О характере русской революции 10 страница

Эсеры. Партия эсеров была образована в 1902 г. из ряда подпольных групп, которые были остатками разгромленной в 1881 г. "Народной воли"38. Они считали себя наследниками революционных народников и тяготели к философии боевого действия. Н.К.Михайловский говорил Н.С.Русанову, что "Дюринг, обосновавший теорию справедливости на чувстве мести, здорового возмездия, гораздо больше подходит к современной русской действительности, чем Маркс, который изучает явления только объективно и не обладает достаточно боевым темпераментом, чтобы понимать условия русской политической борьбы"39.

. Во время революции 1905-1907 гг. и перед ней эсеры совершили 263 крупных террористических акта, в результате которых погибли 2 министра, 33 губернатора, 7 генералов и т.д. В то время партия насчитывала 63 тыс. членов (всех социал-демократов было тогда около 150 тыс.).

Из социалистических партий именно эсеры с самого начала утверждали, что Россия отличается от Западной Европы, и потому характер ее революции и путь к социализму будут иными, нежели на Западе. Это они восприняли от своих предшественников - народников. Но история показала, что сама по себе социальная философия, лежащая в основе партийной программы, вовсе не достаточна для того, чтобы партия смогла сделать верный выбор в момент революционной катастрофы. И между Февралем и Октябрем 1917 г. получилось так, что эсеры отошли от своих главных программных положений и вступили в союз с либерально-буржуазными силами.

Еще весной, сразу после Февраля, эсеры колебались, а потом приняли политическую линию меньшевиков. А главный смысл этой линии был в том, что Россия не готова к социалистической революции, и поэтому надо укреплять буржуазное Временное правительство. Так эсеры вошли в это правительство и даже приняли в свои ряды Керенского. За этим последовал и другой важный шаг - поддержка решения продолжать войну, а ради этого отложить на неопределенный срок разрешение земельного вопроса - до конца войны, когда с фронта вернутся солдаты. Большевики же, напротив, включили важнейшие концепции эсеров в свою программу40.

Причина такого отличия большевиков от эсеров заключается в том, что большевики были именно партией нового типа. Это была партия с новаторским типом мышления, освоившая новую, складывающуюся в ходе кризиса картину мира - единственная партия, которая чувствовала революцию. И потому, будучи марксистской, она не подчинялась догмам марксизма, а смогла стать частью живого народного организма. Она, как это ни покажется странным, смогла интегрировать в свою программу идеи народников гораздо органичнее, нежели прямые наследники народников - эсеры.

Н.А.Бердяев писал: "Не революционному народничеству, а именно ортодоксальному, тоталитарному марксизму удалось совершить революцию, в которой Россия перескочила через стадию капиталистического развития, которая представлялась неизбежной первым русским марксистам. И это оказалось согласным с русскими традициями и инстинктами народа".

После Февраля для эсеров была характерна "властебоязнь" - они не желали брать на себя ответственность. Хотя эсеры были тогда самой большой партией, они признали политическое главенство меньшевиков. Будучи в правительстве, эсеры откладывали решение коренных проблем и шли на постоянные уступки кадетам, которые оттягивали созыв Учредительного собрания. И получилось так, что, участвуя во власти, эсеры побоялись реализовать свою собственную программу, за которую они боролись в подполье.

Главной причиной того, что народ отшатнулся от эсеров летом 1917 г,, был оборонческий курс партии. Эсеры, следуя идее продолжения войны и даже сдвигаясь от оборончества к идее войны до победного конца, утверждали, что для этого необходимо национальное единство, а потому надо поддерживать буржуазию, которая руководит промышленностью.

Анархисты. В России первые группы анархистов возникают в 1903 г. В 1907 г. движение достигает пика и насчитывает 255 организаций в 180 городах (самые крупные группы находятся в трех "столицах" анархизма - Белостоке, Екатеринославе и Одессе). В движении преобладали евреи (по отдельным выборкам 50%). После поражения революции 1905-1907 г. движение распалось, отдельные группы занимались налетами ("экспроприациями"). Новый подъем начался после Февраля 1917 г., когда из ссылки и из эмиграции вернулись видные организаторы и теоретики (в том числе П.А.Кропоткин).

