Узбекско-таджикские взаимоотношения

В Центральной Азии наибольшей напряженностью отличаются уз­бекско-таджикские отношения. Здесь наиболее ярко выражено явление сочетания межэтнических и межгосударственных разно­гласий Узбекско-таджикские противоречия являются самыми за­тяжными по своему развитию. Более половины таджиков проживает в экономически отсталых и неразвитых районах Узбеки­стана — Сурхадарьинской, Ферганской, Кашкадарьинской обла­стях. Уровень жизни здесь значительно ниже среднего по стране. Среди населения наблюдается катастрофический уровень безра­ботицы, и это при резком демографическом росте. Среди тад­жикского населения Узбекистана не наблюдается четко выражен­ного стремления участвовать в политической жизни страны. Оно в общей своей массе отличается пассивностью и неверием в свои возможности. В то же время, в Таджикистане имеется крупная узбекская диаспора, численностью более 1 млн. человек, и зани­мающая в количественном отношении второе место после ти­тульной нации. В общей сложности узбеки составляют около четверти населения республики. В отличие от «узбекских» тад­жиков, для них характерно стремление принимать участие в госу­дарственном строительстве, активно участвовать в политичес­кой и экономической жизни Таджикистана, изменяя ситуацию в соответствии со своими интересами и потребностями. Наиболее ярко это стремление проявилось во время гражданской войны начала 90-х гг., когда этнические узбеки, при поддержке офици­ального Ташкента, оказали заметное влияние на ход разворачи­вавшихся в стране событий.

Таким образом, расселение этнических групп таджиков и уз­беков практически на 50% не соответствует границам и геогра­фическому положению национальных государств — Республики Уз­бекистан и Республики Таджикистан. Это, соответственно, со­здает почву для многочисленных противоречий, самыми опасными из которых являются межэтнические. На состояние узбеко-тад­жикских межэтнических взаимоотношений большое влияние оказывают сложные межгосударственные отношения, сложивши­еся между Ташкентом и Душанбе. В данном случае, вполне веро­ятно срастание межэтнических и межгосударственных противо­речий. Одним из факторов, значительно осложняющих узбекско-таджикские взаимоотношения, является с новой силой всплыв­шая проблема безопасности двусторонней границы. Более полови­ны всех этнических таджиков в Узбекистане проживают в при­граничных с Таджикистаном и Афганистаном областях. По сведениям узбекских официальных органов, во время вторжения вооруженных отрядов Исламского движения Узбекистана на тер­риторию Центральной Азии, некоторые местные жители, в ос­новном таджики по национальности, проживающие в горных кишлаках, имели контакты с боевиками. В этой связи узбекские власти предприняли акцию по выселению граждан Таджикиста­на, перебравшихся на территорию Узбекистана во время граж­данской войны. Однако по некоторым сведениям насильствен­ному переселению подвергаются и граждане РУ таджикской на­циональности. Кроме того, активно применяется тактика мини­рования узбекско-таджикской границы. Однако зачастую жертва­ми мин становятся мирные граждане. Это также служит причи­ной зреющего недовольства политикой Ташкента, которое впол­не может вылиться в всплески недовольства, обращенного в эт­ническую окраску.

Состояние узбекско-таджикских межэтнических взаимоотно­шений на сегодняшний день представляется наиболее запутан­ным и, соответственно, наиболее взрывоопасным в Центральной Азии. Какого-либо действенного решения данной проблемы пред­ложено не было. Данная модель двусторонних отношений явля­ется в настоящее время и на среднюю перспективу для ШОС наиболее взрывоопасной в ряду «внутренних» центрально-азиат­ских проблем. Думается, что в том или ином виде она должна войти в повестку организации.

