Джон Стейнбек. На Восток От Эдема 11 страница

нее загадкой. И в поисках спасения ее мысли сторожко замирали, как

принюхивающиеся крысы. Мистер Эдвардс знал про пожар. Может быть, знал не

только он? А как он узнал? Когда она об этом думала, ее охватывал слепой

тошнотворный ужас.

По обрывкам доносившегося разговора она поняла, что тот высокий, худой

- шериф, и он хочет ее допросить, а молодой, которого зовут Адам, старается

уберечь ее от допроса. Может быть, шерифу известно про пожар?

Голоса за дверью звучали громко, и то, что она услышала, подсказало ей,

как действовать. Шериф говорил:

- Должно же у нее быть имя. И кто-нибудь наверняка ее знает.

- Но как она будет отвечать на вопросы? У нее сломана челюсть,возразил

голос Адама.

- Если она не левша, то сможет написать ответы. Послушай, Адам, если

кто-то хотел ее убить, я, пока не поздно, должен поймать этого человека.

Дай-ка лучше карандаш, я пойду, поговорю с ней.

- Вы же слышали, доктор сказал, что у нее трещина черепа. Почему вы так

уверены, что она все помнит?

- Ладно, давай бумагу и карандаш, а там посмотрим.

- Я не хочу, чтобы вы ее беспокоили.

- Мне плевать на то, что ты хочешь! Дай бумагу и карандаш, сколько

можно повторять?

Потом раздался голос второго молодого мужчины:

- Да что с тобой? Ведешь себя так, будто это ты ее изувечил. Дай же ему

карандаш.

Когда все трое тихо вошли к ней, она лежала с закрытыми глазами.

- Спит,- шепотом сказал Адам, Она открыла глаза и посмотрела на мужчин.

Высокий подсел к кровати.

- Простите, что я вас беспокою, мисс. Я - шериф. Знаю, вам нельзя

разговаривать, но, может быть, вы сумеете написать вот здесь несколько слов?

Она попробовала кивнуть, и лицо ее исказилось от боли. Тогда она

заморгала, показывая, что согласна.

- Вот и умница,- сказал шериф.- Видите? Она сама хочет.- Он положил

блокнот поближе к ней на край кровати и вставил ей в руку карандаш.- Ну, все

готово. Итак, как вас зовут?

Трое мужчин следили за ее лицом. Губы ее сжались, она сощурилась. Потом

закрыла глаза, и карандаш пополз по бумаге. "Не знаю",- коряво вывела она

большими буквами.

- Сейчас я подложу чистый листок... Что вы помните?

"Черная пустота. Не помню ничего",- написал карандаш и соскользнул с

блокнота.

- Неужели даже не помните, кто вы и откуда? Подумайте.

Казалось, она сделала над собой огромное усилие, но потом отказалась от

борьбы, и лицо ее трагически застыло. "Нет. Все смешалось. Помогите мне".

- Бедняжка,- сказал шериф.- Но спасибо, что хоть попытались. Когда вам

станет лучше, попробуем еще раз. Нет, больше ничего писать не надо.

Карандаш нацарапал: "Спасибо" - и выпал из разжавшихся пальцев.

Шерифа она склонила на свою сторону. Теперь он был заодно с Адамом.

Только Карл по-прежнему был против нее. Когда в комнату заходили оба брата -

чтобы подложить судно, не причиняя ей боли, надо было поднимать ее вдвоем,

она внимательно изучала этого угрюмого молчаливого мужчину. В чертах его

лица было что-то знакомое, что-то ее смущавшее. Она заметила, что он часто

трогает шрам на лбу, трет его, водит по нему пальцами. Однажды он перехватил

ее взгляд. Тотчас отняв руку ото лба. Карл виновато посмотрел себе на

пальцы. Потом злобно сказал:

- Не волнуйся. У тебя будет такой же, а может, и еще лучше.

