Мысли в пути 3 страница

Почему-то у нас порой не уделяется достаточного внимания этому, с точки зрения психологии, довольно очевидному факту. Подобно тому, как аспирант в процессе работы над диссертацией превращается в научного работника, а сам процесс защиты закрепляет эту финальную стадию, точно так же государственные экзамены, при правильной их организации, призваны произвести некоторое качественное изменение в бывшем студенте.

Представьте себе насыщенный раствор. Добавляется ли в него капля вещества, или изменяется температура, как вдруг начинают образовываться кристаллы. Качественно другое состояние. Госэкзамены - это толчок в становлении новых свойств студента, после которых он мыслит иначе, чем еще полтора месяца тому назад.

Приведу пример, многому меня научивший. На госэкзаменах по терапии мне достался билет "Язвенная болезнь желудка". Профессору, известному терапевту, я сказал, что на шести кафедрах мединститута язвенная болезнь нам излагалась по-разному и я постараюсь рассказать о ней так, как представляю себе, по совокупности, что ли, сведений. Он выслушал меня. Задал несколько вопросов и сказал: "Нужно, чтобы мне вы отвечали только то, что услыхали на нашей кафедре". И поставил пятерку. Но не "пятерку с отличием", которую в то время ставили за лучший ответ. Поначалу я был огорчен: за что? Но позже понял, что, оставляя в стороне интересы учащихся, невозможно на кафедрах, руководимых разными учеными, ввести полную унификацию всех диагностических и лечебных приемов. Вероятно, врач должен знать обо всем понемногу, но безупречно знать хотя бы одну, главную схему.

Экзамены служат своеобразной проверкой умения применить весь объем знаний в необходимом случае. Изобразим этот объем в виде мишени. Серия кругов, вписанных один в другой. В центре - черненькое яблочко. Знания, заключенные в это яблочко, нужны ежечасно, ежеминутно. Дальше, к периферии - реже. А по самой периферии, там, где тройка, двойка и единица, - совсем редко. Во время выпуска, и в этом трудность для студента, зачастую в его голове равное место занимают сведения, которые лежат и в центре мишени, и по ее краям. Вот здесь и кроется главное отличие, допустим, врача от фельдшера. Фельдшер знает часть того, что расположено в центре. И только. А врач должен знать все. И уметь быстро отличить главное от второстепенного. Умение это он проверяет на госэкзаменах. И только на них.

Таким образом, по моему мнению, государственные экзамены абсолютно необходимы при условии, что они не будут носить формально-парадного характера. Ибо перед ними ставятся в общей системе подготовки молодого специалиста совершенно определенные, конкретные задачи.

Сравнивая в зарубежных командировках систему образования и подготовки молодых специалистов у нас и в других странах, я не мог избавиться от ощущения стандартного противоречия. Накопилось много наблюдений, что мы учим гораздо лучше. Более глубоки и серьезны наши лекции и практические занятия, насыщеннее общеобразовательная подготовка. Лаконичнее учебники. А вот многоопытные и строгие педагоги становятся мягче и ласковее допустимого на экзаменах, подчиняясь укоренившемуся лозунгу: не теперь же резать студента! Никому не приходит в голову мысль: а где мы были раньше? И если приходит, то лучше о ней не упоминать. Либерализм госэкзаменов стал явлением узаконенным...

Иная картина за рубежом. Начиная с первого экзамена на первом курсе студент попадает в жесточайшие тиски. С него спрашивают во много раз больше того, что объяснялось, и зачастую больше того, что написано в толстых учебниках. Экзамен длится 2 - 3 часа, и студент имеет возможность продемонстрировать свои знания в очень широком объеме, ответив не на один десяток точно запрограммированных вопросов. А если не имеет, значит он сам доказал, что учиться в вузе ему не под силу. Рожденный конем не обладает силой слона. Каждому свое. Нетрудно заставить студента сидеть на лекции, где он будет читать детективные романы. Это проще, чем организовать правильную и четкую систему экзаменов. И нет ли здесь сходства с производством? Только на тех предприятиях, где введена жесткая система технического контроля, качество продукции удалось поднять до требуемых пределов.

