Джон Стейнбек. На Восток От Эдема 35 страница

- И кто же тебе велел молчать?

- Никто. Я сама себе велела.

- Тогда другое дело. Ну, и что же это за секрет?

Золотисто-багряный солнечный диск коснулся крыши дома Толлотов на Белой

дороге, и на нем большим черным пальцем отпечаталась печная труба.

- Помнишь, как мы заезжали к вам? - тихо спросила Абра.

- Еще бы!

- Ну вот, когда мы поехали дальше, я в коляске уснула, а потом

проснулась. Мама с папой разговаривали и не знали, что я не сплю. Они

говорили, что твоя мама не умерла, а уехала. Будто с ней случилось что-то

нехорошее, и она уехала.

- Мама умерла, - хрипло проговорил Арон.

- Разве плохо, если бы она оказалась живой?

- Отец сказал, что она умерла. Он никогда не врет.

- Он, может, просто не знает.

- Он бы знал, - сказал Арон, но в голосе у него не было уверенности.

- А вот было бы здорово, если б мы ее нашли! - воскликнула Абра. -

Вдруг она память потеряла или что-нибудь в этом роде. Я читала, что так

бывает. И вот мы бы нашли ее, и она сразу бы все вспомнила. - Как приливная

волна, Абру подхватила и понесла романтика приключений.

- Я спрошу у отца.

- Арон, - сказала Абра твердо, - это же секрет.

- Кто сказал, что это секрет?

- Я сказала! Ну-ка, повторяй за мной... "Пусть глаза мои лопнут,

руки-ноги отсохнут, если проговорюсь".

Арон заколебался, но потом повторил:

- "Пусть глаза мои лопнут, руки-ноги отсохнут, если проговорюсь".

- Теперь плюнь в ладонь - вот так, как я... Правильно! Теперь я беру

твою руку и перемешиваю твою слюну с моей, понял?.. Ну вот, а сейчас вытри

ладонь об волосы. - Оба проделали магический обряд, и Абра произнесла

торжественно:- Теперь посмотрим, как ты скажешь. Я знаю одну девочку,

которая дала эту клятву, а потом проговорилась. Знаешь, что с ней случилось?

В амбаре сгорела!

Солнце скрылось за домом Толлота, золотисто-багряный свет погас. Над

Бычьей горой тускло замерцала вечерняя звезда.

- Ой, да они шкуру с меня спустят! - всполошилась Абра. - Побежали

скорей. Отец наверняка уже собаку пустил, чтобы искала меня. Ну, зададут мне

теперь порку!

Арон в недоумении уставился на нее.

- Какую порку? Разве тебя порют?

- А ты думал, нет?

Арон возбужденно сказал:

- Пусть только попробуют! Если они вздумают тебя выпороть, ты им скажи,

что я убью их! - Его голубые глаза сузились и засверкали. - Я никому не

позволю пороть мою жену.

Под ивой сделалось совсем темно. Абра обвила руками его шею и крепко

поцеловала в губы.

- Я люблю тебя, муж, - сказала она и выскочила из ивнякового шатра.

Подхватив обеими руками юбки, она понеслась домой, так что только замелькали

в сумерках ее белые, отороченные кружевами панталоны.

Арон отпустил ветки, сел на прежнее место и откинулся на ствол. В

голове у него было пусто и пасмурно, к животу то и дело подкатывала боль. Он

старался разобраться в своих чувствах, облечь их в мысли и зримые образы,

чтобы избавиться от нее. Давалось это ему трудно. Его неторопливый,

обстоятельный ум не мог сразу переварить такое множество разнообразных

впечатлений. Внутри него словно захлопнулась какая-то дверь и не впускала

ничего, кроме физической боли. Потом дверь приоткрылась, и вошла одна мысль,

которую надо было обдумать, за ней другая, третья, пока не прошли все по

очереди. Снаружи его запертого сознания оставалась лишь одна самая большая

забота, и она настойчиво стучалась в дверь. Арон оставил ее напоследок.

Первой он впустил Абру, внимательно окинул внутренним взором ее лицо и

платье, почувствовал ее руку на своей щеке, услышал ее запах, слегка похожий

на запах молока и скошенного сена. Он снова видел и слышал ее, снова осязал

и обонял.

