Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

МЕСТЬ ФУРИИ 2 страница




— «Серые»,— подтвердил тот мою догадку.— Все пытаются следить за нами,

прослушивать. Но у меня здесь хорошая система защиты. Пошли в дом...

Раздевшись в прихожей, я вслед за ним прошел в гостиную.

В одном из кресел удобно устроился Калина. Рядом, у потрескивающего камина, стояло инвалидное кресло, в нем сидела миловидная девушка лет двадцати пяти — русоволосая, с приятной улыбкой. И только взгляд ее был каким-то отсутствующим.

— Привет, Егор! — увидев меня, поздоровался Саша.

— Привет! — Подойдя ближе, я пожал ему руку. Потом взглянул на девушку: — Добрый вечер.

— Добрый вечер,— тихо ответила она.

— Знакомься, Егор, это Маша.— Калина посмотрел на девушку.

— Рад познакомиться,— произнес я.

— Я тоже.— По губам девушки скользнула едва заметная улыбка. Она не смотрела на меня, но каким-то образом я почувствовал, что ее внимание обращено на меня.

— А где Леонид? — поинтересовался я.

— Он сейчас где-то на Карибах, ныряет с аквалангом,— пояснил Антон, усаживаясь в кресло.— Участвует в поисках затонувшего галеона. Садись...

— Круто! — уважительно произнес я и сел на диван. Когда вы все успеваете?

— Не успевает тот, кто ничего не делает.

— Ну так что там дальше? — спросила Маша, взглянув на Антона незрячими глазами.

— Пришли мы, значит, на место,— продолжил Черный свой рассказ, прерванный моим появлением.— Полянка небольшая у реки, на ней охотничья избушка. Замка нет, дверь просто куском проволоки замотана. А над дверью, на вбитом в бревно куске арматуры, висит бычий череп. И рядом корявая надпись чем-то черным: «Не снимать — забодает!» Мы, понятно, посмеялись над этим, да и снимать черепушку никто не собирался — не мы ее вешали, не нам и убирать. До вечера успели в реке накупаться, рыбы на уху наловили. Дэн растопил «буржуйку», Шаман травок всяких для чая насобирал. Собрался пойти воды набрать в чайник, вышел из дома. Тут же возвращается и спрашивает: «А кто череп снял?» Мы, конечно, тут же из домика выскочили. Глядим — арматурина торчит а черепа нету. Я решил, что это Шаман балуется, попугать нас решил. Денис вообще шутить не любит, я череп тоже не снимал. Остается Шаман. А он на полном серьезе говорит, что ничего не снимал, что ему этот череп даром не нужен. Короче, поверили мы ему, веселья у нас сразу как-то поубавилось. Походили вокруг, осмотрелись — тишина, никого нет. Но ведь сама по себе эта черепушка не могла исчезнуть?

Антон обвел нас многозначительным взглядом.

— Так вот,— продолжил он.— Осмотрели мы все, потом поужинали. Сели на скамейке и начали ждать — нам ведь говорили, что вспышки эти можно прямо у избушки видеть. Сидим, разговариваем потихоньку. Темнеть уже начало. И тут я краем глаза увидел первую вспышку. Знаете, как будто в воздухе сверкнула неяркая молния длиной сантиметров в десять, не больше. Причем совершенно беззвучно. Потом еще одна и еще. Шаман с Дэном тоже их увидели. Сидим мы, смотрим за ними. Пытаемся понять, что это. Дэн фотографии сделал. Короче, все, как нам описывали. Потом совсем стемнело, вспышки пропали. Мы еще посидели немного и вернулись в дом. Зажгли керосинку, сидим, обсуждаем все это. Сошлись на мнении, что это явно какие-то разряды, но понять их природу так и не смогли. Денис предложил выйти, еще понаблюдать — зона все-таки. Я только начал вставать со скамейки, и тут кто-то снаружи ударил в дверь. Глухой такой удар, сильный — будто бревном стукнули. От двери даже пыль пошла. Я аж подпрыгнул от неожиданности, Дэн тоже вскочил. Шаман за свой нож схватился. Смотрим мы на дверь и понимаем, что за ней кто-то есть. Шаги слышно — тяжелые такие, и сопение. Ясно, что не человек, а зверь какой-то. Я тогда сразу про быка подумал — очень похоже. Несколько секунд было тихо, а потом опять удар в дверь, и снова сопение — недовольное такое. Нам еще повезло, что дверь наружу открывалась, а не внутрь. Шаман потихоньку подошел к двери и быстренько закрыл ее на засов. И тут же отпрыгнул — зверюга снова дверь боднула. А потом слышим, она вдоль стены к окну пошла. Дошла до него и заглянула к нам.