Прошедший год сохранил неформальное соперничество двух лидеров региона — Узбекистана и Казахстана. В этой связи за­метным событием стал ноябрьский визит президента Туркмени­стана С.Ниязова в Бухару и подписание с И.Каримовым узбеке-ко-туркменского договора «О дружбе, укреплении доверия и раз­витии сотрудничества». Стороны ликвидировали разрыв в отно­шениях, произошедший по вине Ашхабада в 2002 г. и заявили о «вечной дружбе». Однако эксперты предполагают, что кроме за­дач двустороннего взаимодействия, туркмено-узбекское полити­ческое сближение косвенно может быть направлено и против Казахстана. В любом случае, новый «союз» свидетельствует, во-первых, об активизации Ашхабада и его частичном отказе отполитики нейтралитета, и, во-вторых, о некотором «переформа­тировании» структуры отношений в регионе и формировании нового «центра силы» в лице Ташкента и Ашхабада в противовес Астане - Бишкеку - Душанбе.

Влияние Китая на трансформацию Центральной Азии, приграничные, политико-дипломатические и энергетические проблемы региона

Сложной проблемой является определение линии прохождения границы в районе «спорных участков» между Кыргызстаном и Китаем. Как известно, этот вопрос (захватил или нет Китай ис­конно киргизские земли по Соглашению 1996 г. и Дополнитель­ному Соглашению 1999 г.) был предметом острых дискуссий в Бишкеке, иногда выходивших за рамки научных споров, и в 2000 — 2001 гг. превратившихся в демонстрации протеста против дей­ствий правительства Кыргызстана. Соглашения между РК и КНР 1996 и 1999 гг., показывают особенности механизма формирова­ния системы кыргызско-китайских договоренностей, которые базировались не только на современных международно-право­вых нормах, но и учитывали исторические условия формирова­ния и развития границы в периоды Российской империи и СССР. Так, авторы вышедшего в Бишкеке исследования, посвященного истории формирования границы отмечают, что речь идет не о передаче территорий Кыргызстана Китаю по Соглашениям 1996 и 1999 гг., а об уточнении и установлении государственной гра­ницы на «несогласованных участках» двух стран, которые были выявлены еще в 1964 г. при обмене топографическими картами между правительственными делегациями СССР и КНР. Други­ми словами, эти участки не могли принадлежать ни одному госу­дарству, до их международно-правового оформления.

В результате работы дипломатов Кыргызстана и других стран СНГ в рамках Совместной делегации, созданной в 1992 г. в со­ставе представителей Кыргызстана, Казахстана, России и Тад­жикистана по урегулированию пограничных вопросов с КНР, были подготовлены базовые документы по делимитации грани­цы. Как известно, к 1992 г. уже существовал ряд советско-китай­ских договоренностей, достигнутых в конце 80-х — 1991 гг., в частности, по «спорным участкам» — Хан — Тенгри, Бостаг, Боз — Айгыр и Иркештам. Эти договоренности предполагали пере­ход участка Хан — Тенгри к Китаю и сохранение линии границы в районе «западнее перевала Бед ель» (водосбор р. Узенгу-Кууш), как неопределенной. В ходе переговорного процесса, который вели представители Кыргызстана в 1992-1996 гг. в рамках Со­вместной делегации, были достигнуты договоренности по про­хождению линии границы на 4-х из 5-ти «спорных участков».

К концу 90-х гг. удалось достичь компромисса и подписать Соглашение о кыргызско-китайской государственной границе от 4 июля 1996 г., а также Дополнительное соглашение от 26 авгус­та 1999 г. Впервые была определена государственная граница между КР и КНР на основе приемлемых для Кыргызстана раз­граничений, в частности, по участку Хан — Тенгри70 % террито­рии отошло Кыргызстану, а 30% - Китаю.

В данном случае, учитывая непростое историческое россий­ско-китайское (до 1917 г.) и советско-китайское наследие, реше­ние пограничного вопроса киргизскими дипломатами, несомнен­но, можно оценить как исключительно успешное и выгодное Бишкеку. Подписанные документы создали объективные усло­вия для обеспечения территориальной целостности и неприкос­новенности Кыргызской Республики, которые исключают воз­можность взаимных территориальных претензий в будущем и придают прочность добрососедским отношениям Кыргызстана и Китая. Договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве между КР и КНР от 24 июня 2002 г. только подтвердил и усилил данную тенденцию.

