Материальная культура 2 страница. На ту или иную одежду шли разные по качеству оленьи шкуры в зависимости от сезона, в который добыли оленя

На ту или иную одежду шли разные по качеству оленьи шкуры в зависимости от сезона, в который добыли оленя, его возраста. Для верхней одежды использовали прочную «постель» — осеннюю шкуру. Из камусов этой же шкуры шили зимнюю обувь. На парку иногда брали и шкуру оленя, добытого весной, более мягкую, но в основном ее использовали на спальные «одеяла», меховые чулки, штаны. Летняя шкура шла на изготовление ровдужной одежды и обуви, для которой могли использовать также старую меховую одежду, очищенную от ворса. Из шкурки новорожденного теленка шили детские головные уборы и детскую одежду.

Обработка шкур сводилась к двум основным процессам: соскабливанию мездры и размягчению (Кривошапкин, 1865. С. 167; Прыткова, 1953. С. 127–129). Шкуру слегка смачивали, мездру соскабливали сидя при помощи специального скребка — с’унт. Шкуру скоблили день-два, а затем смазывали для смягчения жирным отваром из вываренных в небольшом количестве воды рыбьих внутренностей. Смазанную шкуру сворачивали и оставляли на сутки-двое, чтобы она хорошо пропиталась, после чего обрабатывали мялкой. Размягчением занимались день-два в зависимости от ее качества (шкура осеннего оленя, например, требовала более длительной обработки). Выделанную шкуру вешали для просушки, после чего еще немного размягчали. Камусы, шкуру с головы оленя, а также шкурки мелких лесных животных и птиц обрабатывали так же, только мездру соскабливали ножом, а разминали их кулаком правой руки. При выделке ровдуги (хълат) кожу, очищенную скребком от меха, размягченную и высушенную, продымливали в чуме с закрытым дымовым отверстием. Для копчения кожи устраивали также сооружения (кумур), тщательно закрытые покрышками из бересты и шкур, с каркасом из гнутых тальниковых прутьев. Изделия из ровдуги окрашивали отваром ольховой коры. Краситель придавал коже красноватый тон, но главная цель его применения была в том, чтобы усилить водоотталкивающие свойства кожи. С этой целью окрашивали полки и подол ровдужной и меховой одежды (изнутри), обувь, рукавицы.

Меховую и ровдужную одежду и обувь кеты, как и другие охотничьи народы, шили нитками из спинных сухожилий копытных, матерчатые изделия — покупными нитками. Из оленьих сухожилий нитки были более тонкими, чем из лосиных; последние употребляли при сшивании камусов для оклейки лыж, пришивания подошвы к обуви и т.д.

Характерной особенностью охотничьих народов, в том числе и кетов, было использование сухой болотной травы вместо стелек и для обертывания ступни. Траву срезали поздней осенью, когда она уже подвяла, сушили пучками, подвесив на месте сбора на деревьях или в жилище. Высушенную траву расчесывали гребнем (тугын), роговым или деревянным, разминали кулаком правой руки, скручивали в моточки и хранили, заткнув за опорные столбы чума или землянки. Травой обертывали ступню и голень ноги, после чего надевали зимнюю обувь.

Конкретных сведений о том, какой была одежда кетов (Алексеенко, 1967. С. 130–154) к моменту их встречи с русскими, то есть наиболее ранние ее виды, нет; есть лишь упоминание о том, что они использовали оленьи шкуры. Нижней одежды в нашем понимании предки кетов, видимо, не знали совсем. Мужской рубахе из покупной ткани (стоечка-воротник, прямой разрез у ворота, ластовицы) и женскому платью (та же рубаха, надставленная по подолу) предшествовала, а затем сосуществовала с ними нательная одежда из ровдуги. Это были одинаковый для мужчин и женщин распашной халат хэлтам (хълат — «ровдуга»), а также мужские и женские штаны. Некоторые детали покроя (например, широкая мотня мужских штанов) и названия позволяют связывать эту нательную одежду кетов с одеждой скотоводов и кочевников (Вайнштейн, 1961. С. 114, 117; Алексеенко, 1967. С. 131–134; 1973. С. 9–10).

В традиционной для кетов одежде (Алексеенко, 1967. С. 134–141) можно выделить две группы, каждая из которых была вызвана к жизни и поддерживалась в своем бытовании особенностями образа жизни людей. Первая группа включала глухую парку из шкуры одного оленя (ќат, xa’ham), обувь с камусной головкой и суконными голенищами (тэси н), распашные халатообразные суконный котлям (ќотл’ам) и бэсям (бэс’ам) с матерчатым стеганым верхом и подкладкой из заячьих (а иногда и беличьих) шкур.

