Эрцгерцог

17 марта 1915 г.

Задумывались ли вы когда-нибудь о посмертных переживаниях человека, чьё убийство предопределило начало этой войны[14]? Конечно же, нет; зато об этом задумался я: я искал его и нашёл.

Его искали и другие — души умерших и астральные души тех, кто уснул на Земле.

Воистину, его уход не был спокойным ни во плоти, ни в духе.

Даже если не принимать во внимание потрясения, вызванного насильственной смертью, сама угроза покушения, долгое время висевшая над ним, подобно чёрной туче, уже предопределила ту мрачную и беспокойную полосу, что ожидала его после смерти. Это — ещё одна иллюстрация к закону о том, что рано или поздно с нами обязательно случается то, чего мы больше всего боимся.

Поначалу он оказался в темноте в состоянии полудремы, похожей на смутный кошмар; затем его сознание постепенно начало проясняться, а вместе с прояснением стали возвращаться боль и душевные терзания. И наконец, наступил жуткий момент, когда он вспомнил, что потерял своё тело, и принялся искать его.

Зрелище собственных похорон произвело на него гораздо более гнетущее впечатление, чем на большинство других душ, поскольку просветление, начавшееся после смерти, уже позволило ему понять, что происшедшая с ним перемена означает нечто большее, чем просто личную смерть.

Силы зла, организовавшие его смерть, больше не нападали на него. Что ещё они могли получить от него? Он уже достаточно послужил их целям.

Будь в это время поблизости ещё кто-нибудь, чьё убийство вызвало бы столько же неясностей, подозрений и непонимания, возможно, тот человек страдал бы вместо него. Но чьё ещё убийство могло бы превзойти по этим меркам его собственное? В чём причина того, что именно на него пал этот незавидный жребий? Какие связи были тому виной? Его связи с германским императором, связи его семьи с теми, кто лично ему не был симпатичен, отношения нынешнего наследника с Россией — всё это и ещё многие источники ошибок, сомнений и заблуждений сделали его идеальной мишенью для подобного смятения чувств.

И его душе пришлось переживать это смятение, к которому добавились ещё и разочарование и горечь из-за того, что ему пришлось так неожиданно покинуть этот мир. Немалую роль сыграло и беспокойство за своих детей, которые оказались в весьма непростой ситуации, если учесть их семейное окружение.

Представьте себе, что каждый мужчина, каждая женщина и даже каждый ребёнок, узнав об этом событии, сразу же начинал думать — с негодованием, любовью, жалостью, сомнением или любопытством — об одной и той же душе; чуть ли не каждый человек почти во всех странах мира! Этого было более чем достаточно, чтобы полностью разрушить его астральное тело.

Обычно, когда умирает правитель, его провожают, думая о нём с любовью или же, наоборот, с нелюбовью, но редко смерть правителя вызывает сомнения. Его раса продолжает свой путь. «Король умер, да здравствует король!»

Некоторое время этот наследник великого престола был разлучён даже со своим другом, которого он любил. И опереться ему было не на кого. Мысли, мысли, мысли — мысли разной интенсивности обрушивались на него со всех сторон, истощали и мучили его.

Даже молитвы о том, чтобы облегчились страдания его души в Чистилище, не давали того результата, который обычно имеет молитва. Они просто тонули в огромном потоке мыслей, мчавшемся ему навстречу. Да, я сказал — «ему навстречу», ибо ему долго пришлось пребывать на пути этого урагана мыслей.

Даже те многочисленные помощники, которых я упоминал, когда писал для вашего мира в прошлый раз, мало чем могли ему помочь, поскольку им самим приходилось отражать тогда атаки злых существ, начавших войну в Астральном Мире.

Как правило, смерть одного человека не может произвести большого впечатления на целый мир. Те, кто любил его, скорбят; те, кто не любил и получил какие-то выгоды от его смерти, — радуются. Этот человек отошёл в мир иной, неся в своей бесплотной руке факел войны.

Спустя некоторое время он начал искать своего друга — правителя Германии[15]и нашёл его, но тот не мог увидеть его, хотя и чувствовал его присутствие в своей комнате. Он был слегка испуган. «Кто это может быть?» — думал он. Может, это его собственный ангел? Так не для того ли он пришёл, чтобы напомнить ему, что час его «великого предназначения» уже близок? Он стыдился своих сомнений, считая их слабостью; и решимость его силы, его злого «я» в конце концов возобладала над слабостью, и приготовления к войне продолжились.

Душа эрцгерцога была слишком смущена, чтобы хоть как-то повлиять на ход событий. Он был сильным человеком и снова сможет стать сильным, но как раз тогда, когда он мог воспользоваться своим невидимым влиянием, он не сделал ничего; он всё время старался стать видимым, и, по крайней мере, один раз это ему удалось.

Да, я говорил с ним, пытался дать ему совет; но у меня тогда были другие неотложные дела, и я оставил его на попечение одного священника, принадлежавшего к его собственной церкви. Это была добрая и сильная душа, подобная скале, возвышающейся над бушующим морем.

Я упоминаю о своей встрече с эрцгерцогом исключительно ради одной дамы, которая когда-нибудь прочтёт эти строки. Вряд ли я смогу полностью её утешить, но она будет рада узнать о спокойном и мужественном священнике, а я смогу, наконец, выполнить данное мной обещание, поскольку другого способа выполнить его у меня, похоже, не будет.

Письмо 7

«Избранный народ»

24 марта 1915 г.

Народы стали объявлять друг другу войну. Я и ещё двадцать других душ несколько часов провели во дворце в Потсдаме, своим незримым волевым влиянием пытаясь ослабить волну воинствующего духа, шедшую к императору со стороны германской нации. Мы говорили, что Германия не хочет войны!