Он подумал, какие чистые у нее руки и ногти, какая вся она чистая и

честная и как отличается от других девчонок-пустосмешек.

Потом он представил себе, как она положила его голову себе на колени, а

он плакал, словно ребенок, плакал томимый каким-то неясным желанием и

почему-то чувствовал, что это желание исполняется. Может, он и плакал-то от

радости, оттого, что желание его исполнилось.

Потом он принялся думать об испытании, которое она устроила ему.

Интересно, что бы она сделала, если бы он раскрыл ей свой большой секрет.

Какой именно секрет он бы ей раскрыл? Он не припоминал сейчас никакого

секрета, кроме того, что стучался в его сознание.

Как-то незаметно, бочком, в дверь проскользнул самый болезненный вопрос

из тех, что она задала. - "Как это, когда у тебя нет мамы?" Правда, как? Он

сказал, что никак, что ничего особенного. Да, но вот на Рождество и на вечер

по случаю окончания учебного года в школу приходили чужие мамы, и тогда у

него комок подкатывал к горлу и мучило бессловесное томление. Вот что это

такое - когда у тебя нет мамы.

Со всех сторон Салинас окружали, подступая кое-где к самым домам,

бесконечные болота с окнами воды, заросшими камышом. На болотах водилось

множество лягушек, которые по вечерам устраивали такой концерт, что

казалось, будто воздух насыщается каким-то стонущим безмолвием. Кваканье не

утихало ни на минуту, делалось постоянным фоном, бесконечной звуковой

пеленой, и если бы она упала, то это было бы такой же неожиданностью, как

мертвая тишина после удара грома над головой. Если бы лягушки вдруг

перестали квакать, жители Салинаса повскакали бы с кроватей как от страшного

шума. В их огромном разноголосом хоре был свой ритм и темп, или, может быть,

наши уши различали этот ритм и темп - так же, как звезды мерцают только

тогда, когда на них смотрят.

Под ивой стало совсем темно. Арон не знал, готов ли он задуматься над

самым главным, и пока он колебался, оно прокралось в сознание.

Его мама жива! Не раз и не два он представлял себе, как она лежит в

земле - спокойно, удобно, нетронутая тленом. Но оказывается, она жива,

где-то ходит и говорит, руки ее движутся, и глаза у нее открыты. Его

подхватила волна радости, и тут же накатилась печаль, и он испытал чувство

невозвратимой ужасной утраты. Арон изо всех сил старался распутать паутину

сомнений. Если мама жива, значит, папа врет. Если она жива, значит, умер он.

Арон вслух и громко сказал самому себе: "Мама давно умерла. А похоронена она

где-то на Востоке".

Из тьмы выплыло лицо Ли, и Арон услышал его негромкий мягкий говорок.

Ли потрудился на славу. Он любил правду, любил любовью, доходящей до

благоговения, и презирал ее противоположность - ложь. Он внушил мальчикам,

что по незнанию человек может поверить неправде и сказать неправду - тогда

это ошибка, заблуждение. Но если он знает правду, а говорит неправду, то его

поступок достоин презрения и сам он тоже.

Арон слышал голос Ли: "Бывает, ложь хотят использовать во благо. Я не

верю, что ложь способна сотворить добро. Чистая правда иногда причиняет

острую боль, однако боль проходит, тогда как рана, нанесенная ложью, гноится

и не заживает". Упорно и долго трудился Ли, чтобы сделать Арона средоточием

и воплощением правды.

Арон стоял в темноте и тряс головой, стараясь избавиться от сомнений.

"Если отец говорит неправду, значит, Ли тоже говорит неправду?"- думал он.

Кто поможет, кто подскажет? Кейл, конечно, любит приврать, но по сравнению с

Ли и его непререкаемостью Кейл всего-навсего выдумщик, обыкновенный

выдумщик, а не обманщик. Арон чувствовал, что что-то должно умереть - либо

его мать, либо весь его мир.

И тут вдруг перед ним блеснул ответ. Абра не соврала, она сказала

только то, что слышала. И ее родители тоже только слышали от других, будто

мать жива. Арон встал и вытеснил ее из сознания обратно в небытие, и запер

дверь.

К ужину Арон опоздал. "Я был с Аброй", -коротко объяснил он. После

ужина, когда Адам сидел в новом удобном кресле и читал "Салинасский

вестник", он почувствовал, что кто-то прикоснулся к его плечу, и поднял

голову.

