Гази-барадж тарихы 12 страница

Но в тот момент, когда курсыбай готов был ринуться к столице, пришла весть о вторжении Сыб-Булата, и Гузу развернули на Дэбэр. Кан не предполагал в ульчийцах, которых он презирал, способности к воинской хитрости, и поэтому, когда Сыб-Булат высадился в устье Дяу-Шира, только застонал от бессильной ярости. Возле Буляра шатался лишь Мерген, назначенный новым тарханом Тубджака, но на него надежды было мало. Хорошо еще, что сын кашанского улугбека Алабуги Ахтям, бывший воеводой Тухчи, оказался достойным потомком своего предка Кермека - отбил приступ Сыб-Булата и этим задержал урусов...

Когда Балынец придвинулся к Буляру, то у оврага Ас-Елга повстречал Мергена и вступил с ним в переговоры от имени Азана. Тархан, не зная кто же будет у власти, пошел на уступку урусам окрестностей столицы, хотя и остался поблизости.

Две недели Балынец осаждал город, но ополченцы держались стойке. Однажды на рассвете Мамиль поднялся на высокий минарет Сулеймана мечети Барадж призвать правоверных к утренней молитве. Внезапно для себя он увидел, что урусы, измученные долгой и непрерывной осадой, спали крепким сном. Тогда булярцы вместо привычного призыва услышали от муллы призыв к нападению на вражеский лагерь. Чалмати, не мешкая, открыл Красные и Бычьи ворота к атаковал станы врагов. Ему удалось вырубить лагерь шамлынцев и канцев, но Кинзяслап сумел поднять своих и ударить Чалмати в бок тяжелым копьем. Эмир упал и вскоре скончался, а булярцы поспешно отступили за стены. Бросившийся за ними Кинзяслап был также сражен стрелой Мер-Чуры, и урусы были отбиты.

Мерген, воспользовавшись сумятицей, атаковал уцелевшие лагеря ульчийцев и стал отходить к Болгару. Навстречу ему уже двигался Гуза, разбивший кисанцев и поручивший их добивание подоспевшим арбугинцам и саксинцам.

Оба кисанских бека были убиты, а Рыштаулы утонул во время бегства в Дэбэре. Из 15 тысяч урусских всадников избежали гибели только 5 тысяч.

Сыб-Булат, однако, замешкался у столицы, затеяв переговоры с Мамилем. На встречу с Балынцем ездил Мирхуджа с десятилетним сыном Мохаммед-Гали. Мятеж Мамиля опьянил юного Гали и сделал его на время приверженцем насильственных действий при установлении любезного его сердцу царства Добра и Справедливости. Позднее Гали рассказывал отцу, что выезжал в лагерь Урусов без всякой охраны. Там он увидел умирающего Кинзяслапа. Бек, увидев мальчика, улыбнулся и велел подарить ему свой меч.

Переговоры закончились обоюдным согласием: мятежники соглашались поднять на трон Азана, а Сыб-Булат - отвести войска от столицы. Начался и обмен пленными, который был прерван громовой вестью о приближении Гузы. Почуяв неладное, Урман с другими кисанскими и капскими беками и боярами бежал к устью Дяу-Шира на захваченных у оймеков лошадях. Гуза, получивший приказ капа взять прежде всего столицу, не желал препятствовать этому бегству и лишь для видимости послал на перехват Хонджака. Кыпчаки, как и рассчитывал Гуза, были смяты Урманом, но Сыб-Булат с остальными урусами, едва переправившись через Черемшан, к великой досаде сардара не последовал за кисанцем. Растерявшись, он велел окружить себя дощатыми щитами и возами, на месте между речкой Куй-Елга и оврагом Ас-Елга. Но долго пребывать в этом укреплении большому количеству воинов было невозможно, поэтому Сыб-Булат своим приказал пробить себе дорогу.
138
139

