Структура методологического знания. 15 страница

Во-первых, -- результатом Эдипова комплекса. (Желание «убить» отца – причем, слово «убить», -- вполне можно интерпретировать и как желание убить это чувство в самом себе. Амбивалентного этому желанию – любви к отцу. Любви, и, по

всей видимости, ощущения вины за свое отношение к матери: ведь «отторжение» от нее было более чем показным и искусственным. И даже, в какой-то мере,-- вынужденным:

как раз отсюда и несколько показная злость и раздражительность по отношению к ней. Ведь на самом деле, в глубине души, в подсознании, ничего кроме любви к матери у

Кафки и не могло быть).

Во-вторых,-- результатом отношений со своей возлюбленной – Фелицией Б.. Когда почти заранее известная для него – невозможность соединиться с этой девушкой в

браке,-- вынуждало его постоянно откладывать «соединение» с ней, тем самым, вызывая в его душе повод для очередных тревог (совесть-то, Сверх-Я, была обострена до предела)

и беспокойств. (И это при том, что он видел отношение к нему девушки, способной в ожидании брака подвергаться порой самым жестоким испытаниям. И, кстати, уже не отсюда ли исходит наше предположении о «наигранности» для Кафки образа Фелиции?

Тем более ему было и не так то трудно все время искусственно поддерживать свое проявление чувств к этой одинокой и немного простоватой девушке. Девушке, оказавшейся абсолютно беззащитной – и бессильной -- перед могучим интеллектом

Кафки).

А кроме того, чувство вины, -- и это наше еще одно предположение его образования (у Кафки),-- вероятно, возникало и в результате (находящейся, по всей видимости, исключительно в бессознательном) проявления его латентной

гомосексуальности. (Чуть забегая вперед предположим, что, быть может, как раз этого-то Кафка и невероятнейшим образом опасался. И, быть может, на самом деле никогда ничего

и не было,-- но уж слишком «странным» был характер его «дружбы» с Максом Бродом?! А чуть раннее и, с Оскаром Баумом?! И это притом, что сам Макс Брод, – анализ его

книги о Кафке[97] вполне наглядно о том свидетельствует, – по всей видимости, самым невероятнейшим образом сдерживался, дабы только открыто не признать «истинный» характер их встреч).

Но уже именно и это чувство вины, вполне могло быть вызвано осознанием Кафки своей «непохожести» на других; его внешней «холодности». Своей «закрытости». Быть

может и показного «бессердечия». Причем, как к близким (родители, сестры и их мужья, другие родственники – как-то, будучи в Берлине он даже не навестил двоюродную сестру с ее мужем), так и к людям, которые в течении жизни его

окружали (чего только стоит высказывание Кафки о своей работе? Тогда как мы помним, насколько его там ценили, как бережно к нему относился его начальник, с которым он – вот сам говорящий за себя эпизод -- как то задержался после работы: чтобы вместе, вдвоем почитать любимого Кафкой, -- Гете. К тому Кафка

благодаря особому расположению к нему начальника,-- всегда мог рассчитывать на бессрочный – и в любое время! – отпуск).

Но вот, по всей видимости, из-за всего этого Кафка переживал. Серьезно переживал. И уже все это, по всей видимости, вполне могло вызвать у него то начало

невроза, попытку избавления от которого он видел только в литературном творчестве.

«По дороге домой, -- приводил слова Кафки в своей книге: «Франц Кафка. Узник абсолюта»[98], быть может, самый близкий ему человек на протяжении более двадцати лет Макс Брод, -- после слов прощания, сожалею о своей фальши и скорблю о ее неизбежности. Цель: начать новую тетрадь, посвященную моим отношениям с Максом. То, о чем нельзя писать, мельтешит

перед глазами, и оптические помехи определяют результат».

В нашем исследовании личности Франца Кафки, мы, по всей видимости, подошли к одной из самых «загадочных» особенностей его характера, о которых он не только всячески стремился избавиться, но и любыми способами пытался хотя бы «заретушировать» призрачную известность о сем факте. Речь идет о гомосексуальности Ф. Кафки. Попытки самого Кафки не только избавиться, а после, по всей видимости, невозможности оного – хотя бы скрыть, -- вынуждают нас вставить перед гомосексуальностью еще одно слово: «латентная»; но, как бы то ни было, нам ничего не остается, как предположить, -

пусть о латентной, -- но гомосексуальности Кафки; и тогда уже именно она – будет являться ключевой позицией, определяющей характер отношений Кафки к людям.

Его окружающим.

Макс Брод, в своей книге о Кафке, всячески обходя «острые» углы, лавируя между желанием показать реальную действительность – заключающуюся в характере их

отношений – и возможной угрозой проявления подобных чувств со стороны восприятия их обществом,-- не только (вполне сознательно) завуалировал проявление подобных

чувств между ними, но и, словно бы специально, сделал все так, чтобы «правда» открылась только при самом тщательном сопоставлении известных фактов. Но, по всей

видимости, это было не только его желание, но и «суровая» необходимость. Ведь во времена Кафки и Брода – а это почти столетие назад – характер отношений к гомосексуальности в обществе был совсем иной, чем сейчас, когда не только абсолютно

терпимее относятся к этой «проблеме», но и согласно выработанной Всемирной Организацией Здравоохранения международной классификации болезней -- принятой во

Дата добавления: 2015-06-04