- Ты что, Арон?

- Спокойной ночи, папа, - ответил тот.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Февраль в Салинасе обычно бывает сырой, промозглый, печальный. Об эту

пору идут самые сильные и самые затяжные дожди, и река если поднимается, то

поднимается как раз об эту пору. В феврале 1915-го в Салинасе было полно

воды.

Траски хорошо устроились в городке. Отбросив свои заумные бредни о

книжкой лавке, Ли тоже обосновался здесь, в доме рядом с пекарней Рейно. На

ферме он держал свои пожитки в бауле и сумках, потому что жил как на

перекладных, постоянно собираясь куда-то уехать. Здесь же в первый раз за

всю свою жизнь он свил себе собственное удобное и прочное гнездо.

Ли выбрал большую спальную комнату, расположенную у самой входной

двери. Раньше он не тратил ни одного лишнего цента, потому что откладывал

деньги на книжную лавку. Теперь он залез в сбережения, купил узкую жесткую

кровать и письменный стол, заказал полки и расставил на них книги, приобрел

пушистый ковер, а по стенам развесил гравюры. Неизвестно где раздобыл

какую-то необыкновенную лампу и к ней удобное кресло с откидывающейся

спинкой и съемными подушками. Под конец он даже потратился на пишущую

машинку и начал учиться печатать.

Покончив со спартанским образом жизни, Ли принялся обновлять хозяйство

Трасков, причем без всякого сопротивления со стороны Адама. В доме появилось

электричество, газовая плита, телефон. Он без зазрения совести сорил чужими

деньгами - новая мебель, ковры, газовый кипятильник, большой ледник. За

короткое время дом Трасков стал едва ли не самым комфортабельным в Салинасе.

Ли оправдывался перед Адамом:

- У вас куча денег. Зачем же отказывать себе в удовольствии?

- А я и не возражаю, - отвечал тот.- Только мне и самому хочется

что-нибудь купить. Только не знаю, что.

- Почему бы не сходить в музыкальный магазин к Логану и не прицениться

к граммофону?

- А что, схожу, - согласился Адам и приобрел виктролу фирмы "Виктор",

высоченное, похожее на готический собор устройство, а потом частенько

захаживал к Логану приобрести новые пластинки.

Век быстро подрастал и выталкивал Адама из его скорлупы. Он подписался

на "Атлантический ежемесячник" и "Национальный географический журнал",

вступил в местную масонскую ложу и всерьез подумывал о клубе "Сохатых".

Новый ледник целиком завладел его воображением. Он купил книжку по

холодильному делу и принялся штудировать ее.

Попросту говоря, Адам испытывал потребность занять себя. Он опоминался

от долгого сна и жаждал деятельности.

- Займусь-ка я, пожалуй, бизнесом, - сказал он однажды Ли.

- С какой стати? У вас есть на что жить.

- Но мне хочется что-нибудь делать.

- Ну, тогда другое дело. А что именно делать - знаете? Не думаю, что из

вас получится хороший бизнесмен.

- Почему?

- Так.

- Послушай, Ли, мне попалась одна статья - прочти ее. В ней

рассказывается, как в Сибири откопали мамонта. Несколько тысячелетий

пролежал во льду, а мясо, представь, не испортилось.

Ли улыбнулся.

- Вот что вам втемяшилось! Кстати, что у вас там в банках, которые в

леднике?

- Так, пробую кое-что.

- Для будущего бизнеса? От некоторых банок плохо пахнет.

- Пришла мне в голову одна мыслишка. Никак не отвяжется. Понимаешь, я

подумал, что, если продукт хорошо охладить, он дольше сохранится.

- Только, пожалуйста, никаких мамонтов в нашем леднике.

Если бы у Адама зарождалось много идей, как у Сэма Гамильтона, то они

постепенно могли бы рассеяться, но ему в голову засела одна-единственная.

Мамонт, замерзший в сибирских льдах, не шел из ума. В леднике появлялись все

новые и новые банки с фруктами, всевозможными запеканками, с кусками сырого

и вареного мяса. Он покупал все книги про микробов, которые ему попадались,

и начал заказывать журналы, печатавшие научно-популярные статьи. Как всякий

увлеченный одной идеей, Адам стал одержим ею.

