Свобода печати и журналистской деятельности 1 страница

РЕГУЛИРОВАНИЕ ЖУРНАЛИСТСКОЙ ПРАКТИКИ

Как всякая деятельность, развивающаяся в соприкосновении с обществом в целом и его разнородными элементами, журналис­тика не может не подчиняться определенным нормам и правилам. Она оказывает сильное влияние на течение социальных процес­сов, а также на жизнь конкретных людей, и именно поэтому необ­ходимы механизмы, более или менее строго регулирующие ее ак­тивность. Регулирование осуществляется как извне, так и изнутри системы СМИ. Ключевым понятием для решения вопроса о том, что дозволено прессе и что не допускается, является свобода печати - в такой формулировке данный вопрос уже не одно столетие ставится в литературе и общественной практике.

Свобода печати принадлежит к числу необычайно сложных и противоречивых явлений, она стоит в одном ряду с такими вели­кими ценностями цивилизации, как свобода духа, мысли, совести. Все завоевания культурной эволюции человечества реализуются при участии средств информации. Данная взаимосвязь отражена в ст. 19 Всеобщей декларации прав человека, принятой ООН в 1948 г.:

«Каждый человек имеет право на свободу своих убеждений и на свободное выражение их; это право включает свободу беспре­пятственно придерживаться своих убеждений и свободу искать, по­лучать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ».

Сходное положение включено и в ст. 10 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, к которой Россия при­соединилась как член Совета Европы. Свобода печати производна от изложенных в этих документах прав личности, в известном смысле она — средство их реализации. Однако конкретным поводом для дискуссий и даже вооруженного противоборства чаще всего оказы­вается именно она. Одна из причин состоит в том, что в проблеме свободы печати находят концентрированное выражение как взгляды на гражданские права, так и социальные интересы. Другая причина заключена в том, что пресса на любом отрезке времени существует в конкретном социальном контексте, который оказывает решающее влияние на способы журналистской деятельности и меру ее свободы. Наконец, имеются различные подходы к анализу данного явления (философский, политический, экономический и др.).

Мы рассмотрим несколько концептуальных подходов к свободе печати, порожденных разными социально-историческими обсто­ятельствами и факторами. Подчеркнем, что перед нами, прежде всего, теоретические построения, ни одно из которых не может быть директивно запрещено или, наоборот, возведено в ранг гос­подствующего. Неверно также полагать, будто какой-либо способ рассуждений окончательно отмирает по истечении своего времени. Нет, любой из них остается в научном багаже, более того — в общественном сознании одновременно существуют и противо­стоят друг другу полярные суждения о свободе деятельности СМИ.

Исторически лозунг свободы печати возник на исходе средних веков, фактически — синхронно со становлением журналистики как особого социального института. Специалисты считают рубеж­ным этапом самый конец XVII в., когда английский парламент отменил закон о выдаче королевской властью лицензий на изда­тельскую деятельность, — так была ликвидирована база и для мо­нархической монополии на печать, и для цензуры, и для взяток чиновникам¹. Но этому акту предшествовала глубокая, идущая с античных веков традиция размышлений и споров об идейных и политических свободах, о правах личности и ее взаимоотношени­ях с обществом. Традиция не пресеклась и на последующих этапах истории. Корень вопроса выражен, например, в произведениях рус­ского философа Г. П. Федотова, который писал:

«Наша свобода — социальная и личная одновременно. Это сво­бода личности от общества — точнее, от государства и подобных ему принудительных союзов. Наша свобода отрицательная — свобода от

_____________________

Emery M., Emery E. The Press and America. 6th ed. Englewood Cliffs (USA), 1988.

чего-то и вместе с тем относительная; ибо абсолютная свобода от государства есть бессмыслица. Свобода в этом понимании есть лишь утверждение границ власти государства, которые определяются неотъемлемыми правами личности».