Анархисты заняли единую непримиримую позицию по отношению к Временному правительству (Керенский предлагал Кропоткину пост любого министра, но тот отказался). По отношению к Советам мнения в среде анархистов разошлись - в усилении большевиков многие из них видели тенденцию к укреплению государственности.

Во время Октябрьских событий анархисты принимали участие в вооруженных столкновениях, но после установления советской власти выступили с идеей "третьей революции" и стали создавать боевые дружины ("черная гвардия"). В апреле 1918 г. они были разоружены ВЧК.

Меньшевики. Политическая ситуация после Февраля складывалась для меньшевиков исключительно благоприятно. С самого начала меньшевики стали "партией ведущей идеологии" февральского режима и возглавили Петроградский Совет, а в марте руководили большинством Советов в России. Они были инициаторами первых Советов солдатских депутатов в армии, их поддерживала интеллигенция, благодаря чем они имели достаточно талантливых кадров для агитации и пропаганды. По влиянию на интеллигенцию меньшевики уступали лишь кадетам. Они имели очень большое влияние в профсоюзах и в местном самоуправлении. Теперь, в новых условиях, наконец-то произошло официальное разделение РСДРП на две партии: с апреля большевики стали называть себя РСДРП(б), а в августе свое разделение подтвердили на съезде меньшевики, сохранившие название РСДРП.

Программа, которую выдвигали меньшевики после Февраля, была совершенно социалистической. Вот как выражали они свой идеал будущего общественного строя в платформе к выборам в Учредительное собрание: это строй, при котором "все общественные богатства, все средства производства, все земли, фабрики, заводы, рудники стали бы общественной собственностью, при котором все члены общества, все граждане обязаны были бы трудиться, но зато все в равной степени пользовались бы благами природы и всем, что добыто человечеством. При социалистическом обществе прекратилась бы борьба классов, так как исчезли бы самые классы, прекратились бы войны, которые нужны только правящим классам. Человечество стало бы одной братской семьей" ("Рабочая газета", 1917, 29 июля).

Суть выбора меньшевиков была в том, что они сознательно от своей программы отказывались, считая, что время для нее не пришло. Трактуя революцию как буржуазную, они считали необходимым поддерживать буржуазию как в данный момент прогрессивный класс. Видный меньшевик А.Иоффе писал в мае 1917 г.: "Как бы громки ни были революционные фразы, но до тех пор, пока меньшевизм остается правительственной партией буржуазного правительства, - до тех пор меньшевизм не только обречен на бездействие, но и совершает над собою своеобразное политическое "харакири", ибо губит самую внутреннюю сущность социал-демократии".

Главным был вопрос о земле и мире, точнее, о мире - потому что считалось невозможным решать вопрос о земле, пока их армии не демобилизованы солдаты-крестьяне. Иногда приходится читать, что кадеты и меньшевики "не поняли" важности этого вопроса и уступили инициативу большевикам. Это неверно, всем в то время значение главных проблем было ясно, выбор определялся не интеллектуальными способностями лидеров, а ориентацией партии. Лидеры меньшевиков и кадетов не потому не могли в вопросе мира пойти наперекор интересам Англии и Франции, что были масонами. Они стали масонами потому, что хотели сделать Россию "как Франция".

Значение мира понимали прекрасно, и в марте орган меньшевиков "Рабочая газета" писала: "Революция победила царизм, но если она не победит войну - все ее успехи превратятся в ничто. Война свалила старый режим, но она свалит и новый режим, если народам не удастся ее прекратить". По вопросу окончания войны среди меньшевиков был раскол ("оборонцы", "центристский блок революционных оборонцев" и "меньшевики-интернационалисты", близкие в этом вопросе к большевикам). Войдя в коалицию с кадетами, меньшевики сдвинулись от оборончества к поддержке наступления (июнь 1917 г.) и стали отрываться от своей базы. Они пытались организовать мирную конференцию западных социал-демократов в Стокгольме, но правительства Англии, Франции, Италии и США при неявной поддержке Временного правительства не дали паспорта своим делегатам. Как писал в 1935 г. видный английский историк социал-демократии, западные державы "бросили жаждавшие мира массы в объятия левых экстремистов, которые обещали немедленный конец кровопролития". Инициатива меньшевиков провалилась, и раскол в их среде усилился.

