Фрейдизм и социология А. М. деборин 3 страница

Старый господский порядок покоится на насилии. Он поддерживается полицией и войском. Страх перед возможным насилием вызывает в каждом отдельном человеке рабский образ мыслей, которым и характеризуется старый порядок. Помимо чувства страха, в человеке создается социальное

1 Гесiегп Р. 7iл РусЬо1оiе сiег Кеуо1гiiоп: Еiе аег1ое 6ее11$с11ал. 1919.

. 5.

чувство благоговения перед существующими учреждениями, перед законом, перед авторитетами и проч.

Так как во всех этих случаях в образовании такого «умонастроения» действуют стадные инстинкты. Подражание и внушение, то спрашивается, какие конкретные чувства зависимости вызываются подражанием и внушением в господском или отцовском обществе нашего времени. На этот вопрос Федерн дает, ответ в духе фрейдизма, что основой всякого уважения перед авторитетом является отношение ребенка к отцу.

Современное общество покоится уже тысячелетия на базисе патриархального авторитета. В семье, этой первой ячейке общества, носителем авторитета и власти является отец. Естественно, что в обществе человек ищет заместителя отца и находит его в лице священника, учителя, короля и проч. Первоначальным идеалом ребенка является отец; впоследствии его место заступают, таким образом, носители власти полицейский, любой чиновник и, наконец, король. Подданные короля суть его дети или сыновья. Таким образом, государство, по аналогии с семьей, состоит из отца, матери и детей.

Эта глубокомысленная философия дает нам далее «ключ» к разрешению всех вопросов, связанных с революционным движением. Вследствие дурного обращения отца с детьми, чувства ревности последних к матери и т.п. в ребенке пробуждаются отрицательные тенденции. Отец вызывает в ребенке чувство ненависти, которое бессознательно переносится на социальные учреждения. Враждебное отношение к отцу определяет, таким образом, оппозиционное направление данного субъекта («ребенка») в политике. Мирабо стал вождем революции, поясняет свою мысль наш автор, вследствие его враждебного отношения к своему отцу. Отсюда следует мораль, что все революционеры испытывают ненависть или вражду к своим отцам, чем и определяется их враждебность по отношению к королям, власти и существующим учреждениям, воплощающим в себе отцовскую власть.

Мы видим, что Федерн, как и все фрейдисты, для объяснения революции апеллирует к инфантильным переживаниям и к бессознательному. Восставая против существующего порядка, против эксплуатации и угнетения, которые очень хорошо осознаются рабочие, если верить фрейдистам, на самом деле восстают бессознательно как дети, против

«авторитета» из вражды к своему отцу. Не испытывай рабочий неприязни к своему отцу, он бы никогда не стал в оппозицию к существующему социальному строю и с «любовью» переносил бы все страдания, выпадающие на его долю в современном обществе.

Мы одинаково отвергаем как переоценку бессознательного и принижение сознания, так и стремление вывести революционное настроение из инфантильных переживаний, из «установки» ребенка к отцу. Рабочие прекрасно сознают свои реальные интересы, механику эксплуатации и связь их с политическим строем; они хорошо сознают значение классовой борьбы и отдают себе отчет в той роли, которую играет «глава государства» и проч. Апелляция к бессознательному в постановке фрейдистов означает

принижение роли сознания в жизни людей. Рабочие не видят ни в капиталистах, ни в королях своих отцов. Они видят в них своих угнетателей, что вытекает не из вражды к своим отцам, а из вражды к своим классовым врагам. Господствующие классы действительно рассматривают себя как «отцы» народа, и эту идеологию они стремятся в целях угнетения навязать «низшим» классам, проповедуя подчинение как небесному, так и земному отцу.