Каково же, в конечном счете, мое отношение к выступлению "Литературной газеты"? В таком виде, с такими целями, как она описана в статье, полезность госэкзаменов более чем сомнительна. А если технику экзаменов изменить?

Но тогда возникает серия более важных вопросов. Не пришла ли пора очень четко, на уровне современных научно-методических требований, сформулировать цель государственных экзаменов в строгой зависимости от профиля данного института? Определить конкретные задачи, стоящие перед экзаменаторами и выпускниками? Не исключено, что такой подход наложит отпечаток на преподавание ряда дисциплин на протяжении всего курса. Поновому решится, какие именно предметы вынести на госэкзамены, а какие оставить для сессий. И еще. Вероятно, существуют отдельные вузы, в которых не только допустимо, но и целесообразно вовсе отменить госэкзамены. Вопреки написанному выше. Но это уже другая тема.

Никто, кроме тебя самого

К чему стремиться?

Молодой врач почти с любыми задатками и качествами может найти в медицине применение своим способностям, а следовательно, и найти удовлетворение в работе. Последний фактор имеет колоссальное значение: ведь интересная работа, даже если она моментами сопровождается тяжелыми переживаниями, - одно из наиболее важных, а то и самое важное требование в жизни.

Для человека равнодушного одинаково спокойное существование возможно и в бухгалтерии, и во врачевании. Регистрация крупной растраты государственных средств или гибель ребенка в том или другом случае при некоторой дозе профессионализма не будут мешать однообразному течению его будней. Однако для врача основная задача - воспитание в себе душевных качеств, полярных равнодушию. Коль скоро врач в этом преуспел, каждая трудность, ошибка, просчет явятся для него воистину несчастьем, что, в конечном итоге, имеет последствия, не нуждающиеся в пояснении.

Объективные условия, в которых будущий специалист начинает свой жизненный путь, бывают различными. Возможны крайние варианты: от современной напряженно работающей клиники, подлинной кузницы здоровья и в то же время настоящей "фабрики кадров", до небольшого коллектива, где несложившиеся личные отношения плохо сказываются на творческом росте ординатора. Но всюду - ив сильном, и в слабом медицинском учреждении формирование врача зависит от его правильной активной оценки своей деятельности, ибо именно в начале трудовой биографии складываются привычки, инерция поведения, отношение к своим обязанностям. Просчет на этом раннем этапе может наложить отпечаток на всю последующую судьбу человека. А потому молодому врачу-хирургу в первые же годы желательно, не теряя времени, а следовательно, напряженно трудясь, практически проверить в рамках избранной специальности главные свои возможности. Речь идет о врачевании, оперировании, литературной и исследовательской работе, преподавании, организаторской деятельности, поведении в обществе, в коллективе.

Ограничусь этими, по моему мнению, наиболее существенными положениями. Условимся только, что в такой же мере, как ребенку невозможно научиться ходить лежа, так и врачу невозможно испытать свои силы, если много и упорно не заниматься, стараясь во всем достичь совершенства.

Врачевание

Начнем с того, что врач должен быть человеком интеллигентным. Оставляя в стороне общеизвестное значение этого слова, напомню, что первоначальный смысл латинского "интеллигентус" - понимающий. Стремиться постигнуть всю сложность жизни и свое собственное в ней место, работать на благо общества, а не прозябать за его счет - все это, по-моему, качества интеллигентного человека.

Как это утверждение ни банально, но каждый врач должен любить людей и обладать высокоразвитым чувством, которое хорошо определяется старым, вышедшим ныне из обихода термином - милосердие. Нам, детским хирургам, важно уметь почувствовать все то, что ощущает маленький пациент, оторванный от привычной обстановки, от родителей. Наверное, сильнее всего чувство страха. А для этого надо представить себе, что вот так, оторванный от тебя, среди чужих людей лежит твой ребенок. испуганный, больной, одинокий. Тогда появится забота, внимание, ровный и спокойный тон, а главное, приветливая улыбка и ласковое слово - аргументы более веские, нежели принесенный в кармане леденец. Впрочем, и он иногда полезен.