— И что? — с интересом спросила Маша.— Кто это был?

— Не знаю,— пожал плечами Антон.— Мы никого не увидели, но ясно почувствовали, что там кто-то есть и этот кто-то на нас смотрит. Очень неприятное ощущение. Ломиться в окно эта тварь не стала: мы слышали, как она обошла вокруг избушки, еще раз толкнулась в дверь и ушла. Мы еще минут десять подождали, потом дверь открыли, выглянули. И представляете, зверюги нет, а над дверью снова висит череп!

— Просто мистика,— сказала Маша.

— Именно,— согласился Антон.— Утром, когда проснулись, на дверь глянули — на ней свежие отметины от рогов остались. Мы уже уезжать собрались, поэтому не побоялись — сняли череп, померили. Отметины на двери абсолютно точно совпали с размахом рогов.

— И что это все-таки было? — поинтересовался я,— Призрак?

— Ответ очень прост: не знаю. А гадать не хочу. Но и это еще не все: когда мы в

прошлом году приехали туда снова, черепа там уже не было. И вспышек больше не было,

хотя мы ждали их два вечера. Вот и пойми после этого, что это было.

— У меня самый запоминающийся случай был году в девяносто восьмом,— сказал Калина, взглянув на меня.— Проф меня к тому времени уже два раза в зону сводил. Он не любил больших компаний и в зону всегда брал кого-то одного. В тот раз взял меня, мы с ним поехали в одну известную ему зону — тут, неподалеку. Я сидел за рулем, Проф рядом. Спокойный, молчаливый. Поехали мы. Погода как раз испортилась, дождь пошел. Сначала несильный, но чем дальше ехали, тем сильнее он становился. И вот еду я по трассе, сильно не разгоняюсь, так как видимость из-за дождя довольно плохая. Впереди был подъем, я перед ним немного прибавил скорости. Где-то перед вершиной подъема вижу идущий по встречной полосе КамАЗ, и вдруг из-за него прямо нам навстречу выскакивает черный «мерс». Скорость явно за сотню, расстояние между ним и нами метров сто — он уже и обогнать КамАЗ не успеет, и уйти на свою полосу тоже не получается. Короче, типичная ситуация с обгоном в неположенном месте — летит по встречной прямо нам в лоб. И мне уйти некуда: слева грузовик приближается, справа столбики ограждения и нехилый обрыв. Да и туда уже не успеваю, счет идет на

мгновения. Короче, понимаю — это все. Жму на тормоз, вцепляюсь в руль. Вижу перед

собой ошалелое лицо водителя «мерса». Жду удара, и тут происходит нечто невероятное:

наша машина и встречная просто проходят друг через друга, не встречая сопротивления.

Было ощущение, как будто ветром пахнуло, и все. Остановился я кое-как, оглянулся —

«мерседес» стоит на обочине, целехонький. Водитель явно в шоке, как и я. Взглянул на

Профа, спрашиваю: «Что это было?» Он же лишь усмехнулся и велел ехать дальше.

— Это сделал Проф? — спросил я.

— Да. Но как он это сделал, я не знаю до сих пор. Могу только предполагать, что это какие-то шутки с пространством.

— Жаль, что его не было со мной,— сказала Маша. Потом улыбнулась.— Не обращайте внимания. Это я так, брюзжу потихоньку.

Стало тихо. Я сидел и думал о том, что еще полгода назад, услышав такие истории, счел бы их обычными байками. Но после того как увидел того червяка на поляне, я был готов поверить во что угодно.

— И много у вас таких историй? — спросил я.

— Полный мешок,— за Антона ответил Калина.— Пройдет несколько лет, и таких историй будет полно у каждого человека.

— Армагеддон все ближе, Егор,— произнес Антон, задумчиво глядя на меня.— У нас даже нет четырех-пяти лет, как мы предполагали. Все начинается уже сейчас.

— Это ты о климатических катастрофах? — догадался я.

