. И призналась:

- Я боялась, что ты разозлишься на меня.

- Я не злюсь, - ответила Ким. – Но разозлюсь, если ты еще раз соврешь мне.

- О’кей, - только и сказала я.

- Или если ты превратишься в одну из тех девчонок, которые всюду таскаются за своими парнями и говорят о себе во множественном числе: «Мы любим зиму. Мы думаем, что Velvet Underground* –родоначальники альтернативы».

- Ты же знаешь, что я не буду говорить с тобой о роке. Ни в единственном числе, ни во множественном. Обещаю.

- Вот и отлично, - ответила Ким. – Потому что, если ты превратишься в одну из таких девушек, я пристрелю тебя.

- Если я превращусь в одну из таких девушек, я сама принесу тебе пистолет.

На это Ким рассмеялась, по-настоящему, и напряжение спало. Она положила кусок пирога в рот.

- Как твои родители восприняли это?

- Папа прошел все пять степеней скорби – отрицание, злость, принятие и что там еще, – и все за один день. Думаю, он больше беспокоится о том, что настолько стар, что у его дочери уже есть парень, - я остановилась, чтобы сделать глоток кофе, оставив слово «парень» витать в воздухе. – И он утверждает, что до сих пор не может поверить, что я встречаюсь с музыкантом.

- Ты сама музыкант, - напомнила мне Ким.

- Ну, ты понимаешь, о чем я – с панком.

- Shooting Star играют эмокор, - поправила меня Ким. В отличие от меня, она интересовалась бесчисленным множеством современных музыкальных течений: панк, инди, альтернатива, хардкор, эмокор.

- В основном, это все пустые разговоры, ты же знаешь, это часть папиного образа а-ля галстук-бабочка. Думаю, папе нравится Адам. Они познакомились, когда он забирал меня на концерт. А теперь папа хочет, чтобы я пригласила его к нам на обед, но прошла всего лишь неделя. И я пока не готова к моменту встречи своего парня с предками.

- Не думаю, что когда-нибудь вообще буду к этому готова, - Ким передернуло от одной только мысли. – А что насчет твоей мамы?

- Она предложила свозить меня на прием к врачу по планированию семьи, чтобы взять рецепт на противозачаточные, и посоветовала заставить Адама провериться на различные заболевания. А пока велела затариться презервативами. Даже дала десять баксов, чтобы я начала готовить свой запас.

- И ты начала? – ахнула Ким.

- Нет, ведь всего неделя прошла, - напомнила я. – Здесь мы пока еще в одной группе.

- Пока, - сказала Ким.

***

Еще одна категория, которую мы с Ким придумали, состояла из тех, кто пытался быть крутым в школе, и тех, кто нет. И относительно этой категории я думала, что Адам, Ким и я состоим в одной группе, потому что, хотя Адам и был крутым, он не старался таковым быть. Для него это было само собой разумеющимся. Поэтому я рассчитывала, что мы трое станем лучшими друзьями. Надеялась, что Адам полюбит всех, кого люблю я, также сильно.

Так оно и вышло, если говорить о моей семье. Адам практически стал третьим ребенком. Но с Ким получилось не столь удачно. Адам общался с ней так, как, по моим представлениям, он общался бы с такой девчонкой, как я. То есть он был достаточно милым – вежливым и дружелюбным, но отстранённым. Он не пытался войти в её мир или завоевать её доверие. Я подозревала, что он просто не считал её достаточно крутой, и это меня злило. После примерно трех месяцев отношений, у нас состоялась крупная ссора по этому поводу.

- Но я ведь не с Ким встречаюсь. Я встречаюсь с тобой, - сказал Адам после того, как я обвинила его в том, что он был недостаточно мил с ней.

- И что? У тебя полно подруг. Почему бы не принять и её в эту ораву.

Адам пожал плечами.

- Не знаю. Просто не получается.

- Какой же ты сноб! – сказала я, неожиданно взбесившись.

Адам посмотрел на меня, нахмурившись, словно я была задачкой по математике на доске, которую он пытался решить.

