Восточный фронт глазами солдата Вермахта

Награждение

Носители

Организаторы

Муниципальное Образование город Пушкин

Муниципальное Бюджетное Учреждение Культурно -досуговый Центр «СОФИЯ»

1. Жюри фестиваля

Заслуженные работники в области культуры, профессиональные танцоры различных направлений,

А так же ведущие тренера СПб и Лен.области.

1. Кретерии оценки:

1. Исполнительское мастерство
2. Композиционное построение
3. Соответствие репертуара возрастным особенностям исполнителя
4. Сценичность (пластика, костюм, реквизит, культура исполнения, артистизм)

1. Место проведения

Санкт-Петербург, г. Пушкин, ул. Радищева 22, 465-27 87

1. Заявки на участие

Принимаются до 3 апреля 2013 г. в письменной форме по тел/факсу (812) 465-27 87

Электронная почта: [email protected]

Справки по тел.: [phone] Юлия Лозяк

	Название коллектива
	ФИО руковадителя
	Дисциплина
	Номинация
	ФИО участник
	Возраст

1. Оргкомитет

Председатель оргкомитета, организатор:

Лозяк Юлия Валерьевна Тел.: [phone]

Члены оргкомитета:

Лозяк Юлия Валерьевна Тел.: [phone]

Никитина Ксения Сергеевна Тел.: [phone]

Обязательно СД: 1 мелодия на одном носителе. Имейте дубликат записи! RW и MP3 не принимаются.

Внимание: в случае превышения положенного времени композиции, выступление участника может быть прервано оргкомитетом мероприятия (музыка будет микширована).

Диплом каждому участнику.

КОНКУРС ОТКРЫТ ДЛЯ ВСЕХ ЖЕЛАЮЩИХ

и СОГЛАСНЫХ с ДАННЫМ ПОЛОЖЕНИЕМ

«Передо мною послание, переданное по коротким волнам из разрушенного тракторного завода “Красный Октябрь”… Его прислал один из последних оставшихся солдат Шестой армии, Генрих Штода. В этом сообщении Генрих говорит, что на юго-западе Сталинграда ещё слышатся звуки битвы. Он сообщает:

“Нас семеро. Мы последние, кто остался здесь в живых. Четверо ранены. Мы скрываемся в полуразрушенном заводе уже 4 дня. Во рту не было ни крошки. Я распечатал последний магазин для своего пулемёта. Через 10 минут большевики с нами покончат. Скажите отцу, что я выполнил свой долг, что я знаю, как умереть. Да здравствует Германия! Хайль Гитлер!”

Генрих Штода был сыном мюнхенского врача Адольфа Штоды.

До самого конца войны воздушные силы русских не могли противостоять Люфтваффе. Даже в Пруссии, где наиболее активно действовала русская авиация, “Мессершмиты-109” или “Фокке-вульфы” обращали дюжину бронированных “Илов” в бегство. В середине войны, когда у Люфтваффе было вдоволь резервов, даже большое количество русских самолётов не представляло серьёзной опасности.

К сожалению, на земле, как и в воздушных боях, нам приходилось сражаться с превосходящими силами противника, да к тому же на двух фронтах. По существу, оборонялась крепость, периметр которой составлял 15.000 километров. Вот лишь один пример. Во время боёв на Висле, к северу от Кракова, двадцати восьмитысячная немецкая армия при поддержке тридцати танков “Тигр” и двадцати “Пантер” оказалась бессильна против двух мощных советских армий, состоявших из шестисот тысяч солдат и семи полков, в распоряжении которых находилось 1.100 танков различных наименований.

Одна из крупнейших ошибок немецкого командования во время войны состояла в том, что с немецкими солдатами обращались ещё хуже, чем с пленными: и это вместо того, чтобы позволить нам грабить и насиловать, – осудили-то нас в конце концов всё равно именно за это.

Обезумев от успеха, мы без передышки продолжали наступление, увеличивая клин, которым врезались в центральный фронт советских войск. Как утверждали наши так называемые информационные службы, против нас сражалось 150 тысяч солдат. На самом деле их было скорее 400-500 тысяч; их сопротивление смогли сломить 60 тысяч немцев.