В связи с положительным разрешением давнего российско-китайского территориального спора, после визита российского президента В.В.Путина в КНР и подписания 19 октября 2004 г. в Пекине Дополнительного соглашения о восточном участке гра­ницы РФ и КНР, нормализация китайско-кыргызских погра­ничных вопросов также приобретает особую значимость. Фактически, это означает, что все почти все постсоветские страны, граничащие с Китаем, закрыли территориальные вопросы и мо­гут сосредоточиться на углублении сотрудничества с КНР, как на двустороннем уровне, так и в рамках Шанхайской Организа­ции Сотрудничества (ШОС).

После распада СССР и появления независимых тюркоязыч-ных республик в Центральной Азии Китай столкнулся с активи­зацией национальных движений в Восточном Туркестане (СУАР), Внутренней Монголии и Тибете. Главную опасность представля­ли уйгуры, опиравшиеся на огромную диаспору в Казахстане (150 тыс. человек), Киргизии (по разным оценкам, от 50 до 300 тыс.) и Узбекистане (более 100 тыс.). Организации местных уйгуров действовали в этих странах весьма активно, однако к середине 90-х правительства под давлением Пекина их деятельность пре­секли. Затем для борьбы с сепаратизмом и религиозным экстре­мизмом в 1996 г. — опять же по инициативе Пекина — была создана ШОС, в которую вошли КНР, Россия, Таджикистан, Кыргызстан, Казахстан и через год — Узбекистан. Наконец, в 2000 году по инициативе Китая и России в Душанбе был создан Центр по борьбе с терроризмом ШОС, а уйгурское движение приравняли к террористическому.

Причину, по которой страны Центральной Азии солидарны с Пекином, озвучил зампред Службы национальной безопасно­сти Кыргызстана Борис Полуэктов. Если раньше, по его сло­вам, уйгурские сепаратисты стремились к созданию независи­мого государства, то сейчас они проповедуют создание единого халифата в Азии. Что касается Москвы, ее тревожит то, что ис­ламские экстремисты, действующие в СУАР, хотят распростра­нять влияние на тюркоязычные Якутию, Алтай, Хакасию и Туву — с перспективой их присоединения к единому исламскому ха­лифату.

Пользуясь конъюнктурой, КНР хотела бы использовать ШОС и для укрепления экономического влияния на регион. Китай подписал с Кыргызстаном, Таджикистаном и Казахстаном со­глашения в области торговли, промышленности, строительства нефте— и газопроводов и т. д. Возросшая потребность в энергоносителях из-за высокого экономического роста вынуждает Пе­кин пробиваться к углеводородам Центральной Азии и Каспия. В мае 2004 г. КНР и Казахстан договорились о строительстве нефтепровода от Каспия до Китая. Уже к 2010 году КНР плани­рует экспортировать до 170 млн. тонн нефти в год, и четверть ее рассчитывает получать с Каспия.

Итоги очередного саммита ШОС в Ташкенте (17 июня 2004 г.) с участием глав государств, включая приглашенных руководите­лей Афганистана и Монголии, подтвердили преемственность стра­тегии, заложенной в уставных документах организации (Хартии и Устава ШОС). На ташкентском саммите были приняты «Кон­венция о привилегиях и иммунитетах ШОС», «Ташкентская дек­ларация», «Соглашение между членами ШОС о сотрудничестве в борьбе с незаконным оборотом наркотиков», «Положение о статусе наблюдателя» и другие документы, актуализирующие ряд проблем, связанных с российско-китайским взаимодей­ствием в регионе Центральной Азии и расширение повестки ШОС. К последним, видимо, следует отнести: а) пределы рас­ширения зоны ответственности ШОС на монгольском и афганс­ком направлениях; б) упорядочение и диверсификация форм от­ветственности ШОС на новых направлениях, усиление эконо­мической составляющей в деятельности организации; в) взаимо­действие ШОС с «параллельными» региональными структурами (ОДКБ СНГ, ЕВРАЗЭС); г) включение в повестку ШОС вопро­сов геополитического характера (диалог ШОС и НАТО, ШОС и ВТО, ШОС в ООН, ШОС и МВФ, ШОС и ЕС, ШОС и ОБСЕ); д) конкретизация тактических целей и форм борьбы с наркотра­фиком, терроризмом и экстремизмом в регионе. Суммируя ито­ги Ташкентского саммита, можно сказать, что ШОС значитель­но увеличил свой огромный политический сдерживающий потен­циал, направленный как против «трех зол», таких и гегемонизма во всех его проявлениях.

