Светлана Лубенец Формула первой любви 2 страница

— Тогда и не жалуйся, что над тобой издеваются!

— Да я ж только тебе пожаловался, как другу, а ты… Эх ты!

— Вовка, скажи, — решилась вдруг Люда. — Тебе ж в прошлом месяце уже пятнадцать исполнилось! Неужели тебе до сих пор ни одна девочка не нравится… в классе там… Или еще где?

— Почему не нравится? — залился здоровым румянцем Пономаренко. — Ты мне, например, всегда нравилась…

— Я — это другое! Я не считаюсь! Мы — просто друзья детства. А по-настоящему тебе кто-нибудь нравится, ну… чтобы страдать… ну… Словом, неужели ты еще ни разу не влюблялся?

— Слушай, — насторожился Пономаренко, — а почему ты про это спрашиваешь? Неужели уже успела в Исмаилова втрескаться?

— С чего ты взял? — вздрогнула Люда.

— С того! У нас все девчонки от Сеймура в отпаде! Только имей в виду, Людка, что он ненавидит весь ваш женский пол скопом. Не знаю, кто уж его так довел, может, кстати, и Элеонора, а только… и не рассчитывай, понятно?

— Ничего я и не рассчитываю… Не говори глупостей! А спросила я для того, чтобы предупредить!

— О чем? — Вова упер свои мощные руки в крутые бока и стал похож на великана Горыню с обложки Людиной детской книжки русских народных сказок.

— О том, что если ты вдруг захочешь взаимности от девочки, которая тебе понравится, то… Тоже, знаешь, не рассчитывай!

— Это почему же?

— Все потому же! Худеть надо — вот почему! Сам же сказал, что все ваши девчонки от Сеймура в отпаде. Вот и представь: из такого, как ты, пятерых Исмаиловых можно сделать!

— Неужели вы все такие? — с презрением процедил Пономаренко и опять запихнулся в кресло.

— Какие?

— Такие! Вам только красавчиков подавай, чтобы глазки, бровки, щечки! А настоящие мужчины вам, значит, не интересны?

— Настоящие мужчины — они тоже других размеров!

— Да? А как же штангисты? Метатели молота?

— По-моему, ты не штангист и не метатель! Ты бы еще борцов сумо вспомнил! Среди них ты, пожалуй, и затерялся бы.

— Ладно, Людмила! Я думаю, будет и на моей улице праздник! — обиженно пробурчал Пономаренко. — Я думаю, найдется такая, которая не посмотрит…

— Я тебе, Вовка, от души желаю, чтобы нашлась, но все-таки… на твоем месте… Подстраховалась бы!

Поскольку разговор таким образом перетек в мирное русло, Пономаренко спросил:

— Люд, а вас заставляют стихи с рассказами писать на школьную олимпиаду по русскому или не пристают, поскольку вы все крутые математики?

— Еще как пристают! Сегодня наша Юлия пол-урока трещала о том, что мы должны гармонично развиваться, что должны не только примеры решать, а еще и приобщаться к великому и вечному.

— Ну и как?

— Что как?

— Ну… будешь приобщаться?

— Издеваешься, да? Я же без тебя ни одного сочинения не написала!

— А на уроке?

— На уроках, конечно, приходилось, но больше «трояка» я никогда не получала.

— Значит, не будешь?

Люда отрицательно покачала головой:

— Нет, мне совершенно неинтересно рассуждать на тему «Фамусовское общество» или, к примеру, почему Софья влюбилась в Молчалина.

— Неужели у тебя нет на этот счет собственного мнения?

— Откуда оно у меня может быть, если я не жила в этом ископаемом фамусовском обществе! Сейчас уже какой век? Двадцать первый! А пересказывать на пяти страницах, что на этот счет написано в учебнике или что думает наша литераторша, — честное слово, скучно и времени жалко!

— Да я не про это… Я про Софью с Молчалиным… Ну, почему она в него влюбилась, как ты думаешь?