- И почему же это я сноб? Ты не можешь заставить меня дружить с ней. Просто у нас очень мало общего.

- Вот поэтому ты и есть сноб! Тебе нравятся только такие же люди, как и ты сам, - прокричала я. И вылетела на улицу, ожидая, что он последует за мной, умоляя о прощении, но когда этого не произошло, моя ярость только удвоилась. Я отправилась на велосипеде прямо к дому Ким. Она выслушала мои обвинения в адрес Адама с абсолютно ничего не выражающим лицом.

- Это просто смешно, что ты сказала Адаму, что ему нравятся только такие же люди, как он сам, - отчитала она меня, когда я закончила. – Ведь ему нравишься ты, а ты уж точно не такая как он.

- В том-то и проблема, - пробормотала я.

- Что ж, значит разбирайся с ней. Но только не впутывай меня в свою драму, - сказала она. – Кроме того, он мне тоже не так уж и нравится.

- Не нравится?

- Нет, Миа. Не все тут головы теряют при виде Адама.

- Я не это имела в виду. Я просто хочу, чтобы вы, ребята, стали друзьями.

- Ага, а я хочу жить в Нью-Йорке и иметь нормальных родителей. Как там сказал тот парень**: «Ты не всегда можешь получить то, что хочешь».

- Но вы двое – самые важные люди в моей жизни.

Ким посмотрела на мое красное и влажное от слез лицо, её выражение немного смягчилось, и она нежно улыбнулась.

- Мы знаем это, Миа. Но мы с ним из разных частей твоей жизни, как музыка и я – составляем разные её стороны. И это нормально. Тебе не нужно выбирать ту или иную сторону, по крайней мере, мне так кажется.

- Но я хочу, чтобы эти стороны моей жизни объединились.

Ким покачала головой.

- Так не бывает. Послушай, я принимаю Адама, потому что он любит тебя. И могу предположить, что он принимает меня, потому что ты любишь меня. Если это заставляет тебя чувствовать себя лучше, то твоя любовь нас объединяет. И этого достаточно. Мы с ним не должны любить друг друга.

- Но я хочу этого, - сетовала я.

- Миа, - сказала Ким, нота предостережения в её голосе подала сигнал, что терпение подруги на исходе. – Ты начинаешь вести себя как одна из тех девушек. Ещё не хочешь принести мне пистолет?

Позже тем же вечером я заглянула к Адаму, чтобы извиниться. Он принял мои извинения вместе с полным смущения поцелуем в нос. И дальше ничего не изменилось. Они с Ким продолжали вежливое, но отстраненное общение, несмотря на то, сколько раз я пыталась показать каждому из них, насколько хорош другой. Самое смешное заключалось в том, что я никогда не придавала особого значения словам Ким о том, что они связаны друг с другом через меня, до того самого момента, пока не увидела, как она практически несёт Адама по коридору больницы.

* The Velvet Underground – культовая американская рок-группа 1960-х и 1970-х годов, стоявшая у истоков альтернативной музыки.

** Под тем парнем подразумевается солист группы The Rolling Stones, спевшей песню под названием «You can't always get what you want».

Я смотрю, как Ким и Адам исчезают в конце коридора. Я хочу последовать за ними, но я словно приклеена к линолеуму, не в состоянии двигать своими призрачными ногами. И только после того, как они поворачивают за угол, я, наконец, могу встать и пойти за ними, но они уже зашли в лифт.

К тому времени, я обнаружила, что не имею никаких суперспособностей. Не могу просачиваться сквозь стены, или сквозь лестницы. Могу делать ровно то, что могла при жизни, за исключением того факта, что то, что делаю, остается для всех невидимым. По крайней мере, я, что дела обстоят именно так, ведь никто даже и смотрит в мою сторону, когда я открываю двери или нажимаю кнопку лифта. Я могу прикасаться к вещам, даже заставлять их двигаться, если говорить о дверных ручках и тому подобном, но я не могу ничего и никого почувствовать. Как будто я нахожусь в каком-то аквариуме. Для меня это лишено какого-либо смысла, но с другой стороны, все, что происходило сегодня, лишено какого-либо смысла.