Указанный выше параллелизм ШОС и других субрегиональ­ных организаций в принципе не исключает взаимодействия в решении некоторых проблем и с помощью военной силы. При­мером подобного партнерства является взаимодействие России и Китая в рамках ШОС в борьбе с международным террориз­мом, наркотрафиком и трансграничной организованной преступ­ностью, воплощенное в Региональном Антитеррористическом Центре в Ташкенте (РАТЦ). Не секрет, что создание Организа­ции было вызвано необходимостью объединения усилий шести стран перед лицом нараставшей во второй половине 90-х годов XX века со стороны Афганистана при режиме талибов. После разгрома талибов американскими войсками при поддержке сил северного альянса Ахмад шаха Масуда, ситуация в Афганистане не улучшилась, а скорее ухудшилась. Несмотря на американское военное присутствие в Афганистане, наркотрафик из этой стра­ны в регионы Центральной Азии и Россию возрос с 2001 по сентябрь 2004 г. в 4,5 раза. Совершенно очевидно, что западная гуманитарная программа перевода афгаских крестьян с произ­водства опиума на другие сельскохозяйственные культуры про­валилась, а выращивание, производство и продажа наркотиков остается экономической базой для реанимации «новых талибов» и других исламских экстремистов и террористов. Правительство Х.Карзая с большим трудом удерживает военно-политическую ситуацию стране под контролем. Этим вызвано желание стран ШОС бороться с наркотрафиком на подступах к территории орга­низации — в пределах Афганистана.

Важно отметить, что позитивной чертой ШОС, отличающей ее от некоторых других международных организаций, — отсут­ствие в ее природе каких-либо силовых начал, ориентированных на конфронтационное взаимодействие. Организация не направ­лена против других государств или многосторонних объедине­ний. Анализ Хартии ШОС и документов Ташкентского (2004 г.) Саммита показывает, что никакой собственной военной состав­ляющей в Организации не предусматривалось. Изначально не предполагалось создания каких-либо интернациональных воен­ных формирований и объединенного командования ШОС. И об учреждении каких-либо наднациональных полицейских струк­тур ШОС речь также не идет. Региональная Антитеррористичес­кая Структура ШОС — это четко явствует из Соглашения РАТС — является органом, занимающимся координацией и информационно-аналитическим обеспечением национальных компетен­тных ведомств государств-членов.

Вместе с тем, по ШОС-овской проблематике между Россией и Китаем сегодня существуют некоторые расхождения, связан­ные с различным видением степени и сроков развития интегра­ционных процессов в зоне ШОС. Так, Китай считает, что при­оритеты ШОС между антитеррористической и экономической деятельностью должны делиться поровну, а в ближайшей перс­пективе экономическая стратегия может занять главное место в деятельности организации. Россия, наоборот, настаивает на со­хранении традиционной активности ШОС в области борьбы с терроризмом, экстремизмом и сепаратизмом. Россия и Китай так различно трактуют возможности экономической интеграции. Так, российские эксперты, ссылаясь на мировой опыт, считают, что интеграция в зоне ШОС — это более отдаленная задача и в на­стоящее время речь может идти только об отдельных субрегио­нальных интеграционных проектах между 2 или 3 странами с сопоставимыми экономиками. Китайские представители, наобо­рот, утверждают, что создание единого интеграционного простран­ства в рамках стран — участниц ШОС в ближайшее время воз­можно и желательно.

