Обряды и представления связанные с жилищем

Декор традиционного русского жилища.

Декор русского жилища и его семантика. Большую роль в оформлении русского традиционного жилища играл декор. Основными способами украшения жилища были р е з ь б а и р о с п и с ь.

Резная орнаментика деревянных деталей дома была разных видов. Более ранняя, глухая резьба выполнялась различными долотами, при этом выделялись две разновидности резьбы – 1) плоская (городчатая, долбленая, выемчатая, трехгранно-выемчатая) и 2) рельефная (корабельная резь, глухая, долотная). Вырезались геометрические фигуры, растительные мотивы, изображения животных и птиц, фантастических существ, например, русалок.

Со временем глухая резьба стала сменяться пропильной, выполняемой набором пилок и лобзиков, в ней уже преобладали геометрические узоры. Эти виды резьбы дополнялись скульптурными изображениями. Со второй половины XIX в. резной декор начал дополняться росписью разноцветными красками, а когда появилось покрытие крыш железом, стало развиваться искусство фигурной резьбы по листовому металлу.

Назначение декора, в наше время сугубо э с т е т и ч е с к о е, некогда было совершенно иным. Декор выполнял м а г и ч е с к и е функции – защитные, по охране обитателей дома от враждебных ему потусторонних сил, и продуцирующие, способствующие благополучию хозяев дома – многодетности семьи, зажиточности хозяйства, миру в ней – всему, что в русской речи определяется понятием «лад». Еще одна функция декора – символическое и з о б р а ж е н и е м и р а, как его представляло архаическое сознание. За кружками, треугольниками, крестами, «загогулинами», головами животных и птиц скрывались изображения мировых реалий – солнца, семян, воды, божеств и т.д., они образовывали некую систему, соответствующую строению мирового пространства.

Как уже говорилось, наиболее богато декорированным было севернорусское, и в ряде районов среднерусское жилище, особенно фронтон крыши и наличники. Скульптурные изображения коня на охлупне и курицы на крюках, поддерживающих потоки, имели охранительное значение: «Конь и курица на крыше – в избе тише».

Конь в архаической индоевропейской традиции связывался с солнцем как транспортное средство этого светила – в древнегреческой мифологии братья Диоскуры на четверке лошадей в течение дня везут солнце по небу. Первоначально, до одомашнивания лошади, таким животным, видимо, был олень, поскольку его рога ассоциировались с солнечными лучами, о чем свидетельствует фольклорный образ Оленя – золотые рога. Этим объясняется севернорусская традиция в некоторых случаях крепить оленьи рога на верхней точке фронтона дома. Переходный период в этих представлениях отразили материалы Пазырыкских курганов Алтая, где в захоронениях вождей скифского времени были обнаружены мумии лошадей с оленьими масками на мордах и прикрепленными к маскам деревянными изображениями оленьих рогов.

Не случайно также изображение и «куриц» на деталях крыши севернорусского дома. Курица, а чаще петух, связывались с солнцем, поскольку эта птица своим криком оповещает о восходе солнца и начале дня, т. е. «человеческого времени». Недаром крик петуха, по народным представлениям, отгоняет нечистую силу, ритуально очищает вещи, поэтому, например, постель и другие вещи покойного относили на 40 дней в курятник.

Значительное место в декоре жилища, особенно севернорусского, занимали солярные знаки. Обычное место их расположения - на нижних концах причелин и на полотенце. Иногда вместо доски-полотенца к князевой слеге прикреплялось изображение солнца с выступающими лучами. Подмечено, что в некоторых случаях на причелинах изображались только верхние половины солярных знаков, в то время как на полотенцах они не только всегда были полными, но также могли быть удвоенными или утроенными. Солнце, таким образом, как бы показывалось в важнейших точках его движения по небу: на восходе, когда начинается день, в зените, когда оно находится в полной силе тепла и света, и на заходе, предвещая наступление ночи. Представление о трех важнейших точках положения дневного светила отразилось в фольклорном выражении «трехсветлое солнце».