Среди принципов врачевания в детской хирургии особо выделяются два. Первый - необходимость понять характер ребенка. Кстати, при небольшом желании это значительно легче, чем понять характер взрослого. Ребенок еще не научился скрывать свои чувства, он весь как на ладони. Знание характера поможет не только общению и контакту с ребенком, но и влиянию на него в трудные минуты.

Например, одна из наиболее сложных проблем нашей специальности установление диагноза. Новорожденный и грудной ребенок не в состоянии рассказать о своих ощущениях и изложить свои жалобы. Общение с таким пациентом - дело трудное. "Типичная ветеринария", - сказал один из наших молодых ординаторов. И он был не так уж далек от истины, хотя выразился грубовато. Дети постарше боятся врача, склонны согласиться с ним, лишь бы он скорее ушел. "Здесь больно?" - спрашивает врач. "Да, да", - охотно соглашается ребенок, хотя болит совершенно в другом месте. Ребята еще более старшего возраста, не понимая опасности заболевания, но страшась операции или неприятной процедуры, просто лукавят. Зная, что при аппендиците живот болит справа, они нередко "очень искренне" заявляют: "У меня животик болит вот здесь (слева), а вот здесь (справа) никогда и ни чуточки не болит". Именно в этих случаях важно знать характер маленького человека и войти с ним в хороший деловой контакт.

Второй принцип - никогда не обманывать доверие ребенка.

До сих пор у меня стоит перед глазами сцена, которая произошла много лет назад на лекции по кожным болезням. Женщина-врач демонстрировала нам больную девочку.

- Повернись-ка спинкой, - сказала она, - я тебе ничего делать не буду.

А затем быстрым и ловким движением сорвала марлевую салфетку, прилипшую к большой язве на спине. Нас сразу оглушил и вид этой отвратительной язвы, и громкий крик испуганной девочки. Я хорошо помню, что острее всего тогда почувствовал обиду: зачем же ее так ни за что обманули? И хотя сейчас мне ясно, что лектор не была педиатром и не имела времени на длительные уговоры ребенка, который наверняка начал бы плакать, но это не уменьшает жестокости ее поступка.

...К сожалению, система клинических учреждений такова, что Существует целая иерархическая лестница - ординатор, старший ординатор, заведующий отделением, ассистент, доцент, профессор, - представители которой направляют ведение больного, иногда входя в противоречие друг с другом. Здесь для лечащего врача возникает опасность утраты инициативы. Польза для дела подчас оказывается минимальной, вред есть всегда. А когда ординатор твердо знает, что он один отвечает за больного, он сам читает литературу, сам планирует обследование, сам готовит ребенка к операции. И лишь исчерпав собственные возможности, обращается за советом. При этом может оказаться, что молодой врач ориентирован в последних данных не хуже, а лучше своих старших и даже самых старших коллег и им, в свою очередь, надо набирать темпы.

Еще одна сложная проблема - выхаживание оперированного больного. Бывают случаи, когда легче прооперировать ребенка, нежели выходить его. Яркий пример - проведение трахеотомии (вставление трубочки в дыхательное горло через небольшой разрез) у младенца, когда его судьба непосредственно зависит от правильности и тщательности последующего лечения.

Моральное право на операцию хирург получает не только потому, что он в деталях изучил ее ход или обладает ловкими пальцами. Все зависит от того, как он сумеет подготовить больного, определить показания к операции в конкретной обстановке (специализированная клиническая или общехирургическая районная больница), хорошо ассистировать, а главное - благополучно довести ребенка до выписки. В это понятие входит знание всех послеоперационных осложнений, способность их предупредить и рано диагностировать, оказать экстренную помощь. Сведения эти самым скрупулезным образом передают дежурным палатным сестрам, что непосредственно входит в обязанности лечащего врача. Трагические ситуации совершенно стандартно возникали в случаях, когда лечащий врач пренебрегал своими обязанностями, сам литературу не изучал, персонал не инструктировал, а ведущему хирургу, по естественным причинам, ничего не говорил.

Как-то ребенку после операции было назначено постепенное, на протяжении суток, вливание жидкости. Лечащий врач аккуратно записал в историю болезни дозу раствора, но не указал темпа вливания. Молодая сестра не была осведомлена об опасности, и уже к середине дня ребенок получил полностью всю порцию. Состояние его ухудшилось. Хорошо, что во время вечернего обхода опытный хирург быстро во всем разобрался и принял соответствующие меры. Лечащий врач был строго наказан.

