Мелани Кляйн 3 страница

К этому следует добавить, что и другие важные идеи, лежащие в осно­ве логотерапии, были первоначально выдвинуты в рамках психоанализа. В частности, ценность страдания, на которой акцентировал внимание В. Франкл, принималась во внимание Ш. Ференци, который в докладе «Эластичность техники психоанализа», прочитанном в Венгерском пси­хоаналитическом обществе в 1928 г., подчеркивал, что полностью избе­жать страданий не дано и что «научить выносить страдание — это одно из основных достижений психоанализа» [68, с. 378].

Наконец, логотерапия В. Франкла не только поднимала многие важные философские вопросы, но и являлась своего рода философским (экзи­стенциальным) анализом, лежащим в основе не только различного рода концептуальных обоснований, но и терапии как таковой. Однако фило­софская направленность была свойственна как логотерапии, так и клас­сическому психоанализу.

И дело не только в том, что, по мнению 3. Фрейда, психоанализ зани­мает среднее место между медициной и философией и что он возник тогда, когда появилась необходимость трактовать наблюдаемые факты психопатологии философски. Дело в том, что психоанализ, по выраже­нию 3. Фрейда, «должен работать прежде всего с концепциями, которые являются философски неопределенными» [69, с. 85].

Данная философская интенция психоанализа понималась дале­ко не всеми психоаналитиками, как впрочем и в настоящее время она не понимается многими из них, особенно теми, кто, занимаясь клиниче­ской деятельностью, стремится не замечать метапсихологических кон­струкций З.Фрейда. Вместе с тем наиболее талантливые психоанали­тики признавали философскую интенцию классического психоанализа. Ш. Ференци, например, в 1926г. предсказывал новое зарождение врачеб­ной философии или, используя его термин, «ятрофилософии», краеуголь­ный камень которой составляли труды 3. Фрейда [70, с. 295].

Таким образом, использование идей и техники логотерапии В. Франк­ла в рамках осуществления психоаналитической терапии не является чем-то недопустимым с точки зрения «чистоты» психоанализа как тако­вого. И дело не только в том, что некоторые логотерапевтические идеи,

КЛАССИЧЕСКИЙ И ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ

а также техника парадоксальной интенции и дерефлексии уходят своими корнями в соответствующие представления классического психоанализа. Более существенно то, что в ряде случаев использование идей и техники логотерапии при психоаналитическом лечении пациентов действительно оказывается плодотворным и эффективным как в исследовательском плане, так и в терапевтическом отношении.

В плане установления сходств и различий между классическим и экзи­стенциальным психоанализом следует иметь в виду также то, что привер­женцы первого направления основное внимание акцентировали на про­шлом пациентов, в то время как сторонники второго направления сме­стили центр исследования на настоящее и будущее. Это вовсе не означало, что в рамках различных вариантов экзистенциального психоанализа про­шлое пациентов никак не принималось в расчет. Речь шла скорее о при­знании в качестве ошибки той методологической позиции, в соответ­ствии с которой можно объяснить настоящее пациента через призму механического результата непреложного прошлого, как это имело место у 3. Фрейда.

Так, подобно другим психоаналитикам, Р. Лэйнг признавал роль детст­ва в возможности возникновения психических заболеваний. При разборе конкретных клинических случаев он обращался к рассмотрению отноше­ний между матерью и ребенком. Однако, в отличие от психоаналитиков, делавших ставку на влияние «шизофреногенной матери» на последующее заболевание ребенка, он исходил из того, что не только мать, но также и вся ситуация в семье может препятствовать развитию способности ребенка принимать участие в установлении отношений с другими людь­ми. В связи с этим Р. Лэйнг выдвинул положение, в соответствии с кото­рым целесообразнее говорить о шизофреногенных семьях, чем об исклю­чительно шизофреногенных матерях. По крайней мере, подчеркивал он, «это может поощрить дальнейшие работы по динамике семьи как целого вместо изучения матерей, или отцов, или братьев и сестер без достаточ­ных ссылок на всю динамику семьи» [71, с. 205].

Пытаясь продвинуться в этом направлении исследований, Р. Лэйнг различал так называемые семьи типа «серии» и семьи типа «нексус».

В первом типе семьи ее члены не испытывают друг к другу особого интереса, зато проявляют заботу о том, чтобы окружающие люди не знали о происходящих в семье недоразумениях, т. е. чтобы не выносился «сор из избы». Совместное существование в такой семье основывается на стра­хе по поводу того, что думают и говорят другие люди.