По классификации Историко-этнографического атласа Сибири, распашная одежда кетов относится к так называемому енисейскому типу. Основным его признаком является стан из одной целой шкуры со швами на плечах. Этот тип одежды является специфически сибирским и представляет собой наиболее древнюю форму одежды охотников и рыболовов (Прыткова, 1961а. С. 237–239). Все другие виды кетской распашной одежды (ровдужная, суконная, стеганая на меховом подкладе), повторяя покроем одежду из одной целой шкуры (отсутствие боковых продольных швов), представляли собой ее развитие и усовершенствование (ластовицы, клинья, свободный выбор длины). В деталях суконной и стеганой одежды (терминология, запáх, использование длинного пояса) также прослеживается влияние южносибирских и центральноазиатских культур (Вайнштейн, 1951. С. 67; Вайнштейн, Крюков, 1966. С. 182–185; Алексеенко, 1967. С. 141–142; 1973. С. 8–10; 1980а. С. 134–135).

Меховая парка защищала охотника от ветра, снега и сырости; она обеспечивала тепло и вместе с тем исключала перегрев, неизбежный при длительных физических нагрузках. Запáх позволял легко освободить грудь, циркуляции воздуха добивались и с помощью особой деревянной распорки. Короткие полы не мешали движению среди кустарника, валежника. Бэсям был одеждой стариков, детей и женщин. Недостаточные ее защитные качества для холодного времени года компенсировались тем, что в относительном покое в бэсяме и в котляме находились только внутри жилища. Пребывание вне его для всех трудоспособных было связано с активной физической работой: заготовкой грузов, передвижением на лыжах и прочим.

В платке, используемом в качестве головного убора, ценилась возможность улавливать малейшие звуки: не замеченным не оставался даже шелест чешуек шишки, которой на дереве лакомилась белка. Некоторые охотники и сейчас ситцевый платок предпочитают шапке-ушанке. Но среди курейских кетов распространение получили меховые капорообразные головные уборы, как у эвенков. Весной с платком мужчины надевали налобник из нанизанных на ремешок беличьих хвостов, защищавший лоб и уши от ветра, а глаза — от блеска снега. Требованиям пешего таежного быта отвечала и специфика зимней обуви с головкой из оленьего камуса и пришитыми к ней суконными голенищами (Алексеенко, 1967. С. 143). Плотный ворс камуса обеспечивал влагоустойчивость и не давал налипнуть снегу; подошва из щетки предохраняла от скольжения при подъеме. Прижатые к ноге особыми орнаментированными подвязками высокие голенища защищали от попадания снега внутрь. Стопе было комфортно от гигроскопичных и мягких стелек из высушенной и выделанной осоки. Удачное соответствие мягкой и легкой обуви таежными лыжам также было одной из причин ее широкого распространения. Косой срез голенища в этой обуви Г.М.Василевич считала спецификой обуви народов Саяно-Алтая (Василевич, 1963. С. 48–58, 59–60). К скотоводческой традиции видимо восходит кожаная обувь, от которой до нас дошло только ее название сäгдъ (Дульзон, 1968а. С. 138; Алексеенко, 1980а. С. 135).

Специфика второй группы верхней одежды, проникшей в культуру кетов от самодийцев вместе с оленеводством, была обусловлена образом жизни, включавшим зимние передвижения на оленьих санках. Предназначением этой одежды была защита человека, длительное время неподвижно сидевшего в санках. Этому соответствовал двухслойный сшитый из нескольких шкур длинный (до щиколоток) и широкий (надевался поверх парки), глухой, с капюшоном мужской сокуй (со γ уй). Женщины при переездах пользовались длинной, из нескольких оленьих шкур распашной паркой. Другой вид глухой одежды малица (мал’се) встречался у кетов еще реже. Малицу шили мехом внутрь, она отличалась от сокуя пришивным капюшонам и меньшей (до колен) длиной. На малицу надевали матерчатую рубаху-чехол со стоячим воротником. Кетская глухая одежда не отличалась по покрою и названию от таковой у селькупов, ненцев и соседящих с ними эвенков (Долгих, Попов, 1956. С. 695; Прыткова, 1961а. С. 227; Алексеенко, 1967. С. 138). Пользовались ею только оленеводы, переезжавшие во время зимней охоты на оленьих санках. Надевали ее только мужчины. Немногие женщины умели ее шить, чаще ее покупали или выменивали у северных соседей — самодийских народов. В отличие от составной обуви пеших охотников обувь, относящаяся к этой группе, была также двухслойная, сшитая целиком из камусов и имела особый покрой. Как и сокуй, малица, эта камусная обувь была сходна с самодийской (Василевич, 1963. С. 50; Алексеенко, 1967. С. 143). Особые правила касались женской одежды — ее длины (не менее, чем до щиколоток), глубокого запáха пол (не допускалось чтобы оголяли ноги, грудь). Замужние женщины в присутствии мужчин всегда закрывали голову платком.