Иногда мы забываем о необходимости вызывать в больных или их родителях чувство уважения к себе. Прекрасно написано у Гиппократа о внешнем облике врача, который должен быть спокоен и приветлив, скромно и хорошо одет и пр. Ведь пациент испытывает сомнение, видя чрезмерно молчаливого или чрезмерно болтливого доктора, одетого ультрамодно или безвкусно и небрежно. У меня создается впечатление, что, несмотря на прогресс науки и новые мощные лекарственные средства (антибиотики, гормональные препараты и др.), современные медики порой помогают больному меньше, чем наши предшественники лет 30 - 50 назад. Внимание к человеку, индивидуальная забота, неторопливость - все это внушало доверие к советам врача и мобилизовывало внутренние ресурсы больного, его волю, силы, а поэтому зачастую приводило к значительному успеху.

Это одна сторона вопроса. А другая - отношение к молодому ординатору в коллективе. Если он добросовестно и четко выполняет свои обязанности, все, начиная с младшего персонала, думают одинаково: "Ему можно верить". Значит, все будет им сделано хорошо. О неясном или непонятном он спросит. Запишет аккуратно и именно то, что было на самом деле. И многое другое. К сожалению, бывает и наоборот. Есть врачи, которым не верят или, в лучшем случае, не доверяют. Почему-то прямо о таких людях говорить не принято. А зря!

Странно, но мысль о доверии или недоверии из подсознательного отношения к человеку в практической работе часто перерастает в отчетливую и жесткую характеристику, которую коллектив дает врачу, особенно когда речь идет об ответственных процедурах: "Нет, Сидорову не нужно этого поручать, не потянет". И дело не в том, что Сидоров недостаточно умен или безграмотен. Имеется в виду именно такой склад характера человека, при котором на него нельзя положиться.

На фронте в нашем госпитале работал доктор - высокий, полный, красивый блондин. Он соглашался выполнить любое распоряжение, сопровождая согласие чем-то наподобие современного "будьсделано". Забыв, напутав или допустив ошибку, он смотрел вам прямо в глаза, огорченно говорил: "Виноват". У меня было такое впечатление, что в детстве его очень любила и баловала добрая тетя. Хотя, возможно, никакой тети и не существовало.

Я убежден, что "психологию троечника" в работе можно и нужно ломать. Один-два раза показать такому человеку, что все без исключения видят и знают его безответственность, в медицине совершенно недопустимую. И, главное, высказать уверенность, что при некотором желании и старании он в основном в состоянии выполнить свое дело добросовестно. Постоянный контроль и наблюдение, а иногда и подчеркнутое доверие могут способствовать изменению его характера. Понятно, если такое доверие не угрожает здоровью пациента.

Хочу еще раз подчеркнуть, что под врачеванием понимается привлечение всех возможностей, чтобы подчинить их одной цели - излечиванию больного. Оно требует от специалиста отдачи всего себя без остатка, и если он не способен на это, то лучше уж ему заняться препаратами, приборами или чем-то еще.

ХОРОШИЙ ВРАЧ

Почему-то у нас принято благодарности и прочие виды поощрения приурочивать к праздникам. В общем-то ничего плохого здесь нет, да и праздничное настроение повышается. Однако во время войны поощрения и награды у нас в медицинской службе зачастую были результатом конкретных заслуг или подвигов. И в этом есть известная логика. Вспомнил я об этом вот по какому случаю. Из недавнего мирного прошлого.

Мальчик лет шести качался в своем дворе на полутонной бетонной плите и, потеряв равновесие, упал. Его партнер испугался и спрыгнул. Плита придавила мальчика. По счастью, неподалеку был его дедушка, сильный и энергичный человек. Он взял ребенка на руки и быстро доставил в ведомственную больницу, к которой был прикреплен. Прошло совсем немного времени, когда меня привезли в хирургическое отделение. Мальчик был плох. Пульс едва улавливался. Шок. Внутреннее кровотечение. Служба анестезиологии и реанимации была там поставлена наилучшим образом, но опыта в работе с детьми у них не было. Я решил пригласить нашего старшего анестезиолога Валерия Б., тем более что мальчик страдал бронхиальной астмой и можно было ожидать осложнений.

