Памятник

Конец апреля. На улице погода чудесная. В школе последний урок закончился. Учительница попросила ребят остаться и объявила, что завтра уроков не будет, так как вся школа будет заниматься подготовкой к празднику 9 мая. Обрадовались ребята и стали домой собираться.

На следующий день все ученики на школьном дворе собрались. Завхоз объяснил, что делать нужно, и каждому инструмент вручил.

Девочки листья прошлогодние граблями в кучи сгребают, а мальчишки их на носилках за пределы двора школьного относят. Там в конце большой костер развели.

Много детей в школьном дворе порядок наводят. Тут и выпускники, и первоклашки. Мальчишки из пятого класса по двору носятся, листья прошлогодние в девчонок кидают. Девочки с ними ругаются, грозятся завучу пожаловаться.

Перед школой большая ель растет. Даша с Катериной около нее работают. Дарья к елочке подошла. Веточки погладила, на шишки, что на верхушке растут, посмотрела, и говорит:

– Глянь, Катюша, красавица какая!

Подошла Катерина и тоже на елочку смотрит. Елочка на ветру покачивается, девочкам кивает приветливо.

Девочки уже собрались за работу приняться, как вдруг на школьный двор две грузовые машины подъехали. На одной был установлен кран, а из кузова другой торчала какая-то конструкция железная.

Из машины рабочие вышли. Двое молодых, а один постарше, видимо, их начальник. Они стали из кузова какие-то инструменты доставать.

Ребята работать бросили, на рабочих с любопытством смотрят. А те к елке подошли и инструмент на земле разложили. Молодой рабочий бензопилу стал настраивать, а пожилой на елку задумчиво смотрит.

У одного из тех, что помоложе, каска желтая на затылок сдвинута, брюки в сапоги заправлены. Руки у парня в татуировках. Во рту зуб железный блестит. Он на учеников свысока глянул. Сплюнул сквозь зубы. И спрашивает:

– Эту пилить что ли, бригадир?

– Похоже, эту, – ответил тот, что постарше.

– Щас мы ее в один момент завалим, – усмехнулся молодой.

Катя на рабочих удивленно посмотрела, а потом у Даши спрашивает:

– Что это они, Даша, с нашей елочкой делать собираются?

– По-моему, они нашу красавицу спилить хотят, – ответила Даша задумчиво. – Пойду у их начальника спрошу.

Она к старшему подошла и спрашивает:

– Скажите, дяденька, что вы с нашей елкой делать собираетесь?

Тот на Дарью ласково посмотрел и говорит:

– Спилить, доченька. Праздник ведь скоро. Во всем городе приготовления идут. Люди ветеранов поздравлять будут. Директору вашей школы приказано мероприятия торжественные организовать. Городские власти памятник для этой цели изготовили. И камень гранитный с фамилиями солдат, что во время войны погибли. Многие из них в вашей школе учились. Памятник в нашей машине лежит. Мы его установим, а потом трибуну соорудим.

– Нельзя, дяденька, эту елку пилить! – говорит Даша.

– Да я и сам не хочу, – бригадир ей отвечает. – Вон ведь какая красавица! Да только что я сделать могу. У меня ведь начальство есть. Оно приказало, а я только исполняю. Да ведь это место ваш директор указал, у вашей школы памятник-то больше и поставить некуда.

– Что ты, бригадир, с этой малышней разговариваешь? – насмешливо спросил парень с татуировкой на руке.

Он подошел к елке и, присев на одно колено, стал заводить пилу.

Даша перевела взгляд в сторону парня. Она внимательно смотрела на его руки. Катерина, стоявшая рядом, заметила, что у Даши был очень напряженный взгляд. Наверное, поэтому у нее даже вены на лбу вздулись.

Повозившись немного с пилой, парень дернул за шнур. Пила рыкнула, но не завелась. Парень снова дернул шнур, ситуация повторилась. Даша все также напряженно смотрела на пилу. После третьей попытки парень удивленно уставился на инструмент.

– Что это с ней, Петрович? – обратился он к бригадиру. – Ведь полчаса назад она как часы работала.

– Может, свечу залило? – предположил бригадир. – Ты подергай – должна завестись.

Парень прижал пилу ногой к земле и принялся бешено дергать за шнур. Даша все также, не отрываясь, смотрела на инструмент. Пила не заводилась. Наконец, парень, устав дергать, отпустил шнур и присел рядом с пилой.

– Вот зараза! – в сердцах сказал он. – Что делать-то, Петрович?

– Выкрути свечу, – сказал тот равнодушно, – проверь, есть ли искра. Если нет – свечу замени да топливо подрегулируй.

Парень отошел немного в сторону и стал разбирать инструмент. Как только он отошел, Даша расслабилась и снова посмотрела на бригадира.