Последовательными сторонниками ограничения всесилия го­сударства выступали идеологи молодой буржуазии в период ее борь­бы с изжившим себя феодализмом. В их среде сформировался рево­люционно-демократический взгляд на свободу печати. Образцом выражения идей данной концепции является статья К. Маркса «Дебаты шестого Рейнского ландтага о свободе печати и об опуб­ликовании протоколов сословного собрания» (1842). В это время автор занимал младогегельянские, отличные от классического материализма, позиции в философии и революционно-демокра­тические — в социальной теории. Статья написана в условиях аб­солютистского правления в Пруссии накануне буржуазно-демо­кратической революции.

Исходным материалом для статьи послужила дискуссия в зе­мельном парламенте (ландтаге), посвященная новой цензурной инструкции. Наблюдая за тем, как размежевывались ораторы в за­висимости от их сословной принадлежности, автор делает вывод об острой социально-политической актуальности предмета деба­тов. Он излагает свое понимание свободы печати. Прежде всего, печать революционна по настроению и целям. Революция народов совершается сначала не в материальной, а в духовной сфере, а пресса — «самое свободное в наши дни проявление духа». Основа­нием для данного утверждения послужил опыт буржуазно-демо­кратических преобразований в ряде стран Европы, идейно подго­товленных при участии прессы. Свободная печать исторична, она призвана честно отражать реалии своего времени и способствовать разрешению социальных противоречий.

Революционность и историчность объединяются понятием на­родности. Пресса является «зорким оком народного духа», «духов­ным зеркалом», служащим для познания народом самого себя. Маркс имел в виду демократическое большинство граждан и обще­государственные, а не узкие сословные интересы. Основным пре­пятствием для осуществления этого идеала служит цензура в различ­ных ее формах, которая отдает журналистику в монопольное распо­ряжение правителей, но не всего народа. Выдвигая этот тезис, автор спорит с представителями княжеского и дворянского сословий, выступавших против либерализации цензуры и тем самым — против расширения крута обладателей свободы. Их позиция объясняется тем, что вместе с королевской властью они фактически пользова-

лись привилегией в области прессы. Революционно-демократичес­кая концепция в данном случае противопоставлена авторитарной. Наконец, свобода печати должна быть абсолютной — в первую очередь, абсолютно независимой от власти. Свобода духа не тер­пит никаких ограничений.

Революционно-демократические идеи о свободе и равенстве в реальной истории преобразовались в нормы буржуазной демокра­тии, когда произошла смена общественных формаций. В частно­сти, свобода слова закреплена в конституционных актах и специ­альных законах, действующих в развитых государствах. Буржуазно-демократический строй некоторое время существовал и в России, между Февральской и Октябрьской революциями 1917 г. На этом примере хорошо видно, как провозглашенные (хотя бы формаль­но) свободы дают оппозиции повод добиваться отмены привиле­гий. В ходе подготовки к выборам в Учредительное собрание (вари­ант парламента) В. И. Ленин, который отнюдь не был убежденным сторонником абсолютной свободы печати, потребовал, чтобы ма­териальные средства производства газет были отняты у капитали­стов и справедливо распределены между всеми организациями и гражданами. Случись подобное, реальный доступ к прессе получи­ло бы большинство населения. «Вот это была бы "революционно-демократическая" подготовка выборов в Учредительное собра­ние»², — так он обосновал свой тактический ход.

В противовес революционно-демократическому взгляду сфор­мировался предпринимательский подход к свободе журналистской деятельности. Их различие выявилось в ходе тех же дебатов в Прус­ском парламенте. Когда оратор от городского сословия (то есть за­рождающегося класса капиталистов) назвал свободу печати превос­ходной вещью и предложил приравнять ее к промысловой свободе, Маркс определил это как «оппозицию буржуа, а не гражданина». Собственник газеты подчиняет себе литераторов, которые привыка­ют смотреть на работу как на самоцель, а не средство выполнения обязанностей перед обществом. Поэтому тезис Маркса: «Главней­шая свобода печати состоит в том, чтобы не быть промыслом» — несет в себе пафос борьбы за идейное раскрепощение журналисти­ки. Автор статьи вовсе не отрицал, что писатель должен зарабаты­вать, чтобы иметь возможность существовать и писать. Но он не должен существовать и писать для того, чтобы зарабатывать.