На причелинах ниже солярного знака часто можно видеть несколько трапецевидных выступов. Это символическое изображение лапок водоплавающих птиц. В древности для культуры славян и финноязычных народов Восточной Европы были характерны бронзовые подвески в виде водоплавающих птиц, их лапки изображались либо вполне реалистично, либо символически - в виде трапеций. Для жителя северных краев солнце утром часто вставало из воды и вечером уходило за горизонт в воду, таким образом, лапки птиц на концах причелин маркировали нижний, хтонический подводно-подземный мир.

Символичен и декор причелин, состоявший из нескольких рядов разностильного орнамента, который олицетворял небо, причем состоящее из семи слоев, на что указывает выражение «быть на седьмом небе от счастья» (т. е. на вершине блаженства). Со временем представление о семислойности неба было утрачено, поэтому на причелинах количество рядов орнамента меньше семи.

Можно реконструировать символику, по крайней мере, двух рядов орнамента. Один, состоящий из кружков, иногда сдвоенных, иногда соединенных с трапециями, символизировал небесную воду, в народном лексиконе именуемую «хлябями небесными», периодически проливающуюся на землю в виде дождя или снега. Еще один ряд изображений, состоящий из треугольников различных модификаций, символизирует слой с семенами, которые, просыпаясь на землю, дают начало вегетативной жизни. Изображения семян часто встречаются в русской традиционной орнаментике, особенно в вышивке, где они предстают перед нами в более реалистичном виде - как сердцевидные фигуры с выделенной точкой в основании – символом зародыша. В резьбе по дереву изобразить такую фигуру довольно сложно, поэтому мастера упрощали ее до изображения треугольника.

Таким образом, декор фронтона севернорусской крыши представлял собой символическое изображение космоса – солнце, поднимающееся из хтонического мира и сначала светящее и греющее в полсилы, движется по семислойному небу, один из слоев которого содержит запасы небесной влаги, а другой – семена растений, оно достигает максимума своей силы в зените и затем скатывается вниз, чтобы, уйдя за горизонт, на следующее утро снова взойти над землей.

Эту же символику можно видеть на наличниках русского дома на севере, но наиболее полно она представлена на декоре окон средней полосы европейской России. В верхней части также размещаются солярные знаки, причем иногда опять же в трех важнейших точках небесного пространства – восхода, зенита и заката, во многих случаях солнце символизирует так называемый косой крест. Под изображениями солнца - трапецевидные выступы, маркирующие нижний мир. Здесь же в верхней части наличников помещается символическое изображение многослойного неба в виде нескольких рядов орнамента. Как и на северных причелинах, один ряд не повторяет другой.

Семантика орнамента наличников шире, чем верхней части фронтона севернорусского жилища: она отражает представления не только о верхнем мире и водном пространстве, но также о земле и подземном мире в его аграрном значении. Поверхность земли символизирует неровный рельеф резьбы на нижней доске наличника, и поверхность, как можно предположить, исходя из ее неровности, вспаханную. Сердцевидные изображения с отверстием в середине на нижних концах боковых досок наличника - символ погруженного в землю семени с зародышем, это маркер нижнего мира.

Символическое значение придавалось парному изображению семян на облицовочных досках углов дома, иногда с солярным знаком между ними. Их можно рассматривать как выражение идеи мирового дерева, пронизывающего космическую вертикаль и тем самым укрепляющего устои мира и соответственно устои жилища. В орнаментике крыльца использовались изображения четырех семян, симметрично разделенных крестом – упорядоченность их размещения должна была свидетельствовать о том, что это символ засеянного поля, а крест между ними - солярный знак. Перед нами как бы проекция мира сверху, с его важнейшими для земледельца атрибутами – солнцем и засеянной пашней. В редуцируемом виде эта символика представляет собой разделенный на четыре части ромб с точкой в каждом из его секторов.

И, наконец, еще один символ позволяет реконструировать архаические представления о строении мира. В структуре орнамента он обычно занимает самое высокое положение - выше солярных знаков и изображения многослойного неба, его же под названием репейник, можно увидеть, вырезанным из железа, на четырехскатной крыше или в верхней части крыльца южнорусского жилища. «Репейник» представляет собой сочетание растительных и антропоморфных мотивов, иногда доведенное до крайнего схематизма. Это изображение древнего женского божества, нахождение его в самой высокой точке символического мирового пространство свидетельствует о высшем положении в иерархии космических сил.