Не буду пересказывать деталей. Отмечу лишь, что у мальчика оказалась редкая травма: отрыв брыжейки от кишечных петель в трех местах. Операция прошла благополучно. Кровопотеря была восполнена. А наш анестезиолог остался ночевать у ребенка в ожидании неприятностей, которые не преминули возникнуть.

Пришлось привезти "парилки", создающие высокую концентрацию пара во вдыхаемом воздухе, ввести почасовое наблюдение, менять лекарства. Трижды в день мы собирались на консилиумы. А Валерий трое суток прожил в одной палате с ребенком, коррегируя с товарищами назначения и процедуры.

Когда мальчик выписывался здоровым домой я попросил по-хорошему отметить работу анестезиолога. Приказ министра здравоохранения был сформулирован так: "Благодарность за самоотверженное выполнение врачебного долга". Что в общем-то и правильно. Добавим к этому: при высоком профессиональном уровне работы...

Оперирование

В понятие "золотые руки" нередко вкладывают некое врожденное свойство, ниспосланное как неожиданный и щедрый дар природы. Действительно, есть хирурги, которые хорошо оперируют, не очень задумываясь над тем, как они этого достигают. Точно так же есть люди, которые поют, как птицы, свободно, легко и красиво. Но я твердо убежден, что если в пении врожденный анатомический субстрат может иметь решающее значение, то в хирургии искусство оперирования рождается столь своеобразными и сложными путями, что стать хорошим хирургом могут многие, любящие свое дело и обдуманно работающие над совершенствованием технического мастерства.

Развитие ловкости и гибкости пальцев или, как мы говорим, пальцевой техники необходимо в выполнении узловых деталей операции: рассечение тканей, остановка кровотечения, наложение швов, вязание узлов и др. Некоторые молодые хирурги считают, что всему этому можно учиться или "доучиваться" во время операции, на больном, что и безнравственно, и порочно.

Примечателен пример знаменитого французского хирурга Тьери де Мартеля, который дал слово сделать первую операцию у человека, когда он овладеет хирургической техникой не хуже, чем его квалифицированные коллеги. Слово свое он сдержал. Далось это ему ценой упорной работы в морге, виварии, упражнений с инструментами и т. п. Небезынтересно вспомнить, что де Мартель был патриотом, беззаветно любившим свою родину. В 1940 году, в день, когда немцы входили в Париж, он покончил жизнь самоубийством, будучи не в силах примириться с этим.

Ошибочно думать, что хороший хирург и хороший техник - разнозначные понятия. Но если второе возможно без первого, то первое невозможно без второго: настоящий хирург не может быть плохим техником. В детской хирургии овладение оперативной техникой приобретает особое значение. К этому я еще вернусь.

И все-таки, чтобы стать мастером своего дела, не начинают с приобретения технических навыков. Нет, работу ведут параллельно: изучение топографической анатомии, оперативной хирургии, особенностей оперативной техники у детей, составление операционной бригады, планирование вмешательства и др. Но все перечисленное влечет за собой вдумчивый подход, многочасовые упражнения.

Лучшей школой хирурга является неотложная хирургия и амбулаторно-поликлинический прием. Неожиданные задачи, сложные ситуации, моральная ответственность - все это способствует быстрейшему формированию полноценного специалиста. Очень полезны дежурства и работа в поликлинике или травматологическом пункте, выезды в районы и т. п.

В настоящее время, когда многопрофильная интенсивная терапия и выведение из критических состояний осуществляются в отделении реанимации, нельзя себе представить ассистента, который не поработал бы в этом отделении хотя бы с целью знать его возможности, диагностические и лечебные методики и принципиальные установки.

Очень интересны мысли С. С. Юдина о творчестве хирурга, который, готовясь к операции и выполняя ее, должен сочетать в себе качества портного и столяра, архитектора и слесаря, скульптора и художника. Проведение каждой современной операции требует от хирурга качеств незаурядного организатора. В этом отношении крупную реконструктивную операцию можно сравнить с заключительным актом сборки машины, когда результат является следствием усилий большого коллектива. Точность действий каждого из его членов обуславливает качество продукции. Правда, оперирующему хирургу здесь принадлежит своеобразная и индивидуальная роль.