Подобные столкновения взглядов наблюдались не только на территории Германии. По свидетельству историков, лозунг свобо­ды печати

____________________________

² Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 34. С. 213.

«в его буржуазном толковании русские предприниматели от жур­налистики... выдвинули сравнительно поздно... А. И. Герцен... вкла­дывал в него революционный смысл и содержание: он имел в виду свободу печати не для буржуазии, а для народа. А такие представи­тели русской буржуазии, как Трубников, Краевский и другие, ло­зунг "свободы печати" стали употреблять лишь во второй половине XIX в., да и то сначала в официальных прошениях, а не в публич­ных выступлениях»³.

В действительности духовное и материальное начала в СМИ не могут не примиряться — мы видели это, когда рассматривали во­прос о социальных ролях прессы. Тем не менее и по сей день объек­тивные противоречия между ними не только выявляются на теоре­тическом уровне, но и прорываются в текущую жизнь редакций. Несколько лет назад много шума в Австралии наделало увольнение талантливого редактора журнала «The Bulletin». Он позволил себе опубликовать список «плохих» австралийцев, среди которых оказа­лись бизнесмены — партнеры хозяина издательской компании.

Конфликт между свободой творчества и коммерческими инте­ресами в латентной форме сопровождает практику любой редак­ции, и мудрость руководителей журналистского коллектива за­ключается в том, чтобы не дать ему проявиться. Но решение проб­лем не всегда находится в руках самих журналистов. Отечественная пресса только начинает примиряться с этим обстоятельством, оно ей непривычно. В советское время начальником газеты безоговороч­но признавался редактор (во всяком случае, в пределах редакцион­ных кабинетов и коридоров). Поэтому как нечто чужеродное воспри­нимались истории про диктат собственника СМИ за рубежом. Так, писательница Н. Ильина, долгие годы после революции проведшая в Китае, рассказывала о нравах, которые царили в эмигрантской печати: «Ведущая роль в редакции, принадлежавшая этому плотно­му, крупному господину (управляющему конторой Теплякову. - С. К.)... объяснялась тем, что "Шанхайская заря" — предприятие чисто коммерческое, существующее на объявления. Политика и тут была подчинена коммерции... Тепляков кричал на редактора...» Наоборот, на исходе XX в. многие российские журналисты ощу­щали себя главными действующими лицами в своих редакциях.

Первый же год XXI в. показал, что столкновения между ком­мерцией и публицистическим самовыражением отнюдь не канули в прошлое. Имеется в виду, прежде всего, драма, разыгравшаяся вокруг судьбы общероссийской телекомпании НТВ. Совет акцио­неров компании принял решение о смене ее первых лиц — гене-

________________________________

³ Есин Б. И. Русская газета и газетное дело в России. М., 1981. С. 19.

рального директора и главного редактора, рассчитывая тем самым коренным образом повлиять на гражданско-политические установки канала. Наиболее известные журналисты НТВ выступили в защиту своего права определять и творческое лицо, и кадровую ситуацию в коллективе. По стране прокатились многолюдные «акции протеста против захвата НТВ», как называли эти мероприятия их организа­торы; резко осудили ущемление свободы слова в России зарубеж­ные политики и СМИ. В результате некогда единый профессио­нальный ансамбль компании раскололся на тех, кто остался при «новой власти», и «мятежников», вынужденных перейти на дру­гой телеканал. Общество вместо одного сильного творческого кол­лектива получило два ослабленных. Однако решение собственни­ков изменено не было. Если рассматривать его без всплесков избы­точных эмоций, то другим оно и не могло быть при господстве рыночного подхода к свободе печати.