Она улыбнулась ему, и он отвернулся. Когда Адам вошел в комнату, чтобы

покормить ее супом, Карл сказал:

- Пойду в город. Пива хочется.

Адам не помнил, чтобы когда-нибудь был так счастлив. Его не беспокоило,

что он не знает ни ее имени, ни фамилии. Она сказала, чтобы он называл ее

Кэти, и ему этого было достаточно. Он стряпал для Кати, листая тетрадку с

рецептами, которыми пользовалась еще его мать, а потом мачеха.

Кэти была живуча на удивление. Поправлялась она очень быстро. С лица

сошла болезненная припухлость, и возвращавшееся здоровье придавало ее чертам

свежесть и очарование. Довольно скоро она уже могла с помощью Адама садиться

в постели. Рот она открывала и закрывала крайне осторожно и постепенно

начала есть мягкую пищу, которую не требовалось долго жевать. Лоб у нее все

еще был забинтован, других заметных следов на лице не осталось, разве что

слегка запала щека в том месте, где были выбиты зубы.

Мысли Кэти метались в поисках выхода из настигший ее беды. Хотя речь

уже не вызывала у нее особых затруднений, говорила она мало.

Однажды среди дня она услышала, что по кухне кто-то ходит.

- Адам... ты? - громко спросила она.

- Нет,- ответил голос Карла.- Это я.

- Будь добр, зайди на минутку. Он открыл дверь и встал на пороге.

Взгляд у него был мрачный.

- Ты редко ко мне заходишь,- сказала она.

- Правильно.

- Я тебе не нравлюсь.

- Что ж, тоже правильно.

- Может быть, объяснишь, почему?

Ответ дался ему с трудом.

- Я тебе не верю.

- Почему?

- Сам не знаю. Я не верю, что ты потеряла память.

- Но зачем мне кого-то обманывать?

- Не знаю. Оттого и не верю. В тебе есть что-то такое... что-то

знакомое.

- Ты ведь никогда меня прежде не видел.

- Может, и не видел. Но все равно что-то меня тревожит... и я должен

понять, что. А откуда ты знаешь, что я тебя прежде не видел? Она молчала, и

он собрался уйти.

- Постой,- сказала она.- И что же ты решил?

- Насчет чего?

- Насчет меня.

Он посмотрел на нее с неожиданным интересом.

- Хочешь знать правду?

- Зачем бы я иначе спрашивала?

- А мало ли зачем. Но я скажу. При первой возможности я тебя отсюда

выгоню. Мой брат совсем сдурел, но я его вразумлю, а надо будет, и поколочу.

- Так уж и поколотишь? Он ведь сильный.

- Ничего, справлюсь.

Она пристально поглядела на него.

- Где сейчас Адам?

- В город поехал, тебе за лекарствами - мало он их накупил, дряни

разной!

- Ты скверный человек.

- Хочешь знать, что я думаю? Ты с этим твоим смазливым личиком не то

что не лучше, а еще и в десять раз хуже меня. Ты - сам дьявол, вот что я

думаю. Она тихо рассмеялась.

- Значит, мы с тобой два сапога пара. Карл, сколько мне осталось?

- До чего?

- До того, как ты меня выгонишь. Скажи честно.

- Пожалуйста, могу сказать. Неделя, может быть, дней десять. Как только

начнешь ходить, так сразу и выставлю.

- А если я не уйду?

Он поглядел нанес с хитрецой, будто предвкушал поединок.

- Так и быть, скажу. Когда ты наглоталась всех этих пилюль, ты много

болтала, вроде как во сне.

- Неправда.

Он засмеялся, потому что увидел, как, спохватившись, она быстро сжала

губы.

- Не хочешь - не верь. Если выкатишься быстро и без шума, буду молчать.

Ну, а если нет, пеняй на себя, да и шерифу я кое-что расскажу.

- Я не верю, что говорила что-то плохое. Что я такого могла сказать?