В дни корниловского мятежа идея коалиции с буржуазией была полностью дискредитирована. Это сильнее всего ударило по меньшевикам - хотя они принимали активное участие в организации отпора Корнилову. Впервые после Февраля в Петроградском и Московском Советах были отвергнуты резолюции меньшевиков, и к руководству в Советах пришли большевики. Партия меньшевиков стала распадаться. Вот что писала в те дни (28 сентября) газета "Новая жизнь": "Кто знаком с положением дел петроградской крупнейшей организации меньшевиков, еще недавно насчитывавшей около 10 тысяч членов, тот знает, что она перестала фактически существовать. Районные собрания происходят при ничтожном количестве, 20-25 человек, членские взносы не поступают. Тираж "Рабочей газеты" катастрофически падает. Последняя общегородская партийная конференция не могла собраться из-за отсутствия кворума".

В октябре-ноябре в России состоялось множество съездов разного уровня, и меньшевики на них везде терпели поражение. Видный меньшевик Д.Далин писал: "Нужно иметь мужество признать, что рабочие массы в огромном большинстве идут сейчас за большевиками. Это неоспоримый факт". Газета эсеров "Дело народа" писала о Московском областном съезде Советов 4 октября: "Съезд лишний раз обнаружил исчезновение с политической арены партии социал-демократов меньшевиков".

Большевики. Несмотря на сильную оппозицию внутри партии, большевики приняли новую теорию русской революции, которую разрабатывал Ленин после 1907 г. Согласно этой теории, это была революция союза рабочих и крестьян, направленная на то, чтобы избежать капитализма. Для ее успеха не было необходимости (да и возможности) дожидаться, чтобы капитализм в России исчерпал свой потенциал как двигатель в развитии производительных сил. А главное, в конкретных исторических условиях России на пути либерально-буржуазной государственности грозила верная катастрофа. Поэтому большевики взяли курс на революцию и власть Советов. И это был не доктринальный выбор, он вытекал из всей истории российского государства41.

Н.А.Бердяев писал, что при строгом следовании принципам марксизма социальной революции в России пришлось бы ждать очень долго: "И наиболее революционно настроенные марксисты должны были иначе истолковывать марксизм и построить другие теории русской революции, выработать иную тактику. В этом крыле русского марксизма революционная воля преобладала над интеллектуальными теориями, над книжно-кабинетным истолкованием марксизма. Произошло незаметное соединение традиций революционного марксизма с традициями старой русской революционности... Марксисты-большевики оказались гораздо более в русской традиции, чем марксисты-меньшевики".

Статья А.Грамши "Революция против "Капитала"", написанная в январе 1918 г., содержит такую важную мысль: "Создается впечатление, что в данный момент максималисты [большевики] были стихийным выражением [действия], биологически необходимого для того, чтобы Россия не претерпела самый ужасный распад, чтобы русский народ, углубившись в гигантскую и независимую работу по восстановлению самого себя, с меньшими страданиями перенес жестокие стимулы голодного волка, чтобы Россия не превратилась в кровавую схватку зверей, пожирающих друг друга".

Грамши видит в том факте, что Россия просто, без боя и без выборов, отдала власть большевикам, биологическую закономерность, которая для него гораздо выше и сильнее канонов истмата. Именно пренебречь ею в пользу истмата и было бы, по его мнению, самым тупым волюнтаризмом.