Уверение Федерна в том, что буржуазный строй держится на

«страстной, бессознательной, детской интенсивной» жажде отцовского или сходного с ним авторитета, решительно ни на чем не основано. Жажда страстная и далеко не бессознательная авторитета присуща определенным группам, то есть господствующим классам всякого общества, распадающегося на классы. Ибо на силу авторитета опирается в значительной степени и прочность данного строя. Господствующие классы сознательно окружают ореолом одного какого-либо представителя своего класса и культивируют чувства преданности, зависимости и рабского подчинения по отношению к этому носителю мощи и авторитета класса в целом. Но вся эта психологическая и идеологическая надстройка чувств, переживаний и идей вовсе не имеет своим источником «эдиповский комплекс», а экономические формы зависимости, которые определяют психологическую установку человека.

Федерн совершенно неправильно исходит, по-видимому, из того, что семья предшествует родовому союзу, между тем как на самом деле кровный родовой союз предшествовал семье. Патриархальная семья возникла из разложения родового строя под влиянием земледеления и рабства.

«Первобытный человек не знал отца как данного индивидуума, говорит совершенно правильно Плеханов. Словом «отец» обозначался у него каждый член его кровного союза, достигший известного возраста. Поэтому у него не могло быть сыновней обязанности в нашем смысле. Чувство этого рода, заменялось у него сознанием солидарности со всем кровным союзом»1. Разложение родового строя ведет к образованию семьи, с одной стороны, и государственной организации с другой. «Раз возникло правительство, продолжает Г. В. Плеханов, возникают известные отношения между правящими и управляемыми. За правящими признается обязанность заботиться о благосостоянии управляемых; за управляемыми признается обязанность подчиняться правителям. Кроме того, там, где существуют определенные законы, естественно, существуют также их профессиональные охранители: законодатели и судьи. И все эти отношения между людьми получают свое фантастическое выражение в религии. Боги становятся небесными царями и небесными судьями»2.

Отношения между человеком и человеком в различных общественных организациях определяют психологическую установку индивидуума, весь

1 Г. В. Пяеханов. Сочинения. Т. ХУII. С. 226.

2 Там же.

строй его чувствований, настроений и представлений, стало быть, и религиозные верования. «Отношения между богом и человеком, говорит Плеханов, сначала напоминают отношения, основанные на взаимном договоре или, вернее, на кровном родстве». Фрейд и его последователи исходят из того, что первобытной формой человеческого общества была орда, в которой неограниченно властвовал сильный самец1... Фрейд полагает, что судьба этой орды оставила «неразрушимые следы» в человеке и что «развитие тотемизма, охватывающего зачатка религии, нравственности и социального расчленения, связано с насильственным убийством вождя и превращением отцовской орды в братскую общину». Все эти рассуждения и гипотезы довольно любопытны. достаточно подчеркнуть, что судьба первобытной орды оставила неразрушимые следы в человеке, несмотря на столь продолжительную историю человеческого рода.

Индивиды первобытной орды, говорит далее Фрейд, стояли очень низко. Они были во всем связаны, но отец орды был свободен. «Его интеллектуальные акты были сильны и независимы даже в своей обособленности, его воля не нуждалась в усилении другой волей... На заре истории человечества он был сверхчеловеком, которого Ницше ожидал лишь в будущем»2.

Я не буду излагать дальше теорию Фрейда, которая кажется нам неприемлемой в силу целого ряда соображений. достаточно указать на то, что, по Фрейду, «сексуальная ревность и нетерпимость отца стали в конечном итоге причиной массовой психологии». Совершенно непонятно, откуда брался этот сверхчеловек, если вся орда состояла из индивидов очень низкого уровня. «Первобытньтй отец мешал своим сыновьям в удовлетворении их прямых же сексуальных стремлений; он принуждал их к воздержанию и вследствие этого к эмоциональной привязанности к себе и друг к другу». И этот тезис кажется нам ни на чем не основанным, произвольной гипотезой. Но что любопытнее всего это то заключение, которое делается Фрейдом относительно психологии масс вообще: «Масса кажется нам вновь ожившей первоначальной ордой. Подобно тому как первобытный человек может ожить в каждом индивиде, так и из любой человеческой толпы может быть воссоздана первобытная орда». «Вождь массы все еще является первобытным отцом, которого продолжат бояться; масса все еще хочет, чтобы ею управляла неограниченная власть; онастрастно жаждет авторитета, она жаждет, по выражению Лебона, подчинения»3.