– Эту елку нельзя пилить, дяденька, – сказала она мягко, но настойчиво. – Она легендарная!

– Ага! – захохотал парень, который возился с пилой, – точно легендарная, ее Кутузов посадил.

Вокруг рабочих собралась вся школа. Ребята стояли полукругом, им было интересно посмотреть, что происходит. Впереди стояли старшеклассники. После слов парня некоторые из них заулыбались. Со всех сторон послышались шутки и смех.

– Нет, эту елку не Кутузов посадил, – спокойно возразила Даша. – Это наш старый учитель Иван Николаевич сделал!

После ее слов вокруг наступила тишина.

Ивана Николаевича в школе знал каждый. Здесь не было человека, которого бы он ни учил.

Иван Николаевич пришел в школу сразу после войны и вплоть до прошлого года преподавал. Умный и тихий учитель был. Никогда он на учеников не кричал, поэтому даже самый последний двоечник уважал и любил его. Его уроки истории были настоящим произведением искусства. Когда он рассказывал, картины из прошлого становились живыми, и у всех создавалось ощущение, будто ты сам там присутствовал. Но не это было самое главное. Он учеников своих всегда поощрял думать самостоятельно над событиями минувшими. Радовался очень, когда ученики с ним спорили и свою точку зрения высказывали, которая не совпадала с учебником.

Жил он один, тихо и незаметно, в небольшой квартире на окраине города. Последний год болел часто и уже не преподавал. Умер он так же тихо, как жил.

– Вы почему не работаете? – вдруг раздался грозный голос.

Через толпу детей, активно работая локтями, пробиралась завуч школы. Наконец она добралась до елки и остановилась рядом с Дашей.

– Во, во, – отозвался парень с татуировкой, – сами не работают и нам не дают.

– Как это не дают? – удивилась завуч.

– Вот так и не дают, – презрительно глядя на Дашу, сказал парень, – елку, говорят, пилить нельзя.

– Что здесь происходит? – раздраженно спросила завуч.

– Эту елку нельзя пилить! – спокойно ответила Дарья, глядя ей прямо в глаза. – Потому что ее Иван Николаевич посадил. Мама этой елочки во время войны дважды жизнь Ивану Николаевичу спасала, и не только ему. Она как памятник посажена.

Завуч, не ожидавшая такого ответа, на мгновение растерялась. Однако через секунду она пришла в себя и перешла в наступление.

– А ты знаешь, что мы для ветеранов, подарок сделать хотим? – решительно заявила она: – Этот памятник по специальному заказу сделан. Знаешь сколько на него денег потрачено?

– Ветераны памятник себе уже поставили. Это живой памятник бессмертному подвигу солдат погибших. Неужели вон та железка, – Даша кивнула в сторону грузовика, – дороже, чем этот памятник.

Завуч что-то хотела возразить, но в этот момент к ней подошел учитель физкультуры.

– Что у нас здесь, Маргарита Арнольдовна? – поинтересовался он.

– Да вот… – только и нашлась, что ответить завуч.

– Пусть Дарья расскажет, – выкрикнул кто-то из школьников.

Даша паузой воспользовалась и рассказывать начала:

– Эту ель старый учитель посадил, когда с войны вернулся. Иван Николаевич всю войну прошел от первого до последнего дня. Он в пехоте служил. Когда наша армия столицу Австрии освобождала, от командования приказ поступил – не применять пушки и авиацию. В Вене, столице Австрии, много памятников архитектуры было, и наше командование сохранить их пыталось.

Иван Николаевич со своим отделением к центру города пробивался. Бои шли очень упорные. Немецкие снайперы многих солдат из его взвода ранили или убили. До центра города всего пять человек дошло. Иван Николаевич со своими солдатами за огромной елью укрылся. Он каску снял и хотел пот со лба вытереть. В этот момент большая шишка ему прямо на голову упала. Пригнулся он. И в это мгновение пуля снайпера в ель ударила, аккурат в то место, где до этого его голова была. А шишка еловая прямо в каску свалилась. Иван Николаевич шишку в карман сунул, каску надел и из-за елки выглянул. И как раз вовремя. Увидел он, что в то место, где они находились, гранатометчик немецкий целится. «Ложись!» – только и успел он скомандовать и за елкой упал. В этот момент выстрел грянул, и взрыв последовал. Елка на себя все осколки приняла. Только не выдержала она и пополам переломилась.

Немцев из дома тогда другое отделение выбило. Бойцы Ивана Николаевича оказались только легко контужены, но каждый до конца войны дожил.

В память об этом случае он эту ель и посадил. Иван Николаевич ее из семечка той шишки вырастил, что ему на голову упала. Это – памятник елке-спасительнице.