Меня сегодня поражает и остается загадкой странная доктринерская ограниченность наших антисоветских патриотов, отрицающих Октябрьскую революцию. Чубайса, Гайдара и Гусинского с Мамутом понять можно - им это выгодно. Но патриоты... Все те из них, кто знаком с именем замечательного русского ученого и государственного деятеля В.Н.Ипатьева, его, конечно, очень уважают. Гордость России, генерал, эмигрант и т.д. Так надо его послушать. В своем большом двухтомном труде "Жизнь одного химика" (Нью-Йорк, 1945) он пишет о том времени: "Продолжение войны угрожало полным развалом государства и вызывало крайнее раздражение во всех слоях населения". Либеральные и почти все левые партии требовали продолжения войны. "Наоборот, большевики, руководимые Лениным, - продолжает Ипатьев, - своим лейтмотивом взяли требование окончания войны и реальной помощи беднейшим крестьянам и рабочим за счет буржуазии... Надо удивляться талантливой способности Ленина верно оценить сложившуюся конъюнктуру и с поразительной смелостью выдвинуть указанные лозунги, которым ни одна из существовавших политических партий в то время не могла ничего противопоставить... Можно было совершенно не соглашаться с многими идеями большевиков. Можно было считать их лозунги за утопию, но надо быть беспристрастным и признать, что переход власти в руки пролетариата в октябре 1917 г., проведенный Лениным и Троцким, обусловил собой спасение страны, избавив ее от анархии и сохранив в то время в живых интеллигенцию и материальные богатства страны" (т. 1, с. 35-36).

Особый, малоизученный вопрос состоит в том, благодаря каким методологическим принципам большевики "чувствовали" чаяния революционных масс. Ведь между Февралем и Октябрем они следовали не заранее выработанной программе, а предвосхищению хода событий и, говоря современным языком, пониманию самой структуры происходившей в России катастрофы. Как писал М.Волошин, "революции - эти биения кармического сердца - идут ритмическими скачками и представляют непрерывную пульсацию катастроф и мировых переворотов".

Можно сказать, несколько напыщенно, что программа большевиков следовала именно биениям кармического сердца, за что ее и критиковали весьма резко и свысока, меньшевики и бундовцы. М.Либер возмущался: "Ложь, что массы идет за большевиками. Наоборот, большевики идут за массами. У них нет никакой программы, они принимают все, что массы выдвигают".

На деле революционная программа большевиков следовала именно большому общему процессу, всей траектории российской государственности. Спустя некоторое время это признали многие противники Ленина. Так, лидер кадетов П.Н.Милюков в своих воспоминаниях, изданных в 1927 г. в Париже ("Россия на перепутье. Большевистский период русской революции") писал о русской революции как о глубоком и длительном процессе изменения основных структур жизнеустройства. Он так оценивал Октябрь: "С этой точки зрения и "коммунистическая" революция 25 октября 1917 г. не есть что-то новое и законченное. Она есть лишь одна из ступеней длительного и сложного процесса русской революции. Мы увидим, что никакого "коммунизма" не было введено в России и что сами коммунисты в процессе революции должны были приспособляться к условиям русской действительности, чтобы существовать. Большевистская победа в этом смысле лишь продлила общий процесс русской революции. Существенно в этой победе не поверхностная смена лиц и правительств - и даже не перемена их тактик и программ, а непрерывность великого основного потока революционного преобразования России, плоды которого одни только и переживут все отдельные стадии процесса".

Для нас сегодня очень важно понять тот факт, что Октябрьская революция была настолько закономерным и ожидаемым результатом всего предыдущего хода событий, что сама по себе не потребовала никакого насилия. Потом это событие официальная советская история героизировала и поэтически представила в виде залпов "Авроры", штурма Зимнего дворца, опираясь на фильм Эйзенштейна почти как на документальный.

А сейчас нам лучше отложить мифологию и послушать летописца из очевидцев. Таким может служить Н.Н.Суханов, который написал "Записки о революции" в семи томах (М., 1991-1992). Он был в гуще событий - член Исполкома Петроградского Совета с момента его образования, член ВЦИК Советов, редактор важной газеты того времени "Новая жизнь". Марксист по убеждениям, он был сторонником аграрной программы эсеров. Человек очень независимого ума, он до мая не был членом никакой партии (был "диким"), а потом вступил в партию меньшевиков, примкнув к "интернационалистам". Его никак нельзя было считать сторонником большевиков. Он, например, в тот момент был убежден, что "власть большевиков будет эфемерна и кратковременна".