- Спорить я не собираюсь. Да и некогда, у меня полно работы. Ты меня

спросила - я тебе ответил.

Он вышел из дома. Зайдя за курятник, согнулся пополам от смеха и

хлопнул себя по ляжке. "Я-то думал, она умнее",- повторял он про себя. И

впервые за много дней на душе у него полегчало.

Карл основательно напугал ее. Он учуял в ней что-то знакомое, но точно

так же и она признала в нем родственную душу. Впервые она столкнулась с

человеком, который действовал ее же методами. Ход его мыслей был ей ясен, но

это нисколько не успокаивало. Она понимала, что с ним ее уловки не пройдут,

а ей сейчас были необходимы покой и надежная поддержка. Она осталась без

денег. И должна была найти какое-то прибежище, причем, судя по всему,

надолго. Она устала, она была больна, но продолжала перебирать в уме вариант

за вариантом.

Адам вернулся из города со склянкой микстуры. Он налил ей столовую

ложку.

- На вкус гадость,- предупредил он,- но лекарство отменное.

Она проглотила микстуру без возражений и лишь слегка поморщилась.

- Ты ко мне очень внимателен,- сказала она.- Не понимаю даже, почему?

Со мной тебе одни хлопоты.

- Напротив. С тобой в доме будто светлей стало. Тебе вон как тяжело, а

ты не жалуешься, не хнычешь.

- Ты такой хороший, такой добрый.

- Хотелось бы верить.

- А тебе очень нужно сейчас идти? Не можешь остаться со мной и

поговорить?

- Могу, конечно. Никаких особо важных дел у меня нет.

- Придвинь стул поближе и садись. Когда он сел, она протянула к нему

правую руку, и он спрятал ее пальцы в своих ладонях.

- Ты такой хороший и добрый,- повторила она. Адам, ты ведь всегда

держишь слово, правда?

- Стараюсь. Почему ты спросила?

- Я совсем одна, и мне страшно,- она всхлипнула. Я боюсь.

- Могу я тебе чем-то помочь?

- Нет, мне уже, наверно, никто не поможет.

- Расскажи, а там посмотрим.

- В том-то и беда. Я даже рассказать об этом не могу.

- Но почему? Если это секрет, я никому не скажу.

- Это секрет, но не мой. Неужели ты не понимаешь?

- Нет.

Она крепко сжала его руку.

- Адам, я память не теряла, я все помню.

- Зачем же ты сказала, что...

- Именно это я и пытаюсь тебе объяснить. Адам, ты любил своего отца?

- Пожалуй, больше почитал, чем любил.

- Если бы человек, которого ты почитаешь, попал в беду, разве ты не

пошел бы на что угодно, только бы сласти его от гибели?

- Да, конечно. Как же иначе!

- Вот и я такая же.

- Но как случилось, что на тебя напали?

- Одно связано с другим. Поэтому я и не могу рассказать.

- Тебя избил твой отец?

- Нет, что ты. Но все это связано между собой.

- Другими словами, если ты скажешь, кто на тебя напал, твоему отцу не

поздоровится?

Она вздохнула. Дальше пусть домысливает сам.

- Адам, ты сможешь верить мне и ни о чем не спрашивать?

- Конечно.

- Ужасно, что я тебя об этом прошу.

- Ничего ужасного - ведь ты хочешь спасти своего отца.

- Пойми, открыть этот секрет я не вправе. Иначе я бы тебе уже давно

рассказала.

- Да, конечно, понимаю. Я бы поступил точно так же.

- Ах, Адам, ты все понимаешь.- Глаза ее наполнились слезами.

Он нагнулся к ней, и она поцеловала его в щеку.

- Не волнуйся,- сказал он.- Я уберегу тебя от беды.

Она откинулась на подушку.

- Нет, вряд ли ты сможешь.

- На что ты намекаешь?

