Красная Шапочка, или Сущность драмы

Все без исключения единодушно выделяют драму в особый род литературы, но чем он разнится от других родов, особенно от эпоса, остается не совсем ясным (здесь и далее под эпосом будут пониматься не фольклорно-героические сказания, а повествовательные жанры литературы: роман, повесть, рассказ). Отличие, безусловно, есть, но в чем оно? Нередко полагают, что специфическая особенность драмы заключается в ее диалогичной форме. Однако, во-первых, бывают драмы без диалога (например, пантомима, немое кино), во-вторых, обмен репликами в изрядной дозе присутствует и в повествовательных жанрах (а есть романы - например, эпистолярные, - целиком состоящие из диалога), в-третьих, не всякий диалог является драмой - чтобы он стал драматическим, ему нужно придать некоторые свойства, а раз так, то сущность драмы находится где-то вне диалога (можно отметить попутно, что законы драматического диалога тоже изучены очень мало). Иногда, правда, под диалогом понимается нечто более широкое, чем обмен репликами - некое общение, взаимодействие (порой с оттенком противоречия, несовпадения позиций, точек зрения). Однако чрезмерно обобщенное толкование термина, придание ему метафоричности в нашем случае не поможет делу. Можно, конечно, определить драму как Диалог, но что такое тогда Диалог?

Сущность драмы часто ищут в конфликтности, в борьбе. Вот типичная формулировка: “Драма есть изображение конфликта в виде диалога действующих лиц и ремарок автора”. (Волькенштейн В. М. “Драматургия”.) Подобные определения столь часто встречаются у разных авторов, что с ними очень хочется согласиться; однако нередко конфликт ярко выражен и в повествовательных жанрах, и, наоборот, его с большим трудом (опять же, толкуя понятие весьма расширительно и не очень определенно) можно найти во многих драмах. Впрочем, о конфликте мы будем размышлять несколько позже.

Гегель, на котором стоит вся современная теория драмы, выдвинул тезис, что в основе эпоса лежит событие, а в основе драмы - действие. На этом основании в одном из капитальных трудов по теории литературы сделан вывод, что “драма есть нечто более узкое, чем эпос: ведь действие входит в событие как одна из сторон”. Остается только выяснить, что такое действие и что такое событие (вопрос, как мы увидим позже, очень непростой), и тогда мы будем знать, чем же отличается драма от эпоса. Если, например, определить действие как цепь событий, то более “узким” окажется эпос, а не драма. Афористичные и потому убедительно звучащие тезисы нередко оказываются не только неточными, но и лишенными смысла. Какое событие, например, лежит в основе “Анны Карениной”? Уход жены от мужа? И разве нет событий в “Борисе Годунове”?

Итак, с событиями не все ясно, и их лучше пока оставить в стороне. Зато действенность безусловно является неотъемлемым свойством драмы, в чем часто и видят ее основную отличительную черту. Однако действие (по крайней мере, такое, как оно понимается до сих пор) в равной степени присутствует и в романе. Отсюда возникает ходячее мнение, что “с чисто литературной точки зрения драма, в сущности, и есть эпическое произведение - роман, повесть, - в котором есть только одна своеобразная особенность: драма лишена речи повествователя” (Л. Тимофеев, “Основы теории литературы”). Однако, во-первых, это утверждение не совсем точно: авторская речь в драме есть, хотя и несколько своеобразная (впрочем, в драме все своеобразно); во-вторых, при таком взгляде на драму она предстает некоей ухудшенной повестью, из которой изъята вся описательная часть и оставлен все тот же диалог.

Снова возвращаясь к изучению диалога (в широком смысле этого слова), исследовательская мысль приходит к выводу, что по своей природе драма является концентрированным и полным изображением человеческого общения. И этот тезис спорен. “Концентрированным” - может быть. “Полным” - ни в коей мере: роман изобразит нам человеческое общение полнее, разностороннее и глубже. Специфика драмы при таком взгляде на нее опять пропадает: опять получается, что роман изображает общение (пусть не так концентрированно) и что-то еще, а драма - только общение (т. е., опять диалог). Но и это последнее не очевидно: утверждать, что, например, предмет “Ревизора” - человеческое общение, значит толковать этот термин чересчур широко, что не приближает нас к пониманию сущности драмы.