— Думаю, что у нее выбора не было. Она же в четырех стенах сидела: школу не посещала, на дискотеки не ходила, в подъездах не тусовалась…

— Скажешь тоже! — не согласился с ней Пономаренко. — Балы небось покруче дискотек были!

— А ты вспомни, какие на балу у Фамусова «уроды с того света» собирались! И потом, балы, наверно, не часто случались. А Молчалин — единственный из молодых в окружении Софьи и постоянно рядом. В кого же ей еще было влюбляться?

— Я вот тоже постоянно с тобой рядом, между прочим, — заметил Вова и очень выразительно посмотрел на друга детства, — и тоже молодой! Чего же ты в меня не влюбляешься?

— Софья с Молчалиным в одной коляске не ездила. Он ей на новенького, понял?

— Ну… допустим… Убедила про Молчалина. А как остальные ваши? Будут участвовать в олимпиаде?

— Не знаю. Девчонки вроде вдохновились стихами про любовь. Может, чего и напишут. А парни — вряд ли. Хотя… кто его знает… Я с ними не очень общаюсь… Только с Кондратюком, да и то из-за игры.

— Ну и как игра? Движется?

— Движется! Сейчас буду переход на третий уровень разрабатывать, а Владик должен над всяческими препятствиями подумать.

— Ишь ты — Владик! — передразнил ее Пономаренко. — Это у тебя такие с ним близкие отношения, что он для тебя уже и Владик?

— Дурак ты, Вовка! У него просто имя такое!

— Меня почему-то ты Вовиком никогда не называла!

— Тоже мне Вовик нашелся — в сто килограммов!

— Да твой Владик не меньше весит!

— Он просто высокий.

— Я, знаешь ли, тоже не низкий!

— Все, Вовик, — Люда с издевкой произнесла уменьшительно имя Пономаренко, — ты мне надоел! Брысь отсюда! У меня дел по горло!

— Смотри, пробросаешься мной! Кто тебе сочинения писать будет? Не Владик же! От него, кроме иксов с игреками, ничего не дождешься!

— Куда ты от меня денешься! — рассмеялась Люда. — Сегодня же вечером с химией приползешь!

— А можно? — сразу сменил тон Пономаренко.

— Если сейчас же не уберешься, то будет нельзя, поскольку я не успею!

— Понял! Не дурак! — Вова поднял вверх руки с растопыренными толстыми пальцами, с трудом вытащил себя из кресла и отправился восвояси.

Люда подперла голову обеими руками и задумалась. Сегодня действительно все в классе обсуждали школьную олимпиаду по русскому и литературе. Раньше от них никогда не требовали в ней участвовать. Они всегда готовились только к точным наукам. А сейчас эта олимпиада оказалась в струю. Люда чувствовала, что из-за Исмаилова. Как и одноклассницы Пономаренко, девчонки 9-го «А» вплотную заинтересовались Сеймуром и намеревались, как они говорили, взять сей «Исмаил» приступом. До его прихода в класс «ашники» только и делали, что учились, серьезно и много. Влюбляться и мечтать им было особенно некогда. Учителя даже иногда подшучивали над 9-м «А», что они запаздывают жить и что первая любовь у них всех, возможно, случится не раньше, чем лет эдак через сорок. Литераторша Юлия не любила с ними обсуждать любовные сцены классических произведений и говорила, что не представляет, как она будет с такими прямолинейными и прагматичными математиками изучать «Евгения Онегина», где сплошная любовь. Конечно, девятиклассники симпатизировали друг другу, не без этого, но все было как-то спокойно, без драм, слез и выяснения отношений. Влад Кондратюк, например, вне школы встречался иногда с Ариной Дробышевой, но, похоже, сумасшедшим огнем они оба не горели и, скорее всего, были просто близкими друзьями.