Молчат ребята. Маргарита Арнольдовна на учеников смотрит. Досадно ей, что стала этот вопрос при детях обсуждать. Понимает она, что елку теперь очень трудно спились будет, многие против нее настроены.

Так получилось, что, когда ребята вокруг елки собрались, Даша и Катя в центре оказались. Школьники напротив них стояли. В первом ряду среди старшеклассников стояла первая красавица школы – Света Меньшикова. Она с любопытством смотрела на девочек. Света стояла, скрестив руки на груди, прислонившись к плечу высокого красивого парня.

Даша знала, что Света влюблена в этого парня. Они действительно были красивой парой. Парня звали Игорем. Он был из довольно состоятельной семьи, наверное, поэтому всегда был одет по последней моде. Игорь был отличником. На своих сверстников, а уж тем более на малышей он смотрел свысока.

Вот и сейчас он насмешливо глянул на Дашу и произнес надменно:

– Мало ли какие сказки нам тут малышня рассказывать будет. Решили памятник установить, давайте установим.

Из толпы школьников вышел первоклассник.

– Это не сказки, – заявил он. – Все, что Даша говорит, – это правда. Мой дедушка вместе с Иваном Николаевичем воевал. Он мне тоже эту историю рассказывал.

Мальчик подошел к Даше и Кате и встал рядом с ними.

– Я тоже не дам эту елочку спилить, – решительно сказал он.

– Еще один защитник природы нашелся, – ядовито сказал Игорь. – Можно подумать, тебя кто-нибудь спросит.

После его слов Света, опиравшаяся на его плечо, аккуратно отстранилась и с удивлением посмотрела на своего парня.

– Ты действительно так считаешь? – спросила она, испытывающе глядя на Игоря.

– Конечно, – холодно ответил он. – Начальству виднее, какой памятник устанавливать. Если каждый думать начнет да со своими советами лезть, мы даже сарай построить не сможем.

– Может, с этой елкой действительно повременить? – обратился к завучу учитель физкультуры. – Надо бы с директором посоветоваться. Кстати, нам надо еще деревья за школой спилить. Мы же собирались в этом году спортивную площадку расширять. Там у нас футбольные ворота криво стоят. Им деревья мешают. Три тополя да дикие яблони прямо на футбольном поле растут. Если их спилить, то мы сможем еще и беговую дорожку сделать. Пускай рабочие пока туда идут, а мы за это время до директора дозвонимся.

– А может, ваши умники и там нам работать не дадут, – снова встрял в разговор парень с татуировкой, – глядишь, они так скажут, что деревья рубить вообще нельзя.

Парень стоял, засунув руки в карманы и выставив вперед ногу в начищенном до блеска кирзовом сапоге. Он выплюнул папиросу, повернулся к Даше и ехидно спросил:

– Может, ты скажешь, что и их пилить нельзя, может, дикие яблони тоже героические да легендарные?

– Ничего легендарного в этих яблонях нет, – ответила Даша. – Только они не дикие. Ласковой и благодарной рукой они посажены.

Молчат все, а Даша продолжает:

– Когда учитель наш с войны вернулся, он в деревню родную поехал. Он ведь не из нашего города был. В деревне у него жена и трое детей оставались. Он для них подарки разные из Германии вез. Он их за хлеб у немцев выменивал. Жене – платок пуховый, двоим сыновьям – машинки игрушечные, младший дочке – куклу красивую. За всю войну от жены он только одно письмо получил, но по этому поводу не расстраивался – война ведь. Его из части в часть нередко переводили. Наверное, поэтому, думал, и письма его найти не могли. Да и деревня, где он жил, немцами была занята.

Когда Иван Николаевич до деревни доехал, к своему дому направился. Идет по деревне, смотрит – дома все целы. Видимо, немцы сжечь их не успели, когда отступали. Подошел он к тому месту, где дом его стоял, и видит – на месте дома пепелище, и только труба печная торчит. Кинулся он по соседям узнать, где семья его. Молчат люди, взгляд отводят да головы опускают. Наконец соседка одна рассказала ему, что случилось.

В самом начале войны, когда наши войска отступали, вслед за ними в деревню немцы вошли. В деревне только бабы, старики да подростки остались. Все мужики на фронт ушли. Немцы жителей на площадь согнали и объявили, что если кто-то из них помогать красной армии станет, того они расстреляют.

Как-то зимой жена Ивана Николаевича – Анастасия, в лес за дровами пошла. Трое детей у нее. Хочешь не хочешь – а кормить надо. В лесу она на бойцов наших наткнулась. Они из окружения выходили да в засаду попали. Все трое ранены, сами идти не могут.