Урусы, отчаянные в попытках спасти себе жизнь при наличии хоть малейшей надежды на это, огромной пешей толпой двинулись вперед. Тут подъехала тысяча казанчиев, возглавляемая улугбеком Болгара Лачыном Хисами. Приняв нежелание сардара закрывать путь ульчийцам за робость, они стали громко потешаться над ним. Сардар, не стерпев этого, развернул войско для битвы так, что оно перекрыло путь к Агидели. Впереди оказались кыпчаки Мергена и 'Хонджака, за ними - бахадиры Гузы, а за ними - казанчии. Началась невиданная по ожесточенности битва, продолжавшаяся три дня. В первый день сражались преимущественно куманы, а курсыбаевцы лишь изредка поправляли их положение. Во второй день подуставшие кыпчаки сражались вяло, и курсыбаевцам пришлось использовать всю свою мощь для отражения прорывов врага. В третий день, наряду с пехотинцами, в дело вступила немногочисленная конница урусов, возглавляемая Булымером и Сыб-Булатом. Булымер прорубил себе дорогу сквозь кольцо бахадиров и уже прорывался через ряды казанчиев, потерявших 500 человек, но увидел, что Сыб-Булат завяз в схватке с курсыбаевцами и бросился к нему на помощь. Наши тут же сомкнули ряды и вновь загнали урусов в их лагерь. В этом бою самоотверженный Булымер был сброшен с лошади и лишился руки, которой, потеряв щит, прикрылся от удара и которую бахадиры тут же воткнули на конец захваченного урусского знамени. Каубуйский бек Елаур, бывший кошчы (сокольничим) отца Булымера, сумел посадить его на свою лошадь и спасти от гибели, но сам он попал в плен. После этого ульчийцы, потерявшие 20 тысяч человек, больше не делали попыток прорваться и сели в осаду.

Между тем схватка произошла в устье Дяу-Шира, куда устремились по суше тиньтяусцы сына Акбалыка Масгута, а по воде - корабли канского флота под водительством Ширдана. И здесь урусы отгородили себя и свои корабли с суши щитами и возами. Тиньтяусцам, однако, удалось в одном месте прорвать укрепление, но тут подоспели кисанцы Урмана и отогнали их. Менее многочисленные ширданские салчии смогли потопить несколько урусских кораблей и отступили лишь после того, как достигли главной цели атаки - отбили бека Азана. Так передавал Ширдан, однако отец говорил мне, что наши были отбиты, и он сам бросился за ними и достиг их, находясь уже по пояс в воде. Урман потребовал от воеводы Сыб-Булата Алаши немедленного отплытия, но Алаша отказал, заявив, что ему лучше погибнуть здесь, чем вернуться домой без своего бека...

С наступлением ночи урусы в своем лагере стали молиться перед неминуемой смертью. Однако бек Елаур, попавший в плен к Джурги, сумел склонить Лачына к помощи попавшимся в западню бекам. “Ты хочешь, я знаю, стать беком Дима-Тархана, - сказал он ему. - Тогда возьми и спаси сильнейших урусских беков - и они помогут тебе достичь этого”.

Елаур был отпущен и пробрался к бекам с булгарскими доспехами и сотней лошадей. Беки и их ближние бояры, не мешкая, переоделись и тайком от остальных своих воинов бежали к лагерю Алаши. У самого берега они наткнулись на тиньтяуский разъезд и едва ушли. При этом Елаур вновь отдал Булымеру, потерявшему скакуна, своего коня, а сам вторично попал в плен...

Сыб-Булат, добравшись до кораблей, немедля отплыл с 5 тысячами уцелевших урусов. У города Кумана он подобрал несколько своих, отбившихся от кисанской конницы после ее разгрома. При этом учельцы на лодках атаковали урусов и захватили несколько кораблей.

Бекам помогло то, что перед их побегом Гуза, по приказу кана, уступил свои позиции Хонджаку и поспешил к Буляру. Куманы и оймеки же, утомленные боями, заснули и упустили беков. Потом Хонджак перед капом сваливал вину на стоявшего рядом Мергена, а тот - на хана.

Гуза же, подъехав под утро к столице, предложил мятежникам сдаться с условием сохранения жизни/ Измученные долгой осадой бунтовщики открыли ему ворота. Когда открылось бегство беков, Гуза с Хонджаком бросились вдогонку, но расстреляли у Чуыла лишь урусов отставшего от Сыб-Булата корабля. Хонджак хотел прикончить и Елаура, но Гуза не дал и представил его кану. Чель-бир, на рассвете въехавший в Буляр, был в прекрасном настроении и простил бека каубуйцев.