С появлением Сеймура Исмаилова в классе моментально запахло влюбленностью, сплетнями и интригами, а Люда Павлова оказалась в самом эпицентре этого завихрения эмоций. Она вдруг стала нужна всем девчонкам сразу, даже Аринка целый день крутилась с ней рядом и явно набивалась чуть ли не в подруги. А как она, Люда, может им всем помочь? Да никак! Исмаилов даже не смотрит в ее сторону и молчит. Конечно, прошел всего лишь один день его пребывания в 9-м «А», но Люда чувствовала, что и последующие дни вряд ли будут серьезно отличаться от сегодняшнего.

Она опять решила посмотреть на себя в зеркало. Девица-краса, длинная коса? Какая там краса? Она никогда не понравится Сеймуру Исмаилову. Такие принцы не для нее. Не стоит и мечтать.

Люда включила компьютер и принялась за игру, которую они с Владом Кондратюком собирались выставить на олимпиаду по информатике. Вообще-то игру изобрела она, Люда, но Кондратюк, поднаторевший, как все парни, на компьютерных играх, здорово придумывал всякие препятствия, которые надо было преодолеть герою. Героя, маленького смешного человечка в очках, они назвали Лювликом, соединив первые буквы своих имен с суффиксом — ик. Лювлик, пройдя три уровня, должен был отыскать сокровища, которые представляли собой сундучок с тремя логическими задачами, которые тоже придумала Люда, а Кондратюк усовершенствовал — одну из них очень красиво упростив, а другую, наоборот, запутав так, что изобретательница сама с трудом ее решила.

Принципиальное отличие этой игры от обычных состояло в том, что все трудности и препятствия, с которыми надо было справиться герою, имели еще и физико-математическое воплощение. Например, если Лювлик скатывался в глубокую яму, то, чтобы выбраться из нее, он должен был за минимально короткое фиксированное время решить в уме задачу: какое количество материалов различной плотности понадобится, чтобы заполнить ее до краев. Как и в обычной игре, ловкость могла помочь Лювлику благополучно избежать попадания в яму. Кроме того, можно было выкупить себя за счет очков, набранных на других этапах. Были в игре задачи и попроще, и посложнее. Одни, как задача про яму, должны были быть решены в уме, на решение других отводилось до двадцати минут, к третьим прилагалось решение, но надо было найти другой способ.

Люда с Владом проверяли первые два уровня на своих одноклассниках. Всем здорово понравилось. Ребята даже соревновались, кто быстрее их пройдет, и вносили в игру свои коррективы. Игра обрастала подробностями, новыми условиями, расширялась, усложнялась, и 9-й «А» уже целых два месяца, прошедших с начала учебного года, жил ею.

Люда как раз вносила в компьютер данные новой задачи для Лювлика, когда в дверь позвонили. Она решила, что Пономаренко тащит свою химию, но это оказался не Пономаренко. Впервые за все годы учебы к ней домой пожаловали целых три одноклассницы: Арина Дробышева, Надя Власова и Муська Чернова, которая нацепила новые серьги до плеч в виде огромных серебристых колец.

— Знаешь что, Павлова, — начала Муська, поскольку была самой бойкой, — ты должна нам помочь!

— Вот как? — удивилась Люда. — И чем же?

— Мы решили устроить дискотеку нашего класса, и ты должна уговорить Исмаилова на нее прийти.

— С ума сошли! Как это я его уговорю, когда он со мной не разговаривает?

— Ну, Людмилочка! — Дробышева взяла Люду под руку и приблизила к ней свое красивое, ярко накрашенное лицо. — Кому же, как не тебе, если ты с ним сидишь?

Люда освободилась от руки Арины и решительно сказала:

— Нет. Я не могу, да и не умею… Он меня и слушать не станет!

— А ты все-таки попробуй, а мы… — начала Надя и осеклась, увидев на экране компьютера Лювлика. — Ты уже на третьем этапе?

Люда кивнула.

— Ой! А можно посмотреть? — пискнула Муська и, не дожидаясь разрешения, бросилась к компьютеру. За ней устремились Арина с Надей.