Наступление русских, предпринятое силами бронетанковых войск, захлебнулось. Продолжался бой не более получаса. Русские явно стремились испытать нас. Часть танков была уничтожена или подбита. Русские потерпели поражение, но для их огромной армады это ничего не значило. Для нас же, несмотря на меньший понесённый урон, потеря четырёх противотанковых орудий стала серьёзной проблемой.

К утру следующего дня снегопад прекратился. На равнине виднелись каркасы танков, не полностью покрытых снегом. В непосредственной близости от нашей позиции их было не менее двадцати.

На второй день третьего отступления наиболее подвижная часть батальона остановилась. Она должна была служить прикрытием на пути остальных частей на запад … В нашем распоряжении были бронетранспортёры и 4 небольших танка. В Польше они сослужили добрую службу, но по сравнению с “Т-34” казались игрушкой. Их огневая мощь была представлена двуствольным пулемётом и гранатомётом. Танки мы использовали вместо тягачей: тащили на них 12 салазок с оружием и провиантом. Крупнокалиберные пулемёты были установлены на полугусеничных машинах; они же помогали нам вытаскивать грузовики из сугробов … Завершали нашу колонну 3 противотанковых орудия. С таким оружием мы могли отбиваться от партизан. А пулемёты, зенитки и гранаты нужно было использовать, чтобы хотя бы на сутки задержать русские дивизии, в составе которых было несколько бронетанковых подразделений. Если бы мы и выиграли бой, всё равно пришлось бы отступать дальше.

Протяжённость фронта в нашем секторе составляла не более ста километров. И по всему его периметру были расставлены полки вроде нашего. А основные силы армии форсированным маршем отступали на запад.

Русские, совершившие прорыв южнее, пренебрегли нашим сектором. Не было смысла терять солдат, преследуя врага, который всё равно отступает. Русская армия предоставила нас партизанам. Их численность постоянно увеличивалась. Было трудно себе представить, откуда их столько в стране, вроде бы находившейся под нашим контролем.

По приказу Сталина партизаны, неожиданно нападая на нас, затрудняли отступление. Они использовали снаряды замедленного действия, минировали трупы наших солдат, нападали на поезда с провиантом, оказавшиеся в изоляции отряды и на сборные пункты, безжалостно обращались с пленными. Но сражений с боеспособными частями они избегали. Партизаны вполне заслужили данного им немцами названия – террористы. Своими действиями они достигли того, что было не под силу регулярной армии.

Вермахт постепенно склонялся перед мощью превосходившего его во много раз врага. Партизанское сопротивление ухудшило ситуацию на фронте, а тыл больше не отвечал на наши призывы. Украина относилась к нам сочувственно, но и здесь стали действовать партизанские отряды, сформированные по приказу Москвы. Перед населением Украины встал выбор: кого поддержать? Партизаны расправлялись с молодыми украинцами, которые ещё недавно с пониманием относились к нам, или записывали их в свои отряды. Невидимая война без снисхождения и жалости брала верх.

… Во имя марксистской свободы украинцам пришлось изменить отношение к нам. Они превратились в злейших врагов Германии. Война приняла тотальный характер, в ней стали применять метод “выжженной земли”. Мы уже не щадили города и сёла: ведь сами превратились в преследуемых. А нас-то и подавно никто не жалел.

Именно на вершине этой и без того невыносимой войны наш полк нёс свою страшную службу.

… Партизаны уничтожали печи в избах. Они думали, что так мы умрём от холода. У некоторых изб не было и крыши: она либо сгорела, либо её сняли. Возможно, партизанам просто не хватило времени полностью уничтожать деревни до нашего появления. Но изб всё равно оставалось слишком мало для нас. Приходилось бродить в поисках крыши над головой. Мы жгли всё, что попадало под руку, но возникала опасность, что загорится сама изба. Больше никто не хотел тратить силы на то, чтобы собирать в лесах хворост. Солдаты, проклиная дым, который мог выходить лишь через распахнутые двери, собирались в кучку и пытались спать стоя, хотя их сотрясал кашель.