Итак, масса изображается в отрицательных и непривлекательных тонах. Фрейд видит в ней первобытную орду, которая «жаждет» неограниченной власти, «жаждет» подчинения и проч. Она, словом,

1 См.: 5. Етеос’. Маеiiрус1iо1оiе iаоа Iс1i-Апа1уе. 1921, а также его же <Тотем и табуа. Госиздат, 1924. 2 Там же. С. 103 (ср. русск. перев. С. 72).

Етеис! 5. Маепрусiiо1оiе шпi Iс1i-Апаiуе. С. 111.

стремится к восстановлению власти первобытного отца, который, по уверению того же Фрейда, никогда не может быть забыт1.

Мы не может согласиться с фрейдовской психологией масс. достаточно указать на то, что Фрейд считает в этой области крупнейшим авторитетом Лебона, который проникнут тупой ненавистью к социализму и народным массам. Его психология масс и социализма продиктована этой ненавистью. даже проф. Фишер вынужден признать, что учение о коллективной «глупости» людей является устарелым и его нельзя уже принимать без критики2.

Старая «психология масс» проникнута господским взглядом на

«толпу» и просто реакционна, хотя в ней имеются и кое-какие верные наблюдения. К сожалению, мы лишены возможности остановиться в этой статье более обстоятельно на вопросе о психологии масс, классов и групп.

Утверждение Фрейда, что всякая масса «жаждет», чтобы ею управляла неограниченная власть, что она «жаждет» отца и «подчинения», свидетельствует и о его «господских» настроениях. Этот тезис мы рассматриваем как отрыжку господской психологии, господского пренебрежения к массе. Фрейд не проводит разницы между отношениями господства, покоящимися на насилии, и между отношениями, базирующимися на свободном убеждении и принимающими форму свободного выбора вождя и руководителя. В обоих случаях действуют различные факторы и условия, и поэтому нет никакого основания апеллировать постоянно к первобытному отцу. Вождь партии или определенного идейного направления ничего общего не имеет ни с первобытным отцом, ни с господином, ибо его «власть» покоится не на насилии, а на убеждении и на общности взглядов, выразителем и представителем которых он является. Но об этом в другой раз.

Апелляция к первобытному отцу, которого человек «никогда не может забыть», означает возврат, регресс, которого человечество якобы не может избегнуть. Мы уже подчеркнули то обстоятельство, что Фрейд начинает историю человечества именно с «первобытного отца», по-видимому, для того, чтобы доказать необходимость вечного возврата к нему. На протяжении истории человечества «всякое бывало»; первобытный отец был убит сыновьями; на смену патриархальной орде пришел братский клан, который в свою очередь был сменен другими общественными формами, и тем не менее тоска по отцу как некая тяжелая форма наследственности якобы не может быть изжита.

Мы уже знаем, что патриархальная орда, во главе которой стоял суровый отец, принуждавший сыновей к воздержанию, была ими свергнута. Сыновья собрались однажды вместе, рассказывает Фрейд, убили отца и растерзали его, образован братский клан. «Но недовольство создавшимся положением осталось и стало источником новых перемен. Люди, связанные в

1 Там же. С. 128.

2 НапсiЬпсЬ сiег Уег8IеiсIIепсIеп Р$ус11о1о,iе Ьегаме. оп 6ма Каi1а. т. 2 (ЕiсI1ег. Рус1iо1оiе iег

Оее11сЬаГ. С. 416).

братскую массу, постепенно приблизились к воссозданию старого положения на новый лад; мужчина опять стал главой семьи и перестал признавать господство женщины, установившееся в том период времени, когда не было отца»1. В другом месте Фрейд указывает на то, что «социальные завоевания братского клана не погибли, и фактическое различие между новыми отцами семейств и неограниченным праотцем орды было достаточно велико, чтобы обеспечить продолжение существования религиозной потребности, сохранить неудовлетворенную тоску по отцу»2.