Все-таки у девчонок физико-математического 9-го «А» не было за плечами никакого опыта в любовных делах, а компьютерный опыт давил огромной массой и легко отвлекал от всего остального. И они вчетвером, забыв про сказочного Сеймура Исмаилова, занимались проблемами Лювлика битых три часа. Перед тем как скрыться за дверью квартиры Павловых, Арина Дробышева все-таки напомнила Люде, что она обязана раскачать Исмаилова на дискотеку, поскольку все девочки 9-го «А» на нее очень рассчитывают.

Честно говоря, в физико-математическом классе девочек было всего шесть. Две оставшиеся, которые не явились на дом к Люде Павловой, на Сеймура явно не зарились. Одной была малюсенькая Таня Прохорова, росточком с первоклассницу и одновременно — химический гений, которая, кроме реакций гидролиза, а также окислительно-восстановительных, ничем в жизни не интересовалась. Второй была Настя Клюева, очень некрасивая особа, с большим лошадиным лицом. Возможно, ей тоже понравился Сеймур, но надежды, что он обратит на нее внимание, у нее, как и у Люды, явно не было никакой. Да и вообще непонятно, на что нужна дискотека 9-му «А» при таком малом количестве девочек? Обычно они проводили праздники всей параллелью девятых классов, где все перепутывались. Нет, все-таки у дискотеки, о которой мечтали Надя, Арина и Муся Чернова, не было никаких перспектив.

Глава 3 Старт крупномасштабной любовной атаки

Дни шли за днями. Ни о какой классной дискотеке с участием Исмаилова не могло быть и речи, поскольку он по-прежнему ни с кем не разговаривал: ни с девочками, ни с ребятами. Молча приходил, садился на свое место рядом с Людой, молча переходил из кабинета в кабинет и так же, не говоря никому ни слова, уходил домой. Некоторые перемены он проводил со своими бывшими одноклассниками, но чаще всего его вообще нигде не было видно. Понятно, что такой ореол таинственности, которым он себя окружил, разогрел интерес к его персоне до невероятной температуры.

— Ничего не понимаю, — горячилась Арина. — За что перевели в наш класс такое безобидное существо? Чего только про него не наговорили! Чуть ли не граф Дракула! А что оказалось на самом деле? Благовоспитанный пай-мальчик! Слышь, Людмилка, а может, он кусается? Или отщипывает от тебя кусочки по-тихому?

Люда только смущенно улыбалась. Что она могла сказать? Ее для Исмаилова не существовало точно так же, как и для всех остальных. Она чувствовала, что он весь сосредоточен только на том, чтобы догнать класс по математике, но у него пока ничего не получается. Каждый урок был для него мукой, если не сказать — пыткой. Антонина пока не вызывала его к доске, но все понимали, что бесконечно так продолжаться не может. Когда-нибудь выйти к доске и прилюдно опозориться ему все-таки придется. Когда палец учительницы скользил по журнальному списку, Сеймур бледнел и даже несколько раз с треском переламывал то карандаш, зажатый в руке, то шариковую ручку.

За очередную самостоятельную Антонина не поставила ему единицу, пожалела, хотя в работе не было ни одного правильно решенного примера. На самостоятельной Люда наблюдала, как Исмаилов метался от задания к заданию, терял время, силы, но так ничего и не решил. Она пыталась помочь ему: несмотря на то, что заданий, как всегда, было очень много, умудрилась решить пару примеров и его варианта. Сеймур с презрением взглянул на подсунутый ему листок и брезгливо, локтем, отодвинул его обратно на ее половину парты. Люда видела, как мучительно он переживает свое унижение, как напрягаются его скулы, слышала нервный хруст пальцев. Однажды она не выдержала, после уроков подошла к нему в гардеробе и, сильно смущаясь, предложила:

— Хочешь, я позанимаюсь с тобой математикой?

Исмаилов все так же молча уставился на нее, и она вынуждена была продолжить:

— На самом деле все не так уж и сложно. Нужно только понять логику… порядок действий… — Она запиналась и заикалась, но говорила и говорила, потому что боялась, что если остановится, то он скажет ей что-нибудь до того обидное, чего она, возможно, не сможет и пережить. — Понимаешь, есть формулы и несколько видов решений, надо только сообразить, к какому примеру что подходит, и тогда все последующее окажется всего лишь делом техники. И ты сможешь…

— И что ты потребуешь взамен? — перебил ее Сеймур.