Анастасия ночи дождалась и по одному их на сеновал к себе перетащила. Знала она, чем рискует, да уж больно жалко ей солдатиков было. Молоденькие они совсем, если немцы их поймают – точно расстреляют. Месяц она их лечила и кормила. Двое быстро поправились, и Анастасия их одного за другим в лес к партизанам отправила. Третий же тяжело ранен был. Поправлялся долго. Но и его она смогла бы на ноги поставить, немного совсем оставалось. Еще бы чуть-чуть и ушел бы солдат, да только, видно, не судьба.

В деревне их предатель оказался…

При этих словах Даша почему-то на парня с татуировкой посмотрела и продолжила:

– Он и рассказал немцам, что Анастасия красноармейцев прячет. Ладно бы он жизнь свою спасал, его бы понять можно было. Но этот человек выслужиться перед немцами хотел.

Немцы утром нагрянули. Весь дом они обыскали, потом на сеновал забрались, там солдата и обнаружили. Его во двор вытащили, били долго. Немцы сведения о наших войсках получить хотели. Да только не смогли они сломить дух русский. Ничего солдат им не сказал. Тогда немцы его к дереву поставили и расстреляли.

Анастасия все это видела. Поняла она, что немцы с ней сделают. Чтобы детей своих спасти, она сама к немцам вышла. Немцами молодой эсэсовец командовал. Он был худой да лощеный. Его сапоги всегда идеально начищены были. И он по ним тросточкой постукивал.

По его приказу всю деревню к дому Анастасии согнали. Через переводчика он объявил, что за помощь врагу Анастасия примерно наказана будет и все должны это видеть. Только немцы не расстреляли ее. По приказу офицера ее обратно в дом втолкнули. Окна и двери досками забили, лишь одно окно оставили, перед которым односельчане стояли. Возле окна немцы двух автоматчиков поставили. Дом бензином облили, а потом подожгли.

Люди видели, как Анастасия по дому металась, она хотела детей спасти. А когда поняла, что не сможет, она к окну подошла и перед ним встала. На руках она пятилетнюю дочь держала, а впереди нее сыновья стояли. Им в то время было девять и одиннадцать лет.

Когда дом загорелся, вся деревня заплакала, бабы в голос завыли. Только дети Анастасии не плакали. Молча стояли ее сыновья, ладошки в кулачки сжаты, а взгляды смело на немцев устремлены. Дочь Пелагея мамку за шею обняла и к щеке ее прижалась. Анастасия что-то сказала ей ласково.

Знали дети, что сейчас с ними произойдет, знали и не плакали. В последний момент Анастасия платок с головы сняла. Ее волосы золотистые по плечам рассыпались. Она людям улыбнулась. Может быть, мужа любимого в этот момент вспомнила, а может, солдат спасенных. И от улыбки ее еще сильней зарыдала деревня. В этот момент крыша рухнула.

………………………………………………………………

На следующий день все, кто оружие мог держать, из деревни к партизанам ушли. Люди поклялись эсэсовца поймать, и слово свое сдержали. Его через год нашли, судили и на площади повесили. А деревню именем Анастасии назвали.

После того, как Иван Николаевич узнал о том, что случилось, он к пепелищу родному вернулся. В сад вошел, что они с женой и детьми сажали. Там он на землю сырую упал и три дня пролежал как мертвый. Местные жители помочь ему хотели, да только не отзывался он. Через три дня он в себя пришел. Игрушки, что для детей вез, из мешка вынул и под деревья поставил. Туда же и платок положил. Потом он месту родимому поклонился и навсегда в чужие края ушел.

Он в Москву уехал. Там институт закончил, и его по распределению в наш город учителем направили, здесь он навсегда и остался.

Года через два его солдаты разыскали, которых Анастасия спасла. Долго они с ним беседовали. Потом они все вместе в деревню к Ивану Николаевичу поехали. Пепелище травой поросло, только сад остался. Они оттуда семена и саженцы привезли и перед нашей школой посадили.

– Видите, – Дарья рукой в сторону школьного двора указала, – три тополя в рядок посажены – это солдаты, которых Анастасия спасала. Тот, что в центре, молния почти пополам расколола. А ветром его на один бок завалило, он на соседний тополь опирается. Это солдат молоденький, которого немцы замучили. Перед тополями яблоня большая посажена, а перед ней две поменьше – это Анастасия и сыновья ее. Рядом с яблоней пригорок небольшой, и на нем вишенка растет. Если из кабинета Ивана Николаевича смотреть, то вишенка чуть выше яблони получается. Такое впечатление создается, будто женщина ребенка на руках держит. Это Анастасия и дочь ее младшая.

В прошлом году Иван Николаевич болел сильно. Я к нему приходила часто. Летом я в деревню собиралась, и в последний день, перед отъездом, он мне горшочек передал, в котором клен был посажен. «Сделай с ним, доченька, то, что душа твоя подскажет», – сказал он.