Я предполагаю, что Ким с Адамом направились в комнату ожидания, чтобы присоединиться к неусыпному бдению моих родственников, но когда я прихожу туда, членов моей семьи там нет. На стульях лежат плащи и свитера, и я узнаю ярко-оранжевую куртку, который принадлежит моей кузине Хизер. Она живет в деревне и любит пешие прогулки по лесам, и говорит, что такие неоновые оттенки необходимы, чтобы охотники спьяну не перепутали тебя с медведем.

Я смотрю на часы на стене. Должно быть, сейчас время обеда. Я иду обратно по коридору в сторону кафетерия, в котором, как и в любом подобном заведении, воняет жареной едой и отварными овощами. Если забыть о неаппетитном запахе, здесь полно народу. За столами куча докторов, медсестер и нервно осматривающихся интернов в коротких белых халатах с такими блестящими стетоскопами, что их можно принять за игрушечные. Они все жуют либо пиццу, по вкусу больше напоминающую картон, либо разогретое пюре-полуфабрикат. Я не сразу вижу свою семью, сгрудившуюся за одним столом. Ба болтает с Хизер. Дед едва ли обращает внимание на свой сэндвич с индейкой.

Тетя Кейт и тетя Диана в углу шепчутся о чем-то. «Отделался только синяками и царапинами. Его уже даже отпустили из больницы», - говорит тетя Кейт, и на секунду я думаю, что речь о Тедди, и чуть не плачу от радости. Но затем я слышу, что она говорит что-то о том, что в его крови не был обнаружен алкоголь, и что какой-то мистер Данлоп утверждает, что наша машина просто вылетала на его полосу, и у него не было времени остановиться. И тогда я понимаю, что речь вовсе не о Тедди, а о другом водителе.

- Полиция говорит, что причиной всему вероятно был снег, или же олень, выскочивший на дорогу, заставил их вильнуть на встречную полосу, - продолжает тетя Кейт. - И очевидно, подобный исход весьма распространен. Когда на одной стороне все в полном порядке, а на другой –

катастрофические потери.., - продолжает она.

Я бы не сказала, что мистер Данлоп в полном порядке, не важно сколь незначительны его травмы. Я размышляю о том, каково это должно быть для него, проснуться во вторник утром, залезть в свой грузовик, чтобы отправиться на работу или, может быть, за продуктами, или в закусочную Лорреты, чтобы поесть яиц. Мистер Данлоп мог быть абсолютно счастливым или абсолютно несчастным, женат и с детьми или же холостяком. Но кем бы и каким бы он ни был ранним утром этого дня, больше он этим человеком уже не является. Его жизнь тоже бесповоротно изменилась. Если то, что говорит моя тетя – правда, и он невиноват в случившемся, тогда он, как сказала бы Ким, очередной «простофиля», оказавшийся не в том месте, не в то время. И из-за его неудачливости, из-за того, что сегодня утром он ехал в своем грузовике по трассе 27, двое детишек теперь сироты, и один из них находится в тяжелом состоянии.

Как жить с таким грузом? На секунду я представляю себе, как, поправившись, я выхожу отсюда, отправляюсь к мистеру Данлопу домой и облегчаю его страдания, уверяя, что он невиноват. Возможно, мы стали бы друзьями.

Но, конечно же, все будет совершенно иначе. Это будет очень неловко и грустно. К тому же, я все еще не имею ни малейшего понятия, что я решу, все еще не имею понятия, как можно принять подобное решение: остаться или нет. А до того, все в руках судьбы, или в руках врачей, или того, кто там решает, что делать с человеком, который слишком запутался, чтобы выбрать между лестницей и лифтом.

Мне нужен Адам. Я последний раз оглядываюсь в поисках его и Ким, но их здесь нет, поэтому я отправляюсь обратно в ОИТ.