У туруханских кетов и селькупов отмечен одинаковый способ сохранения свежей рыбы (Donner, 1933. Р. 39, 40). Выкапывали яму глубиной до метра. Выпотрошенную рыбу укладывали в нее рядами, отделяя каждый ряд прослойкой из крапивы. Сверху закрывали берестяной тиской и засыпали землей. Трава и береста служили естественными консервантами, и рыба сохранялась свежей 7–10 дней. Подобные же хранилища устраивали и для добытой в большом количестве линяющей водоплавающей дичи. Под влиянием местных русских кеты научились солить рыбу, но она шла преимущественно на продажу (Ibid. Р. 36–37). Основной объем заготовок рыбной продукции у кетов и селькупов был связан с массовым, особенно летним, котцовым, ловом рыбы. Именно этот способ позволял обеспечить семью рыбными продуктами на то время, когда рыболовство было невозможно. Основной объем заготовленных сообща рыбных продуктов составляли юкола (распластанная высушенная рыба — язь, лещ, щука) и так называемая пóрса — крошево из поджаренной на рожнах подкопченной и измельченной рыбы, преимущественно ельца. Еще в 1950–1980-е годы кеты отдавали предпочтение именно частиковой не жирной рыбе.

Порсу хранили в специально для этого сшитых мешках из прочной кожи налима. Кожу снимали с головы, подрезав на спине и животе, сушили, а затем разминали кулаком. Мешки сшивали нитками из оленьих сухожилий. Юколу обычно держали в коробах из бересты. Небольшие запасы порсы и юколы в непромокаемых мешочках из рыбьей кожи охотники брали с собой, уходя на промысел с одной-двумя ночевками. Из порсы зимой готовили густое варево, ее также добавляли в муку, выпекая «остяцкий хлеб» — пресные лепешки. Порса давала возможность экономить покупную муку; весной, когда зимние запасы истекали, порса в тесте преобладала. Юколу отваривали или, размочив, разогревали на рожне. Юкола также служила кормом для собак.

Каждая семья всегда заготавливала себе ценные и деликатесные продукты (так называемую «варку», рыбий жир), а также клей из чешуи и плавательных пузырей. Варка была лакомством, ею угощали гостя-медведя на празднике по случаю его добычи. В обычае кетов было посылать туесок с варкой в качестве гостинца родственникам. Для получения варки жирную рыбу варили в котле в очень небольшом количестве воды, пока она не испарялась. Котел еще некоторое время держали на малом огне, затем рыбу размельчали, заливали жиром и, остудив, складывали содержимое в берестяную посуду. Заготовка рыбьего жира была длительным процессом: мелкую рыбу и внутренности томили в небольшом количестве воды, периодически снимая жир. Остывший жир сливали в специальные берестяные туеса. Для длительного хранения жира использовали кишки налима. Зимой застывший жир разрезали вместе с «сосудом». Жиром наполняли также емкости из снятой чулком кожи тайменя, щуки, налима. Их предварительно надували и сушили, завязав отверстия. Жир добавляли в отвар порсы, суп из сухой рыбы. Лакомством считалась смесь из жира и толченых ягод (морошки, черемухи). В небольшом количестве ее заготавливали впрок, сохраняя в посуде из бересты. Рыбий жир занимал первое место в числе ритуальных продуктов как при исполнении повседневной семейной обрядности, так и на коллективных праздниках — медвежьем, при благодарении за удачный промысел копытных и т.д.