Когда я из деревни вернулась, узнала, что старый учитель умер. Плакала долго. Осенью я клен его рядом с яблонькой посадила. Теперь они навсегда вместе будут. С этого дня их души никто разлучить не сможет.

Я сделала то, что душа моя хотела. Теперь вы, – обратилась она к учителю физкультуры, – можете сделать то, что ваша душа просит. Возьмите пилу, – Дарья на инструмент рукой показала, – спилите эти деревья. Ведь очень важно ворота футбольные выровнять и дорожку беговую сделать. Для нашей школы самое главное – побольше бегунов вырастить.

Замолчала Дарья. Раскраснелась от речи пламенной, на завуча смотрит. Вокруг тишина мертвая.

Через некоторое время ученики в себя приходить стали. Перешептываются.

Маргарита Арнольдовна совсем растерялась, что делать, не знает. Учитель физкультуры голову вниз опустил и молчит. Рабочие инструмент свой оставили, на Дарью смотрят. Только парень с татуировкой продолжает с пилой возиться.

– Петрович, долго мы с этими вундеркиндами спорить будем? – вдруг зло сказал он, обращаясь к бригадиру. – У нас работа стоит, мы еще два заказа выполнить должны. Деньги за разговоры нам платить никто не будет. Надавать им подзатыльников да разогнать, всего и делов-то.

– Ну, им ты, может быть, подзатыльников и надаешь, ты вот мне попробуй, – послышался спокойный голос.

Из толпы учеников вышел высокий крепкий парень. Его широкие плечи и здоровенные кулаки говорили о том, что надавать ему подзатыльников будет очень непросто. Он подошел к Даше и Кате и встал рядом с ними.

Даша знала этого парня. Это был Андрей Фирсов – ученик выпускного класса. Учился он плохо. Вообще было непонятно, каким чудом он доучился до последнего класса. Он не был глупым, скорее даже наоборот. Нередко он с легкостью решал самые сложные задачи, а иногда не мог ответить на самый простой вопрос. Даша слышала однажды, как сокрушалась его классная руководительница. Она говорила, что у Андрея очень светлая голова, только он учиться совсем не хочет.

– Мне как раз размяться не помешает, – добавил Андрей, поводя широкими плечами.

– Я тоже давно подзатыльников не получал, очень хочется попробовать, – раздался еще один голос.

Из толпы выбрался другой ученик и встал рядом с Андреем. Это был его закадычный друг Колька. Он был ниже Андрея, но крепкий и коренастый. Его сломанный нос придавал ему вид уличного бандита.

– Ну что ты, «герой нашего времени», – сказал он, насмешливо глядя на парня с татуировкой, – как насчет подзатыльников?

– Нам тут еще драки не хватало, – всплеснула руками Маргарита Арнольдовна. – Ну, куда ты, Фирсов, лезешь? Твое присутствие в школе и так под большим вопросом.

– А он хочет, чтобы его в колонию для несовершеннолетних отправили, – презрительно проговорил Игорь. – Учиться ему мозгов не хватает, так вот он и решил тут перед нами показным героизмом покозырять. И ситуация подходящая, – продолжил он. – Эта недоучка, – кивнул он в сторону Даши, – нам тут байки рассказывает, а этот на амбразуру готов кинуться.

– Это не байки, – послышался детский голосок.

Вперед вышла первоклассница с большими белыми бантами.

– Мой дедушка был одним из тех, кого жена Ивана Николаевича спасла. Он мне сам говорил, что если бы не Анастасия, его бы в живых не было, а значит, и меня. Я тоже не дам эту елочку срубить, – решительно сказала она.

Малышка подошла к первокласснику, стоявшему около Даши, встала рядом и взяла его за руку.

– Я надеюсь, на этом героические выкрутасы закончатся, – громко и презрительно произнес Игорь, – или есть еще желающие вылететь из школы за срыв ответственного мероприятия.

– Думаю, что есть, – послышался звонкий голос.

Светка Меньшикова, первая школьная красавица, шагнула к ребятам и встала рядом с Андреем Фирсовым.

– Меньшикова, ты-то куда? – удивленно воскликнула Маргарита Арнольдовна. – Ну, я понимаю эту малышню – глупые они еще, что с них возьмешь. По Фирсову давно тюрьма плачет, его вот-вот из школы выгонят. Но у тебя-то – блестящее будущее, тебе в институт поступать надо, а ты к этим бандитам решила присоединиться.

– Блестящее будущее потерять не страшно, Маргарита Арнольдовна, – улыбнувшись, ответила Света, – Совесть потерять страшно.