Самар-би пригласила Елаура к себе и, выйдя за него замуж, передала ему, с разрешения марданских биев - аксакалов, пост улугбека Беллака...

С каном приехали осадные мастера” которые с наступлением "дня обстреляли лагерь балынцев шереджирами - сосудами с горючей смесью. Когда несколько десятков урусов, облитые смесью* стали гореть заживо, тысячи других осажденных в ужасе выбежали вон. Оймеки начали было их со смехом расстреливать, но Лачын упросил Чельбира прекратить убийство. Живыми было взято 7 тысяч урусов. На Русь воротилось лишь 10 тысяч ульчийцев из 60 тысяч...

По требованию Гузы, поклявшегося при Коране, что спасет сдавшимся мятежникам жизнь, кап вынужден был отвести от их голов свой меч. Мамиля сослали в цепях с ближайшими сообщниками в Каргатун, Наккара - в цепях же - в Болгар, где он стал муэдзином мечети Хасана. Вскоре, поднимаясь в тяжких кандалах на минарет, он упал и умер.
140
141

Мер-Чура со своими биями принял ислам, стал называться

Кроме этого у биев, беков и эмиров были и свои тамги...

Чельбир не забыл также и услуг Болгара - по его указу городу было возвращено его название, которое, впрочем, не упоминалось только в капских грамотах. Буляр вновь стал называться своим именем, однако многие булярцы успели привыкнуть ко второму названию столицы и продолжали называть себя болгарцами, а столицу - Болгаром. Тамте кан дал в 1193 году новое название Башкорт - в честь своего любимого деда, что было невиданной милостью - за геройство тамтайцев в войнах с Сыб-Булатом и галиджийцами. Тамтайские булгары, хранившие разделение на множество родов, восприняли новое название, ибо “тамта” было именем лишь части тамошних булгарских родов, и другие были недовольны им.

Вскоре избегнувший погибели Сыб-Булат поспешил повиниться перед капом, открыл пути, возобновил выплату джирской дани и обязался не строить укреплений на булгарской границе. Габдулла был очень доволен покорностью бека и отпустил его посла с тысячью пленных урусов, доставшихся при дележе Чельбиру. Он также пообещал Балынцу, что в годы оказания им военных услуг Державе джирская дань взиматься не будет. Балынским рыбакам было разрешено вести лов рыбы в Идели при условии передачи ими пятой части засоленной рыбы в казну.

Кан ожидал таких же извинений и от бека Башту, сын которого - Булымер участвовал в набеге Сыб-Булата. Однако этих извинений не последовало, и Габдулла в гневе велел тархану Торе-кулу наказать наглеца. Тархан вместе с капским мастером Насыром Ширвани и его шереджирами двинулся зимой в ставку союзного Хонджака и вместе с ханом атаковал рубежи Башту. Однако в решающей битве Хонджак внезапно побежал, и тархан, не желавший добывать победу в пользу куманов без них самих, последовал за ним. Пасы p хотел остаться, чтобы сжечь сосуды, но тархан, опасавшийся вернуться без него, силой умчал мастера прочь. Оставшийся на месте ученик Насыра Буляк успел сжечь сосуды, но попал в плен. Отец смог через Сыб-Булата выкупить его, и с той поры он всегда следовал за ним. От него я научился строить и применять осадные орудия. Буляк также провел канал с руслом из бревен в Джиланском болоте для соединения вод Кабана с Арсу, и тот стали называть его именем. Правда, со временем “Буляк” превратили в “Булак” и стали думать, что искаженное название было изначальным.