Возможно, что за данной дискуссией стоит желание Китая, наряду с решением общих антитеррористических задач, превра­тить ШОС в инструмент реализации своей экономической стра­тегии в Центральной Азии. Тем более, что кроме ШОС других структур у Пекина в регионе нет, в отличие от России, Казахста­на, Узбекистана, Кыргызстана и Таджикистана, которые одновре­менно входят в различные региональные и субрегиональные эко­номические проекты типа ЕвраЗэс, союза России, Украины, Бе­лоруссии, Казахстана, организации ЦАЭС, ОДКБ СНГ и прочих.

Другой вопрос — насколько совпадают цели китайской стра­тегии с интересами участников ШОС, прежде всего России? Оче­видно, что каждая из стран участниц кроме общих интернацио­нальных задач, объединяющих интересы 6 государств, имеет свои собственные национальные мотивы и приоритеты. Причем, за­дачи двух крупнейших стран — России и Китая — не всегда совпадают. Это естественный процесс. Главное, чтобы специфика национальных интересов не противоречила общей стратегии орга­низации и не мешала ее развитию. Так, с одной стороны, актив­ная инвестиционная и торговая политика КНР в отсталых цент­рально-азиатских зонах ШОС может действительно пойти на пользу местным народам в плане создания инфраструктур, по­вышения уровня жизни, развития кооперации, создавая некую альтернативу центрально-азиатскому американскому экономи­ческому проекту. С другой стороны, активизация Китая в регио­не, как на двустороннем уровне, так и в рамках ШОС, автомати­чески усиливает российско-китайскую конкуренцию в борьбе за транспортные и энергетические рынки и «коридоры». Как изве­стно, консервация известного российско-китайского нефтяного проекта Ангарск — Дацин автоматически стимулировало подпи­сание китайско-казахстанского соглашения в Пекине между Нур­султаном Назарбаевым и Ху Цзинтао о строительстве нефтепро­вода из Казахстана в западные районы КНР мощностью 50 млн. тонн нефти в год.

В любом случае, сегодня нам не избежать полемики, дискус­сий, расхождений в ожиданиях и оценках.

Важно одно, что сегодня для России и Китая ШОС стал важ­ным геополитическим инструментом отстаивания своих страте­гических интересов в мире. И, скорее всего, интеграция между ШОС и ОДКБ СНГ по антитеррористическим военным програм­мам будет и дальше нарастать. Не исключено, что озвученный Владимиром Путиным тезис «о возможности нанесения упреж­дающих ударов» по базам террористов, расположенных за преде­лами России, имеет отношение и к деятельности ШОС, имею­щей в своем распоряжении силы быстрого реагирования в рам­ках Регионального Антитеррористического Центра в Ташкенте. Есть еще один серьезный аспект, по которому в ШОС необходи­мо выработать принципиальное решение. Не секрет, что между некоторыми центрально-азиатскими странами — членами ШОС существуют ощутимые трения — в сфере водопользования, по поводу энергоносителей, делимитации и демаркации «внутрен­них» границ между центрально-азиатскими государствами. В этом плане нужно определиться — будут ли эти разногласия присутствовать в повестках дня ШОС, либо они останутся «за бортом» г Организации. Думается, здесь полезно пойти по второму пути. Пока Организация не встанет прочно на ноги, ее следует макси­мально ограждать от осложняющих моментов, делать акцент, как говорят в Китае, на том, что объединяет, оставляя в стороне рас-I хождения. Однако, уже сегодня на экспертном уровне следует прорабатывать возможности создания различных механизмов для урегулирования прежде всего существующих этнотерриториаль-ных проблем между отдельными странами ШОС. Из последних следует выделить три уровня двусторонних отношений, отлича­ющихся наличием скрытых (латентных), либо открытых этни­ческих и территориальных противоречий.