Таким образом, не будет преувеличением сказать, что, по Фрейду, вся мировая история вращается вокруг «неудовлетворенной тоски по отцу». С точки зрения философии фрейдизма Кольнаи прав, отстаивая привилегии

«отцов», то есть капиталистов и королей, и видя в анархизме и коммунизме нечестивое покушение сыновей на «мать» или стремление восстановить братский клан, связанный с убийством отца.

Но так как Федерн не хочет погрязнуть в реакционном болоте Кольнаи, так как он, видите ли, человек «передовой», то он делает попытку иначе истолковать «взаимоотношение сыновей и отца». Но как бы он ни старался, ничего путного выйти из его стараний не может по той простой причине, что самая постановка вопроса принципиально совершенно неприемлема.

Федерн также изображает дело таким образом, что король является для

подданных отцом. Первобытная тоска по отцу в современном обществе находит свое выражение в признании короля отцом. Несмотря на критику сознания и разума, потребность в отце продолжает жить в бессознательном, которое сильнее всех доводов рассудка. Разум бессилен против бессознательных влечений и стремлений. Целые тьтсячелетия человечество знало лишь организации с отцовской властью, говорит Федерн в духе Фрейда. Неоднократно на протяжении истории отцовские организации свергались и их место занимали братские организации. Но надо сказать, что последние не удерживались и человечество снова возвращалось к патриархальной организации. Но так как Федерн социалист, то он все же полагает, что не исключена возможность того, что братская организация когда-нибудь победит. Однако, зная, что настоящие корни патриархального строя лежат в бессознательном, Федерн, естественно, требует терпимого и либерального отношения к монархистам, клерикалам и буржуазии за их антиреспубликанские убеждения, которые не вытекают из определенных классовых интересов, а из биологического наследства, которое каждый человек несет в бессознательном.

Война вызвала среди народа, то есть среди сыновей или детей короля- отца, чувство разочарования. Самое объявление войны, говорит Федерн, для многих означало разрушение связи детей с отцом, ибо ни один отец не может позволить убийства детей, разве лишь в крайних случаях необходимой защиты матери, то есть родины. Ослабление связи между детьми и отцом

1 Р,-еис/ 5. Маепрусiiо1оiе ес.

2 Фрейд 3. Тотем и табу. С. 158.

.125; русс. пер. С. 87.

повлекло за собой падение императоров и королей (в России, Германии, Австралии), которые не оказались в состоянии защитить мать от насилия. Низвержение отцов поставило детей в тяжелое положение; они оказались без отца, бедными сиротами. Но социал-демократы спасли положение тем, что задолго до войны стремились удовлетворить идеальную потребность детей в отцовской привязанности. Вождь партии являлся идеальным отцом для ее членов. Если революция в немецкой Австрии, говорит Федерн, не приняла хаотического характера, то этим счастьем мы обязаны Виктору Адлеру, на которого каждый член партии смотрел <спочти сознательно как на отца своего.

Вспыхнувшие в целом ряде стран в связи с мировой войной революции представляют собою не что иное, как повторение первобытных восстаний против отца1. Такие революции могли бы в случае успеха иметь большое

освободительное значение для человечества, говорит «радикально» настроенный автор. Но дело в том, что, свергнув отца, многие стали

«абсолютными противниками отца», вследствие чего они воспротивились всякой дисциплине и всякому порядку. до сих пор «порядок» покоился на привязанности детей к отцу, на отцовском авторитете, сдерживавшем и скреплявшем все общественные связи. С устранением отцовского авторитета общественная жизнь приняла совершенно иной вид: исчезло миролюбие, понизились работоспособность людей, взаимная помощь и проч. в человеческой душе сохранилась первобытная связь между отцом и детьми, состоящая в том, что дети уживаются друг с другом, только подчиняясь

отцовской дисциплине и из страха перед отцом. Так поет наш радикальныйна словах, но крайне реакционный на деле «социалист» Федерн. Я

Дата добавления: 2015-06-04