Иной является семья типа нексус. В ней совместное существование поддерживается страхом и виновностью с помощью морального шанта­жа, психического давления друг на друга, ощущения обязанности, наси-

ЗЗ¹

ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ (Ж. П. САРТР и др.)

лия. Члены такой семьи живут, словно в гетто. Семья типа нексус функ­ционирует как банда гангстеров, предлагая друг другу обоюдную защиту от насилия по отношению друг к другу. «Это взаимный терроризм с пред­ложением защиты и безопасности от насилия, которым один страща­ет другого и которого человек страшится, если нарушает правила» [72, с. 278]. Стоит только выпасть из системы правил поведения, установлен­ных в данной семье, как тут же на такого члена семьи может быть наве­шен ярлык шизофреника.

Поэтому, как считал Р.Лэйнг, при рассмотрении психических рас­стройств следует апеллировать не столько к эдипову комплексу, как это имело место в классическом психоанализе, или к шизофреногенной мате­ри, от чего отталкивались некоторые психоаналитики, модифицировав­шие представления З.Фрейда о неврозах, сколько к шизофреногенной семье, психический климат в которой способствует становлению онто­логически неуверенной личности.

Различие между классическим и экзистенциальным психоанализом состояло также в том, что в первом случае основное внимание акценти­ровалось на психическом аппарате, внутренние объекты которого вос­принимались в качестве частей единой системы, и личность не рассмат­ривалась в соотнесенности с другим человеком, в то время как во втором случае предпринимались попытки каким-то образом выразить встречу Я с другими и учесть не только внутриличностный, но и межличностный контекст.

Как замечал Р.Лэйнг, используемые в классическом психоанализе понятия проекции и интроекции сами по себе не перекрывают пропасть между личностями. Поэтому в рамках различных направлений экзистен­циального психоанализа внимание обращается на отношение между лич­ностями с точки зрения их переживаний и онтологической структуры их существования.

По мнению Р. Мэя, такие конструкты классического психоанализа, как «инстинкт смерти», не могут быть использованы научно, но они являются теми элементами, которые спасают систему З.Фрейда от полной механи­стичности. Эти конструкты лежат вне сферы детерминистских ограни­чений его теории и представляются мифологией в лучшем смысле этого слова. Методология З.Фрейда была основой его радикального вклада в новый образ человека, того человека, которым движут демонические, деструктивные силы. И хотя формулировка «инстинкта смерти» как био­логического инстинкта не имеет никакого смысла, тем не менее как пси­хологическое и духовное состояние трагической натуры человека эта идея имеет большое значение и превосходит любую биологическую или механистическую интерпретацию.

КЛАССИЧЕСКИЙ И ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ

С точки зрения Р.Мэя, один из основных вкладов З.Фрейда состоял в том, что основатель психоанализа осуществил прорыв через самообман викторианской силы воли, открыл обширные области, в которых поведе­ние и мотивы детерминируются бессознательными влечениями. Однако наряду с этим произошел подрыв авторитета функций воли и решения как таковых, в результате чего всеобъемлющей болезненной тенденцией сере­дины XX столетия стало видеть себя пассивным, беспомощным, лишен­ным воли, решимости и ответственности. З.Фрейд описал Я как слабое, неавтономное. С развитием психологии Я этой инстанции были приписа­ны функции автономии, чувства идентичности, синтеза. При этом неко­торые психоаналитики стали говорить о множестве Я в одной личности не только по отношению к невротичным, но и нормальным индивидам.

По убеждению Р. Мэя, множественное Я — это точное описание нев­ротической личности. Ни Я, ни бессознательное, ни тело не могут быть автономными. Это означает, что логически и психологически следует выйти за систему Оно, Я и Сверх-Я и попытаться понять бытие, различны­ми проявлениями которого она является. Что касается понимания Я как слабого и пассивного, то сам факт признания этого является, по выраже­нию Р. Мэя, «доказательством и симптомом потери смысла бытия в наше время, симптомом вытеснения онтологических проблем» [73, с. 152].

Одно из различий между классическим и экзистенциальным психо­анализом заключалось в их отношении к терапевтической технике. При­держивающиеся классической ориентации психоаналитики в основном уповали на разработанные 3. Фрейдом технические приемы анализа паци­ентов. Часть из них не только использовала соответствующие техники, но и стремилась к их усовершенствованию. При этом исходная установ­ка нередко сводилась к тому, что понимание следует за техникой, и если используется правильная техника, то можно разгадать загадку пациента, раскрыть причины его заболевания и излечить.