Она посмотрела на Андрея Фирсова и вдруг решительно взяла его под руку. Андрей сразу как-то подтянулся и расправил плечи. Было видно, что теперь ему море по колено.

– Ну, Андрюха, – завистливо сказал Колька, – если бы меня такая девочка под руку взяла, мне бы и сотня бандитов была нипочем.

Он презрительно глянул в сторону парня с татуировкой и слегка ударил кулаком в свою ладонь.

– Ты у нас и так герой, – улыбнувшись, ответил Андрей.

– Тебе не кажется, Светик, что ты сильно ошибаешься, – снова вступил в разговор Игорь. – Я и раньше подозревал, что ты недалекого ума, – сказал он презрительно, – но теперь ты это еще раз доказала. Однако любую ошибку можно исправить, если сделать это вовремя. Я даю тебе пять секунд, чтобы ты передумала.

– Три, четыре, пять… – решительно ответила Света. – Я приняла твердое решение и менять его не собираюсь. Единственную ошибку, которую я совершила – это что с тобой познакомилась.

– Ты еще об этом пожалеешь, – с угрозой проговорил Игорь.

– По-моему, твой бывший тебе угрожает, – насмешливо глядя на Игоря, сказал Андрей.

– Это он от горя да по недомыслию, – усмехнулась Света.

– Тогда понятно, – улыбнулся Андрей.

– Слушай, Светик, как ты раньше не разглядела этого «отличника боевой и политической подготовки»? – встрял в разговор Колька. – Ты ведь у нас такая умница.

– Ой, Коля, – засмеялась Светка, – молодо–зелено, да ведь и на старуху бывает проруха.

Она отвернулась от Кольки и посмотрела на стоящих перед ней учеников.

Семеро школьников стояли против всей школы. Против рабочих. Против всего мира. Никого не обманывала их веселость. Все понимали, что эти семеро будут драться за елку до последнего. Они будут драться за этот памятник героически погибшим солдатам. Они не уйдут отсюда, даже если им придется умереть.

Маргарита Арнольдовна больше не угрожала. Она смотрела на стоявших перед ней учеников и совершенно не представляла, что ей теперь делать.

– Надо бы директору позвонить, – негромко сказал учитель физкультуры, – без него нам этот вопрос не решить.

– Ладно, – наконец придя в себя, сказала Маргарита Арнольдовна, – сейчас мы спорить не будем. Я позвоню директору, пусть он и решает.

– А я уже решил, – раздался хорошо знакомый всем ученикам голос.

Ребята обернулись. Позади толпы стоял директор школы. Он двинулся по направлению к елке. Ученики расступились, давая ему пройти.

Федор Степанович директором школы стал два года назад. Ему было чуть больше сорока. Умный и деятельный человек. Он никогда не сидел без дела. При нем школу отремонтировали. Организовали компьютерный класс, открыли разные кружки.

Областное начальство его недолюбливало. Он был слишком независим и самостоятелен. Он с легкостью нарушал все известные каноны и правила, решительно ломал веками сложившиеся традиции. Его терпели только потому, что каким-то необъяснимым образом ему удалось добиться того, что многие из его учеников получали диплом с отличием и золотые медали. Несколько раз в школу направляли различные комиссии, но всякий раз проверяющие убеждались, что знания детей соответствуют полученным ими наградам.

Когда он остановился рядом с Дашей, к нему подбежала Маргарита Арнольдовна.

– Как хорошо, что вы здесь, Федор Степанович, – торопливо заговорила она, – а то я просто не знаю, что делать. У нас тут мероприятие ответственное готовится, а эти, – она кивнула в сторону Даши…

Она не успела договорить, Федор Степанович перебил ее:

– Я все знаю, Маргарита Арнольдовна, – спокойно сказал он, – я слышал разговор от начала и до конца.

– Почему же вы не вмешались? – удивленно воскликнула завуч. – Тут ведь едва драка не началась.

– Посмотреть было любопытно, кто есть кто, – улыбнувшись, ответил он. – Нигде человек так свое настоящее лицо не показывает, как в критических ситуациях.

Он повернулся к бригадиру и протянул ему руку.

– Здравствуй, Петрович, – весело сказал он.

– И тебе не хворать, – улыбнувшись, отозвался тот.

– Ну, что мы делать будем? – спросил директор.

– А что ты у меня спрашиваешь? – усмехнулся бригадир. – Ты ведь у нас директор. Ты вон лучше у нее спроси, – он кивнул в сторону Даши, – это по ее милости мы тут уже целый час беседуем. Мы ведь так и не решили – пилим елку или нет.

– Я тебя, Петрович, не о том спрашиваю. То, что деревья эти никто не тронет, это уже решено. Я спрашиваю, где мы твою железяку установим?

Директор кивнул в сторону машины.