— Что значит — потребую? — не поняла Люда.

— Ну… как мне с тобой расплачиваться придется? Чем?

— Ничем… — растерялась она.

— Безвозмездно, то есть даром, — проговорил Исмаилов гнусавым голосом совы из мультфильма о Винни-Пухе и отвратительно расхохотался. Потом вдруг без всякого перехода сделался абсолютно серьезным, жестко сказал: — А пошла ты! — грубо отодвинул ее локтем и вышел из гардероба.

Люда поняла, что ей все-таки ничего не остается, как стойко пережить его ничем не обоснованную грубость.

Через месяц Сеймур впервые вышел к доске и даже решил пример, простенький, правда, с точки зрения 9-го «А», но зато без помощи Антонины. Когда он получил за очередную самостоятельную три балла, обрадованная Люда опять не смогла удержаться и, забыв про оскорбление, улыбнулась ему и назвала молодцом. В ответ Исмаилов снова окатил ее ледяным взглядом и повторил любимое свое выражение:

— Да пошла ты!

Люда захлебнулась улыбкой. Если бы в классе было свободное место, она тотчас отсела бы от него, но другого места не было, и она осталась сидеть рядом с Исмаиловым. Она лишь отодвинулась от него подальше и решила считать, что никого рядом с ней нет. Как будто бы она, Люда Павлова, как и прежде, сидит одна, только ширина ее парты сократилась вдвое. Не так уж и страшно. Места же хватает. И вообще, весь мир постепенно переходит на одноместные парты.

Между тем школьная олимпиада по русскому языку и литературе наступала на школу широким фронтом, и 9-й «А» совершенно неожиданно для классной руководительницы принял в ней самое активное участие. Литераторше уже не приходилось нудеть о великом, вечном и гармоничном, потому что стихи, рассказы и произведения других жанров посыпались на нее нескончаемым потоком. Довольная этим, она уже предвкушала успех, который будет иметь «Евгений Онегин» у неожиданно проснувшихся от спячки математиков, поскольку все сданные ими работы были о любви, и в основном о безответной. Юлия Владимировна уже намечала, какие работы она пошлет на городскую олимпиаду, директриса благодарила Антонину Петровну за правильную и своевременную работу с детьми, а на сердце у классной дамы 9-го «А» было неспокойно. Ой, как не нравилась ей эта повышенная литературная активность математически одаренных детей! Любовь — чувство алогическое, ничего общего не имеющее с точными математическими выкладками. Ее дети не привыкли жить эмоциями. Всю свою сознательную школьную жизнь они провели с логарифмическими линейками, калькуляторами и таблицами Брадиса, рассчитывая, взвешивая, приводя к общему знаменателю, извлекая корни и завершая работы знаменитым выражением «что и требовалось доказать». Как бы эта неожиданно свалившаяся на их головы олимпиада пополам с Исмаиловым не поломала бы им жизни!

Надо сказать, что страхи Антонины Петровны имели под собой серьезные основания, потому что произведения о любви писали в основном девочки, а парни наливались огнедышащей злобой и готовились к решительным действиям против Сеймура Исмаилова, нарушившего покой их класса, как пишут классики — подобно камню, упавшему в воду.

— Надо просто дать ему в морду, и дело с концом! — выходил из себя Пашка Румянцев.

— За что? — усмехнулся Кондратюк. — За то, что наши девчонки с ума посходили? Мы сами же и виноваты!

— Да? И чем же?

— Тем, что не уделяли им должного внимания.

— Не понял! — угрожающе надвинулся на Влада Пашка. — Какого еще такого внимания мы им не уделяли? В кино водили? Водили! На дискотеках на танцы приглашали? Приглашали! На Восьмое марта всегда поздравляли? Поздравляли! На Новый год — тоже! И даже про дни рождения никогда не забывали! Вон позавчера Клювихе такого медведя подарили, девчонки из 9-го «Б» приходили смотреть! Чего им еще надо?