И нахожу их в травматологии, за несколько палат от отделения интенсивной терапии. Они пытаются не слишком выделяться, пробуя открыть разные двери, ведущие в кладовки. Когда они, наконец, находят одну такую незапертой, они пробираются внутрь, стукаясь в темноте о каждый угол, в попытке отыскать выключатель. Не хочется их огорчать, но этот самый выключатель находится в конце коридора.

- Не уверена, что подобное срабатывает где-либо за пределами съемочных площадок, - говорит Ким Адаму, прощупывая стену.

- В каждой выдумке есть доля правды, - отвечает он.

- Кстати, ты едва ли выглядишь похожим на доктора, - замечает она.

- Я надеялся сойти за дежурного. Ну, или уборщика…

- И что уборщик забыл в палате интенсивной терапии? – спрашивает Ким. Она бы была не она, если бы не стала допрашивать его о каждой детали.

- Ну, может там лампочка перегорела. Не знаю. Все зависит от того, справишься ли ты со своей задачей.

- И все-таки я не понимаю, почему ты просто не пойдешь к её семье? – спрашивает Ким, будучи как всегда крайне практичной. – Я уверена, её бабушка и дедушка смогут с этим разобраться и помогут тебе попасть к Мии.

Адам качает головой.

- Знаешь, когда та медсестра пригрозила тем, что вызовет охрану, моя первая мысль была: «Сейчас просто позвоню родителям Мии, и они все уладят», - Адам замолкает, делает пару глубоких вдохов. – Стоит только вспомнить об этом, и это как удар под дых, и каждый раз, я словно первые об этом слышу, - говорит он приглушенным голосом.

- Я знаю, - шепчет в ответ Ким.

- В любом случае, - говорит Адам, продолжая поиски выключателя, - я не могу пойти к её бабушке и дедушке. Я не могу добавить еще больше беспокойства к их нынешнему состоянию. Это то, что я должен сделать сам.

уверена, что мои бабушка и дедушка были бы рады помочь Адаму. Они не раз встречали его, и он им очень нравится. А на Рождество Ба обязательно делала помадки с кленовым сиропом специально для него, так как он упомянул, что они ему очень нравились.

Но я также знаю, что иногда Адам не может обойтись без драматизма. Он любит такие Грандиозные Деяния. Как, например, потратить заработанные за две недели чаевые, работая разносчиком пиццы, на то, чтобы сводить меня на концерт Йо-Йо Ма, вместо того, чтобы пригласить меня на обычное свидание. Или украшать мой подоконник цветами каждый день на протяжении недели, пока я болела ветрянкой.

А сейчас я вижу, что Адам концентрируется на новом задании. Я не уверена, в чем именно оно заключается, но каким бы ни был план, я рада, что он есть, так как он не дает ему впасть в тот эмоциональный ступор, в котором я видела его в коридоре перед палатой интенсивной терапии. Я уже видела его таким, когда он пишет новую песню или пытается заставить меня делать что-то, что я делать не хочу, - пойти в поход, например, - и ничто, ни метеорит, готовый столкнуться с планетой, ни то, что его девушка, лежит в реанимации, не может его переубедить.

Кроме того, именно то, что его девушка находится в реанимации и движет им в данный момент. И из того, что я могу понять, это старейший трюк с переодеванием в больничную форму, позаимствованный из того фильма, «Беглец», который мы с мамой недавно смотрели по телевизору. Я сильно сомневаюсь в том, что в жизни подобное мероприятие может пройти успешно. И очевидно Ким тоже.

- А ты не думаешь, что медсестра тебя узнает? – спрашивает Ким. – Ты ведь кричал на нее.

- Ей не придется узнавать меня, если она не увидит меня. Теперь я понимаю, почему вы с Мией как два сапога пара. Словно две Кассандры.

Адам никогда не встречался с миссис Шейн, поэтому он не понимает, что намекать на мнительность Ким, все равно что смертельно оскорбить её. Ким хмурится, но я вижу, что она сдается.

- Ну, может этот твой дурацкий план и сработает, если только мы тут будем видеть, что делаем.

Она копошится в своей сумке и достает оттуда сотовый телефон, который мама заставила её носить с собой лет с десяти, за что Ким прозвала его «GPS-навигатор для поиска детей». Она включает его, и светящийся квадрат пронзает темноту подсобки.