Наиболее важным и распространенным видом мясной пищи было мясо крупных копытных — лося, дикого оленя. Однако семьи, не имевшие своих охотников, ели мясо от случая к случаю, получая его от своих родственников. В пищу шло мясо мелких животных — белки, бурундука, зайца, колонка (Donner, 1933. Р. 35). Водоплавающая и боровая дичь служила серьезным подспорьем в пищевом рационе.

Мясо варили и жарили, употребляли сырым, ели в мороженом и сухом виде. Использование в пищу сырого мяса и рыбы, свежей крови добытого животного бросалось в глаза русским, побывавшим у кетов. Некоторые из них (Степанов, 1835. С. 64; Кривошапкин, 1865. С. 131–132) смогли понять важность такой пищи как противоцинготного средства, другие (Семенов, 1919. С. 95) подчеркивали лишь неэстетичность этого действия. В сыром виде кеты ели печень, почки, пили теплую кровь только что добытого животного. Свежие кровь и печень копытных животных считались лечебным питанием, их давали больным, детям. Лакомством был свежий желудок глухаря, сырой костный мозг копытных. В сыром виде ели и внутреннее сало крупных животных.

Варили мясо крупными кусками или целыми тушками (белка, колонок) слегка подсоленным или в совсем несоленой воде. Кеты употребляли соль в очень небольшом количестве, ибо считали (как и северные селькупы — Donner, 1933. Р. 34), что от соли кости человека становятся тяжелыми, и он теряет ловкость на охоте. Существовало выражение — «крепкие шаманские кости», равнозначное другому — «соленые шаманские кости». Представление об особом свойстве соли нашло отражение в обычае опускать в солевой раствор железное изделие при его ковке (Анучин, 1914. С. 45). Бульон получался темный и густой, так как мясо не промывали. Вареное мясо и бульон подавали отдельно. Варили кеты и мясной суп, заправленный мукой, добавляя в него луковицы сараны. Исключительно в вареном виде употребляли медвежатину, но бульон из медвежьего мяса не ели. Из кишок медведя приготовляли лакомое блюдо (кургыт): очищенные кишки промывали, разрезали на куски 15–20 см, выворачивали, чтобы сало, покрывающее их, оказалось внутри, завязывали на концах жильными нитками и варили в котле. Жарили мясо на рожнах (кы’) — заостренных палочках из березового дерева. Мясо нарезали крупными кусками, нанизывали и ставили к огню с подветренной стороны. Тушки уток, распластав, жарили целиком. Печень и почки нанизывали небольшими кусочками, наподобие шашлыка.

Весной, когда удавалось добыть большое количество диких оленей, лосей, уток, боровой дичи, бурундука, излишки мяса сушили. Сушеное мясо размельчали на небольшие кусочки и хранили в берестяных коробах. Его варили, ели в сухом виде. Сушили кеты и сало крупных копытных, медведя. При употреблении сало разогревали. С осени заготавливали мороженое мясо: складывали добытую дичь на лабазы в тайге и брали по мере надобности. Весной заготавливали костный жир. Разрубив кости дикого оленя, лося, их долго варили. Всплывающий жир снимали и сливали в посуду. Вываривая внутренности, заготавливали жир из дичи. Сало, костный жир и жир из дичи добавляли в пищу, ели с хлебом.

На празднествах, устраиваемых перед началом охотничьего или рыболовного сезона, варили мясо первых добытых животных, дичи, первой рыбы. Мясо ели, а бульон выливали на священных местах, в реку. Традиционным блюдом на празднике по случаю добычи медведя была сваренная голова медведя, кусочек от каждой части которой должны были попробовать все присутствующие мужчины. Свадьбы отличались лишь изобилием пищи.

Растительная пища имела подсобное значение. Кеты собирали ягоды — бруснику, клюкву, морошку, чернику, рябину, черемуху. Свежих ягод ели мало, их больше заготавливали на зиму. Бруснику хранили мороженой в больших берестяных коробах. Лакомством считалось известное и ненцам (Ёсида, 1997. С. 105) блюдо из толченых ягод, смешанных с рыбьим жиром. Излюбленными ягодами для этой цели были морошка и сушеная черемуха. Эту смесь заготавливали впрок и хранили в берестяной посуде. Кедровые орехи собирали осенью. Грибов раньше кеты не ели совсем. Весной, когда набухали почки, собирали березовый сок. На деревьях топором делали зарубку в виде острого угла вершиной вниз. К стволу привязывали берестяные чуманы, куда стекал сок, пили его свежим, кипятили и добавляли в чай. Из березового сока с отваром травы (сāс’), растущей на болоте, изготовляли алкогольный напиток типа пива. Для выкапывания луковиц сараны (ќ о) существовали специальные лопатки — палочки длиной до 75 см с утолщением на нижнем конце. На зиму сарану сушили. Мучнистые ее луковицы очищали, а затем варили, пекли на рожнах, добавляли в мясной и рыбный суп, ели в сыром виде (Долгих, Попов, 1956. С. 691). Кетам был известен и сбор черемши (татбул), которую использовали в качестве приправы к рыбным и мясным блюдам. На зиму для заварки собирали и сушили листья брусники, черники, смородины, цветки иван-чая, корень шиповника. Вместо чая заваривали также растолченный березовый нарост — гриб чага. Заболонь еловой и кедровой коры обдирали, сушили, а затем мелко толкли.