В подготовке к операции, кроме чисто технических задач, большое значение имеет психологическая сторона. Приведу пример, который моим коллегам может показаться весьма субъективным. Хирург при планировании операции, особенно большой или новой, стремится предусмотреть возможные отклонения, опасности, ошибки или упущения. Сам я перед сложной операцией обычно мысленно шаг за шагом прохожу все ее этапы. При этом зачастую мне приходится составлять схему, план вмешательства, делать зарисовки. В процессе такого обдумывания по принципу "что будет, если..." оказывается, что кое-какие мелочи были забыты, некоторые детали недостаточно ясны. Но мне хорошо известно, что в быстром темпе оперативного вмешательства мелочи и детали способны неожиданно перерасти в острую проблему. А размышлять там уже некогда. Известный летчик-испытатель М. Л. Галлай отлично описал свои ощущения в полете, во многом сходные с теми, которые испытывает хирург. Тем более в случаях, когда он выполняет данную операцию впервые.

Такой "мозговой" подход может раздражать отдельных многоопытных специалистов, у которых отточенная техника и укоренившийся автоматизм движений в трудный момент срабатывают на пользу больного. И все-таки я глубоко убежден, что наилучший результат получается тогда, когда хирург стремится сочетать сознательно отработанное техническое мастерство с неустанным обдумыванием всех деталей хорошо подготовленной операции.

Трудно мне передать существо этого процесса обдумывания хода операции, но он значительно сложнее, чем кажется на первый взгляд. Я сказал бы, что это попытка мыслить не фактами, не картинами, а действием, причем наиболее ярко и красочно, а не в обычном черно-белом варианте. Когда в воображении сливаются цвета, запахи и движение, именно тогда хирург в полной мере может себе представить максимум того, что произойдет.

...Молодому врачу свойственно, безотносительно от желания, подражать своему шефу. Чем больше уважение и любовь к нему, тем подражание сильнее. Этот психологический фактор имеет немаловажное значение в стадии ученичества, а затем и в формировании школы. Недаром по "почерку" и поведению хирурга можно узнать, чей он питомец. Это явление скрывает в себе положительную и отрицательную стороны.

Положительная - в заимствовании высокого мастерства. Отрицательная - в ограниченности этого мастерства одним индивидуумом, шефом. Следовательно, молодой специалист должен использовать опыт многих и разных хирургов, перенимая лучшее. Как хороший хозяин или трудовая пчела, которые все полезное несут в дом, он свои счастливые находки и наблюдения отдает клинике. Здесь годится все: организация работы и детали техники, применение современной аппаратуры и способ стерилизации перчаток. Трудно себе представить ведущего хирурга, если только он не страдает самовлюбленностью или глубоким склерозом, который с благодарностью не воспримет любое новое для него, но полезное для дела предложение.

Понятно, что подражательство и заимствование не есть этап в жизни хирурга; это способность на протяжении всей своей жизни выбирать лучшее и отбрасывать укоренившиеся, милые сердцу, но недостаточно эффективные приемы и привычки. Именно таким образом создается собственный стиль работы. Индивидуальные черты характера накладывают отпечаток на планирование операции, на расстановку бригады, на каждое движение, на темп и смену ритмов, на использование тех или иных инструментов и многое другое. Рождение собственной манеры оперировать свидетельствует о наступлении зрелости хирурга.

Что же все-таки основное в хирургическом мастерстве? Наблюдая в свое время операции С. С. Юдина, я не мог понять, в чем их необычайное эстетическое влияние и профессионализм. Лишь позднее, когда кончилась война и С. С. Юдин после долгого перерыва вернулся в Москву, я вновь на одной из операций подумал об этом, и ответ пришел сразу, в очень конкретной форме: совершенная операция - когда хирург не делает ничего лишнего, а только абсолютно необходимое. Если не ошибаюсь, А. П. Чехову принадлежит определение изящного как отсутствие всего лишнего. Скорее всего, этому может соответствовать современный термин - лаконизм. Вот конечная задача, которая решается упорным трудом и постоянным обдумыванием того, что предстоит выполнить.