В более реалистическом виде данное изображение представлено в русской народной вышивке, где в его иконографии сливаются антропоморфные и растительные черты, позволяющие говорить об изображении женщины-дерева. Нижняя часть персонажа есть символическое изображение корней и в тоже время расставленных ног, что предполагает изображение роженицы, получающей ребенка из потустороннего нижнего мира. В русской вышивке есть сюжеты, позволяющие видеть в них женщину и рождающегося у нее ребенка, соответствующих матери и дочери - мотив, отраженный в индоевропейской мифологии образами Деметры и Персефоны.

В вышивке этот персонаж часто помещается между парными симметричными изображениями животных или птиц, но есть сюжет, когда он находится между двумя всадниками, причем держит обеих лошадей под уздцы. Аналог данному персонажу обнаруживается на рисунке ковра пазырыкского кургана, где обритая наголо женщина с растением в руках, сидящая в кресле, что подчеркивает ее высокое положение, встречает едущих к ней на лошадях чернокудрых и черноусых красавцев-мужчин.

Роспись в декоре русского жилища либо выделяла различными цветами резные детали орнаментики, либо имела самостоятельное значение. Ее можно было встретить и на фронтоне, и на наличниках. У севернорусского дома разноцветными красками изображались так называемые вазоны - цветы в вазах, фигуры животных и птиц, а иногда - целые сюжетные композиции, например, с русалкой на дне моря в окружении рыб и подводных растений.

Обряды и представления, связанные с жилищем. Дом – мир, построенный человеком, искусственный микрокосм, поэтому создание и использование жилища обставлялись многочисленными обрядами, поверьями и запретами.

Предписаниями иррационального характера начинали руководствоваться уже при выборе места будущего строительства, поскольку одни места считались удачными для этого, а другие – нет. Предпочтительным было место старого жилья, если там не происходило каких-либо экстраординарных событий, но, наоборот, жизнь текла своим обычным чередом, благоприятным считалось место, где любил отдыхать крупный рогатый скот – воплощение благополучия крестьянской семьи т.д.

Однако больше было мест для постройки жилища не рекомендуемых, в частности, дорога, а особенно перекресток, ибо дом - воплощение спокойствия, постоянства, стабильности, в отличие от дороги, связанной с постоянными изменениями. Нельзя было строиться на месте дома, сожженного молнией, поскольку считалось, что молнией Илья-пророк поражает места обитания нечистой силы, значит, это место было ею облюбовано. Не строились там, где стояла баня, на месте, где кто-то поранился топором, ножом либо еще каким-нибудь железным орудием, там, где были найдены человеческие кости.

Часто при выборе места для строительства прибегали к гаданию. Например, зимой с вечера по углам будущего дома ставили вешки, обмотанные соломой – если утром на соломе будет изморозь, значит, место для строительства удачное; либо под горшок, поставленный вверх дном на месте строительства, клали овечью шерсть, о правильности выбора свидетельствовало ее отсыревание через некоторое время.

Заготовка материала для строительства также обставлялась предписаниями, среди которых не всегда можно отличить сакральное от обыденного, например, в указании рубить строительный лес в новолуние. Объяснялось это указание тем, что срубленное на ущербе луны дерево быстро сгнивает. Другие нормы имели явно сакральный характер. Так, нельзя было использовать при строительстве осину как «проклятое» дерево - по народным представлениям на ней повесился Иуда (на самом деле в Библии говорится о смоковнице). Вместе с тем в некоторых южных районах она была предпочтительным даже перед сосной материалом, ибо по местным представлениям от нее в доме «дух легкий». Не рубили для строительства сухие деревья – жильцы будет болеть «сухотой», деревья с наростами – в головах «колтуны» (пучки свалявшихся и склеившихся волос) заведутся, дерево, упавшие при рубке на север, – жильцы будут умирать и т.д. Примечательно, что все эти предписания относились именно к деревьям, в то время как заготовка других материалов – глины, камня, камыша – никакими сакральными нормами не обставлялась.