Как очевидец, Суханов категорически отвергает столь популярную у нынешних "демократов" версию, согласно которой Октябрьская революция была "переворотом", результатом "заговора" кучки большевиков. Он пишет: "Говорить о военном заговоре вместо народного восстания, когда за партией идет подавляющее большинство народа, когда партия фактически уже завоевала всю реальную силу и власть - это явная нелепость".

Как аргумент версии о "заговоре" и тогда, и сегодня обращают внимание на тот факт, что Зимний занимали очень небольшие силы. На это Суханов отвечает: "Очевидно, восстание пролетариата и гарнизона в глазах этих остроумных людей непременно требовало активного участия и массового выступления на улицы рабочих и солдат. Но ведь им же на улицах было нечего делать. Ведь у них не было врага, который требовал бы их массового действия, их вооруженной силы, сражений, баррикад и т.д. Это - особо счастливые условия нашего октябрьского восстания, из-за которых его доселе клеймят военным заговором и чуть ли не дворцовым переворотом".

Питирим Сорокин отметил важную вещь: "Падение режима - обычно результат не столько усилий революционеров, сколько бессилия и неспособности к созидательной работе самого режима". Именно это и имело место в 1917 г. - либерально-буржуазное правительство, к которому примкнула и часть революционных социалистических сил, оказалось неспособно к созидательной работе по решению самых насущных жизненных проблем народа.

В марте 1920 г., продолжая спор с меньшевиками и эсерами, Ленин сказал им следующее: "Нашелся ли бы на свете хоть один дурак, который пошел бы на революцию, если бы вы действительно начали социальную реформу? Почему вы этого не сделали? Потому, что ваша программа была пустой программой, была вздорным мечтанием".

Произошла Октябрьская революция, и новая, советская государственность стала формироваться уже при наличии полной политической власти.

М.М.Пpишвин также почувствовал, что пеpеход власти к Советам означал именно цивилизационный выбоp, что попытка встать на западный путь развития государственности не удалась. Революции такого масштаба есть разрешение кризиса несравненно более глубокого, нежели политический или социальный. Де Токвиль писал: "Французская революция является политическою революцией, употребившею приемы и, в известном отношении, принявшею вид революции религиозной... Она проникает на далекие расстояния, она распространяется посредством проповеди и горячей пропаганды, она воспламеняет страсти, каких до того времени никогда не могли вызвать самые сильные политические революции... Она сама стала чем-то вроде новой религии, не имевшей ни Бога, ни культа, ни загробной жизни, но тем не менее наводнившей землю своими солдатами, своими апостолами и мучениками". Русская революция с точки зрения социолога, продолжающего линию Де Токвиля, также является революцией религиозной.

Тяжело пеpеживая кpах либеральных иллюзий, Пpишвин так выpазил суть Октябpя: "горилла поднялась за правду". Но что такое была эта "горилла"? Стал Пришвин размышлять, из чего же она возникла. И уже 31 октября выразил эту правду почти в притче. Возник в трамвае спор о правде (о Кеpенском и Ленине) - до рычания. И кто-то призвал спорщиков: "Товарищи, мы православные!".

В бессильном отрицании признает Пришвин, что советский строй ("горилла") - это соединение невидимого града православных с видимым градом на земле товарищей: "в чистом виде появление гориллы происходит целиком из сложения товарищей и православных". Но только в таком соединении и жива Россия, в конце концов признал это и Пришвин, и Вернадский. Но не предвидели они, какие огромные силы будут брошены на то, чтобы через семьдесят лет разделить товарищей и православных - и в обществе, и в душе.

Октябрь: лирическое отступление

Октябрьская революция и советское прошлое - такая больная тема, что ее или обходят, или пожинают легкие, но ядовитые плоды охаивания. И ладно бы уж экс-диссиденты или продажные писаки, так нет, даже просвещенный патриот полковник В.Зорькин, герой Конституционного суда. Вот он отмежевывается от тех, кто впал в ностальгию по СССР. Для них, мол, "великая Россия есть непременно интернациональная тоталитарная империя сталинского типа, лишенная всякой национальной самобытности, коснеющая в убогих идеологических догмах, разделенная внутренними "классовыми" противоречиями, страна, медленно, но неуклонно хиреющая под непосильной ношей "добровольной" помощи многочисленным "братским" народам". Так в газете "Завтра" Зорькин дословно повторяет формулу, с помощью которой разваливали СССР, принимая первую Декларацию о суверенитете.