Руки хирурга

Прошло то далекое время, когда опытные психологи или проницательные детективы вроде Шерлока Холмса могли определить род занятий человека по мелким, но убедительным штрихам. Ни в одежде, ни в поведении сегодня зачастую не найдешь примет профессии. Разве что в отдельных случаях те или иные предметы верхнего платья, манера себя держать и интонации голоса нет-нет да и выдадут своего хозяина. Впрочем, как правило, он этого не скрывает...

Наверное, именно поэтому художник, рисуя портрет хирурга, ищет дополнительных аксессуаров: соответствующей медицинской обстановки, белого халата, шапочки. Но более всего его интересуют руки. Он старается именно в руках, том главном рабочем аппарате, который и проделывает чудеса исцеления, найти выразительный материал для воспроизведения на полотне. Увы, далеко не все, даже крупные хирурги обладали внешне "выразительными" руками. Громадные и маленькие, широкие и узкие, красивые и уродливые - их объединяла сила и гибкость пальцев, которые обычно сразу и не примечаются. Для этого нужно побывать на операции. Их чистота. Короткие, всегда аккуратно подстриженные ногти. Впрочем, мой учитель Николай Наумович Теребинский каждые три-четыре дня обрезал ногти с помощью очень острого скальпеля. Он считал, что ножницы разминают края, а скальпель создает идеальный торец ногтя. Такую руку легче привести в состояние стерильности.

Позднее, когда мне довелось накопить наблюдения за оперативными приемами хирургов, которым я ассистировал на операции, определились и их индивидуальные качества, и то, что их в конечном счете роднило.

У Н. Н. Теребинского была сильная, длинная кисть с утолщенными, как обычно у пожилых людей, суставами пальцев. Движения его были поразительно будничны и неэффектны. Работал он быстро, но не суетливо. Одним широким разрезом рассекал кожу, подлежащую клетчатку и сухожильное растяжение (апоневроз) живота, не повреждая брюшины. Нас, молодых хирургов, поражала точность расчета давления на скальпель, позволявшая проникать на заданную глубину в пределах долей миллиметра. Чувство ткани у него было совершенным, где бы он ни работал - на мягких тканях или костях. Пилой и долотом он владел, как профессионал. Н. Н. Теребинский рассказывал, что, полюбив лодочные прогулки, построил своими руками от киля до грот-мачты большую парусную яхту. Лишь паруса были в муках сшиты Надеждой Евгеньевной, его женой...

Во время войны в Москву приехал Андрей Гаврилович Савиных. Во II Таганской больнице он оперировал больного с раком нижней трети пищевода и входа в желудок. Операцию он выполнял через брюшную полость с помощью инструментов, сконструированных им самим и вызвавших наше изумление. Эти длинные инструменты служили как бы продолжением его ловких и красивых рук. Точность швов, накладываемых с помощью длиннющего иглодержателя, была безукоризненной. Делал он все медленно, но каждый завязанный им узел был абсолютно надежен.

На фронте хирурги оперировали по-разному, в соответствии с полученной школой. Операции М. Н. Ахутина мы воспринимали как праздник. Он понимал огнестрельные раны лучше, чем многие академические светила. Движения его рук были уверенные, размашистые, быстрые. Он не боялся кровотечения. Однажды кровь брызнула из крупного сосуда. Никто не успел опомниться, а Михаил Никифорович уже зажал сосуд пальцами, и во второй руке неизвестно откуда появился кровоостанавливающий зажим. Еще мгновение, и кровотечение было остановлено... - За одиннадцать лет совместной работы с Сергеем Дмитриевичем Терновским мы, его сотрудники, невольно фиксировали в памяти каждый его жест во время операции. Изящные руки его самой природой были предназначены для детской хирургии. Сергей Дмитриевич действовал удивительно нежно и деликатно, легко и быстро орудуя узеньким пинцетом или маленькими ножницами. В дни XXV Всесоюзного съезда хирургов Сергей Дмитриевич демонстрировал операции, которые вызвали восхищение делегатов своей ювелирностью и элегантностью.

Дата добавления: 2015-06-26