Хотя рост влияния Китая в регионе налицо, на официальном уровне правительство Китая утверждает, что оно не ставит перед собой целью создать в Центральной Азии зону влияния Китая. Официальные китайские источники подчеркивают, что основ­ными приоритетами политики Китая в Центральной Азии явля­ются поддержка стабильности, доступ к центрально-азиатским энергоресурсам на взаимовыгодной основе и дальнейшее разви­тие экономических связей с регионом. Однако с ростом полити­ческой, экономической и военной мощи Китая весьма вероятно, что приоритеты Китая в Центральной Азии могут измениться. Становится очевидно, что с достаточно быстрым ростом эконо­мической мощи Китая его влияние рано или поздно может рас­пространиться на близлежащие регионы, включая Центральную Азию. Экономический рост обеспечит Китай необходимыми финансовыми ресурсами для распространения влияния на Цен­тральную Азию. В первую очередь это затронет энергетическую сферу, где Китай уже сейчас весьма успешно создает совместные предприятия. Так, по мнению вице-президента китайского ин­ститута международных отношений Ши Дзе, сотрудничество в энергетическом секторе является отправной точкой расширяю­щегося сотрудничества Китая в экономической и торговой сфе­рах со странами Центральной Азии. В случае же, если китайская экономика войдет в период застоя, инвестиции в энергетическую отрасль стран Центральной Азии видятся достаточно при­зрачными. Тем не менее, весьма вероятно, что уже в ближайшее десятилетие Китай сможет распространить достаточно существен­ное влияние на отдельные регионы в Центральной Азии. Необы­чайно активная дипломатическая деятельность Китая в регионе в последнее время доказывает это.

В то же время представляется весьма сомнительным, что Китай, несмотря на свои активные дипломатические усилия, смо­жет распространить свое влияние на весь Центрально-Азиатс­кий регион. Создание сфер влияния, — в основном, результат политического или военного давления или способности той или иной страны экономически доминировать в каком-то отдельно взятом регионе. Для Китая необходимо выполнение двух усло­вий, чтобы экономически доминировать в той или иной стране Центральной Азии: во-первых, существенным является удовлет­ворение экономических запросов той или иной страны; во-вто­рых, эти запросы не должны быть достаточно легко выполнены какой-то третьей страной или группой стран.

Для стран в восточной части Центральной Азии Китай пред­ставляет собой динамичный и доступный рынок для экспорта товаров и очень важный, не контролируемый Россией, путь, по которому продукция и товары из Центральной Азии могут дос­тичь мировых рынков. Поэтому географическая близость Китая к Центральной Азии весьма важна для стран региона. Бурно раз­вивающиеся этнические связи между Центрально-Азиатским ре­гионом и Синьцзяном могут также усилить взаимные связи Китая и стран Центральной Азии.

Наиболее вероятным представляется, что Центрально-Ази­атские страны, непосредственно граничащие с Китаем, прежде всего Кыргызстан и Таджикистан, со временем могут попасть в китайскую сферу влияния. Это уже сейчас очевидно в Кыргыз­стане. Например, уже в 1994 г. Китай был самым большим рын­ком экспорта и вторым рынком импорта для Кыргызстана. За последние два года Китай особенно заметно усилил свое торго­вое присутствие в Кыргызстане. Его крупные торговые фирмы объединились с местным «челночным» бизнесом и стали главными поставщиками дешевых товаров на рынки Сибири и Ура­ла. Кыргызско-китайская комиссия по торгово-экономическому сотрудничеству уже завершила разработку специальной програм­мы крупномасштабного и долгосрочного партнерства двух стран. В нее включено более пятисот проектов с участием китайского капитала, некоторые из которых уже реализованы. Недалеко от Бишкека, например, запущена бумажная фабрика. А с нынеш­него года открыт воздушный коридор через китайскую террито­рию в страны юго-восточной Азии. То есть бишкекский аэро­порт «Манас» становится крупной перевалочной базой для гру- зопотока из Китая в Европу. По подсчетам специалистов, тран­зит грузов из Европы в Азию через Кыргызстан может принести в казну этой республики до 250 миллионов долларов в год. То есть практически удвоит ее сегодняшний бюджет.