Похоже было на то, что «der Tag»[16]уже близок и что война всё-таки торжествует победу.

Сейчас нет нужды говорить об уверенности Германии в том, что Англия не сможет вступить в эту войну. А не вступи Англия в войну, дело было бы решено задолго до того, как я начал диктовать вам эти строки. Германский военный флот сразился бы с французским и уничтожил бы его.

(Было бы замечательно, если б вы перестали пугаться всякий раз, когда я говорю что-либо неприятное вам. Я говорю то, что знаю; а вы просто пишете то, что я вам говорю).

Я и двадцать других сконцентрировали свою волю на Потсдаме и Фридрихштрассе. Не потому, что мы не знали каков будет ее исход. Мы знали ― эта война была предначертана звёздами. Но как солдат выполняет свой долг, даже если знает, что ему не выстоять, так и мы продолжали делать своё дело, оказывая сопротивление дьяволам войны.

Величайшего из Учителей не было тогда с нами; где Он был, я не знаю. Возможно, у Него были на то причины, которые мы просто не могли понять. Может, Ему приходилось сдерживать ещё более ужасные силы, стремившиеся к Земле от дальних звёзд.

Нет, это не фантазия, хотя и всего лишь предположение. На дальних звёздах тоже есть добро и зло. И если бы не сдерживающее влияние Тех, Кто наблюдал за всем происходящим отсюда, многие иностранцы в Германии были бы в то время просто разорваны на куски.

Что вы знаете о военном безумии, о безумии ненависти? Если бы вам сейчас, в вашем нынешнем воплощении, было знакомо это чувство, вы ни за что не смогли бы писать под мою диктовку, тем более что почти все те, кого вы любите и уважаете, находятся по одну сторону этой всё ещё продолжающейся войны. Вы можете усилием ума представить себе ненависть либо инсценировать её; но вы её не чувствуете, хотя и страдаете из-за её проявлений.

Самое худшее, что есть в немецком сердце, действительно, выглядит очень неприглядно, хотя я и призываю вас не испытывать ненависти к ним. Свои отрицательные черты есть у каждого, но немец — это самый большой задира на планете. Свирепым восточным расам всё же присуща некоторая сдержанность, выработанная в них многовековой культурой. Немца же сдерживает только германский Закон, он признаёт только сдерживающую силу этого германского Закона.

Ему несвойственно ощущение справедливости и несправедливости вообще, хотя он, как правило, весьма тонко чувствует, что справедливо, а что несправедливо в отношении его ближних — его родственников и сограждан. Но все те, кто оказывается за пределами его собственной расовой группы, выпадают и из его кодекса чести, каким бы благовоспитанным ни был этот отдельный немец.

Я говорю сейчас о расе, а не о тех немногих, кто, благодаря долгому проживанию за границей, впитал кое-что из идей всемирного братства и сумел развить в себе ощущение взаимосвязи всех народов.

И вот что я ещё вам скажу: немец может любить так же искренне, как и ненавидеть, но любить он может только своё собственное — нечто такое, что являлось бы продолжением его самого, своё второе «я», самого себя, но только в несколько иной форме. Немец может любить свою жену-иностранку, если «германизирует» её. Немец может любить своего друга-иностранца, если тот не стоит на его пути к тому, чем он сам желает завладеть.

Я не говорю здесь о сиюминутных всплесках эмоций, которым подвержены эти эмоциональные люди. Не говорю я и об их внешней доброте — следствии избытка чувств.

И всё же я говорю вам: любите этих людей, как бы ни были они неприятны на первый взгляд; любите их так, чтобы они отошли от своего расового эгоизма и распахнули бы свои души для всего не германского. Мир никогда не сможет разбить оболочку, в которую заключили себя немцы, если будет бросать в них камни. Даже проиграв эту войну, они отнюдь не станут более приятными людьми из-за того, что будут слабее. Старайтесь полюбить их не через жалость, а через понимание.

Пройдут десятилетия, прежде чем высокомерный, себялюбивый немец увидит, что за пределами его оболочки есть вещи даже лучшие, чем те, что он создал для себя внутри неё. Он уважает только силу. Сила и должна сдерживать его. Но от своего принудительного преклонения перед превосходящей мощью он может постепенно перейти к признанию доброты, которая не использует силу для принуждения, когда для этого достаточно её самой.

С начала войны я посетил множество немецких домов, я входил в них самих, превращаясь на какое-то время в немецких мужчин и женщин, и я научился понимать их и любить их. Я даже начал восхищаться ими, поскольку их преданность всему немецкому безгранична. Направьте эту силу на реализацию идеи подлинного братства всех людей, и этот народ станет воистину великим. Возможно ли это? Нет ничего невозможного для человеческой души, а этот народ — очень человечен.

Основная проблема заключается в порочности их системы образования. Они сами внушают себе, что являются избранным народом. Когда же эта война убедит их, что они не избранный народ, сама сила разочарования может опрокинуть столп эгоцентризма, воздвигнутый в центре немецкой души. Однако мир не допустит, чтобы этот столп с грохотом обрушился вниз, но постарается слегка смягчить падение, именно — слегка, дабы милосердие ошибочно не приняли за усталость от войны.

У Матери-Земли есть беспокойное и непослушное дитя. Его следует наказать, но нельзя лишать его места за семейным столом.

Я рассказал вам всё это, чтобы испытать вашу стойкость, поскольку в следующем письме я собираюсь поведать вам нечто такое, что потребует от вас ещё большего мужества и милосердия, другое название которого — любовь.

Письмо 8

Дата добавления: 2015-06-26