На севере и в Сибири хозяин зачастую сам ставил жилые и хозяйственные постройки, в центральных и южных районах европейской России для этой цели нанимали плотников, чаще всего отходников из северных губерний. Отношения хозяев и плотников, как и в любые отношения нанимателей и наемных работников, были непростыми, каждая сторона считала, что ее претензии обоснованы, а противоположной – нет. Но чаще хозяин удовлетворял требования плотников, чем наоборот, поскольку плотников опасались, полагая, что, как и любые специалисты, они имеют дело с нечистой силой и могут, используя это, навредить не угодившим им хозяевам.

Поэтому на каждом этапе строительства плотникам устраивалось угощения: заручное – при заключении договора, обложейное – при рубке первого венца, переводы – при настилании пола, стропильные – при укладке матицы, князь – при завершении настилки крыши и т.д., наконец, при расчете.

О мести хозяевам недовольных плотников существовало немало рассказов: «В Орловской губернии подслушали бабы, как владимирские плотники, достраивая хату, приговаривали: «Дому не стоянье, дому не житье, кто поживет, тот и помрет», - и подсмотрели, что бревна тесали они не вдоль, а поперек, а потом напустили червей. Стали черви точить стены, и едва успел хозяин помереть, как развалилась и хата его». Считалось, что плотники могут колдовством навлечь на дом пожар, бурю, болезнь и смерть жильцов. Например, в укромном место положат щетины, и тогда в доме заведутся черти, от которых житья не будет. Или плотник, ударяя обухом топора по бревну, произнесет: «Сколько тут вянков (т.е. венцов), столько, пускай, будет мертвяков» - и вскоре последует обусловленное заговором число смертей жильцов дома. Заготавливая мох, плотники, из вредности, могли привезти с ним кикимору – маленькую злобную старушонку с птичьими лапками вместо ног, которая будет устраивать хозяевам разные пакости. Поэтому: «Плотники с мохом, а хозяин – с полуштофом».

Представления эти постоянно актуализировались: мастера-специалисты действительно могли навредить хозяевам, а в глазах последних причиненный вред приобретал мистическую окраску. Например, под коньком крыши плотники могли приладить длинный ящичек без передней стенки, набитый берестой, это называлось «свистуна пустить». В ветреную погоду пластины бересты издавали звуки, похожие на плач и вой живого существа, они приписывались либо домовому, предвещающему болезни и смерть жильцов либо заведшимся в доме чертям. Плотники из мести могли поместить в «коробочке» (выемка в бревне, куда укладывалось бревно следующего венца) щепки и камушки, из-за чего не происходило осадки бревен и дом постоянно был холодным. Впрочем, на такого рода хитрости были горазды и другие мастера-строители – столяры, печники, каменщики. Печник, например, мог заложить между кирпичами «нюхалку»- куриное яйцо, от которого через некоторое время по всему дому начинала распространяться невыносимая вонь, найти яйцо можно было, только разобрав печь. Или он мог «посадить копуна», т. е. сделать так, что во время растопки печи у женщины подол поднимало на голову. Для этого он делал специальное отверстие, через которое в начале растопки тянуло сквозняком.

Важным сакральным моментом строительства была закладка первого венца, который назывался окладной. День этого события считался праздничным, после завершения рубки окладного венца больше не работали, соседи приходили поздравлять хозяина, а плотникам выставлялось угощение. Внимание к этому моменту строительства не случайно - видимый хаос ландшафта-природы преображался четким прямоугольником основы дома, символизирующим культуру.

Между нижними венцами сруба закладывали предметы, которые должны были способствовать благополучию хозяев дома: шерсть – для тепла, ладан – для защиты от нечистой силы, зерно – для сытости, деньги – для богатства. Половицы дома – мостины – настилались вдоль дома, к порогу, а потолочины, как считалось, должны были идти поперек. В этом предписании содержался и практический резон – мести и мыть пол таким образом, конечно, легче, но сказывались и соображения сакрального характера. Пол маркировал границу нижнего мира, семантического низа, с которым связывалось все отрицательное, которое по мостинам должно было уходить из дома. Потолок же, будучи границей с «верхом», ассоциируемым с положительным, как бы задерживал это положительное поперечным расположением плах.