— И о них тоже,— кивнул Черный.— А еще землетрясений становится все больше. Большинство из них слишком слабы, чтобы их ощутили люди. Но приборы фиксируют все эти толчки, мы можем следить за тем, где они происходят, с какой силой и на какой глубине. И видим, что достаточно сильные толчки начинают происходить там, где о них сроду никогда не слышали. Планета просыпается, как и говорил Проф: «вечное и неописуемое» пожелало, чтобы человечество перестало существовать. Даже если наш мир просуществует еще миллионы лет, это уже ничего не изменит — человечество обречено.

— Все-таки это слишком далекие перспективы,— пожал плечами я,— Меня интересует что-то более близкое. Например, признаки приближения Армагеддона.

— Оглянись, и ты их увидишь,— сказал Калина.— Посмотри, что творится в мире — он потихоньку начинает сходить с ума. Люди, которых мы хорошо знаем, вдруг меняются и совершают немыслимые для нас поступки. События складываются так, как мы не могли и предполагать. Мир меняется, в нем все больше абсурда.

— По-моему, мир всегда был абсурден,— не согласился я.— И я не вижу существенных отличий между тем, что было сейчас и, например, десять лет назад.

— Так только кажется,— в свою очередь не согласился Александр.— Возьмем то, что было двадцать лет назад, так нагляднее. Был Советский Союз, были два противостоящих друг другу блока. Несмотря на это, а скорее именно поэтому, в мире была стабильность. А что теперь? Мировой порядок рухнул, Штаты целенаправленно добивают последние устои международного права. Уже сейчас торжествует право сильного, и дальше этот тип отношений будет определяющим. Кто-то из политиков считает, что это хорошо, что это им на руку. Но они ошибаются: пройдет несколько лет, власть Штатов пошатнется из-за вала обрушившихся на них проблем. И те, кому они раньше диктовали свою волю, почувствуют свободу. А свобода у нас всегда выливается в хаос, анархию и войну.

— Я допускаю, что такое может случиться,— согласился я.— Порядка в мире сейчас действительно меньше, чем было. Но почему это все происходит?

— Потому что миры отражений перестают быть изолированными,— ответил Черный.— Если раньше наблюдалось только ветвление миров, создание все новых и новых отражений, то теперь идет обратный процесс — соединение миров. Миры начинают проникать друг в друга, и проявляется это, прежде всего, на событийном уровне, на происходящих вокруг нас и с нами изменениях. Внешне все выглядит очень буднично, нет никаких явных разрывов пространства и прочих эффектных штучек. Просто ветви миров смыкаются, привычная нам реальность меняется.

— И хуже всего то, что какие-то вещи мы можем просто не замечать, воспринимать их как нечто само собой разумеющееся,— добавил Калина.— Потому что вместе с изменением мира меняется и наше сознание.

— На этот счет есть очень хорошие строки у Роберта Шекли, в его повести «Обмен разумов»,— сказал Черный, поднимаясь с кресла.— Минутку...

Он подошел к одному из книжных шкафов, просмотрел корешки книг. Потом вынул одну, снова сел в кресло.

— Сейчас найду,— сказал он, листая страницы.— Вот: «...никто не хочет, чтобы его иллюзии оказались под угрозой, и поэтому Марвин старался выяснить, на каком он свете.

На Земле он или на ее дубле?

Нет ли здесь приметной детали, не соответствующей той Земле, где он родился? А может быть, таких деталей несколько? Марвин искал их во имя своего душевного покоя. Он обошел Стэнхоуп и его окрестности, осмотрел, исследовал и проверил флору и фауну.

Все оказалось на своих местах. Жизнь шла заведенным чередом; отец пас крысиные стада, мать, как всегда, безмятежно несла яйца.

Он отправился на север, в Бостон и Нью-Йорк; потом на юг, в необозримый край

Филадельфия — Лос-Анджелес. Казалось, все в порядке.

Он подумывал о том, чтобы пересечь страну с запада на восток под парусами по великой реке Делавэр и продолжить свои изыскания в больших городах Калифорнии —

Скенектеди, Милуоки и Шанхае.

Однако передумал, сообразив, что бессмысленно провести жизнь в попытках выяснить, есть ли у него жизнь, которую можно как-то провести.

Кроме того, можно было предположить, что даже если Земля изменилась, то изменились также его органы чувств и память, так что все равно ничего не выяснишь.

Он лежал под привычным зеленым небом Стэнхоупа и обдумывал это предположение. Оно казалось маловероятным. Разве дубы-гиганты не перекочевывали по-прежнему каждый год на юг? Разве исполинское красное солнце не плыло по небу в

сопровождении темного спутника? Разве у тройных лун не появлялись каждый месяц новые кометы в новолуние?