Классово-политический подход к свободе печати обычно выс­тупает на передний план в моменты острых социальных столкно­вений. Как мы видели, в дебатах Рейнского ландтага отразилось нежелание представителей правящей аристократии делиться мо­нополией на прессу с борющимися за политические права «низ­шими» сословиями. Тот же, если не более резкий, антагонизм при­сутствует в идеологии пролетариата, стремящегося отнять власть и собственность у буржуазии. Отчетливее и острее других теоретиков это выразил В. И. Ленин. В разгар революции 1905 г. он в статье «Партийная организация и партийная литература» заявил о прин­ципиальной невозможности существования абсолютно свободной печати, как и иной духовно-творческой деятельности. Тогда же он потребовал, чтобы вся партийная литература (печать) была от­крыто подчинена партийному контролю. Здесь надо заметить, что, вопреки последовавшим позднее толкованиям, Ленин специально подчеркивал: речь идет именно о партийной литературе, а не о всякой печати вообще. Вскоре после Октябрьской революции в работе «Письмо Г. Мясникову» он уже в качестве руководителя правительства определил суть классового подхода к прессе как го­сударственной политики: какая свобода печати? для чего! для ка­кого класса!⁴ Такое решение вопроса прямо было связано с идея­ми о диктатуре пролетариата, оно мотивировалось тем, что враги рабоче-крестьянского государства были в тот момент сильнее его — и внутри страны, и в мировом масштабе. Пока продолжается борь­ба классов, печать остается оружием, которым опасно было бы делиться с врагами. Водоразделом между противоборствующими

_____________________________

⁴ Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 44. С. 78.

сторонами в теории и практике прессы, согласно этой доктрине, являются политические интересы, они же формируют и критерии оценки свободы: ее расширение для своей партии рассматривает­ся как благо, особенно если оно достигается за счет оппонентов.

Нетрудно заметить, что подобной логики могут придерживаться лидеры не только социально-классовых организаций, но и обще­ственных формирований, возникающих на иной базе: националис­тической, религиозной, экономической. Суть дела остается неизмен­ной: во главу угла ставятся не равные права граждан и их объедине­ний, а стремление к привилегиям одной социальной группировки в ущерб другим. Пресса и в самом деле способна до крайности углу­бить разделение общества по социально-политическим признакам, тем более когда она находится в чьем-то монопольном распоряже­нии. Но из этого не следует, что данная ее способность должна максимально полно реализовываться в любой исторической об­становке. Наоборот, признавая несовпадение интересов и целей у разных социальных групп, а значит, и политическую пестроту в журналистике, полезно бывает выдвинуть на первый план идею классового мира и согласия, поставить права личности выше партийных разногласий и т.д.

В современной общественной ситуации, в частности, на про­странствах России и СНГ, классово-политическое решение вопроса о свободе печати нередко модифицируется в административно-политическое. Имеется в виду возвращение в практику привиле­гий для государственной власти. Для иллюстрации сошлемся на оценку, которую дает положению дел в журналистике своей рес­публики украинский исследователь. По его наблюдениям, в регио­нах почти все газеты находятся под сильным влиянием местных администраций. Газеты и радиокомпании, которые отстаивают интересы коммерческих структур, находящихся в оппозиции к местной власти, постоянно ощущают давление. Во время прези­дентских выборов к ним чаще всего применялись административ­ные меры воздействия (проверки налоговой администрации, по­жарной охраны, штрафы и др.), в судах против них возбуждались дела о защите чести и достоинства. В результате полностью прекра­щалась деятельность одних СМИ, менялся руководящий состав других. За последние несколько лет ситуация со свободой печати ухудшилась настолько, что в стране практически не осталось неза­висимых СМИ. Это подчеркивалось в докладе американского Ко­митета защиты журналистов. В отличие от российских медиамагнатов, здесь почти все их коллеги не имеют «ни власти, ни воли оказывать сопротивление тяжелой руке» президента. В докладе от­мечалось, что президент вынуждает должностных лиц всех уров-

ней интересоваться оппозиционной прессой, а неожиданные на­логовые проверки и другие административные меры воздействия используются для того, чтобы запугать спонсоров, рекламодате­лей и типографии. Все пресс-центры должны координировать под­готовку материалов с пресс-службой президента⁵.