Количество венцов сруба могло быть, конечно, разным, большим на севере и меньшим на юге, но зафиксировано предписание, согласно которому их должно было быть определенное количество – 19 в одном варианте и 21 – в другом. Об архаичности этих предписаний свидетельствует аналогия с сюжетом индусских Вед: боги, создавая мир из первочеловека Пуруши, расчленили его тело на 19, а по другому варианту на 21 часть. Данное совпадение вряд ли случайно. Дом по традиционным представлениям русских – космос, причем космос антропоморфизированный, ибо уподоблялся человеку, о чем свидетельствуют такие названия его деталей как «окна», «продыхи», «наличники», «причелины», «черепной венец» – дом смотрит, дышит, имеет лицо, чело, голову.

Укладка матицы на верхний, или черепной венец, в свою очередь, сопровождалась обрядностью - обсеванием. Обряд заключался в том, что к матице привязывали завернутый в полушубок хлеб или пирог, иногда горшок с кашей, и севец (испольнитель обряда, им был один из плотников), идя по последнему венцу, обсыпал матицу зерном и хмелем. Затем веревку обрубали и смотрели, как упало хлебное изделие: если коркой наверх, значит, в семье будут рождаться мальчики, а если коркой вниз – девочки.

Предпринимались меры магического характера для защиты проемов дома, связывающих его пространство с внешним миром, - оконных и дверного. Для этого на порог или над дверью набивали подкову, с этой же целью под порог укладывали косу, в чем сказывалось представление о защитной роли коня как животного, связанного солнцем, и металла как субстанции, сотворенной человеком, вышедшей из огня и являющейся материалом для оружия.

Знатоками и исполнителями строительной обрядности обычно выступали плотники. При этом существовало принципиальное отличие плотницкой обрядности от некоторых других видов профессиональной обрядности, например, пастушеской. Последняя была направлена на успех в деятельности, на сам производственный процесс, ибо положительный результат в нем зависел не только от профессионального умения, но и от элемента случайности. А в плотницком деле квалификация специалистов была достаточно высока, случайность не играла особой роли, и строительная обрядность была направлена на иное - благополучие или неблагополучие хозяев дома.

Заключал строительную обрядность переход в новое жилище, тоже подчинявшийся определенным предписаниям. Существовало поверье, что дом строится «на чью-то голову», и первый, вошедший в него, скоро умрет. Поэтому сначала в дом запускали животное, например, кошку, либо на пороге отрубали голову петуху или курице, мясо их не ели, а выбрасывали куда-нибудь подальше. Этот обряд, как и закладка ценностей между бревнами сруба, представляет собой разновидность строительной жертвы, широко известной у других народов.

Важным моментом христианской обрядности при переселении в новое жилище было установление на божницу икон, принесенных из старого дома. И в то же время при переходе в новый дом совершался перезов домашних духов, в первую очередь домового, если хозяева были ими довольны. Хозяин становился в воротах, кланялся на три стороны и произносил: «Батюшка домовой и матушка домовая, батюшка дворовой и матушка дворовая со всем семейством, пойдемте на новое жилище с нами жить». Или в печи старого дома сгребали жар в горшок и несли в новое жилище, где от него зажигали огонь. Считалось, что в горшке с жаром несут домового, в другом варианте домового «переносили» на хлебной лопате, печной тряпице и др.

Существовали нормы этикета, а также обряды и представления, связанные с поведением во внутрижилищном пространстве, - касавшиеся как хозяев, так и гостей. В этом пространстве были «мужские» и «женские» места, места для работы и отдыха. Известны предписания относительно ритуальных действий при оставлении жилища на длительный срок, например, присесть «на дорогу», запрет на коммуникативные действия через дверной проем – здороваться, передавать чего-нибудь, при входе в дом новобрачных – осыпание их зерном и хмелем, когда заболевал ребенок, его передавали нищему в окно, чтобы он выздоровел, при выносе покойника ударами гроба о порог «вытрясали душу» и т.д.

Если кто-то чужой входил в дом, то он не имел права заходить за матицу, пока не получал приглашения войти. Дорожные вещи – одежду, посох, котомку – ему положено было оставлять за дверью, а разуваться у порога. Приглашение к столу означало признание за вошедшим статуса гостя. Место сна гостя определялось его положением. Нищих и случайных прохожих оставляли ночевать у дверей на соломе, в лучшем случае на брошенном полушубке, почетных гостей укладывали на лучших местах.

Дата добавления: 2015-06-04