В Салинасе работала фабрика по производству льда, фабрика небольшая, но

ее продукции хватало на то, чтобы обеспечить льдом несколько кафе, где

подавали мороженое, и десяток-другой жителей, обзаведшихся заводскими

ледниками. Запряженные лошадьми фургоны со льдом каждый день объезжали

город.

Адам стал наведываться на фабрику, сделался там своим человеком и скоро

начал носить в холодильные камеры свои банки. Он горевал, что нет в живых

Сэма Гамильтона и ему не с кем обсудить, как лучше замораживать продукты.

Сэм быстро вник бы в дело.

Адам думал именно о Сэме, когда, идучи раз дождливым деньком с фабрики,

увидел Уилла Гамильтона. Тот направлялся в закусочную при Торговом доме

Эббота. Адам тоже зашел туда и стал рядом с ним у стойки.

- Заглянул бы к нам, поужинаем все вместе.

- Я бы с удовольствием, - сказал Уилл. - Понимаете, мне сейчас одно

дельце провернуть надо. Если быстро освобожусь, забегу. Что-нибудь важное?

- Как сказать...- Я тут над одной штукой думаю, хотел посоветоваться.

Почти все деловые начинания в округе рано или поздно попадали в поле

зрения Уилла Гамильтона. Уилл мог уклониться от приглашения под любым

благовидным предлогом, однако он знал, что Адам Траск богатый человек.

Хорошая идея - это замечательно, но вот когда идея подкрепляется наличными

еще лучше.

- Уж не подумываете ли отдать ферму за приличную цену?

- Да нет, мальчишки привязаны к ней, особенно Кейл. Так что пока

подержу.

- А то я бы мог подыскать хорошего покупателя.

- Я ее в аренду сдал, налоги как раз покрывает. Не буду сейчас

продавать.

- Если к ужину не успею, загляну попозже, - пообещал Уилл.

Уилл Гамильтон был весьма основательный деловой человек. Никто в

точности не знал, где он только приложил руку, а где греб полными

пригоршнями, однако слыл он малым ловким и с деньгами. У него не было

постоянной области приложения сил, зато вид он напускал чрезвычайно занятой,

так как считал это лучшей тактикой в бизнесе. Уилл поужинал у Эббота один и,

выждав положенное время, вышел на Центральный проспект, завернул в переулок

и позвонил у дома Адама Траска.

Мальчики уже улеглись. Ли сидел с корзинкой для шитья и штопал длинные

черные чулки, которые братья надевали в школу. Адам читал "Науку и Америку".

Си радушно встретил Уилла, пододвинул ему кресло. Ли принес кофейник и снова

взялся за штопку.

Уилл удобно устроился в кресле и раскурил толстенную черную сигару,

дожидаясь, пока Адам первым начнет разговор.

- Немного дождя - хорошо, правда? - сказал Адам.- Как матушка?

- Прекрасно! Молодеет с каждым днем. Парни растут?

- Не по дням, а по часам. Кейл вот будет в школьном спектакле

участвовать. Такие представления устраивает - умора! А Арон хорошо успевает.

Вообще-то Кейл по фермерской части хочет.

- Ничего плохого в этом нет. Стране нужны фермеры с размахом.- Уилл

почувствовал себя не в своей тарелке. Вдруг слухи сб Адамовом состоянии

преувеличены и Траск хочет попросить денег взаймы? Уилл быстро подсчитал в

уме, сколько он может ссудить под залог его фермы и сколько взять в кредит

под нее. Суммы и проценты расходились. Но Адам словно и не думал переходить

к делу. Уилл сидел как на иголках.

- Я, к сожалению, сегодня не могу засиживаться, сказал он.- У меня еще

встреча с одним человеком.

- Еще чашечку кофе?

- Нет, благодарствую. Плохо от него сплю. Вы хотели о чем-то меня

спросить?

- Да, я вот твоего отца вспоминал и подумал, что надо бы поговорить с

кем-нибудь из Гамильтонов.

Уилл немного успокоился.

- Да, папаша большой говорун был.

- При нем человек становился лучше, чем он есть на самом деле, -

произнес Адам.

Ли поднял голову от деревянного штопального яйца:

- Может, говорун, это тот, кто умеет других разговорить.