Экономические отношения Китая с Казахстаном также не­избежно будут развиваться. Казахстан уже сегодня является круп­нейшим торговым партнером Китая в Центральной Азии и вто­рой в СНГ, с торговым оборотом более 1 миллиарда 500 млн. долларов ежегодно. Этнические отношения казахов Казахстана и казахов в Китае также могут способствовать усилению этих связей. Открытие железнодорожного маршрута между Алматой и Урумчи открыло Казахстану доступ к морским портам в китайс­кой провинции Ляонин для торговли с остальным миром. Инве­стиции Китая в нефтяные проекты на западе Казахстана также способствуют усилению экономического присутствия Китая в Казахстане. Поэтому экономическая роль Китая в Казахстане не ограничивается лишь торговлей. Китай вложил значительные инвестиции в энергетическую отрасль Казахстана и обеспечил Казахстану доступ к морским портам для международной тор­говли, не контролируемой Россией. Однако, два основных фак­тора сдерживают распространение китайского экономического влияния в Казахстане. Во-первых, довольно большое количество этнических русских, в основном проживающих на севере Казах­стана вдоль казахстанско-российской границы. Эти регионы Казахстана особенно сильно в экономическом плане ориентированны на Россию. Во-вторых, интересы крупных международных корпораций из развитых стран мира. Хотя инвестиции Ки­тая в Казахстанскую энергетическую сферу весьма существенны — 9 миллиардов долларов в разработку Узенского нефтяного ме­сторождения и строительство нефтепровода, - это не самые боль­шие инвестиции. Инвестиции в 20 миллиардов долларов компа­нии «Шеврон» в разработку Тенгизского нефтяного месторожде­ния для Казахстана намного существеннее. Помимо этого, дру­гие международные компании, такие как «Бритиш Газ», «Мо­бил», «Тотал», «Аджип», «Бритиш Петролеум» и другие заключи­ли с Казахстаном соглашения на разработку различных нефтя­ных месторождений. Поэтому до тех пор, пока в Казахстане и в целом в Каспийском регионе имеются интересы крупных меж­дународных компаний, экономическое влияние Китая в Казах­стане будет лимитировано.

В свою очередь Узбекистан и Туркменистан вряд ли попадут в сферу влияния Китая. Оба государства географически отделе­ны от Китая. Узбекистан, являясь самым густонаселенным госу­дарством в Центральной Азии, обладает также достаточно разви­тым национальным чувством самоопределения. В Центральной Азии только Узбекистан бросает вызов попыткам России навя­зать новую форму контроля в регионе. Узбекистан имеет свои собственные амбиции в регионе и видит себя государством, ко­торое в будущем будет доминировать в Центральной Азии. По­этому любые попытки Китая закрепить свое влияние в Цент­ральной Азии не будут приветствоваться Узбекистаном.

Лимитированное влияние Китая в Западной части Цент­ральной Азии отчасти объясняется тем, что чем дальше терри­тория или страна находится от китайско-центрально-азиатс­кой границы, тем больше увеличивается число игроков, име­ющих свои интересы в Центрально-Азиатском регионе. Не­смотря на то, что Россия продолжает доминировать в регионе, такие страны, как Иран, Турция, Саудовская Аравия оказыва­ют все большее влияние на экономическую, политическую и религиозную жизнь в странах региона. Следует отметить так­же растущее влияние и развитых западных стран в Централь­ной Азии, особенно США.