"Новые красные" же сдвигаются к примиряющей формуле - "не все было плохо при советской власти". И начинают вспоминать цену буханки, Гагарина и т.д. И там, и здесь я вижу глубокую, исторического масштаба бессовестность - большую, чем у "демократов". Эти признали, что они - сознательные и непримиримые враги советского строя. Сейчас явные, а раньше "солдаты невидимого фронта" холодной войны, которую Запад вел против России, продолжая другими средствами дело недотепы Гитлера. Чего же от них требовать?

Почему же обе формулы бессовестны, а не просто ошибочны? Потому, что никто из них - ни Шафаревич ни Зорькин ни разу не сказали: в какой из критических моментов после февраля 1917 года они в реальном спектре политических сил заняли бы иную позицию чем та, которая и победила в проекте советского строя? Вот это было бы честно, поскольку тогда их критика этого проекта как якобы худшего из реально возможных была бы сопряжена с личной ответственностью. Пусть бы И.Р.Шафаревич сказал, что он в 1919 году был бы сподвижником генерала Шкуро, которого генерал Деникин послал в рейд - ободрать золото и серебро с иконостасов церквей в центральной России. Или громил бы города и местечки вместе с батькой Махно. Пусть бы он сказал, что это был лучший выбор, чем собирать Россию под красным флагом, что лучше было бы ему потом скитаться по эмиграции, чем заниматься математикой в Академии наук СССР. Если он этого не говорит, то честно было бы оставить 1917-1921 годы в покое. Тогда народ сделал свой выбор после огромного кровавого эксперимента на самом себе, и ревизовать тот выбор сегодня - грех.

Но я здесь хочу сказать о другом. Принижая советский строй и клевеща на него, неизбежно принижают (а по сути отвергают) корень России вообще - особенно любимой якобы царской России. А главное, своим тупиковым, никуда не ведущим отрицанием они заражают мышление многих людей. Даже не столько своими выводами, сколько типом рассуждений, своим способом мыслить. Наши патриоты-антикоммунисты проклинают Октябрь, исходя из мелочных политических оценок. Разве можно сказать, что они хотят капитализма? Нет, вроде им Чубайс противен. Но и те, кто против чубайсов начала века восстали и восстановили именно суть России как цивилизации, им противны не меньше. Тут - внутреннее противоречие, расщепляющее сознание.

Передо мной лежит сценарий фильма С.Говорухина "Россия, которую мы потеряли". Его тяжело читать, он - как бы наглядное пособие к мысли Ницше о том, что интеллигенция склонна орудовать фальшивыми гирями. Читаю сценарий, и так неприятно, будто тебя заставляют смотреть что-то неприличное. Обман, против которого зритель, размягченный образами русской старины, будет бессилен - это же запрещено совестью художника. И все для того, чтобы сказать о советском строе: "Господи, кто же придумал этот строй, которому чуждо проявление сострадания к ближнему!". Но это - политика, Говорухин выполняет контракт, работал и работает на добивание советского строя. Да я и не о Говоpухине. Он - натуpа художественная, живет чувствами и инстинктами (особенно инстинктом выгоды). Но о методе его говоpить необходимо.

Дело в том, что метод, примененный С.Говорухиным, "работает" именно против России как цивилизации вообще, а вовсе не только против советского периода. Что остается от сценария, если "отжать" из него лирику про доброго Николая II, больного царевича, злых революционеров и примеси еврейской крови у Ленина? Что сказано о сущности России? Как объяснена революция?

В осадке - доводы от желудка, от потребления. Смотрите, какую Россию мы потеряли: "икра - 3 руб. 40 коп. фунт, водка - 13 руб. ведро. Слесарь получал 74 руб. в месяц, профессиональный рабочий - 344 руб.". Мол, даже слесарь (это у Говорухина что-то вроде рабочего-любителя?) мог в месяц пять ведер водки выпить и кило икры съесть, а уж рабочий-профессионал - вообще водкой залиться.