- Ты, выходит, нормальными словами говоришь? Чудно, ей-богу, - сказал

Уилл.- Раньше, помню, на китайской тарабарщине объяснялся.

- Было дело, - согласился Ли. - От гордыни, наверное. - Он лукаво

улыбнулся Адаму и повернулся к Уиллу. - Слышали, будто в Сибири мамонта

нашли?..

- Кого-кого нашли?

- Мамонта. Это слон такой доисторический. Теперь они все вымерли.

- И мясо, говоришь не испортилось?

- Он миллион лет во льду пролежал, а мясо свежее, как парная

поросятина. - Ли просунул деревянное яйцо в порвавшийся на колене чулок.

- Интересно...- протянул Уилл.

Адам рассмеялся.

- Как тебе нравится? Ли и тут быка за рога. А я все мямлю. Устал я

сидеть сложа руки, - продолжал он серьезно, - вот в чем штука. Хочу за

что-нибудь взяться. Хватит попусту убивать время.

- Вот за ферму и возьмитесь.

- Не тянет меня к земле. Я ведь не просто работу ищу, а интересное

занятие. Работа ради денег мне не нужна.

Ощущение настороженности наконец покинуло Уилла.

- Хорошо, но я-то тут с какой стороны?

- Хочу поделиться кое-какими соображениями и узнать твое мнение. Ты же

у нас бизнесмен.

- Само собой, - сказал Уилл.- К вашим услугам, сэр.

- Понимаешь, я тут о холодильном деле почитал, сказал Адам.- И засела

мне в голову одна идея. Днем еще ничего, а как лягу, так думать начинаю. Все

думаю, думаю - извелся весь. По-моему, очень стоящая идея, хотя кто ее

знает...

Уилл выпрямил скрещенные ноги и подобрал брючины, чтобы не тянуло на

коленях.

- Ну, давайте, я слушаю, - сказал он.- Сигару?

Адам то ли не слышал, то ли не понял.

- Страна быстро меняется, - сказал он.- Люди подругому хотят жить, не

так, как раньше. Ты вот, например, знаешь, где зимой самый большой спрос на

апельсины?

- Нет. Где?

- В Нью-Йорке! Сам читал. Разве люди, ну, те, которые в холодных краях

живут, думаешь, они не купят зимой свежие овощи - зеленый горошек, салат или

там цветную капусту? Во многих штатах такие скоропортящиеся продукты

месяцами не видят. А у нас здесь, в долине Салинас, их круглый год

выращивают.

- Здесь - не там, - возразил Уилл.- И вообще я не очень улавливаю.

- Видишь ли, я ледник фабричный купил. Ли настоял, ну, и заинтересовал

он меня. Начал класть туда овощи, по-разному пробовал. Вот если раскрошить

лед, положить туда кочешок салата и все это обернуть вощеной бумагой, то

листья целых три недели не вянут и не портятся.

- Ну и что из того? - недоверчиво отозвался Уилл.

- Новые железнодорожные вагоны для перевозки фруктов видел? Я на днях

сходил на станцию, посмотрел хорошенько. Неплохо придумано. В таких вагонах

салат даже зимой можно до Восточного побережья довезти.

- Вы-то сами чего хотите? - осведомился Уилл.

- Я подумал, не купить ли мне здешнюю фабрику, которая лед изготовляет,

а потом перевозки наладить.

- На это куча денег понадобится.

- Куча не куча, но деньги найдутся.

Уилл Гамильтон досадливо дернул себя за ус.

- Угораздило же меня на крючок попасться, - сказал он.- Не маленький,

мог бы сразу сообразить.

- Не понимаю.

- Не понимаете? Ладно, я объясню, - разгорячился Уилл.- Когда кто-то

спрашивает у меня совета, я знаю, что никакой совет ему не нужен. Он хочет,

чтобы я согласился с ним. И вот, чтобы не отпугнуть клиента, я вынужден

говорить, какая замечательная у него идея и ее надо немедленно

проворачивать. Но вы хороший человек и друг нашей семьи. Поэтому в эту затею

я не полезу.

Ли отложил штопку, поставил на пол корзинку и переменил очки.

- Чего ты раскипятился? - недоумевал Адам.