Как уже отмечалось выше, каждая страна в Центральной Азии строит свои политические и экономические связи, исходя из г собственных интересов. И хотя некоторые из стран региона ес­тественным образом тяготеют к Китаю, другие страны двигают­ся в направлении более плотного сотрудничества с Ираном и| Турцией. Россия также рассматривается некоторыми странами региона как потенциальный союзник и главный экономический партнер. Таким образом, Китай представляет собой лишь одного из возможных партнеров для центрально-азиатских государств, и его способность играть существенную и незаменимую роль в регионе является весьма лимитированным.

Нельзя исключать возможности использования Китаем воо­руженных сил в Центральной Азии в будущем, в случае неста­бильности в Синьзцяне и поддержки какой-либо из центрально-азиатских стран сепаратистов. Однако на сегодняшний день по­литика центрально-азиатских стран по отношению к ситуации в| Синьзцяне вполне устраивает Китай. Но ситуация может изме­ниться, если в какой-либо из стран региона к власти придет ис­ламское правительство, ориентированное на создание великого Туркестана или ставящее перед собой цель поддержку мусуль­ман Китая в их борьбе за независимость.

Хотя возможная этническая и религиозная нестабильность в Синьзцяне является возможным источником противостояния и конфликта между странами Центральной Азии и Китаем, все же наиболее вероятная возможность для противостояния между Китаем и Центральной Азией может возникнуть в результате изме­нения внутренней политической обстановки в самих центрально-азиатских государствах. Если в одной из стран в регионе к власти придут исламисты, поддерживающие исламское движение в со­седних странах, в том числе и на территории Китая, это, несом­ненно, вызовет отрицательную реакцию со стороны Китая и под­толкнет его на соответствующие действия. В данный момент те политические силы, которые находятся у власти в центрально-азиатских странах, вполне устраивают руководство Китая.

Военное же присутствие США в Центральной Азии также весьма заботит влиятельных аналитиков в Пекине. Они практически уверены в том, что кампания против Афганистана и воен­ное присутствие США в Узбекистане и Кыргызстане - не ответ на террористическую атаку на Соединненные Штаты, а часть долгосрочной стратегии по достижению глобального доминиро­вания. В качестве подоплеки этого стратегического устремления указываются различные имперские цели: контроль над каспийс­кой нефтью, стремление угрожать Китаю, Ирану и России, со­единение НАТО с американско-японским альянсом и так далее. А за всеми этими целями Пекину рисуется самая глубокая -окружение Китая, его раскол и недопущение превращения его в великую державу. Тем не менее, несмотря на свои опасения и страхи, в событиях 11 сентября китайское руководство ясно уви­дело возможность заново определить и стабилизировать отноше­ния КНР и США путем возрождения «общего врага», отсутству­ющего с 1991 г. В конце 90-х гг. в Китае господствующим стало убеждение что «однополярная гегемония» США продержится еще достаточно долго, возможно, до середины XXI в. Из этого следу­ет, что Китаю нужно приспосабливаться к этой гегемонии. Сле­дует подчеркнуть, что к концу 2001 года стратегическое партнер­ство КНР и США было более прочным, чем когда-либо при пре­зиденте Клинтоне, хотя внутриполитические требования не дают администрации Буша громко заявить об этом.

Таким образом, в регионе ЦАР, на ближайшую и средне­срочную перспективу, видимо, сохранится некий «баланс» вне­шних и внутренних вызовов и угроз. Внешние вызовы будут по прежнему проявляться в экспорте исламского экстремизма и тер­роризма, росте наркотрафика. Внутренние — в сохранении ряда нерешенных территориальных и экономических проблем на дву­стороннем уровне, усугубляемых проблемами экономической отсталости, «внутреннего» исламского фундаментализма и экст­ремизма, нехваткой водных и энергетических ресурсов. В бли­жайшие 10-15 лет так же усилится поляризация в рамках стран ЦАР, с одной стороны, между Казахстаном и Узбекистаном, ко­торые сохранят и упрочат свои лидирующие позиции, а с другой, между Кыргызстаном, Таджикистаном.

Дата добавления: 2015-06-26