Поскольку экзистенциальный анализ являлся способом понимания человеческого существования, то его представители полагали, что глав­ными препятствиями к пониманию человека являлись стремление видеть в нем некий объект анализа и чрезмерный акцент на технике. Поэто­му они в меньшей степени уделяли внимание терапевтической технике, а в большей — проблеме понимания пациента. Это вовсе не означало, что экзистенциальные аналитики вообще игнорировали терапевтическую технику как таковую. Как было показано ранее, В. Франкл, например, при­давал важное значение методам парадоксальной интенции и дерефлексии в своей клинической деятельности. Однако, в противоположность пред­ставителям классического психоанализа, и он, и другие экзистенциаль­ные аналитики считали, что не понимание следует за техникой, а техника -

ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ (Ж. П. САРТР и др.)

за пониманием. «Центральная задача, за которую отвечает терапевт, — под­черкивал Р. Мэй, — понять пациента как существо и бытие-в-мире. Все тех­нические вопросы подчинены этому пониманию. Без понимания техни­ческие методы в лучшем случае нейтральны, в худшем — они "структури­руют" невроз» [74, с. 184].

Экзистенциальные аналитики не умаляют роль техники в терапевти­ческом процессе. Однако они обращают особое внимание на контекст терапии. Так, экзистенциальный аналитик может проинтерпретировать конкретный сон пациента в сходной манере, не отличающейся от класси­ческого психоаналитика. Вместе с тем контекст терапии может оказать­ся совершенно иным. Экзистенциальная терапия делает акцент на том, как данный сон способствует пониманию существования этого пациента в его мире, пониманию того, где он находится в текущий момент и куда движется.

Экзистенциальные аналитики исходили из того, что используемая тера­певтическая техника должна быть гибкой и разнообразной, изменяющейся от пациента к пациенту и от одного периода к другому при работе с тем же самым пациентом. Они считали, что выбор приемлемой техники обуслов­лен прежде всего ответом на вопрос, сможет ли она наилучшим образом помочь раскрыть существование пациента в данный момент его истории и понять его бытие-в-мире.

Например, в случае сексуального вытеснения классический психо­аналитик говорил бы о поиске сексуального объекта, искал бы причины данного вытеснения в прошлом и задавался бы вопросом, как этот слу­чай сексуального вытеснения можно разрешить. В отличие от подобного подхода, экзистенциальный аналитик говорил бы о сексе между людьми, рассматривал бы сексуальное вытеснение как ограничение потенциа­ла существования пациента и, начав работу с сексуальной проблемой, видел бы в ней не механизм вытеснения, а ограничение бытия-в-мире этого человека.

Наконец, можно говорить о различиях между классическим и экзи­стенциальным психоанализом в плане той установки, которой придержи­вается аналитик по отношению к пациенту. С точки зрения классических психоаналитиков, терапевт должен быть «непрозрачным» для пациента, т. е. выступать в роли зеркала. По убеждению экзистенциальных аналити­ков, в аналитической ситуации терапевт обязан присутствовать в качест­ве живого человека. Речь идет не о присутствии как таковом, поскольку так или иначе аналитик присутствует в аналитических отношениях. Речь идет о реальности его присутствия.

Аналитик не зеркало, во всяком случае не только и не исключительно зеркало. Он является живым человеческим существом, занятым понима-

КЛАССИЧЕСКИЙ И ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ

нием и переживанием бытия пациента. Он представляет собой необхо­димую часть совместного существования с пациентом в данной аналити­ческой ситуации. И если аналитик не является частью поля отношений с пациентом и не принимает участие в нем, то он вряд ли сможет непред­взято увидеть пациента и адекватным образом понять его. Словом, реаль­ность присутствия аналитика в терапевтическом процессе рассматривалась в экзистенциальном психоанализе с точки зрения восприятия пациента как человеческого существа, которое необходимо понять, а не как объекта, который должен быть подвергнут анализу.

Хотелось бы обратить внимание также на следующее. Характеризую­щийся сменой парадигм мышления в понимании человека экзистенци­альный психоанализ с его сущностными аспектами интеграции, систем­ности и смыслозначимости способствовал изменению взглядов не только на природу невротических заболеваний и технических возможностей их лечения, но и на статус психотерапевта. Если в рамках традиционной пси­хотерапии основным и чаще всего единственным принципом, которым руководствовался врач в своей деятельности, было утверждение ценно­сти здоровья, то экзистенциальная терапия ввела такие элементы в рабо­ту с пациентами (философствование, духовность, вера в смысл жизни), которые требуют от психотерапевта объективного обсуждения духовных мучений человека.