Очевидно, ситуация и в самом деле сложилась тревожная. Со­вет Европы специально обсуждал положение со свободой слова в этой стране. Власти вынуждены реагировать на недовольство насе­ления и общественности. Президент Украины в декабре 2000 г. из­дал указ о дополнительных мерах по беспрепятственной деятель­ности средств массовой информации и дальнейшем утверждении свободы слова. В частности, кабинету министров при участии ряда государственных и общественных организаций поручено было вне­сти предложения по устранению правовых, административных, экономических и организационных препятствий для развития дея­тельности СМИ, обеспечить выполнение законов о недопустимо­сти вмешательства в творческую практику журналистов, предва­рительного согласования материалов, контроля за идеологичес­ким содержанием информации. Предусмотрены также меры экономической поддержки печати и телерадиовещания, обязан­ность должных лиц реагировать на критику в прессе и т.п.⁶

Итак, классово-политический подход к свободе печати осно­ван на объективной дифференциации общества, и его использо­вание для анализа современной журналистики, следовательно, оп­равдано. Но он существует наряду с другими концепциями, среди которых отнюдь не занимает приоритетного положения.

В связи с данной темой коснемся запутанного вопроса о пер­вом нормативном акте по вопросам прессы в России после Ок­тябрьской революции — Декрете о печати (1917). Его содержание зачастую приводят в качестве примера тоталитарного притеснения оппозиционных изданий большевистскими властями. Обвинения строятся либо на неточном знании текста документа, либо на тен­денциозном его прочтении.

У вопроса о Декрете есть две стороны — юридическое содер­жание и практика применения. С правовой точки зрения он соот­ветствует тем нормам, которые можно было бы назвать естествен­ными ограничениями, накладываемыми на деятельность прессы. Согласно Декрету, закрытию подлежали не буржуазные издания как таковые, а те, которые призывали к открытому сопротивле-

_________________________________

⁵ Иванов В. Ф. Украинские СМИ: тенденции и проблемы//Журналистика в 2000 году: реалии и прогнозы развития. Ч. 1/Отв. ред. Я. Н. Засурский. М., 2001. С. 17—19.

⁶ Законодательство и практика СМИ. 2000. № 12. С. 19.

нию или неповиновению правительству, сеяли смуту путем кле­ветнического извращения фактов или призывали к явно преступ­ным, уголовно наказуемым деяниям. Для сравнения сошлемся на французский закон о печати, принятый в 1881 г. в результате мно­голетней, исполненной жертв борьбы за свободу слова и прессы. На рубеже XIX—XX вв. в других странах его воспринимали как об­разец для подражания, а в самой Франции он без принципиаль­ных изменений действует по сей день. К преступлениям печати по этому закону относятся, во-первых, подстрекательство к убийствам, грабежам и т.п., а также возбуждение войск к неповиновению вла­стям, во-вторых, преступления против общественных интересов, в-третьих, клевета и оскорбление частных лиц, а также глав ино­странных государств и дипломатических представительств. Как ви­дим, набор преступлений очень схож с теми, которые перечисле­ны в Декрете. Подобные основания для санкций по отношению к СМИ включены и в современное российское законодательство.

Однако предусмотренный в Декрете механизм его действия допускал произвол в решении судьбы той или иной газеты, ибо оно принималось во внесудебном порядке, органами исполнитель­ной власти.

В тексте документа резонно отмечалось, что он необходим лишь как временная форма регулирования в области журналистики и будет заменен самым широким и прогрессивным законодатель­ством, когда новый порядок упрочится и наступят нормальные условия общественной жизни. Тогда всякие административные воз­действия на печать прекратятся, для нее будет установлена полная свобода в пределах ответственности перед судом. Первый опыт глас­ного судебного разбирательства был предпринят в практике рево­люционных трибуналов печати, введенных в начале 1918г. особым декретом. Предполагалось, что в публичных слушаниях по вопро­сам об искажении прессой фактов будут на равных участвовать обвинители и защитники. Тем самым наметилась тенденция к из­менению механизма контроля за деятельностью прессы.