– Тебе же областное начальство приказало на этом месте установить, или ты с ними поспорить хочешь? – улыбнулся бригадир. – Смотри, снимут они с тебя голову.

– Ничего, – усмехнулся Федор Степанович, – без головы даже удобней, шапку покупать не надо.

– Да вы с ума сошли, – обратилась к директору завуч. – При всем моем уважении к вам, сейчас вы не правы. Да директоров за меньшие проступки с работы снимали, а на вас у начальства и так огромный зуб имеется. Это же дело государственной важности. Вас же выгонят!

– Может, так все и будет, – задумчиво проговорил Федор Степанович, – но для меня есть только одно дело государственной важности – вот они.

Директор указал в сторону учеников.

– Для них не важно, как мы будем обосновывать свою трусость, для них важно, как мы поступим. Знаете, Маргарита Арнольдовна, в этой жизни мы каждый день принимаем решения. Одни простые, другие сложные. Есть такие, от которых зависит карьера, а есть и такие, от которых зависит жизнь. Мой дед когда-то принял решение биться за Родину до последней капли крови и погиб за нее. Мой отец принял решение всегда говорить правду и двадцать лет отсидел в сталинских лагерях. Вот они, – директор кивнул в сторону семерых школьников, заслонивших собой елку, – тоже приняли свое решение. Теперь мой черед. И неужели вы, Маргарита Арнольдовна, думаете, что я испугаюсь?

– Делайте, что хотите, – безнадежно махнув рукой, ответила завуч, – я вас предупредила.

Она развернулась и стала выбираться из толпы школьников.

– Смелый ты мужик, Федор, – сказал бригадир, – хотя ты и в школе такой был. Мы ведь с тобой десять лет за одной партой сидели. Только ты скажи, нам-то что делать? За работу ведь деньги заплачены. Это-то ты понимаешь?

– Понимаю, – ответил директор. – Ты не волнуйся, Петрович, сейчас мы все решим.

Он повернулся к семерым школьникам, стоявшим у елки.

– Ну, какие предложения будут, – улыбнувшись, спросил он. – Только вы уж постарайтесь сделать так, чтобы меня хотя бы до девятого мая с работы не сняли.

– Если вас снимут, мы вместе с вами из этой школы уйдем, – серьезно ответила Света.

– Ну, я надеюсь, до этого не дойдет, – сказал Федор Степанович.

– До этого точно не дойдет, – уверенно сказала Даша. – Сами ветераны ни за что бы не дали эту елку спилить. Они просто не знают, какой подарок им власти приготовили.

– Как же нам все-таки поступить? – снова спросил директор.

– Я вот что предлагаю, – ответила Даша. – Давайте гранитный камень прямо перед елкой установим. Вокруг нее клумбу разобьем и оградку поставим, которую рабочие привезли. Сам памятник мы на школьном дворе установим, около сада, который Иван Николаевич посадил. Так у нас даже два памятника получится. Спортивную площадку мы в другую сторону развернем, там же и беговую дорожку сделаем.

– Площадку развернуть не получится, – грустно сказал учитель физкультуры, – там места мало. Ты ведь, Даша, сама видела у нас за школой целая свалка. Там и камни, и бочки, и бревна сухие лежат. Да и ворота футбольные очень тяжелые. Их не то что перенести, их с места сдвинуть тяжело.

– Это раньше тяжело было, – задорно ответила Даша, – а теперь у нас кран подъемный есть и самосвал, за который деньги заплачены. Да вон и тому парню, – Даша кивнула в сторону рабочего с татуировкой, – распилить что-нибудь не терпится. Я думаю, он нам все сухие бревна в один момент на мелкие кусочки распилит.

– А что, Даша, по-моему, идея хорошая, – задумчиво сказал директор, – пойдем-ка на школьный двор, посмотрим, как все лучше устроить.

Через полчаса работа закипела. Каждому нашлось дело. Как-то само собой получилось, что школьникам не надо было больше указывать, что делать. Двое ребят быстро расчистили место перед елкой. Рабочие опустили на него большой гранитный камень.

Как только он был установлен, четверо мальчишек схватили лопаты и разбили большую клумбу. Девочки сбегали в кабинет биологии, набрали семян и саженцев и вместе с учительницей стали сажать цветы.

Рабочие довольно быстро установили деревянную трибуну. Потом они перевезли железный памятник на школьный двор. Ребята долго спорили о том, в каком месте его поставить. Кто-то догадался сбегать за учителем рисования, и тот изобразил на ватмане несколько вариантов. Один из них, после небольших поправок, был принят.