- Видишь ли, твой брат меня невзлюбил. Он хочет, чтобы я скорее ушла из

вашего дома.

- Это он сам тебе сказал?

- Нет, нет. Просто я чувствую. Он не такой, как ты, он не понимает.

- Он человек неплохой.

- Я знаю, но ему недостает твоей доброты. И когда мне придется уйти...

шериф обязательно станет меня расспрашивать, а я буду одна-одинешенька.

Адам неподвижно смотрел перед собой.

- Брат не заставит тебя уйти. Половина этой фермы моя. И свои деньги у

меня тоже есть.

- Если он захочет, чтобы я ушла, я уйду. Я не могу портить тебе жизнь.

Адам встал и вышел из комнаты. Пройдя в кухню, он открыл дверь во двор

и окунулся в день. Вдали, в конце поля, брат снимал с тележки булыжники и

укладывал их на каменную стену. Адам посмотрел на небо. С востока,

колыхаясь, ползло одеяло серебристых облаков. Он глубоко вздохнул, и в груди

защекотало от будоражащего предчувствия, У него вдруг словно вынули из ушей

вату: он ясно слышал, как кудахчут куры и гудит над землей восточный ветер.

Слышал доносившееся с дороги шлепанье копыт, слышал, как вдали стучит

молотком сосед, настилая дранку на крышу сарая. Сливаясь, эти звуки

преображались в музыку. И видел он сейчас тоже необыкновенно ясно. Заборы,

стены, сараи грузно проступали сквозь желтизну послеполуденного воздуха, но

и они преобразились. Все вокруг стало другим. Стайка воробьев ссыпалась в

пыль, эакопошилась там в поисках крошек, а потом взлетела вверх, будто серый

змеящийся шарф. Адам снова перевел взгляд на брата. Он потерял ощущение

времени и не знал, сколько уже так стоит.

Время, оказывается, не сдвинулось с места. Карл еще возился все с тем

же большим камнем. А сам Адам еще даже не успел выдохнуть тот глубокий вдох,

который он задержал в груди, когда время остановилось.

Внезапно он понял, что радость и грусть - части единого целого.

Храбрость и страх - тоже неразрывны. Он поймал себя на том, что мурлычет

какую-то незамысловатую мелодию. Повернувшись, прошел через кухню,

остановился на пороге спальни и поглядел на Кэти. Она слабо улыбнулась. "Да

ведь она ребенок,- подумал он. Беззащитное дитя!"- И его переполнила любовь.

- Пойдешь за меня замуж?

Лицо ее напряженно застыло, пальцы судорожно сжались.

- Я не прошу ответа сию минуту,- сказал он.- Просто хочу, чтобы ты

подумала. Но если согласишься, я сумею тебя защитить. И никто тебя больше не

обидит.

Кэти мгновенно пришла в себя.

- Подойди ко мне, Адам. Сядь, пожалуйста. И дай руку. Вот так, хорошо.-

Она взяла его руку и прижала к своей щеке.- Милый ты мой,- сказала она

прерывающимся голосом.- Радость моя. Ах, ты веришь мне! Обещай, что

выполнишь одну мою просьбу. Обещай, что ничего не скажешь брату.

- О чем? О том, что я сделал тебе предложение? Но что тут скрывать?

- Не в том дело. Я должна подумать, хотя бы до утра. А может, и

несколько дней. Ты позволишь мне не спешить с ответом? - Она поднесла руку

ко лбу.- Понимаешь, мне трудно сосредоточиться. А я хочу, чтобы была полная

ясность.

- Но как тебе кажется... ты могла бы за меня пойти?

- Адам, милый, не торопи меня. Дай мне в себе разобраться. Умоляю тебя,

дорогой.

Он с усилием улыбнулся.

- Только не очень тяни. А то, знаешь, как с кошками бывает: заберутся

на дерево, на самый верх, а вниз уже не слезть - со мной сейчас примерно то

же самое.