- Я рос в семье, где одни фантазеры были, - продолжал Уилл.- Нам идеи с

утра к завтраку подавали. А то и вместо завтрака. У нас было так много идей,

что мы не успевали зарабатывать деньги, чтобы расплатиться с бакалейщиком. А

если деньжата появлялись, отец или Том их тут же тратили. Патенты, видите

ли, надо было на изобретения покупать. Я единственный в семье был, кто не

носился со всякими завиральными идеями. Я да еще мама. И я единственный

деньгу в дом приносил. Том даже мечтал людям помогать, и от его мечтаний за

милю несло социализмом. Поэтому не надо мне говорить, что вас профит не

интересует. А то я в вас вот этим кофейником запущу.

- Не очень интересует, правда.

- Как хотите, а я от этого дела подальше. И вам советую. Если, конечно,

не хотите выкинуть на ветер тысчонок сорок или пятьдесят. Забудьте про свою

идею. Похороните ее, как положено, и песочком присыпьте.

- Чем же она все-таки плоха?

- Всем! Народ на Восточном побережье - не привык он свежий овощ зимой

потреблять. Его просто покупать не будут. Вдобавок ваши вагоны загонят на

боковые ветки и сгноят товар. Рынок-то ведь тоже поделен и управляется.

Господи Иисусе! С ума можно сойти от наивных простаков, которые на голой

идее хотят миллион сколотить.

Адам вздохнул.

- Тебя послушать, так Сэм Гамильтон прямо-таки преступник какой.

- Он мой отец, и я его уважаю, но сыт я его фантазиями во как! - Уилл

увидел недоумение в глазах Адама и смутился, замотал головой. - Нет, я к

своим родичам с полным почтением, таких поискать надо. Но если хотите моего

совета, бросьте эту холодильную затею.

Адам повернулся к Ли.

- У нас там лимонного пирога от ужина не осталось?

- Вряд ли. На кухне вроде как мыши скреблись. А утром наверняка найду у

мальчиков на подушках яичный белок. Но у вас есть полбутылки виски.

- Правда? Неси-ка ее сюда.

- Извините, я, кажется, наговорил лишнего, - Уилл натянуто рассмеялся.

Выпить сейчас не повредит. Лицо у него побагровело, голос сел. Что-то я

толстеть начал.

Но после двух порций спиртного он поудобнее устроился в кресле и

принялся просвещать Адама.

- Есть товар, который ни при какой погоде не обесценится. И вообще,

если хотите хорошо вложить капитал, надо сперва поглядеть что почем. Войне в

Европе конца не видно. А во время войны так: одни воюют, другие голодают.

Утверждать - кто возьмется, но я лично не исключаю, что нас втянут в войну.

Не верю я Вильсону. Одна трескотня да теории. Если же мы начнем воевать -

вот тогда самое время прилично заработать. Целое состояние сколотить можно.

Знаете, на чем? На зерновых! Рис, кукуруза или там пшеница, бобы. Им

никакого замораживания не нужно. Они и так пролежат сколько угодно и людей

накормят. Послушайте меня: засевайте всю свою заливную пойму фасолью, а

урожай снимите - и в амбар. Тогда вот сыновьям вашим нечего за будущее

беспокоиться. Фасоль сейчас по три цента за фунт идет. Начнись война, цены

ох как подскочат. Центов до десяти. И главное, никаких тебе хлопот, просто

следи, чтобы зерно не подсырело, и дожидайся выгодного момента. Значит, так:

хотите барыша - беритесь за фасоль.

Уилл Гамильтон ушел чрезвычайно довольный собой и с сознанием того, что

подал дельный совет. Нахлынувший было на него стыд прошел.

После ухода гостя Ли принес остатки лимонного пирога и разрезал его

пополам.

- Он сам жаловался, что начал толстеть.

Адам сидел в задумчивости.

- Что я такого сказал? - проговорил он.- Я ведь на самом деле хочу

чем-нибудь заняться.

- Ну, и как насчет фабрики льда?

- Наверное, все-таки куплю.

- Посадить фасоль тоже не помешает, - заметил Ли.

Осенью Адам начал подготовку к своему дерзкому предприятию, и это

вызвало настоящую сенсацию, хотя сенсаций как внутри страны, так и в мире в

том году хватало с избытком. Бизнесмены заговорили о его широте,

дальновидности и прогрессивности. Отправление шести вагонов с салатом и

льдом стало общественным событием. На церемонии присутствовали члены

Торговой палаты. Вагоны были украшены большими полотнищами, на которых

красовалось: "Салат из долины Салинас". При всем при том охотников вложить

деньги в начинание не нашлось.