Врачебное служение стало не столько деятельностью дипломирован­ного специалиста по психосоматическим заболеваниям, сколько духовной помощью аналитика как человека, имеющего дело не просто с больным, а таким же как и он человеком, только в силу различного рода обстоя­тельств оказавшимся не способным связать между собой бытие и время, бытие и Ничто, смысл своего существования и ощущение бессмыслен­ности происходящего в мире. Психотерапевт становился не «медиком», использующим свои научные знания по отношению к пациенту-объек­ту, а «целителем», выходящим за пределы этого знания, проявляющим экзистенциальную заботу об обратившемся к нему за помощью субъекте и выражающим свою трансцендентность в процессе общения с ним.

В заключение остановимся на суммарном обобщении, касающемся интегративных, системных и смыслозначимых составляющих, лежащих в основе понимания человека и его психических заболеваний в классиче­ском психоанализе, экзистенциальной философии и экзистенциальном психоанализе.

Итак, интегративность классического психоанализа 3. Фрейда проявилась в сочетании причинного объяснения и смыслового понимания при изуче­нии человеческой психики, раскрытии механизмов возникновения нев­розов и разработке аналитической техники их лечения.

ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ (Ж. П. САРТР и др.)

Системность психоанализа нашла отражение в представлении:

• психического аппарата как некой системы, состоящей из подсистем
сознания, предсознательного и бессознательного;

• человека как закрытой системы, структурно организованной вокруг
составляющих ее элементов Оно, Я и Сверх-Я;

• невротических заболеваний как специфического решения психиче­
ских конфликтов на основе действия системы внутренних механизмов
защиты;

• возможностей лечения неврозов, предполагающих использование
системы технических правил и приемов, способствующих осознанию
пациентом его бессознательных влечений, желаний и патологических
способов защиты.

Смыслозначимостъ психоанализа состояла в его методологической уста­новке на рассмотрение бессознательной деятельности человека (оши­бочные действия, сновидения, невротические симптомы) как имеющей скрытый от сознания субъекта смысл, постижение которого требует рас­шифровки языка бессознательного, предполагающей самоанализ, а в слу­чае психических заболеваний использование специальной психоанали­тической техники.

Экзистенциальная философия предложила иное видение человека, задав тем самым новую парадигму мышления и придав интегративности, системности и смыслозначимости другие измерения.

Интегративность экзистенциализма состояла в рассмотрении челове­ка не как отдельного индивида, противостоящего культуре, что имело место в классическом психоанализе, а как бытия-в-мире, существующе­го в мире, своим существованием задающим не только совместность с миром, но и взаимопринадлежность мышления и бытия и, следователь­но, для своего собственного познания требующего исключительно пони­мания (не объяснения) своей экзистенции.

Системность экзистенциализма заключалась:

• в признании человека не закрытой, как в психоанализе, а открытой
системой, характеризующейся составляющими ее экзистенциалами
(заброшенность, забота, ужас, тревога, смерть и др.), интенциональ-
ностью, экстатичностью, трансцендентностью;

• в понимании организованной структуры времени, состоящей из трех
элементов (прошлое, настоящее, будущее), входящих в опыт перво­
начального синтеза и характеризующихся глобальностью и целост­
ностью;

• в рассмотрении человека как некой целостности бытия и Ничто,
бытия и времени, а также в констатации связанного бытием единства
целого и захваченности человека этим целым;

КЛАССИЧЕСКИЙ И ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЙ

• в описании возможностей развертывания экзистенции, заставляющей личность раскрыть свое бытие первоначального проекта, реализации свободы действия и выбора человеческой реальности. Смыслозначимостъ экзистенциализма нашла отражение в утверждении того, что везде господствует смысл (в человеческом бытии, в технике, в происходящих в мире изменениях), не человек выдумал или создал этот смысл, сокрытый смысл повсюду затрагивает его, а выявление смысла бытия является насущной задачей человеческого существования.

Экзистенциализация психотерапии сопровождалась сменой парадиг­мы мышления, нашедшей отражение в возникновении таких направ­лений, как экзистенциальный психоанализ, экзистенциальный анализ, дазайн-анализ, логотерапия. Она привела к новому пониманию инте­гративности, системности и смыслозначимости, что в наиболее яркой форме нашло свое отражение в логотерапии В. Франкла.