- Просто дай мне подумать. И... ты очень хороший, Адам.

Он вышел из дома и зашагал в конец поля, туда, где брат ворочал камни.

Когда он ушел, Кэти встала с кровати и, пошатываясь, добрела до комода.

Нагнувшись к зеркалу, она вгляделась в свое отражение. Лоб у нее был все еще

забинтован. Она чуть приподняла повязку и увидела край воспаленного

багрового рубца. Она уже знала, что выйдет замуж за Адама; она решила это

еще до того, как он сделал ей предложение. Она жила в страхе. Ей были нужны

деньги и поддержка. Адам даст ей и то и другое. И она сумеет прибрать его к

рукам, в этом она не сомневалась. Выходить замуж она не хотела, но

замужество на время обеспечит ей безопасность. Настораживало только одно.

Адам относился к ней с теплотой, которая была ей непонятна, потому что сама

она не чувствовала к нему ничего, как, впрочем, и ко всем остальным, с кем

сводила ее жизнь. А мистер Эдвардс по-настоящему поверг ее в ужас. Потому

что то был единственный раз, когда она утратила власть над происходящим. И

она твердо дала себе слово, что такое с ней не повторится никогда.

Представив, что будет говорить Карл, она мысленно усмехнулась. Их с Карлом

роднило многое, она это чувствовала. Пусть себе подозревает, что хочет,- ей

все равно.

Когда Адам подошел ближе. Карл разогнулся и потер поясницу, разгоняя

боль в уставшей спине.

- Черт, сколько же тут камней!- сказал он.

- В армии один парень мне рассказывал, что в Калифорнии есть такие

долины - на сотни миль тянутся, где не то что валуна, даже маленького

камешка не найдешь.

- Не камни, так что-нибудь другое,- сказал Карл. Не бывает, чтобы все

как по маслу. На Среднем Западе - саранча, еще где-то - ураганы. А тут

десяток камней, эка важность.

- Наверно, ты прав. Я подумал, может, тебе пособить надо, вот и пришел.

- Спасибо. Я уж решил, ты так и будешь всю жизнь сидеть с этой кралей,

за ручки держаться. Долго еще она собирается у нас гостить?

Адам уже готов был признаться, что сделал Кэти предложение, но что-то в

голосе Карла остановило его.

- Да, кстати,- сказал Карл.- Тут недавно проходил Алекс Платт. С ним

такая история вышла, не поверишь. Он нашел целое состояние.

- Как это?

- Знаешь то место на его участке, где кедровая роща? Возле самой

дороги, знаешь?

- Знаю. Ну и что?

- Алекс как раз шел через эту рощу вдоль своего забора. На кроликов

охотился. И нашел чемодан - мужские вещи, все очень аккуратно сложено.

Правда, от дождя они насквозь промокли. Видно, давно там валялись. А еще

нашел деревянную шкатулку, она была на замок заперта. Он ее взломал, а в ней

без малого четыре тысячи долларов. И еще нашел сумочку. Но пустую.

- И что, нигде никакой фамилии?

- Это-то и самое странное. Ни одной метки - ни на белье, ни на

Костюмах. Похоже, тот человек не хотел, чтобы его выследили.

- Алекс решил оставить деньги себе? - Он их отнес шерифу, тот даст

объявление, и, если никто не откликнется, все достанется Алексу.

- Владелец наверняка отыщется.

- Я тоже так думаю. Алексу я, правда, не сказал. Он на седьмом небе от

счастья. Но странно, что никаких меток - и не то чтобы срезаны, а даже

нашиты не были.

- Это очень большие деньги,- сказал Адам.- Кто нибудь обязательно за

ними придет.

- Алекс тут долго со мной калякал. Ты ведь знаешь, его жена любит по

гостям ходить...- Карл замолчал. Адам,- наконец сказал он,- мы должны

поговорить. И так уже весь округ судачит.