— Любви им захотелось, понял, Пашка? — Влад, сидя верхом на своей последней парте, поигрывал брелком в виде кубика Рубика и был грустен, как никогда.

— Можно подумать, что Исмаил им всем в любви объяснился! — продолжал возмущаться Румянцев. — Да он на них даже не смотрит! Ни на одну! Даже на Аринку! И потом… Его одного на всех все равно не хватит! Ишь раскатали губенки!

— Я думаю, что Владик прав: им хочется любви, — встрял в разговор Игорь Одинцов, — а потому предлагаю распределить между собой девчонок и начать на них крупномасштабную любовную атаку.

— Это как? — растерялся Румянцев.

— А так: стишки всякие чувствительные писать, комплименты говорить, цветы дарить, свиданки назначать! Вот увидите, они забудут и думать про этого черномазого.

— А что! Игореха дело говорит! Как думаете, пацаны? — У Румянцева моментально разгорелись глаза, и он очень сожалел, что такая замечательная идея родилась не в его голове.

— Тут есть одна загвоздочка, — опять усмехнулся Кондратюк, крутя грани своего кубика. — Девчонок у нас всего шесть, а нас — аж двадцать четыре человека.

— Ну и что! — не собирался сдаваться Пашка. Он пересчитал присутствующих при этом разговоре и заключил: — Вы только поглядите! Нас как раз шестеро! Как по заказу! А остальным и знать про это не обязательно! Как считаете?

— Ты, значит, будешь не против, если тебе достанется… скажем… Клюева со своим медведем? — Влад испытующе заглянул в глаза сразу несколько растерявшегося Румянцева. Тот оставался в растерянном состоянии недолго и через минуту возразил:

— Чего это мне сразу и Клюева? Может, она тебе достанется! Кинем жребий!

— А если они узнают, что мы их, как фанты, разыграли?

— А кто им скажет? Ты, что ли?

Кондратюк покачал головой и сказал:

— Думаю, они нас в две минуты сами расколют.

— Почему это?

— Да потому что почувствуют, что любви у нас — ни в одном глазу!

— Ну… а мы постараемся. Мы почему не влюблены? — Румянцев обвел приятелей сияющими глазами и сам же ответил на свой вопрос: — Да потому, что вне школы с девчонками не общаемся. А если будем ходить к ним на свидания, жить их интересами, так сразу и влюбимся за милую душу!

— Я, знаешь ли, ходил на свидания к Арине… — напомнил всем Кондратюк.

— И что?

— И ничего!

— Неужели совсем ничего? — испугался Румянцев, а потом сразу обрадовался: — Так это же упрощает дело! Значит, ты автоматически выбываешь из жеребьевки по Дробышевой! Согласен?

— Согласен, — улыбнулся Кондратюк.

— Может, кто еще по каким-нибудь кандидатурам выбывает, а, пацаны? Говорите! Не стесняйтесь!

Оказалось, что все до одного желают выбыть из голосования по Клюевой, по микроскопической Тане Прохоровой и пять человек — по Марии Черновой.

— Та-а-ак, — протянул огорченный Румянцев, — хотя дело и осложнилось, но хотя бы Муську мы пристроили! Я правильно понимаю, Игорек, что ты не имеешь ничего против Черновой?

— Не имею, — согласился Одинцов. — Мы ведь не жениться собираемся! А для всего остального — она клевая девчонка! С ней хотя бы не скучно!

— А нам что делать? — Пашка заглянул в лицо Кондратюку, будто тот мог помочь в создавшейся ситуации. Влад только пожал плечами и уставился мимо Румянцева в окно.

— Ладно! Раз так, пойдем другим путем! — решил не сдаваться Пашка. — Поднимите руки те, кто претендуют на Дробышеву! — И первым вытянул свою руку вверх. — Ну нет… так не пойдет… — сморщился он, увидев пять дружно поднятых рук. — Аринки на пятерых не хватит… Значит, придется все-таки бросать жребий.