Но так было лишь в тех избах, в которых оставалась крыша. Там, где её не было, проблем с дымом не возникало, но согреться в них было совершенно невозможно. Тем, кто был поближе к очагу, грозило сгореть заживо, и им приходилось отодвигаться, а другие, сидевшие всего в пяти метрах, ощущали лишь тёплый воздух. Температура не поднималась выше минус двадцати.

Через каждые два часа к окопам шёл новый отряд, а часовые, белые от мороза, возвращались обратно. Зима разгулялась не на шутку. К тому же мы страдали от грязи. О намерении помочиться приходилось объявлять всем присутствующим. Тогда остальные держали под мочой замёрзшие руки. Часто она заживляла порезы.

… С наступлением темноты столбик термометра резко падал, часто до тридцати-сорока градусов. Всё наше оборудование пришло в негодность: бензин замёрз, машинное масло сначала превратилось в пасту, а затем в клейкую массу. Из лесу доносились странные звуки: это трещали деревья под тяжестью снега. А когда температура падала до минус пятидесяти, начинал трескаться и камень. Наступили ужасные времена.

Зима во время войны… Мы уже успели позабыть, что это значит. А теперь она навалилась на нас будто гигантский пресс, готовый сокрушить всё под собой. Мы сжигали всё, что было способно гореть.

Самое ужасное – это, конечно, караул. Если будешь стоять не двигаясь, рискуешь замёрзнуть живьём. В девять часов снова наступила моя очередь. Мы – пятнадцать солдат – стояли на карауле в развалинах избы. Первые полчаса хлопали друг друга по плечам, чтобы разогнать кровь. А вторые полчаса стали настоящей пыткой. Двое упали в обморок. Мы вытащили закоченевшие руки из рукавов шинели и неумело пытались привести их в чувство. Рукавицы, сшитые из кожи и шерсти, покрылись дырами и были уже ни на что не годны. Боль от рук распространялась по всему телу. Четверо солдат перенесли потерявших сознание поближе к костру, сиявшему в темноте. Появись русские, и они могли бы взять нас голыми руками. Некоторые из нас просто сходили с ума, бегали вокруг и рыдали, как дети. Несмотря на приказ, я бросил пост и побежал в ближайшую избу. Протиснувшись через плотную толпу солдат, остановился у самого костра и, скривившись от боли, упал на колени, а затем протянул сапоги прямо в угли. Те сразу же потрескались. От боли из-за контраста между жаром холодом я закричал. Но таким был не я один, другие стонали ещё громче.

Наконец был получен приказ двигаться дальше. Замёрзшее оружие казалось хрупким, как стекло. Никто не покрыл себя славой, сражаясь против русских. Мы вели другой бой – бой против мороза, усталости, грязи и вшей. Этот бой и стал частью повседневной жизни.

Мороз унёс 3 жизни. Трижды подразделения последнего караула возвращались с недвижными телами. Воспаление лёгких, общее обморожение, физическая слабость не позволяли сопротивляться морозу. Троих принесли к теплу слишком поздно. Пятерых удалось вернуть к жизни, вливая в них алкоголь.

Мы покрыли окоченевшие трупы снегом, воткнув в могилу палку с каской. На то, чтобы переживать, времени не было. Те, кто, к собственному удивлению, ещё оставался в числе живых, окоченевшими пальцами пытались завести промёрзшие насквозь двигатели. Положение оказалось отчаянным. Моторы не заводились.

… Для измученных пехотинцев возня с машинами была настоящей пыткой…

Пока одни трудились, другие открыли консервы. Мясо можно было рубить топором, пюре напоминало цемент, вино превратилось в кирпич…

Мы проходили по территории двух оборонительных постов: два круглых окопа и три-четыре избушки, вросшие в землю. Нам никто не вышел навстречу. Казалось, всё здесь покинуто. Вероятно, солдаты спят, пригревшись у огня. Мы послали на разведку небольшой отряд. Через пять минут один из солдат, запыхавшись, вернулся к колонне:

– Господин капитан, беда! Там никого в живых… Ужас какой-то! Все мёртвые.