- О чем? Ты про что?

- Да все про то же, черт побери! Про нее. Нехорошо это, когда в доме у

двух холостых мужчин девушка поселилась. Алекс говорит, женщины в городе уже

чешут языками почем зря. Адам, нам так нельзя. Мы все-таки здесь живем.

Негоже нам себя позорить.

- Ты что же, хочешь, чтобы я больного человека на улицу выгнал?

- Я хочу, чтобы ты от нее отделался... хочу, чтобы ее не было в нашем

доме. Не нравится мне она.

- Ты ее с первого дня невзлюбил.

- Да, правильно. Я ей не верю. В ней есть что-то такое... что-то...

даже не знаю, что именно, но мне это не нравится.

- Сделаем так,- медленно сказал Адам.- Потерпи еще неделю, а через

неделю я решу, как с ней быть.

- Обещаешь?

- Да, обещаю.

- Что ж, хотя бы так. Я через Алекса передам его жене, а уж она

разнесет по всему городу. Господи, до чего же хорошо будет, когда мы снова

останемся вдвоем. А память к ней небось так и не вернулась?

- Нет.

Пять дней спустя, когда Карл уехал закупить корм для телят, Адам

подогнал бричку к крыльцу кухни. Он помог Кати усесться, укутал ей ноги

одеялом и еще одно одеяло набросил ей на плечи. Приехав в окружной центр,

они пошли к мировому судье, и тот их поженил.

Карл к их возвращению был уже дома. Когда они вошли в кухню, взгляд его

помрачнел.

- Я думал, ты отвез ее на станцию и посадил в поезд.

- Мы поженились,- просто сказал Адам.

- Поженились?!

- А почему бы нет? Я что, не могу жениться?

Кэти быстро прошла в спальню и закрыла за собой дверь. А Карл уже

бушевал:

- Она же дрянь, говорю тебе! Она - шлюха!

- Карл!

- Я тебе говорю, она дешевая шлюха! Да я бы ее на милю к себе не

подпустил... сука она, тварь последняя!

- Замолчи! Замолчи сейчас же, слышишь? Не смей распускать свой поганый

язык, она - моя жена!

- Жена?! Кошка она подзаборная, а не жена!

- Сдается мне, ты ревнуешь. Карл,- тихо сказал Адам.- Ты, по-моему, и

сам бы не прочь на ней жениться.

- Ну ты и. дурак! Чтоб я еще ревновал?! Да я с ней под одной крышей

жить не желаю!

- Тебе и не придется,- размеренно сказал Адам. Я уезжаю. Если хочешь,

можешь откупить мою долю. Забирай себе всю ферму. Ты же этого хотел. Вот и

живи вдесь, в своем дерьме, пока не сдохнешь!

Карл понизил голос:

- Но почему ты не можешь от нее избавиться? Адам, прошу тебя! Выгони ее

к чертовой матери! Она же тебе всю жизнь искурочит! Она погубит тебя, Адам,

погубит, помяни мое слово!

- Откуда ты про нее столько знаешь?

У Карла потухли глаза.

- Ниоткуда.- И он замолчал.

Адам не спрашивал, выйдет ли Кэти ужинать. Отнес две тарелки в спальню

и сел рядом с ней на кровать.

- Мы с тобой уедем отсюда,- сказал он.

- Давай лучше я одна уеду. Отпусти меня, я тебя прошу. Я не хочу, чтобы

ты из-за меня возненавидел брата. Но почему он меня так не любит?

- Мне кажется, он ревнует.

Глаза ее сузились.

- Ревнует?

- Да, так мне кажется. Но ты не волнуйся. Мы уезжаем. Поедем в

Калифорнию.

- Я не хочу в Калифорнию,- бесстрастно сказала она.

- Чепуха! Там чудесно, круглый год солнце и очень красиво.

- В Калифорнию я не поеду.