Он вытащил из рюкзака блокнот, вырвал лист и разорвал его на пять частей. На трех написал фамилии Дробышевой, Власовой и Павловой, а две оставил пустыми. Он скатал листочки в трубочки и протянул приятелям, предупредив, что если Владу выпадет Дробышева, то придется переигрывать. Но переигрывать не пришлось, потому что Кондратюку досталась Люда Павлова, Надя Власова — инициатору жеребьевки, Пашке Румянцеву, а первая красавица 9-го «А» Арина Дробышева, — невзрачному лопоухому пареньку по имени Алик Зайцев.

— Слышь, Заяц, — обратился к нему Румянцев. — Давай меняться: я тебе Власову, а ты мне — Дробышеву! Какая тебе разница? Надька — она тоже ничего! Красивая! Вся такая… — И он выразительно прочертил в воздухе длинные вертикальные волнистые линии.

Зайцев покрутил в руках бумажку, подумал с минуту и решительно протянул ее Пашке.

— Ну, ты молоток! — хлопнул его по плечу довольный Румянцев. — За мной, Заяц, не заржавеет! Я тебе тоже что-нибудь хорошее сделаю! Вот увидишь!

— А Николаева из 9-го «Б» можешь по морде треснуть? — Заяц решил немедленно ковать железо, пока горячо.

— Николаева-то? — Пашка в задумчивости поскреб затылок. Серега Николаев был огромным драчливым детиной, с которым связываться без особой причины было небезопасно, но обладание бумажкой с фамилией Дробышевой стоило таких жертв с его стороны, и Румянцев сдался: — Чего-нибудь придумаем, Заяц! Ты, главное, не сомневайся! — Он оглядел одноклассников и заключил: — Ну что, братва! Кому девчонок не досталось, уж не сердитесь! Все было по-честному! К тому же у нас с непривычки может чего и не получиться, так что вы надежды не теряйте! За Зайцем приглядывайте! Ему трудновато будет с Власовой справиться, так что будьте на подхвате, если что!

— Как думаешь, Влад, что мне перво-наперво надо сделать, чтобы Аринка поняла, что у меня по отношению к ней самые серьезные намерения? — спросил Пашка, когда они вместе с Кондратюком шли из школы. — Все-таки у тебя есть уже кое-какой опыт.

— Я думаю, что на мой опыт лучше не опираться, поскольку ни к чему хорошему он не привел, — ответил Влад.

— Ну а ты сам-то, как думаешь Павлову разрабатывать? Она ужас какая серьезная!

— Мне, Пашка, будет не очень трудно, поскольку мы с Людмилой уже давно общаемся на почве игры.

— Слышь, Владька, а может, тебе повезло, а?

— В каком смысле?

— В прямом! Может, ты на Людку уже давно глаз положил, а тут тебе и жребий кстати подвалил? Может, она тебе нравится, Павлова-то?

— Да вообще-то она ничего… С ней интересно.

— Ну если интересно, тогда конечно… То есть я хочу сказать, что она, в общем-то, действительно ничего… Только уж больно по-старушечьи одевается… Но знаешь, она вполне может под влиянием счастья в личной жизни и переодеться. Для тебя. Как думаешь?

— Честно говоря, я и не замечал, как она одевается… — пожал плечами Влад.

— Ну тогда с тобой все ясно: втрескался! И чего было скрывать? Мы бы тебе Людку и без жеребьевки отдали! Даром!

— Дурак ты, Пашка! Я же говорю, что мы с ней друзья… на почве игры.

— Ладно! Спорить с тобой не собираюсь, потому что у тебя теперь совсем другие условия задачи: не дружить с Павловой на почве игры, а начать, как придумал Одинцов, крупномасштабную любовную атаку! Как думаешь, сдюжишь?

— Не знаю, — широко улыбнулся Кондратюк. — Никогда еще не пробовал. Сам-то смотри ласты не склей! Аринка — девушка не слабая!