Присмотревшись, мы увидели, что двери изб взломаны, а у одной из них лежит 4 или 5 трупов.

– Партизаны! – закричал кто-то. – Только что расправились со всеми!

– Недавно здесь шли бои, господин капитан. Бандиты небось до сих пор не побросали оружие.

Ещё один взвод направился ко второму блиндажу. Раздался продолжительный взрыв. Над укреплением взметнулся гейзер земли и брёвен… Троих солдат разорвало на кусочки. Двоих невозможно было узнать, третий ещё дышал, из его тела струилась кровь. Вместе с ними лежали трупы четырёх немецких солдат, которые были убиты ещё до нашего появления.

– Осторожно, мины!...

Солдаты остановились у второго блиндажа, но войти не решались.

Шестеро изувеченных трупов, почти полностью раздетых, лежало в море запёкшейся крови. Над некоторыми издевались так, что смотреть было невозможно. Солдаты, прошедшие битву под Москвой, Курском, Брянском и Белгородом, повидавшие разного, закрыли лицо руками и вышли. Такого ужаса нам видеть не доводилось.

Приняв все меры предосторожности, мы оттащили трупы. На двоих были установлены мины. Мы покрыли их брёвнами: времени и сил рыть могилы не было.

Все мы считали действия партизан совершенно бессмысленными. Весрейдау провёл церемонию прощания с восемнадцатью убитыми. Мы сняли шапки и каски и с обнажённой головой стояли в снегу.

“У меня был товарищ…”

Погребальная песнь отозвалась среди русского мороза тысячью голосов. Ни флагов, ни музыки не было – лишь одно страшное оцепенение.

Дух отмщения, стоявший за действиями партизан, разрушил последнее взаимопонимание солдат двух армий, которое ещё оставалось между нами. Предательских действий мы не могли понять.

Колонна снова выступила в путь …

Мы отчётливо услышали звук стрельбы. Километрах в десяти западнее разворачивался бой. Нам приказали ускорить темп движения …

Мы услышали автоматные очереди, которые в морозном воздухе казались громче, чем обычно …

На этот пост, как и следовало ожидать, ранее напали партизаны, возможно, тот самый отряд, который расправился с теми солдатами. Но к счастью, в данном случае обороняющиеся успели вовремя отреагировать. Из двадцати двух солдат, удерживавших пост, шестеро были ранены, а двое убиты. На снегу лежало 20 мёртвых партизан.

Раненые партизаны пытались спастись в лесах. Но все они были задержаны и расстреляны. Только двоих взяли в плен. Они вращали глазами, как загнанные волки, и отвечали на вопросы одно и то же:

– Мы… не… коммунисты.

За кого они нас принимают? Или они и впрямь ничего не знают? Впрочем, и такое возможно. Они выглядели как звери, которых ведут на бойню. Говорить с ними было невозможно. Наши солдаты приготовились к отмщению…

Наши схватили пленных и тычками погнали впереди себя. Партизаны от вида оружия потеряли голову и бросились бежать, пока их не уложили на землю выстрелы.

Пост просто чудом удалось спасти. Согласно рассказу находившихся там солдат, на них напали не меньше двухсот партизан. Два часа длился бой. Теперь защитники поста получили приказ об эвакуации.

На расстоянии двух километров от Бобруйска обнаружили соединение советских танков. Каждый занял свою позицию.

На западе воздух сотрясли разрывы. На минное поле вступили русские танки, напоминавшие разъярённых быков. Теперь настала их очередь взлетать на воздух. Наблюдатели смотрели в бинокли. Танки попытались уйти тем же путём, каким появились. Наша артиллерия молчала, предоставив дело минам.