Марвина успокоили эти привычные зрелища. Все казалось таким же, как всегда. И

потому охотно и благосклонно Марвин принял свой мир за чистую монету, женился на

Марше Бэкер и жил с нею долго и счастливо». Здорово, верно? — Антон закончил читать

и с любопытством посмотрел на меня.

— Да,— согласился я.— Это интересно. То есть ты хочешь сказать, что какие-то

изменения мы можем воспринять как нечто вполне нормальное, потому что изменится

наша память?

— Именно,— согласился Антон.— Я не говорю, что все дойдет до той степени, что описал Шекли, — он все намеренно утрирует. Но мы действительно можем не замечать каких-то вещей, воспринимать их как нечто само собой разумеющееся.

— При этом еще неясно, хорошо это или плохо,— вставил Калина.— Потому что если однажды подобные изменения начнут происходить в массовом порядке, то неизвестно еще, что лучше — видеть, осознавать изменения и на этой почве съехать с катушек или не замечать наступающего хаоса, воспринимать мир обыденным и нормальным и тем сохранить свое душевное спокойствие.

— Фишка в том, что проще всего будет выжить тем, кто сможет принять новый мир таким, каков он есть,— добавил Антон.— Если сейчас весь тот сюр, который ты сам уже видел в зонах, существует только там, то вскоре он выйдет за пределы зон. Все это будет происходить прямо здесь, в городах, на знакомых нам с детства улицах, в наших домах и квартирах. И спрятаться от этого будет просто негде.

— Я так и не понял, что именно будет — природная катастрофа или соединение разных реальностей? — спросил я, глядя на Антона.

— Что будет реально, не может пока сказать никто,— ответил Черный.— И любые прогнозы — это только прогнозы, какими бы точными они ни казались.

— Я вижу несколько вариантов,— сказала молчавшая все это время Маша.— В одном из них этот дом сгорает. В другом здесь идет стрельба, но нас здесь нет — за дом бьются две какие-то банды. В третьем дом просто разграблен, в нем выбиты стекла. И так далее. При этом я не вижу ни одной реальности, в которой этот дом сохранился бы. Вот эта картина,— она не глядя указала на стену,— будет пробита выстрелом из охотничьего ружья.

— Ты видишь ее? — тихо спросил я, пораженный словами девушки.— Эту картину?

— Это сложно назвать видением,— ответила девушка,— Я просто знаю, что она там висит. я

— А если я ее завтра продам? — спросил Черный.— Или просто сожгу — сейчас, в камине?

— Я и говорю о том, что вариантов много,— не стала спорить Маша.— Но одно остается неизменным: этому дому предстоит пережить тяжелые времена. Уж извини.— Она виновато улыбнулась.

— А что будет вообще со страной? — поинтересовался я.— Какие ты видишь варианты?

— Вижу хаос, разруху. Людей пытаются куда-то эвакуировать, в городах хозяйничают банды. Ночью видно зарево пожаров. Топливо на вес золота, из-за канистры бензина могут убить. Да и просто так могут убить, жизнь человека ничего не стоит. Нет милиции, армия занята охраной стратегических объектов, да и та постепенно разбегается. В других реальностях все почти то же самое.

— Но есть хоть одна более-менее хорошая реальность? — снова спросил я.

— Есть,— кивнула девушка.— Но я не хочу о ней говорить.

— Почему?

— Есть такая примета: если расскажешь о чем-то хорошем, то оно, скорее всего, не сбудется. Поэтому я не хочу говорить об этой ветке реальности. Может быть, тогда все пойдет именно по этому сценарию.

— Но он действительно хороший?

— Скорее, это меньшее из зол,— уклончиво ответила Маша.

— Видишь, как все сложно? — Антон задумчиво смотрел на меня.— Мы знаем, что будет какой-то катаклизм, знаем те или иные сценарии его развития — какие-то похуже, какие-то получше. Но что будет на самом деле, нам неизвестно. Но уже сейчас мы видим признаки надвигающихся перемен, их становится все больше и больше.

— Но ты ведь говорил, что можно спрятаться в другом мире?

— Верно,— кивнул Антон.— И мы готовимся к этому — на всякий случай. Уже сейчас мы готовим какие-то схроны с провизией, топливом, оружием. Со всем тем, что. нам может понадобиться через несколько лет. Потому что потом, когда начнутся катаклизмы, всего этого будет просто не достать.