- Вот теперь я вижу эту гениальную девчонку, о которой постоянно болтает Миа, - говорит Адам. Он включает собственный телефон, и комната озаряется приглушенным светом.

К сожалению, появившееся освещение показывает, что маленькая кладовка заполнена щетками, ведрами, и парой швабр, и ничего, что сгодилось бы для маскировки, тут и в помине нет. Если бы я могла, я бы сказала им, что в больнице есть специальные раздевалки, где врачи и медсестры могут переодеться из своей обычной одежды в свою форму и халаты. А единственный предмет одежды, который здесь можно беспрепятственно достать, - это сорочка для больных. Адам может и мог бы напялить эту сорочку и проехаться в ней на коляске по коридорам, но это вряд ли помогло бы ему проникнуть в отделение интенсивной терапии.

- Черт, - говорит Адам.

- Мы можем продолжить поиски, - отвечает Ким, неожиданно став членом группы поддержки. – Здесь ведь около десяти этажей. Я уверена, мы еще найдем незапертые раздевалки.

Адам съезжает по стене на пол.

- Нет. Ты права. Это глупо. Нам нужен новый план.

- Ты бы мог притвориться, что у тебя передоз или что-нибудь в этом роде, чтобы попасть в ОИТ, - предлагает Ким.

- Это Портленд. Ты, считай, везунчик, если с передозом вообще попадаешь в больницу, - отвечает Адам. – Нет, нам бы не помешал какой-нибудь отвлекающий манёвр. Ну, знаешь, вроде включившейся пожарной сигнализации, чтобы все медсестры выбежали оттуда.

- Ты серьезно думаешь, что включившиеся разбрызгиватели и паникующие медсестры – это то, что пошло бы Мие на пользу? – спрашивает Ким.

- Ну, может быть не пожарная сигнализация, а что-то другое, что заставило бы их всех отвернуться на секунду, чтобы я мог пробраться туда незамеченным.

- Но они все равно тут же заметят тебя. И выкинут тебя.

- Мне плевать, - отвечает Адам. – Мне нужна всего лишь секунда.

- Зачем? В смысле, что можно сделать за секунду?

Адам замолкает. Его глаза, которые обычно являются смесью серого, карего и зеленого, вмиг потемнели.

- Чтобы я мог показать ей, что я здесь. Что кто-то все еще здесь, ждет её.

Больше Ким не задает вопросов. Они сидят в тишине, каждый в своих мыслях, и это напоминает мне, как мы с Адамом, бывает, также сидим вдвоем, и в то же время по отдельности, и я понимаю, что теперь они друзья, самые настоящие друзья. Что бы ни произошло дальше, хотя бы этого я добилась.

Примерно через пять минут Адам бьет себя по лбу.

- Ну, конечно!

- Что?

- Настало время для активации Сигнала Летучей Мыши.

- Что?

- Пойдем. Я покажу тебе.

***

Когда я впервые начала играть на виолончели, папа тогда еще играл на ударных в своей группе. Правда, с этим занятием пришлось покончить через пару лет, с появлением Тедди. Но уже с самого начала я видела, что то, как я играла свою музыку, порядком отличалось от игры моего отца, и это определенно было чем-то большим, чем простое замешательство моих родителей по поводу моей любви к классике. Моя музыка была одинокой. Да, папа сидел за своей барабанной установкой по несколько часов только для себя или писал песни в одиночестве на кухне, наигрывая новую мелодию на своей старенькой акустической гитаре, но он все время говорил, что песни пишутся так, как ты их играешь. И это именно то, что делает это таким интересным.

Но я играла в основном в полном одиночестве в своей комнате. Да, я практиковалась совместно с постоянно сменяющими друг друга студентами колледжей, но помимо этих занятий, я все равно играла только соло. И когда я участвовала в концертах или давала сольные концерты, на сцене была только я, всегда только моя виолончель, я и публика. В отличие от тех концертов, в которых участвовал мой отец, где визжащие фанаты запрыгивали на сцену и ныряли оттуда в толпу, на моих выступлениях между мной и публикой всегда словно была какая-то стена. И через какое-то время от такой игры стало очень одиноко. И даже стало немного скучно.