Интегративность логотерапии В. Франкла основывалась на признании необходимости учета различных измерений человека в едином исследова­тельском пространстве с целью адекватного понимания его бытия, экзи­стенциальных стремлений и фрустраций. Речь идет об интегративности как постижении единства в многообразии, рассмотрении противоречий как не противоречащих единству человеческой реальности, где детерми­низм и свобода, объективность и субъективность, смысл и ценности, еди­ный человеческий способ бытия и разнообразные формы его проявления становятся понятными в свете димензиональной онтологии, рассматри­вающей существующие в биологии, психологии, социологии и других нау­ках представления о человеке не с точки зрения их противоречивости друг другу, а в плане их многозначности.

Системность логотерапии В. Франкла включала в себя установку на пони­мание целостности человеческого бытия, рассмотрение человека как одновременно закрытой (в своей конечности) и открытой (в своей само-трансценденции) системы, включающей в себя не две составляющие (тело и душа, соматическое и психическое), как это было характерно для пред­шествующей психотерапии, включая классический психоанализ, а три измерения — соматическое, психическое, духовное. Соматическое и пси­хическое — такие размерности человеческого бытия, которые позволяют говорить о возможных заболеваниях человека. Однако только духовное (ноэтическое) измерение имеет непосредственное отношение к полноте человеческого бытия, к его целостности, не говоря уже о том, что в основе ряда неврозов лежат духовные проблемы, экзистенциальный кризис.

Системность логотерапии В. Франкла проявлялась и в том, что она вос­принимала человека в его полноте и целостности, представленными такими его атрибутами существования, как духовность, свобода и ответствен-

ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ (Ж. П. САРТР и др.)

ность. В соответствии с таким восприятием человека логотерапия осно­вывалась на трех фундаментальных допущениях, составляющих звенья единой цепи и включающих в себя волю к смыслу, свободу воли и смысл жизни, так или иначе соотносящихся с трагической триадой человече­ского бытия — страданиями (болью), виной и смертью.

Смыслозначимость логотерапии В. Франкла — это ее ориентация на при­знание не только воли к смыслу как основной составляющей человече­ского бытия, но и смысловой конфронтации, способной привести к экзи­стенциальному кризису. Воля к власти соотносилась с тем, что человек представляет собой изначально (ориентация на смысл), смысловая кон­фронтация - с тем, каким он должен быть (обретение смысла). При таком понимании человека смысл является не самим бытием, а его выражением, он не совпадает с бытием, а задает темп для него. При превращении смы­словой ориентации в смысловую конфронтацию свобода человека дос­тигает уровня ответственности, в которой логотерапия усматривала суть человеческого бытия, считая, что трагические аспекты бытия (страдания, вина, смерть), ограниченность жизни не принижают ее смысловую напол­ненность, а смысл жизни может быть найден не только через восприятие благ, но и через страдание.

ГЛАВА 12

ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ ШКОЛА М. КЛЯЙН

Мелани Кляйн (Райцес) — одна из ключевых фигур в психоаналитиче­ском движении, возглавившая английскую школу объектных отношений. Родилась в Вене в 1882 г. в семье, где уже было трое детей. Ее отец, выходец из еврейской семьи, в студенческие годы изучавший талмуд, но позднее ставший доктором медицины и работавший дантистом, состо­ял во втором браке и был на 15 лет старше своей жены. К моменту рожде­ния младшей дочери ему было более 50 лет. В раннем детстве и в после­дующие годы М. Кляйн пришлось пережить ряд трагических событий, связанных со смертью близких ей людей. В пятилетнем возрасте она поте­ряла сестру, позже — брата, когда ей было 18 лет, умер ее отец, несколь­ко лет спустя — ее мать. Мечтала стать врачом, но, в 1903 г. выйдя замуж за инженера А. Кляйна, изучала в Венском университете искусство и исто­рию. Вместе с мужем покинула Вену, проживала с ним в Словакии и Селе-зии, родила троих детей, один из которых — старший сын — погиб в авто­мобильной катастрофе.