Адам проявил удивительную энергию, какой за собой не знал. Собрать

салат и отсортировать его, уложить в ящики, проложить льдом и погрузить в

вагоны - все это потребовало огромного труда. Подходящего оборудования и

приспособлений не было. Все придумывалось и решалось на месте. Одновременно

шло обучение целой артели нанятых рабочих. Советы сыпались со всех сторон, а

реальной помощи никакой. Досужие умы подсчитали, что Адам потратил целое

состояние, хотя ни одна душа не знала, каковы действительные расходы. Даже

сам Адам не знал. Знал один Ли.

Идея выглядела вполне привлекательно. Салат был отправлен одной

нью-йоркской фирме, которая получила приличные комиссионные. Когда поезд

ушел, народ разбрелся по домам. Если предприятие увенчается успехом, всякий

раскошелится и вложит в него деньги. Даже Уилл Гамильтон засомневался, не

поторопился ли он со своим советом.

Самый коварный и беспощадный враг и тот не придумал бы таких жестоких

передряг, какие случились с партией отправленного салата. Когда состав

прибыл в Сакраменто, оказалось, что переезд через Сьерру-Неваду закрыт изза

снежных лавин, и шесть вагонов двое суток простояли на запасных путях,

истекая тающим льдом. На третьи сутки поезд пересек горы, однако на всем

Среднем Западе выдалась необычно теплая для этого сезона погода. В Чикаго

перепутали накладные - ничьей конкретно вины в том не было, с такой

путаницей сталкиваешься сплошь и рядом, и холодильники застряли на

сортировочной еще на пять дней. Нет необходимости вдаваться в подробности.

Достаточно сказать, что в Нью-Йорк прибыли шесть вагонов отвратительного

месива, которое еще надо было отправить на свалку, уплатив при этом изрядную

сумму.

Когда Адам получил от контрагента телеграмму, он опустился в кресло,

откинулся на спинку, и на лице его заиграла и застыла странная стоическая

улыбка.

Ли в те дни не навязывался к Адаму с утешениями - пусть лучше он сам

придет в себя после случившегося. Мальчики же слышали, что говорят в городе.

Недотепа он, Адам Траск. Да что ожидать от всезнайки и фантазера? Сугубо

деловые люди радовались своей осмотрительности. Настоящий бизнес - он

солидности требует и опыта. Которым капитал даром достается, по наследству

те первыми в переделки попадают. Какие тут еще доказательства? Посмотрите,

как он хозяйство на ферме развалил. У дурака деньги не держатся. Поделом

Траску, глядишь, за ум возьмется. Слышали, он по глупости у себя на фабрике

производство льда вдвое увеличил?

Уилл Гамильтон хорошо помнил, что не только предостерегал Адама, но и

предрекал, что произойдет, - так оно в точности и произошло. Особого

удовольствия он при этом не испытывал, но что поделаешь, если не хотят

слушать здравомыслящих людей? Уж кто-кто, а он, Уилл Гамильтон, знает цену

пустым мечтаниям. Откуда-то подкралась исподтишка мыслишка: Сэм Гамильтон

тоже порядочный недотепа был. А уж с Тома Гамильтона вообще взятки гладки

чокнутый, и все тут.

Когда Ли счел, что срок пришел, он не стал ходить вокруг да около. Он

решительно сел перед Адамом, давая понять, что хочет объясниться.

- Ну как настроение?

- Нормальное.

- Обратно в скорлупу залезть не собираетесь?

- С чего ты взял?

- У вас такой же отрешенный вид, как и раньше. И глаза, как у лунатика.

Сильно расстроились?

- Нет, не сильно. Гадаю только, окончательно я в трубу вылетел или нет.

- Не окончательно, - сказал Ли. - У вас еще целых девять тысяч долларов

и ферма.

- Да, но там счет на две тысячи за вывоз отбросов.

- Этот счет учтен.

- За новые холодильные установки надо платить.

- Уже уплачено.

- Выходит, девять тысяч осталось?

- И ферма, - уточнил Ли. - К тому же можно продать фабрику.

Дата добавления: 2015-06-26