Однако на практике дело обернулось совсем иначе. Во-первых, Декрет о печати попросту не успел стать нормативным докумен­том общероссийского значения. Развернувшиеся через короткое время иностранная интервенция и гражданская война фактически лишили его силы. Кроме того, в отдельных районах страны (в Москве, на Дону и др.) были приняты собственные декреты о печати. Во-вторых, для подавления оппозиционной прессы исполь­зовались гораздо более мощные механизмы, чем нормы, записан­ные в Декрете: экспроприация типографий и запасов бумаги, вве­дение государственной монополии на платные объявления и др.

С печатью крупных буржуазных партий, по существу, было покон­чено скоро, хотя мелкобуржуазные по ориентации издания еще существовали довольно длительное время. В период нэпа частные издательства стали возрождаться, в Москве их насчитывалось бо­лее двухсот, в Петрограде — около ста. В-третьих (и это самое главное), «нормальные условия» не складывались еще очень дол­го. С середины 1920-х годов в государстве стал утверждаться партий­но-административный тип управления журналистской деятельно­стью, не опиравшийся ни на Декрет, ни на другие специальные юридические акты.

Нормативно-правовой подход к свободе печати предполагает точное определение взаимных обязательств, возможностей и от­ветственности прессы, государства, юридических лиц, граждан в процессе массово-информационной деятельности. Эти положения закрепляются в международных договорах, национальном законо­дательстве, административных решениях, этических кодексах и других регулятивных документах. Первое по значимости место сре­ди них занимают законы. Такой подход принят в качестве главного в большинстве развитых стран, в том числе и в России.

Для нашей страны использование нормативно-правового под­хода к свободе печати играет роль принципиального выбора в пользу демократии. Хотя нормативные акты, касающиеся прессы, появ­лялись в России регулярно и в течение долгого исторического пе­риода, они скорее накладывали на журналистов обязанности, чем гарантировали им свободу. Такое законодательство получило на­звание запретительного. Первым в этом ряду стоит указ Петра I об издании газеты «Ведомости», который предписывал государствен­ным учреждениям снабжать редакцию сведениями. При всех следу­ющих императорах, включая просвещенную Екатерину II, разви­валось и множилось цензурное законодательство. Под цензурой по­нимается государственный надзор над прессой. Она может быть предварительной (в форме официального разрешения на публика­цию материалов) и карательной (в форме наказания за наруше­ние границ дозволенного). По сравнению с другими государствами Европы в России эта практика не только сохранилась на чрезвы­чайно долгий срок, но и была особенно строгой и многообразной. Так, наряду с общей цензурой существовала ведомственная (ду­ховная, военная и др.), вместе с внутренней — внешняя (разре­шение на ввоз литературы).

Естественно, что прогрессивно настроенные общественные деятели выступали как за смягчение этого порядка, так и за его полную отмену. Например, в 1850-х годах общественность широко обсуждала записку Ф. И. Тютчева «О цензуре в России», направ-

ленную им канцлеру А. М. Горчакову. Тютчев сам служил по цен­зурному ведомству, но прежде он много лет прожил в европейс­ких странах и убедился, что «нельзя налагать на умы безусловное и слишком продолжительное стеснение и гнет без существенного вреда для всего общественного организма». К сожалению, его мысли и предложения, направленные на то, чтобы изменить отношение властей к печати, не были услышаны правительством. Министр внутренних дел в докладе императору Александру II выразил свой взгляд на печать следующими словами: «Пресса по существу свое­му есть элемент оппозиционный...»⁷

В дальнейшем предпринимались более или менее радикальные попытки создать правовую базу свободы слова. Энергичным толч­ком для этого служили революционные события. В 1905 г. они вы­нудили царя выступить с манифестом, где свобода слова провоз­глашалась вместе с другими либеральными обещаниями. Партия кадетов примерно тогда же разработала проект закона о печати, согласно которому цензура отменялась и печать объявлялась сво­бодной. В 1913 г. уже правительство от своего имени вынесло на широкое обсуждение долгожданный проект закона о печати, но он так и не был принят. Новые законопроекты создавались после Февральской революции, когда Временное правительство объяви­ло, что печать свободна⁸. Однако нормативно-правовой подход к прессе не восторжествовал на практике.