Поэтому весной в восьмом классе я решила бросить это. Я планировала уйти по-тихому, сначала сократив немыслимое количество практических занятий, затем прекратила давать сольные концерты. Я решила, что если буду уходить постепенно, то к тому времени, когда осенью я пойду в старшую школу, я смогу начать жизнь с чистого листа, и больше не буду для всех «той самой виолончелисткой». Может, потом я даже выберу себе другой инструмент: гитару или контрабас, а может, даже пересяду на ударную установку. А поскольку мама была слишком занята Тедди, чтобы заметить, сколько теперь длились мои практические занятия с виолончелью, а папа из-за своей новой работы постоянно был загружен планами своих уроков и классными журналами, никто и не заметил бы, что я перестала играть до тех пор, пока это уже не стало бы решенным вопросом. По крайней мере, именно это я говорила сама себе. А правда заключалась в том, что окончательно бросить занятия с виолончелью я смогла бы не раньше, чем перестала бы дышать.

Может, мне бы это и удалось, если бы не Ким. Как-то днем я пригласила её прогуляться со мной по городу после школы.

- Сегодня же будний день. Разве у тебя нет занятий? – спросила она, набирая комбинацию цифр на замке своего шкафчика.

- Сегодня я могу прогулять, - сказала я, сделав вид, что ищу учебник по геологии.

- Кто ты, и что ты сделал с Мией? Сначала ты перестала давать сольники. А теперь пропускаешь практические занятия. Что происходит?

- Я не знаю, - ответила я, теребя пальцами замок. – Я подумываю попробовать какой-нибудь новый инструмент, может, барабаны. Папина установка все равно пылится без дела в подвале.

- Ага, как же! Ты, на ударной установке. Очень смешно, - ухмыльнулась Ким.

- Я серьезно.

Ким посмотрела на меня с отвисшей челюстью, словно я сказала ей, что планирую отобедать обжаренными слизняками.

- Ты не можешь бросить виолончель, - вымолвила она, наконец, отойдя от шока.

- А почему нет?

Она выглядела расстроенной, пытаясь объяснить.

- Я не знаю, просто виолончель она же словно часть тебя самой. Я не могу представить тебя без этого инструмента между твоих ног.

- Это глупо. Я даже не могу участвовать в школьных маршах. Что хочу сказать: ну кто сейчас играет на виолончели? Кучка стариков. Девушки не играют на таких инструментах. Он такой задротский. И к тому же, я хочу иметь больше свободного времени, чтобы развлекаться.

- Какого рода развлечения ты имеешь в виду? – поинтересовалась Ким.

- Ну, ты знаешь, сходить по магазинам, с тобой поболтаться…

- Ой, не надо, ты терпеть не можешь шоппинг. И со мной ты и так постоянно тусуешься. Ну ладно, можешь прогулять свою практику сегодня. Я хочу тебе кое-что показать.

Она отвела меня к себе домой, достала диск Nirvana MTV Unplugged и поставила проигрываться композицию «Something in the Way».

- Прислушайся, - сказала она. – Два гитариста, барабанщик и виолончелист. Точнее виолончелистка, её зовут Лори Колдстон, и держу пари, когда она была моложе, она играла не менее двух часов в день, как одна девочка, которую я знаю, потому что если ты хочешь играть в филармонии или с Нирваной, это именно то, что приходится делать. И я сомневаюсь, что кто-то осмелиться назвать её задротом.

Я взяла у нее этот диск и слушала его всю следующую неделю, размышляя над тем, что сказала Ким. Несколько раз я доставала свою виолончель и подыгрывала. Этот музыкальный стиль определенно отличался от того, в котором я играла раньше, но мне нравилось, что он был таким вызывающим и странно бодрящим. Я планировала сыграть «Something in the Way» для Ким на следующей неделе, когда она должна была прийти к нам на обед.

Дата добавления: 2015-06-26