Крупномасштабная атака ребят 9-го «А» началась с того, что Арина Дробышева получила анонимную записку со стихами следующего содержания:

Ты — звезда путеводная,

Ты — кувшинка надводная,

Ты — река быстротечная,

Ты — любовь моя вечная!

— Ничего не понимаю! — Арина крутила в руках записку, оглядывая ее со всех сторон и чуть ли не пробуя на зуб. — Эта «кувшинка надводная» совершенно не в стиле Кондратюка.

Надя выхватила у нее записку, зачем-то понюхала ее и предположила:

— Девчонки! А может, это Исмаилов раскачался? Наши-то сухари математические, кроме формул, ни в чем не секут и никогда в жизни стихов не сочиняли. А в «Г», говорят, Элеонора с большой любовью литературу преподает! Может, Сеймурчик и научился? — предположила Надя Власова.

— А может, это Пушкин, а, девочки? — высказала свое мнение Чернова. — Может, кто-то просто списал про кувшинку у солнца русской поэзии?

— Никакой это не Пушкин! — возмутилась Люда. — Он никогда такой бредятины не написал бы!

— Ой-ей-ей! Что бы ты понимала! Это ты от зависти, что тебе никто стихов не пишет! — снисходительно заметила ей Муська.

— Ей, девочки, Владик небось по электронной почте еще не то присылает! — прищурилась, глядя на Люду, Надя. — Ну-ка, колись, Людмилка, что у тебя с Кондратюком! Что-то он подозрительно нежно на тебя поглядывает!

— Ничего у меня с ним нет, — выпалила Люда и обильно покраснела.

Она и сама уже заметила интерес к себе со стороны первого парня класса, чем была не обрадована, а до смерти напугана. Сначала она решила, что Влад слишком увлекся компьютерной игрой, но когда он намекнул, что неплохо было бы вечером прогуляться и обсудить на свежем воздухе дальнейшую судьбу Лювлика, ей стало не по себе. Во-первых, все знали, что у него какие-то особые отношения с Ариной, а во-вторых, в сердце Люды уже прочно занял место неразговорчивый и угрюмый восточный принц Исмаилов. Хотя Люда и пыталась делать вид, будто не замечает его и сидит за партой одна, все ее существо было устремлено только к нему. Она была связана с ним никому не видимыми теми же тончайшими серебряными нитями, что тело с душой. Если их оборвать грубым жестом или жестоким словом, душа устремится вверх, в сияющее поднебесье, и Люды — не станет. Она больше не пыталась обращаться к Сеймуру именно потому, чтобы не оборвались эти непрочные нити, держащие ее жизнь, но понимала, что влюбилась. Впервые.

Она никогда раньше не обращала должного внимания на лиц противоположного пола и мечтала похудеть вовсе не для них, а чтобы не отличаться от остальных девчонок. Когда ее не приглашали танцевать на дискотеках, она мучилась своей ущербностью, но не как отвергнутая юная женщина, а как какой-нибудь безногий кривобокий инвалид. У нее не было никаких детских любовей. Она и про Софью с Молчалиным рассуждала чисто технически, с точки зрения логики. А теперь вдруг поняла, что Софья влюбилась в Молчалина потому, что тот был в ее окружении не таким, как все, как и Сеймур Исмаилов в 9-м «А». Люда вспомнила, как в прошлом году раздражалась на литературе от поступка Петра Гринева, который, нарушив воинский долг, поехал спасать Машу от Швабрина. Сейчас она чувствовала, что ради Исмаилова может нарушить что угодно… Может быть, даже обет молчания, который сама себе дала. Может, стоит забыть обо всех его грубостях и опять заговорить с ним первой? Ну, не каменный же он, в конце концов! И что такое ее серебряные нити, если он не хочет ее знать? Пусть рвутся! Может, ей самое место не здесь, на земле, а как раз в сияющем поднебесье?

Люда очнулась от раздумий, когда услышала громкий голос Дробышевой:

Дата добавления: 2015-06-04