Но 3 танка смогли всё же пройти через минное поле и направились к городу. Они стойко выдержали огонь наших противотанковых орудий, даже не замедляя ход, но, когда по ним ударили 88-миллиметровые пушки закамуфлированных “Тигров”, все 3 танка были поражены. Первый перевернулся, второй замер на месте, а третий повернул, открыв бок нашим противотанковым орудиям, которые снесли все его пушки. Однако ему всё же удалось развернуться. Мы замерли, наблюдая за этим поединком. Теперь он шёл прямо на минное поле. Взрывом танку оторвало гусеницы, из недр его вырвался чёрный дым. Выскочили 2 танкиста. Мы не стали стрелять. Оба русских зажали в руках пистолеты, готовые сражаться до последнего. Но, не услышав выстрелов, они направились к нашим линиям, опустили оружие и подняли руки. Через секунду они перешли линию фронта. Пехотинец, назвавший их героями, ухмыльнулся, а русские улыбнулись в ответ. Их белые зубы напоминали зубы негра: так почернели от дыма их лица. Наши провели их в избу и дали шнапса. Их поведение так отличалось от партизан, что мы не испытывали к ним ни малейшей ненависти...

На следующий день мы выслали сапёров заново минировать поле. Приходилось полагаться на мины: людских ресурсов не хватало. На следующий день пришли подкрепления. К нам направили 2 румынских полка и венгерский батальон. Поддержку должна была обеспечить и эскадрилья самолётов, базировавшаяся близ Винницы.

… Однажды ночью русские направили против наших позиций азиатов. Они должны были разрядить минное поле. На танки русские очень рассчитывали, а поскольку людей они не жалели, то часто посылали для выполнения подобных задач своих солдат.

Эта акция русских конечно же провалилась. Минное поле взорвалось под кричащей толпой, а тех, кто выжил, мы расстреляли. Трупы быстро коченели в такую стужу, так что зловоние не распространилось далеко.

Русские даже не попытались использовать артиллерию. Чтобы помочь азиатам. Значит, мы правильно оценили положение. Но теперь уже нельзя было ставить мины, так как русские стреляли по любой движущейся мишени. Удалось закопать лишь немного мин, но, к сожалению, наши потери при этом тоже были велики. Да и особенно надеяться на мины не приходилось.

А на другой вечер, когда мороз стал невероятно крепок, русские снова пошли в атаку. Мы стояли на позициях. Температура упала до минус сорока. От холода многие падали, не успев даже вскрикнуть. Выжить в такой обстановке было просто невозможно.

Но и атакующие русские страдали не меньше. Мороз не давал им даже раскрыть рот, чтобы крикнуть “Ура!”.

Обе стороны были готовы покинуть поле боя.

Металл ломался с поразительной лёгкостью. Советские танки продвигались вдоль фронта, но в тридцати метрах от передовой нарывались на мины. Их уничтожали и “Тигры”, открывшие огонь с постоянных позиций. Замёрзшие русские в беспорядке отходили под непрерывным обстрелом. Их офицеры, думавшие, что из-за мороза мы не сможем обороняться, ради атаки готовы были на любые жертвы.

Мне удалось спасти руки от мороза. Я засунул их прямо в рукавицах в пустые ящики из-под боеприпасов. Те же, кто вынужден был работать руками, – например, артиллеристы – рано или поздно обращались к врачу с тяжёлыми обморожениями. Многим ампутировали конечности.

Такой мороз простоял 3 недели. Русские ограничивались музыкой и речами, в которых призывали сдаться.

К концу января холод немного спал, его уже можно было выносить. Временами столбик термометра поднимался всего до минус пятнадцати. Но ночью по-прежнему стоял убийственный мороз, однако, делая частые смены, нам удалось выдержать. Мы знали, что вскоре русские возобновят наступление.

Как-то ночью, вернее утром, часа в четыре или пять, свистки снова призвали нас на позиции.

К нам с рёвом приближалась армада танков “Т-34”. Их наступлению предшествовала артподготовка, причинившая Бобруйску значительный ущерб и вызвавшая массовую эвакуацию мирного населения. Нам удалось завести двигатели наших танков – пятнадцати “Тигров”, десяти “Пантер” и дюжины “Марк-2” и “Марк-3”: мы целый день накануне прогревали моторы. В начале наступления 2 танка “Марк-2” были уничтожены русской артиллерией.