Через несколько минут ребята с хохотом набросились на школьную свалку. Они растаскивали камни и доски, откатывали бревна и разбирали битый кирпич. Рабочие краном загружали бочки и бревна в машину. Самосвал несколько раз уезжал и снова возвращался. Ребята работали с таким усердием, что заразили им даже рабочих. Веселое настроение передалось и парню с татуировкой. Он больше не злился. Его пила работала бесперебойно. Он ходил вокруг бревен в мокрой от пота рубахе и беззлобно приговаривал, что сегодня он напилится на всю оставшуюся жизнь.

Директор школы вместе с бригадиром рабочих стояли в сторонке, наблюдая за происходящим.

– Знаешь, Федор, – сказал бригадир, – все-таки здорово, что у тебя такие ребята есть. Я ведь грешным делом подумал, что таких больше не осталось. Глядя на молодежь, я решил, что это потерянное поколение. Мальчишки мягкотелы и трусоваты, в армию их сейчас колом не загонишь. Девчонки все больше о деньгах да о тряпках думают. Такое впечатление создавалось, что эти ребятишки Родину за грош продадут. А ведь ошибся я. Есть среди них те, на ком Россия держится.

– Я тебе, Петрович, вот что скажу, этих детей все больше становится. Настоящих детей. Мальчишек и девчонок новой цивилизации. Они многое изменят. Может быть, и нам с тобой удастся в новом мире пожить.

– Ну дай-то Бог, – с надеждой вздохнул бригадир.

Когда работа была закончена, уставшие, но довольные школьники разошлись по домам.

День Победы был ясным и солнечным. Возле школы собрались все ученики. Они стояли, выстроившись в две линейки, перед трибуной. Играл настоящий оркестр. Музыканты были одеты в солдатскую форму времен Великой Отечественной войны.

Когда часы пробили десять, на трибуну поднялись ветераны, а вместе с ними руководство школы и представители городской администрации.

Даша стояла вместе со своим классом. Она с искренним восхищением смотрела на защитников Родины. У многих ветеранов на груди блестели ордена и медали. Когда заиграл гимн, седые старики расправили плечи и гордо подняли головы. Воистину, им было чем гордиться. Это был их праздник. Это был их день. День светлой памяти их великому подвигу.

Пока играл гимн, Даша смотрела на елку. Сегодня она выглядела не совсем обычно. На самой макушке была надета красная звезда с серпом и молотом. Чуть ниже на ветках были закреплены пять солдатских пилоток с красными звездами. Сверху по обеим сторонам ели, спускалась красивая лента, на которой висела звезда героя Советского Союза. Эта звезда была сделана из блестящей желтой бумаги.

Даша знала, что перед самой смертью Ивану Николаевичу вручили звезду героя. И вот теперь копия этой звезды висела на елке. Лента охватывала солдатские пилотки, как будто показывая тем самым, что среди защитников Родины никого кроме героев не было.

В этот день звучало много торжественных речей. Много добрых слов говорили люди ветеранам. Когда пришла очередь ответного слова, кто-то из ветеранов сказал, что в числе прочего они благодарны властям за то, что они сохранили самый дорогой их сердцу памятник – эту красавицу елку.

Когда торжественный митинг закончился, детей отпустили, а ветеранов пригласили в кабинет к директору школы.

Даша уже было собралась идти домой, но тут к ней подошла Катя.

– Пойдем со мной, Дашенька, я тебе что-то покажу.

Она взяла Дашу за руку и повела в сторону спортивной площадки. Даша не была там с того дня, когда они наводили там порядок. Они остановились невдалеке от сада, посаженного Иваном Николаевичем.

Сейчас здесь все выглядело иначе. Сад был обнесен невысоким деревянным забором. Земля под деревьями была вскопана и полита. В центре стоял небольшой столик и деревянная скамейка. На ней сидели два седых ветерана. У одного из них на коленях устроился внук.

Малышка с белыми бантами помогала высокому широкоплечему парню поливать клумбу, устроенную между деревьями. Она хохотала, брызгала на него водой и говорила, что он не там поливает. Стройная красивая девушка с улыбкой смотрела на эту возню. Наконец парень, устав поливать цветы и воевать с малышкой, подошел к девушке. Даша узнала их. Андрей Фирсов – знаменитый школьный двоечник, и Света Меньшикова – первая школьная красавица, стояли рядом. Света взяла Андрея под руку и застенчиво прижалась к его плечу.

– Устал? – ласково спросила она.

– Что ты, Светлана, доброе дело никогда в тягость не бывает, – ответил он, широко улыбнувшись.

Один из ветеранов, сидевших на скамейке, повернулся к молодой паре, и Даша отчетливо услышала его слова:

– Спасибо вам, ребятки. За память о друзьях наших погибших, спасибо! Ваше отношение – это самый дорогой для нас памятник!

Дата добавления: 2015-06-26