На протяжении почти всего советского периода отечественной истории сохранялась служба цензуры, то есть материалы прессы, радио и телевидения проходили через жесткий административный контроль. Это не значит, что не существовало каких-либо законода­тельных положений, устанавливающих правовые рамки деятельнос­ти СМИ. Они зафиксированы в текстах конституций, которые на разных этапах действовали в нашей стране, причем буква и соци­альный смысл формулировок менялись в зависимости от юридичес­кого определения государственного строя. В конституции 1918 г. сво­бода печати гарантировалась, прежде всего, пролетариату и бедней­шему крестьянству, в 1936 г. — трудящимся, а в 1977-м — гражданам, в соответствии с интересами народа и в целях укрепления и разви­тия социалистического строя. Предусматривалась также передача в распоряжение народа материальной базы СМИ. Тем не менее фак­тически свобода слова реализовывалась в ограниченных пределах.

______________________________

⁷ Цит. по: Жирков Г. В. Ф. И. Тютчев о цензуре//Невский наблюдатель. 1997. № 1. С. 44, 45.

⁸ См. подробнее: Бережной А. Ф. К истории отечественной журналистики. СПб.,

Первый в нашей стране закон о СМИ носил название «О пе­чати и других средствах массовой информации». Он был принят в СССР в 1990 г. В основе его концепции лежали свобода массовой информации, отмена цензуры и правовое регулирование журна­листской деятельности в различных ее видах. Так завершился дол­гий и трудный путь к нормативно-правовому разрешению вопроса о свободе печати. В начале 90-х годов собственное законодательство о СМИ начали разрабатывать некоторые тогдашние советские рес­публики. В Российской Федерации с 1992 г. действует, с дополне­ниями и изменениями, Закон «О средствах массовой информа­ции». Он опирается на действующую Конституцию РФ, которая имеет приоритетное значение, хотя и была принята позднее. В Кон­ституции закреплены принципиальные основы информационного права: свобода мысли и слова, запрет на антигуманную пропаган­ду в различных ее проявлениях, беспрепятственное движение ин­формации, запрет на цензуру (ст. 29), идеологический плюрализм (ст. 13), неприкосновенность частной жизни (ст. 23 и 24) и др.

Закон «О средствах массовой информации» представляет со­бой объемный и комплексный документ. Самое существенное по­ложение, отражающее современную трактовку взаимоотношений журналистики с социальным миром, изложено в ст. 1:

«В Российской Федерации поиск, получение, производство и распространение массовой информации, учреждение средств массовой информации, владение, пользо­вание и распоряжение ими, изготовление, приобретение, хранение и эксплуатация техни­ческих устройств и оборудования, сырья и материалов, предназна­ченных для производства и распространения продукции средств массовой информации, не подлежат ограничениям, за исключением предусмотренных законодательством Российской Федерации о средствах массовой информации».

Ограничение прав общества выражается, прежде всего, в том, что не допускается цензура СМИ, т.е. требование от редакции пред­варительно согласовывать сообщения и материалы, а равно —нало­жение запрета на распространение сообщений и материалов (ст. 3). Со стороны прессы не допускается использование СМИ в целях со­вершения уголовно наказуемых деяний, для разглашения сведе­ний, составляющих государственную или иную специально охраня­емую законом тайну, для призыва к захвату власти, насильственно­му изменению конституционного строя и целостности государства,

Дата добавления: 2015-06-26