— Да, это понятно,— согласился я. Немного помолчав, спросил: — Можешь еще что-нибудь рассказать о признаках перемен?

— Могу,— согласился Антон.— Проф говорил, что в тех отражениях, в которых он побывал, многие хорошо знакомые ему фильмы имели другую концовку, другие варианты эпизодов. Когда реальности начнут смыкаться, мы будем видеть и подобные

нестыковки. То есть ты видишь фильм, который знаешь с детства, и вдруг с удивлением

понимаешь, что в нем что-то изменилось. Ты был готов дать руку на отсечение, что такой-то эпизод был таким-то. Но вот ты смотришь фильм, а там все иначе. Иные костюмы, иные слова, иные детали. Иные действия. Разум нуждается в объяснении таких вещей, поэтому ты списываешь все на несовершенство памяти. Хотя память на самом деле здесь ни при чем — просто фильм реально изменился вследствие соединения веток реальностей. Именно так это и происходит — буднично, незаметно. Просто что-то вдруг меняется, становится другим. Если вместе с этим изменением изменилось и твое сознание, ты можешь вообще не заметить перемены — твоя память будет подкорректирована. Так бывает в том случае, если в той параллельной ветке реальности существовало твое другое «я», другая частичка тебя. Объединение проходит незаметно, при этом память не суммируется, а замещается. То есть в твоей новой памяти какие-то ее элементы будут от одного твоего «я», какие-то от другого. Но в целом все равно будет одна память, ты даже не заметишь того, что что-то изменилось. И есть другой вариант — когда в той, другой реальности тебя вообще не существовало. Тогда реальность меняется, а объединения памяти, сознания не происходит. В итоге ты можешь заметить какие-то изменения. Опять же все тонкости этого механизма нам пока не ясны, я описываю лишь самые общие принципы. То, как я понимаю все это на данный момент, и не факт, что мое понимание истинное.

— Ты говорил, что Проф объединил в себе несколько своих «я». Речь шла именно о таком объединении?

— Нет,— покачал головой Черный.— В случае с Профом объединялись его «я»,

разбросанные не только по отражениям, но и по иным временным пакетам. А это совершенно другая ситуация: если при объединении отражений наши «я» замещаются,

комбинируются, то в его случае они именно суммировались. То есть в его сознании был

опыт нескольких прожитых жизней.

— Все-таки это достаточно сложно понять... — покачал головой я. Потом улыбнулся: — Я уверен, что, если бы ты рассказал все это психиатру, тебя бы уж точно не отпустили.

— Наверное,— тоже усмехнулся Черный.— Но именно поэтому я к ним и не хожу.

Несколько секунд было тихо. Потом слово снова взяла Маша.

— Вы слышали о хранилище семян на Шпицбергене? — спросила она.

— Конечно,— кивнул Черный.— Есть какая-то новая информация?

— Да. Знаете, почему его построили именно там?

— Потому что там удобное место,— ответил я.— В пещерах стабильная минусовая температура. Семена там могут храниться почти вечно.

— Да, но не только это,— покачала головой Маша.— Для такого хранилища можно было найти место и где-нибудь на материке. Даже удобнее было бы с завозом семян. Но выбрали именно Шпицберген. И выбрало не правительство Норвегии, как утверждается, а гораздо более высокие структуры.

— «Серые»? — предположил я.

— Без них не обошлось, — утвердительно кивнула девушка.— А Шпицберген выбрали как раз из-за его недоступности. Если произойдет глобальная катастрофа — а точнее, когда она произойдет, выжившие разграбят все доступные им запасы продовольствия. В том числе и хранилища семян, если таковые им попадутся. Единственной гарантией сохранения семенного фонда в таких условиях является удаленность подобных хранилищ.

— Да, возможно,— согласился Калина.— Кстати, хранилище на Шпицбергене уже работает.

— Недавно о нем по телевизору рассказывали,— подтвердил я.

— У нас в России тоже есть похожее,— сообщила Маша.— Это старый рудник, в котором когда-то добывали олово. Место северное, удаленное. В подземных выработках круглый год минусовая температура. Образцы семян завозят на вертолете. Но вертолет садится примерно в ста километрах от того места, где находится хранилище. Семена перегружают на машину — это военный грузовик, кажется, «Урал». Когда вертолет улетает, семена отвозят в хранилище. О том, где находится хранилище, знают не больше десяти человек. И еще я.— Маша улыбнулась.