- Ты - моя жена,- сказал он мягко.- И я хочу, чтобы ты поехала со мной.

Она замолчала и больше к этому разговору не возвращалась.

Они услышали, как Карл хлопнул дверью.

- Это хорошо, что он в город пошел,- сказал Адам. Пропустит пару

стаканов, ему и полегчает.

- Адам,- Кэти потупила глаза,- пока я не поправлюсь, я не смогу быть

тебе женой.

- Понимаю,- кивнул он.- Ничего, я подожду.

- Но я хочу, чтобы ты был рядом. Я боюсь Карла. Он так меня ненавидит.

- Я перенесу сюда мою раскладушку. Если тебе вдруг станет страшно, ты

мне скажешь. Протянешь руку и разбудишь.

- До чего же ты хороший... Может, сделаешь чаю?

- С удовольствием. Я и сам с тобой попью.

Он принес из кухни две чашки с дымящимся чаем и пошел за сахарницей.

Потом сел на стул возле кровати.

- Я заварил покрепче. Тебе не слишком крепко?

- Нет, я люблю крепкий чай.

Он допил свою чашку.

- Какой-то странный вкус. Тебе не показалось?

Кэти растерянно прижала руку ко рту:

- Ой, дай-ка я попробую.- И выпила остатки чая из его чашки.

- Адам!- воскликнула она.- Ты взял не ту чашку-это же моя! Я положила в

нее лекарство.

Он облизал губы.

- Наверно, ничего страшного.

- Нет, конечно.- Она тихо засмеялась.- Хорошо бы, не пришлось тебя

сегодня будить.

- А что?

- Просто ты выпил мое снотворное. Думаю, тебе не так-то легко будет

проснуться.

Опиум уже начал действовать, и, как Адам ни боролся с собой, веки его

тяжелели.

- Доктор велел принимать сразу так много?- спросил он заплетающимся

языком.

- Это у тебя просто с непривычки.

Карл вернулся в одиннадцать часов. Кэти слышала, как, пьяно

пошатываясь, он поднимается на крыльцо. Пройдя в свою комнату, он разделся,

побросал вещи на пол и плюхнулся на кровать. Устраиваясь поудобнее, он долго

кряхтел и ворочался,- потом вдруг открыл глаза. Возле кровати стояла Кэти.

- Чего тебе?

- Не догадываешься? Ну-ка подвинься.

- А где Адам?

- Он по ошибке выпил мое снотворное. Подвинься же.

Он засопел.

- Я сегодня уже был с одной шлюхой.

- Ничего, ты парень сильный. Подвинься чуть-чуть.

- У тебя же рука сломана.

- Это уж моя забота. Не беспокойся.

Неожиданно Карл расхохотался.

- Ну и не повезло же ему, бедняге! - И откинув одеяло, Карл пустил ее к

себе в постель.

* ЧАСТЬ ВТОРАЯ *

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Как видите, мы с вами страница за страницей добрались потихоньку до

великого рубежа, именуемого 1900 год. Жернова истории перемололи и стерли в

порошок очередную сотню лет, но поди пойми, каким он был, этот минувший век,

если каждый видел в нем то, что ему хотелось, и чем глубже заглядывали люди

в прошлое, тем содержательнее и значительнее казались им ушедшие годы. По

воспоминаниям многих, то была эпоха, краше которой мир не знал: ах,

чудесное, веселое время, ах, старое доброе время, как легко и спокойно тогда

жилось! Старики, не уверенные, достанет ли им сил перешагнуть через межу

веков, взирали на будущее с неприязнью. Потому что мир менялся, из него ушло

очарование, ушла добродетель. В разъедаемый ржавчиной мир заползала тревога,

ну и, конечно, что пропало, то пропало. Где нынче хорошие манеры, где

непринужденность и красота? Благородные дамы - нет больше благородных дам, и

кто теперь положится на слово джентльмена?