Снова возникла опасность прорыва.

Мы залегли в окопах и ждали наступления красной пехоты. Пулемёты и противотанковые орудия пока молчали.

Двигатели закамуфлированных “Тигров” работали на холостом ходу. Когда в поле обстрела попадал русский танк, “Тигр” поджигал его. Русские медленно двигались к нам, уверенные в себе, и стреляли наугад. Может, им бы и удалось деморализовать нас, если бы мы видели поле боя. Но оно скрылось в дыму. Первая волна советских бронетанковых сил захлебнулась в пятистах метрах от наших позиций: они не выдержали обстрела “Тигров”, “Пантер” и противотанковых орудий.

“Тигр” был настоящей крепостью. Огонь врага не причинял ему ни малейшего вреда…

За первой волной пошла вторая, более плотная. Теперь на нас шла пехота.

Мы с пересохшими ртами ждали, приложив приклады винтовок к плечу и припася гранаты. Сердца усиленно бились.

Неожиданно произошло чудо. В небе показалось 30 наших самолётов. Как и было обещано, в атаку пошла винницкая эскадрилья. Им было не трудно прижать атакующих к земле. Ни одна бомба не пропала зря.

Из траншей донёсся крик: “Да здравствует победа, да здравствует Люфтваффе!” Кричали мы так громко, как будто бы пилоты могли нас услышать. Мы открыли огонь из всех орудий, но русские, несмотря на громадные потери, не отступали. Пошли на врага и немецкие танки.

Воздух наполнился грохотом гусениц и едким дымом, запахом пороха и горящего бензина. Наши крики сливались с криками русских, дрогнувших перед лицом неожиданного сопротивления.

Мы видели, как величаво двигались наши “Тигры”, как они обстреливали вражеские танки. Новая атака самолётов Люфтваффе. На этот раз они применили ракеты и 20-миллиметровые пушки.

Русская артиллерия не прекращала обстрел наших позиций. Несколько человек погибло, но мы не придали этому значения, тем более что орудия вскоре замолчали.

Разгром русских завершила вторая эскадрилья немецких самолётов, роскошь, о которой мы не могли и мечтать. Мы бросались друг другу в объятия. Нас переполняла радость. Ещё бы! Целый год мы отступали перед превосходящими силами врага.

… О наших подвигах сообщалось в сводках командования. Фронт на румынской границе удалось удержать. После нескольких месяцев непрерывных атак, несмотря на мороз, германо-румынские войска отразили русское наступление …

Наглядным доказательством наших достижений была масса искорёженного металла и трупы, лежащие перед нашими глазами. В течение месяца Красная армия наступала по всей 400-километровой линии фронта 16 раз. Учитывая, что 3 недели боевые действия практически не велись, все эти атаки пришлись на одну неделю. В пяти случаях русские были разбиты, и лишь в одном районе они почти добились успеха. На юге им удалось совершить прорыв, но их окружили и либо перебили, либо взяли в плен.

В нашем же секторе никто не отступил ни на шаг. Нас распирала гордость. Мы снова доказали, что, имея хорошее вооружение и проведя тщательную подготовку, мы можем удерживать превосходящие силы врага, который никогда не продумывал как следует свои боевые операции.

… Солдаты “Великой Германии” были награждены тридцатью Железными крестами. Столько же было выдано танкистам, вполне заслужившим эти награды.

Русские господствовали в бледно-голубом небе. Мощь их авиации была огромной. Люфтваффе ограничивалась лишь необходимостью обороны немецких городов и удовлетворением растущих потребностей Западного фронта. Вылазки наших пилотов становились равносильны самоубийству: слишком велико было преимущество противника. Немногие победы, которые нам удалось одержать, были результатом невероятного героизма. Неприятель господствовал и в небе и на земле. В тылу сражались равные: германская армия и партизаны».

Ги Сайер «Забытый солдат. Мемуары 1942-1945». ало на кусочки.брёвен.ажу.й их улся к колонне:копа и три-четыре избушки, вросшие в землю.сквозь двигатели.са Вместе с ними

Дата добавления: 2015-06-26