Для тонкого интеллигента - вещи деликатнее. Дается описание витрины Елисеевского магазина: "Жирные остендские устрицы, фигурно разложенные на слое снега, огромные красные омары и лангусты". И тут же - крик боли за поруганную большевиками родину, лишенную омаров: "Ну, хватит, наверное. Похоже на издевательство над нашим человеком". Непонятно, правда, чем же плох Чубайс - ведь при нем опять повезли в Москву жирных устриц.

Какой же вывод делает сценарист из списка цен и доходов? Что Россия в целом была благополучным обществом, а втянувшиеся в революцию рабочие, которые на свою зарплату могли зажраться (мясо - 15 коп. фунт), взбесились с жиру.

Взвесим реальность более верными гирями. Мясо было по 15 коп., но 40% призывников впервые пробовали мясо в армии. Хлеб - по 3 коп. фунт. С.Говорухин свои данные для фильма взял из вышедшей в Париже книги о России какого-то Эдмона Тэри. Он о Льве Толстом не слышал? Почему же, как писал Л.Толстой, в России голод наступает не когда хлеб не уродился, а когда не уродилась лебеда? Хотя бы потому, что скудно протопить избу обходилось крестьянину в 20 рублей, а денег у него не было. Вот, объехал Толстой четыре черноземных уезда Тульской губернии, обошел почти все дворы:

"Употребляемый почти всеми хлеб с лебедой, - с 1/3 и у некоторых с 1/2 лебеды, - хлеб черный, чернильной черноты, тяжелый и горький; хлеб этот едят все, - и дети, и беременные, и кормящие женщины, и больные... Чем дальше в глубь Богородицкого уезда и ближе к Ефремовскому, тем положение хуже и хуже... Хлеб почти у всех с лебедой. Лебеда здесь невызревшая, зеленая. Того белого ядрышка, которое обыкновенно бывает в ней, нет совсем, и потому она несъедобна. Хлеб с лебедой нельзя есть один. Если наесться натощак одного хлеба, то вырвет. От кваса же, сделанного на муке с лебедой, люди шалеют. Здесь бедные дворы доедали уже последнее в сентябре. Но и это не худшие деревни. Вот большая деревня Ефремовского уезда. Из 70-ти дворов есть 10, которые кормятся еще своим".

Каков же главный вывод Толстого? В том, что причина - неправильное устройство жизни. "Всегда и в урожайные годы бабы ходили и ходят по лесам украдкой, под угрозами побоев или острога, таскать топливо, чтобы согреть своих холодных детей, и собирали и собирают от бедняков кусочки, чтобы прокормить своих заброшенных, умирающих без пищи детей. Всегда это было! И причиной этого не один нынешний неурожайный год, только нынешний год все это ярче выступает перед нами, как старая картина, покрытая лаком. Мы среди этого живем!".

Вот именно отсюда жирные остендские устрицы, и в этом - суть той больной России, о которой мечтает С.Говорухин. И Толстой, как зеркало русской революции, так прямо и сказал: "Народ голоден оттого, что мы слишком сыты". И суть России в том, что это сказал и объяснил великий писатель, граф. А профессиональные рабочие, которые на месячную зарплату могли купить по тонне мяса, его поняли и устроили революцию. Они посчитали, что эта жизнь - против совести. А Говорухину именно это в русских рабочих и не нравится, а нравятся омары.

Толстой же и объясняет, почему русским нельзя жить, высасывая соки из большинства народа: "Нам, русским, это должно быть особенно понятно. Могут не видеть этого промышленные, торговые народы, кормящиеся колониями, как англичане. Благосостояние богатых классов таких народов не находится в прямой зависимости от положения их рабочих. Но наша связь с народом так непосредственна, так очевидно то, что наше богатство обусловливается его бедностью, или его бедность нашим богатством, что нам нельзя не видеть, отчего он беден и голоден".

Дата добавления: 2015-06-26