Растительная пища (отвар березового нароста, смола, ягоды и т.д.) была основой питания беременных. Она была источником витаминов. Широко использовали кеты различные травы, корни, кору, мох и другие дикорастущие в качестве лекарств.

За мукой (талын) кеты приезжали в русские поселки осенью, перед началом охотничьего сезона, на лето муку покупали во время ежегодных весенних ярмарок после окончания охоты. Трудности доставки, отсутствие у большинства достаточного количества средств приводили к длительным (по нескольку месяцев) перебоям с хлебной пищей. В целях экономии муки в тесто почти всегда добавляли порсу, свежую рыбу, нарубленную мелкими кусками, тертую кору, заболонь и т.д. При отсутствии муки лепешки пекли только из порсы и размельченной коры. Хлеб пекли в виде больших (20–20 см в диаметре) лепешек (нянь). Пресное крутое тесто женщины замешивали в деревянном блюде, раскатывали лепешки на правом бедре. Пекли лепешки в горячем песке или золе, под углями остывающего костра. Готовую лепешку вынимали, очищали ножом от песка и золы и ставили на рожне допекаться к костру. На летних стойбищах строили глинобитные печи (тынгат) для выпечки хлеба — сводчатые, с отверстиями на противоположных концах (сзади — для выхода дыма), каркасом из гнутых прутьев. Основанием служили 4 полена, сложенных прямоугольником. Хлеб пекли в горячей золе, образующейся в печи после сгорания дров. От дождя печи закрывали берестяной тиской. Пользовались ими семьи сообща. Такого же рода печи иногда складывали из крупных камней.

С хлебопечением кеты были знакомы еще до переселения на Енисейский Север. Об этом свидетельствует общее у кетов и других енисейцев название муки — талын (Дульзон, 1961б. С. 173), близкое тюркскому талкан. Название хлеба у кетов (нянь) иранского происхождения, это слово вошло также в язык некоторых тюркоязычных, самодийскоязычных и угорских народов (Вайнштейн, 1951. С. 3). У русских кеты научились печь пироги. Начинкой служили нарубленная рыба и мясо, тушки белок, ягоды. Сначала из пресного крутого теста раскатывали большую лепешку. В середину ее клали начинку, края лепешки соединяли. Оставшееся в центре небольшое отверстие закрывали дополнительным кусочком теста. Пирог, как и хлеб, закапывали под угли костра. После выпечки сначала снимали «крышку» пирога и съедали начинку, затем уже разрезали весь пирог на куски.

Принятие пищи всякий раз сопровождалось чаепитием. Зимой для приготовления пищи пользовались снежной водой из ям tolol (Donner, 1933. P. 37).

Курили кеты покупной листовой табак (сяль). Его резали, а затем перетирали деревянными пестиками в долбленых чашках-ступках. Мелконарезанный табак использовали как нюхательный. Покупного табака всегда не хватало, поэтому в него добавляли крошку березового нароста. Курили и мужчины, и женщины. Дети начинали курить очень рано. Каждый человек имел свою трубку (каньча — название, распространенное у многих сибирских народов), иногда две: повседневную (носили с собой постоянно) и праздничную (из нее курили дома в свободное время). Женские трубки отличались от мужских большей длиной мундштука. Изготовляли трубки мужчины. Головку и чубук вырезали из одного куска березового наплыва, мундштук — из черемухи. Праздничные трубки могли быть украшены инкрустацией из меди, олова, свинца или, если того позволяла естественная форма наплыва, изображали какое-нибудь животное — лося, медведя, собаку.

Глава 5

Дата добавления: 2015-06-04