— А для людей там ничего не строят? — поинтересовался я.

— Для людей нет,— покачала головой девушка.— Я там все обыскала, в той пещере только семена и небольшой склад оружия. Укрытия для людей строят в других местах.

— Где именно? — тут же спросил я.

— Я знаю о четырех. Одно, самое восточное, находится за Енисеем — примерно там, где когда-то произошел тунгусский взрыв, но немного севернее. Саша говорит, что там очень крепкая осадочная платформа.

— Так говорят геологи,— уточнил Калина.

— Да, верно,— подтвердила Маша.— Это убежище целиком находится под землей. Оно не слишком большое: я не знаю, сколько людей там может укрыться, но точно не больше нескольких сотен. Внутри все обшито металлом, вдоль стен провода. Под потолком короба воздуховодов. Убежище абсолютно герметичное и сможет существовать даже в том случае, если наверху будет слой воды до тридцати метров. Там у них какое-то выдвижное устройство для забора воздуха — на тот случай, если все затопит. Хозяйничают там военные. Оборудование, продукты и прочее — все, что необходимо, — завозят до перевалочного пункта весной, по большой воде. Потом уже оттуда на вездеходах доставляют на место.

— Круто,— сказал я.— А где находятся остальные?

— Еще одно есть на Урале, ближе к северу. Там еще заповедник неподалеку. Но оно мне не понравилось: такое ощущение, что там все сделано для показухи. То есть укрытие, возможно, не настоящее. Хотя разместиться в нем могут несколько тысяч человек — оно большое.

— Кто-то на этом очень хорошо наживется,— прокомментировал Александр.

— Или уже нажился,— добавил Антон. — А скорее, и то, и другое: заработали на

строительстве, а когда все начнется, будут продавать места в этом убежище по немыслимым ценам. Не за бумагу, конечно,— за золото и камешки. Но я очень сомневаюсь, что кто-то там сможет выжить. Урал будет трясти очень сильно.

— Третье убежище находится на Алтае,— продолжила Маша.— Это какой-то

государственный проект, убежище очень большое. Не знаю, сколько там может поместиться людей, но это тысячи и тысячи. Место высокое, ему не страшны никакие наводнения. Но пещеры там не облицованы металлом, над головой просто камень. И если все это посыплется... Туда уже завозят продукты, стройматериалы, бензиновые генераторы — то есть все, что может пригодиться. Видела там людей с эмблемами МЧС.

И на ящиках с продуктами наклейки — «Госрезерв».

— А где последнее? — спросил я.

— На Валдае. Оно небольшое, человек на пятьсот, но очень комфортабельное. Снаружи выглядит просто как элитная база отдыха, но все основные сооружения находятся под землей. Все сделано на редкость капитально, мне понравилось. Мне кажется, что это место подготавливают для высших руководителей страны.

— А всем остальным, увы, придется рассчитывать на себя,— закончил Калина.

 

Весь вечер мы провели в беседах. О предстоящем конце света больше не говорили, в основном разговоры касались аномальных зон. Я слушал стажеров и все больше убеждался в том, что мне все это действительно нравится. То, чем занимались Черный и его друзья, выходило за рамки привычных представлений о мире, за рамки обыденности. Это знание пугало, но оно же служило и отдушиной, выходом из того тоскливо-бессмысленного мирка, в котором я жил последние годы. Уж лучше бродить по зонам, чем переходить изо дня в день, зная, что завтра будет то же самое, что сегодня или вчера...

Говоря откровенно, меня пугало, что мое отношение к тому, чем занимаются сталкеры, может так быстро меняться — от полного отторжения до полного принятия. Я просто не понимал, что со мной происходит. Поэтому, подумав, решил спросить совета у Черного.

— С тобой все нормально,— сказал он незадолго до того, как мы легли спать.—

Разумеется, с точки зрения сталкера. И то, что твое сознание скачет, является признаком его пластичности. Поэтому просто научись воспринимать это как данность. И если твое сознание изменилось, ты должен отдавать себе отчет в том, что это всего лишь одно из его возможных состояний, что скоро оно изменится снова. У Кастанеды такие изменения сознания связывают с положением точки сборки: меняется положение точки сборки, меняется сознание. Научившись манипулировать такими сдвигами, человек может научиться собирать новые миры. Эта реальность исчезает, сменяясь другой,— и все это за счет настройки твоего сознания. Так что смотри на эти вещи спокойно, для сталкера они в порядке вещей. Со временем ты научишься их контролировать...