С 1910 по 1919г. М.Кляйн проживала с семей в Будапеште. В 1914г., находясь в депрессивном состоянии, связанном со смертью матери и рож­дением третьего ребенка, обратилась за консультацией к венгерскому пси­хоаналитику Ш. Ференци, брат которого был знаком с ее мужем. Прошла у него курс анализа и проявила интерес к психоанализу как таковому. Пси­хоаналитическую деятельность начала в 1917 г. с анализа собственного ребенка, своего младшего сына, а затем — пятилетнего мальчика, сына ее знакомых. Участвовала в работе 5-го Международного психоаналитиче­ского конгресса, проходившего в Будапеште в 1918г., где впервые увидела 3. Фрейда. В 1919 г. выступила с докладом «Влияние сексуального просвеще­ния и отказа от авторитета на интеллектуальное развитие ребенка» в Вен­герском психоаналитическом обществе и стала членом данного общества.

ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ ШКОЛА М. КЛЯЙН

Познакомившись с немецким психоаналитиком К.Абрахамом на меж­дународной встрече, в 1921г. М.Кляйн переехала по его приглашению в Берлин, где продолжила свою исследовательскую и терапевтическую деятельность в области детского психоанализа. Осуществляла анализ детей, возраст которых в ряде случаев был менее трех лет. В 1922 г. разо­шлась с мужем, оставшись с двумя детьми. Начиная с 1924 г., на про­тяжении четырнадцати месяцев проходила личный анализ у К.Абра­хама, который (анализ) был прерван в связи со смертью последнего. Познакомилась с некоторыми английскими психоаналитиками (Э.Гло-вер, А. Стрейч), предложившими ей прочитать курс лекций в Лондоне. Во время поездки в Лондон, где она прочитала шесть лекций о детском психоанализе, президент Британского психоаналитического общества Э.Джонс, с которым она встретилась в 1925г., пригласил М.Кляйн осу­ществлять ее дальнейшую исследовательскую и терапевтическую дея­тельность в Англии.

В 1926г. М.Кляйн переехала в Лондон, где начала активно развивать свои идеи, связанные с детским психоанализом и использованием техни­ки игры с маленькими пациентами. Ее новации в этой сфере психоана­литической деятельности были критически восприняты дочерью осно­вателя психоанализа А.Фрейд, которая, так же как и М.Кляйн, искала пути и возможности использования психоаналитических идей и методов лечения при работе с детьми. Наметившиеся между ними разногласия, относящиеся к пониманию специфики детского психоанализа, обостри­лись после того, как, спасаясь от нацизма, А. Фрейд со своим отцом пере­ехала в Лондон в 1938 г. Вместе с тем в 30-е гг. XX столетия идеи М. Кляйн нашли поддержку среди части психоаналитически ориентированных вра­чей. Многие из них, включая Д. Винникотта и Дж. Болби, прошли у нее личный анализ или супервизировались.

В 40-х гг. исследовательская и терапевтическая деятельность М. Кляйн сопровождалась развертыванием в Лондоне идейных дискуссий между ее сторонниками и последователями А. Фрейд. В 1944 г. в Британском пси­хоаналитическом обществе она выступила с докладом «Об эмоциональ­ной жизни ребенка в свете концепции депрессивной позиции», в кото­ром развила свои теоретические положения о «депрессивной позиции», впервые сформулированные ею в середине 30-х гг. В результате бурных дискуссий было заключено «джентльменское соглашение», в соответст­вии с которым в Британском психоаналитическом обществе образова­лись три паритетные группы психоаналитиков (кляйнинская, фрейдов­ская, независимая).

В 50-е гг. идеи М. Кляйн о ранних формах объектных отношений, депрессивной позиции в развитии ребенка, проективной идентифика-

ДЕТСКИЙ ПСИХОАНАЛИЗ

ции и ряд других привлекли к себе внимание нового поколения британ­ских психоаналитиков, включая В. Биона. В дальнейшем эти идеи оказа­лись востребованными в психоаналитических кругах различных стран мира, особенно в странах Латинской Америки.

М. Кляйн умерла в Лондоне в 1960 г. в возрасте 78 лет.

Она является автором ряда психоаналитических работ, включая «Зна­чение символообразования в развитии Я» (1930), «Психоанализ детей» (1932), «К вопросу о психогенезе маниакально-депрессивных состояний» (1934), «Печаль и ее отношение к маниакально-депрессивным состоя­ниям» (1940), «Заметки о некоторых шизоидных механизмах» (1946), «Вклад в психоанализ,1921-1945» (1948), «Развитие в психоанализе» (1952, совместно с С. Айзеке, Дж. Райвери, П.Хайманн), «Зависть и благодар­ность» (1957)и др.

Дата добавления: 2015-06-04