Иногда под драмой понимают “драматизм”, конфликтность характеров и ситуаций, напряженность, неблагополучие, и в этом видят ее сущность. Отождествлению драматизма с конфликтностью мы также обязаны Гегелю, который создавал свою теорию, имея перед собой в качестве образца драмы “Антигону”, а эпоса - “Илиаду”. Романов Бальзака, Толстого, Достоевского тогда еще не существовало, и философ находил столь желанную ему борьбу противоречий только в драме.

Во всех приведенных выше определениях (а их можно было бы привести еще множество) проглядывают, по крайней мере, две общие черты. Во-первых, какое бы специфическое свойство драмы ни подчеркивали (действие, диалог, общение, конфликт и даже сам “драматизм”), все равно получается, что оно - это свойство - есть и у повествовательных жанров, и драма предстает как нечто более узкое, чем эпос. Во-вторых, все упомянутые рассуждения не содержат никаких указаний, даже намека на то, чем же драма должна отличаться от повествования по форме, по своей практической сути (кроме, разумеется, диалогичности, которая и так как бы очевидна). Литератор, собравшийся писать пьесу, может знать все о действенности, конфликтности, драматизме и пр., но это не даст ему ключа к пониманию своебычности этого рода литературы. Ведь все эти понятия так или иначе связаны с содержанием произведения, а не художественной сущностью его.

Я не намерен здесь давать ни критической оценки исследований по теории драмы, ни обзора учений о ней. На эту тему есть превосходные обзоры и сборники; не собираюсь я и вести с кем-нибудь полемику и доказывать чью-либо неправоту; я только размышляю. И если я сомневаюсь в каких-нибудь утверждениях, то только потому, что сомнение - первый этап размышления. Одно очевидно: каким бы ни было длинным определение сущности драмы, ему все равно не объять ее своеобразия и глубокого отличия от эпоса. Выяснению этого вопроса будет посвящена вся книга, но и она не исчерпает его до конца.

Разумеется, отдельные особенности драмы и отличия ее от эпоса обсуждались или хотя бы упоминались по разным поводам в бесчисленном множестве работ, однако теоретиков интересовали обычно либо отдельные произведения, либо отдельные авторы, либо отдельные проблемы, либо, наконец, иные, не связанные с поэтикой драмы вопросы. Поэтика же в целом, т.е. изучение сущности драмы, ее отличия от других родов литературы, ее изобразительных средств, своеобразия, возможностей, и т. д. - все еще tabula rasa, со времен Аристотеля лишь изредка и по случайным поводам посещаемая немногими любознательными смельчаками. Попробуем же совершить путешествие в эту неизведанную страну. Если на нашем пути встретятся новые земли, мы нанесем их, как и открытые ранее материки, на карту и определим их взаимное расположение.

Чтобы лучше понять сущность драмы, попробуем сами сравнить ее с эпосом и подумать, в чем заключаются их различия. Казалось бы, для этой цели было бы вернее всего сопоставить лучшие образцы обоих родов литературы, скажем, “Гамлета” и “Анну Каренину”. Однако в таком случае пришлось бы предварительно установить разницу между мировоззрениями Возрождения и 19 века, между Англией и Россией, между Шекспиром и Толстым, между Гамлетом и Анной и т. д. Ясно, что мы бы увязли в необъятной шири чуждых нам проблем, так и не подступившись к собственной.

Очевидно, нужен другой подход. Нужна модель - маленькие простые произведения, принадлежащие разным родам литературы, но написанные одним и тем же автором и имеющие сходный сюжет. Такой моделью послужит нам история о Красной Шапочке:

Дата добавления: 2015-06-26