Не могу сказать, что разговор с Черным меня успокоил. Но что-то прояснилось, нашло свое объяснение. Поэтому заснул я довольно быстро, думая о том, что завтра меня ждет новый сложный день...

 

Мы сидели на берегу живописного лесного ручья: я, Калина и Проф. Здесь было очень красиво, я чувствовал удовлетворение от того, что снова нахожусь в компании сталкеров. Вот Олег снова начал что-то говорить, я сосредоточился на его словах.

— Любой охотник может найти дичь, зная повадки и следы этой дичи,— говорил он, глядя на Александра.— Если ты знаешь, что искать и как искать, если тебе известна

технология, то ты найдешь. Другое дело, сможешь ли ты этим воспользоваться. К примеру, возьмем маготехнику врат, систему переброса на формуле один — там, где я с

Мишелем умудрился перейти. Бери и копай, но в карман ты это не положишь. Система

имеет невероятные размеры, покоится под огромным лесным массивом. Все изделия,

машины, системы, изготовленные человеком, построены на антропоморфных принципах

и сконструированы так, как люди воспринимают себя, на тех принципах, которые им давно известны. В электротехнике существует такой термин: разъемы, соединение двух

кабелей, «папа-мама». И вся история человечества, создание механизмов и прочих систем основаны на понятных ему принципах. А если система построена не на антропоморфных принципах, смогут ли ее понять?

Проф немного помолчал. Потом продолжил:

— Я заглядывал в другие реальности своих других «я», сталкиваясь с механикой, которой не смог понять. Система изначально была не антропоморфна: скопище каких-то

металлических элементов, немыслимым образом соединенных между собой, ничего того,

что я знал ранее. Тогда я не стал мучиться и просто перепрыгнул в мое видение того «я»,

чтобы посмотреть, выйдет ли у него что-нибудь. Через пять лет он понял. Я осознал, что

он понял, но не понял, что именно он понял. Понимаешь меня?

— Да,— кивнул Калина.— В общих чертах... Скажи, а тот купол, в который ты водил Черного, как в него попасть? И можешь вообще поподробнее рассказать о нем — какой он, как выглядит?

— Тот купол выглядел как тонкий абрис, состоящий из тонких нитей, венчающийся маленькой искрой-звездочкой на самом вверху- От абриса купола исходило бледное сияние синего цвета, переходившее в фиолетовый цвет у его основания.

В разных отражениях купола меняли свою расцветку до зеленого и желтых цветов.

Ночью сканируешь территорию в радиусе тридцать—шестьдесят градусов, а в двенадцать ночи, при появлении куполов, из них вытягивается то, что я называю «Нитью Ариадны». Это энергетическое волокно, висящее на высоте около метра, идущее из купола. Действия сводятся к тому, чтобы засечь ладонями эту нить, положить ладошку точно на нить и следовать, доверяясь не глазам, а тому, что ты чувствуешь рукой. Главное, не перепутать направление, нить может входить в купол или выходить. Если она идет в купол, ты идешь по ней и попадаешь внутрь. Купол внутри намного больше, чем снаружи. Огромных размеров воронка, практически идеальной круглой формы, края которой находятся под сорок пять градусов. На дне кольцевое озеро, похожее на канал из-за круглого острова, поросшего лесом, расположенного точно посередине. По поверхности воронки деревья растут таким образом, что, проходя мимо, ты не в состоянии осознать наличие этой воронки, хотя расстояние между деревьями относительно невелико. Купол накрывает воронку точно по краю. Давай предположим, что купол — это дверь с прихожей. А прихожая — это габарит самого купола. Еще никому не удалось остаться в куполе. Для того чтобы не вылететь из купола, надо оставаться на месте, превозмогая искушение прогуляться по его окрестностям. Границы внутри полусферы ты не отследишь и, скорее всего, окажешься в знакомом лесу. Купол имеет и защитные функции, генерируя искусственное пространство и сдерживая неблагоприятную утечку из соседствующих миров...

 

Окончания этого сна я снова не запомнил. Но был очень доволен тем, что опять увидел Профа.

Калина не только подтвердил мой рассказ о встрече, но и закончил его, пересказав ту часть беседы, которую я пока не помнил. Речь шла о том, как правильно вести себя в




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-06-04; Просмотров: 352; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.087 сек.