Ну и времечко, все, как один, с застегнутой ширинкой ходят. И никакой

свободы скоро не останется. Даже у детей теперь не та жизнь - что в их

детстве приятного? Раньше у ребенка всех забот было найти камешек получше,

такой, знаете ли, не совсем круглый, но обязательно гладкий и плоский, чтобы

легко вкладывался в лоскуток кожи, отрезанный от старого башмака, и летел из

рогатки прямо в цель. Куда подевались все хорошие камешки, куда подевалась

бесхитростная простота?

И в голове у людей нет прежней ясности - как иначе объяснишь, почему не

вспомнить ощущения, которые ты некогда испытывал, радуясь или страдая, или

задыхаясь от страсти? Помнишь только, что действительно чего-то там ощущал.

Нет, конечно, пожилые мужчины смутно припоминают, как они с медицинской

деликатностью щупали девочек, но пожилые мужчины забыли - даже не хотят

вспоминать - то неукротимое, пронзительное и жгучее, из-за чего, потеряв

покой, мальчишка в отчаянии зарывается лицом в зеленые побеги овса, молотит

кулаками по земле, всхлипывает и скулит: "Господи! Господи!" Увидев такую

картину, пожилой человек вполне может сказать (а часто и говорит): "Какого

дьявола этот сопляк валяется в траве? Он же простудится".

Увы, клубника раньше была слаще, и женщины уже не обнимают так, что не

вырвешься!

И, придя к этому выводу, многие опускались на смертный одр с

облегчением, как наседка на яйца.

Миллионы историков с трудолюбием пчел лепили соты истории. Отбросим

прочь этот искореженный век, говорили некоторые, мы обязаны выбраться из

этой страшной эпохи надувательства, мятежей и таинственных смертей, из эпохи

драк за общественные земли, когда их, черт возьми, успешно выцарапывали, не

гнушаясь никакими средствами!

Оглянитесь назад, вспомните, как наш юный народ бороздил океаны, увязая

в сложностях, которые были ему еще не по зубам. А едва мы окрепли, на нас

опять напали англичане. Да, мы их разбили, но много ли дала нам эта победа?

Сгоревший Белый дом и пенсии из государственного бюджета для десяти тысяч

вдов.

А потом мы отправились воевать в Мексику - этакий пренеприятнейший

пикничок. Кто объяснит, зачем тащиться на пикник и терпеть неудобства, когда

можно без хлопот и с удовольствием поесть дома? И все же польза от

Мексиканской войны была. Во-первых, мы отхватили на Западе огромный кусок

земель и, прямо скажем, почти удвоили свою территорию, а во-вторых, генералы

набрались там опыта, так что, когда страну окутал мрак братоубийственной

резни, наши предводители, уже владея необходимыми навыками, сумели придать

этому кошмару должный размах. Ну а потом разгорелись споры: Имеет ли человек

право владеть рабами? Если вы приобретаете их законным путем, то почему бы

нет?

Так, знаете, скоро начнут говорить, что, мол, и лошадь купить нельзя.

Кто это тут позарился на мое? И вот, пожалуйста: как человек, сам

расцарапавший себе лицо, мы залились кровью.

Но ничего, пережили и это; в раскорячку поднялись с окровавленной земли

и двинулись осваивать Запад. Экономический бум, за ним - спад, крах,

депрессия. И тогда же великие мошенники с громкими именами принялись

обчищать карманы всех, у кого еще было что туда положить.

Пошел он к черту, этот прогнивший век! Выгнать в шею и захлопнуть

дверь! С ним нужно, как с книгой - перевернули страницу, читаем дальше!

Новая глава - новая жизнь. Вывалим эту тухлятину в мусорное ведро, закроем

крышку поплотнее, и у нас снова будут чистые руки. Даешь время честное и

светлое! Следующие сто лет - новенькие, свеженькие, незалапанные. Колода еще

Дата добавления: 2015-06-26