На следующий год кан велел наказать Урмана, также не пожелавшего извиниться. На этот раз в поход вышел сын Акбалыка Татра, прозванный так своими енейцами в честь бахадира Тат-Ырана. Но когда Татра прибыл на Шир для соединения с Хонджа'ком, та получил от того паническое известие о вторжении в Саклан кара-джарского бека Угыра. Татра немедля отправился на помощь хану и в решающей битве привлек на свою сторону каубуйцев, составляющих лучшую часть урусского войска. После этого куманы без труда изморили и повязали оставшихся без каубуйской конницы караджарских пехотинцев. Разумеется, что Татра потребовал выдачи ему в качестве добычи пленного Угыра. Хонджак пообещал, но предложил вначале совершить набег на Башту. Татра, с которым был Насыр - но на этот раз без своих шереджиров, согласился, чтобы унизить неудачливого сына Ас-тархана и уклонившихся от похода марданцев... Пока куманы грабили аулы ульчийцев, наши деловито выбили стену большой крепости Уфа и взяли ее со всеми жителями...
142
143

Единственное, что не смог сделать Татра - это привезти Угыра, которому сам хан помог тайком бежать. Как говорили, он сделал это потому, что бек был его зятем и обещал большой выкуп...

Кан был в гневе, что Татра самовольно изменил направление удара, но узнав о победе, смягчился и дал его воинам послабление в повинностях. Несколько захваченных им в Уфе купцов попросили разрешения остаться в Державе, и им было позволено поселиться в Булгаре. Довольный Мае гут основал новую ставку на Агидели и назвал ее “Уфа” - в память о победе брата.

На следующий год Габдулла лично вторгся в Кисан вместе с Сыб-Булатом, охотно согласившимся помочь кану. Урман в ужасе бежал в лес, а кап осадил Кисан. Видя, что дело плохо, бояры вывели на стену Халиба и Алтынбека и поклялись, что убьют их в случае булгарского приступа. В душе Чельбира второй раз в жизни после гибели отца шевельнулась жалость к родным, и он, рыкая от бессильной ярости, уплел домой. Впрочем, перепуганный Урман тут же прислал послов с извинениями, подарками и 12 бояров - виновников недружественного отношения к Державе. Кан посадил их на цепь, но затем, отойдя сердцем, позволил перейти на жительство в дома и потихоньку отпустил в обмен на их более молодых родственников...

Кроме того балынский флот помог кану подавить мятеж унджийских аров, вздумавших протестовать против дани и выстроивших совместно с примкнувшими к ним беглыми ульчийцами крепость Кильдыш у большого залива Кара-Идели. Урусы обложили бунтовщиков со стороны Кара-Идели, а мишары аула Лачык-Уба - с суши и скоро покончили с мятежом, развеяв прах Кильдыша по ветру...

Занятия этими делами не отвлекли капа от устройства судьбы Лачына. Через джалдайских и асских родственников своей жены он добился назначения Хисами беком Дима-Тархана, а когда вскоре представился случай - эмиром Гурджи. Возводить Лачына на гурджийский трон ездил Елаур...

По просьбе эмира кап позволил устроить в Бандже, Болгаре, Буляре и Саксине несколько десятков семей гурджийских купцов и мастеров, преимущественно арьяков, которые не были удовлетворены своим положением на родине...

К отцу моему Чельбир также отнесся милостиво и после отъезда Лачына поставил его улугбеком Болгара. Но потом, увидев, что Азан был незаурядным управителем, перевел его в бедствующий Учель.

Находясь на вершине своего могущества, Чельбир не обращал должного внимания на положение народа. Между тем, оставленное им в силе удвоение налога с хозяев, субашей, язычников - кара-чирмышей, а также с ак-чирмышей, плативших его при отсутствии для них воинской службы, было тяжким бременем для людей. Их недовольство подтолкнуло аминовцев на новый заговор, который возглавил мулла Гали. Будучи вначале, после окончания медресе, проповедником, Мохаммед-Гали получил большую известность в народе и стал имам-хатибом мечети Хасана в Болгаре. Отсюда он по всей стране раскинул сеть заговора, который назвали “Грачиным” - по изображению на знамени аминовцев. Целью братьев-”грачей” было утверждение капом Мир-Гази, разделявшего их взгляды и бывшего, в отличие от Чельбира, мягким и чутким к несправедливости.

Аминовцы хотели поднять бунт в 1193 году. Сигналом к нему должны были стать призывы к утренней молитве. В Болгаре людей должен был поднять голос самого Гали, в столице - его помощника муллы Кылыча. К счастью капа, Кылыч изменил и сообщил о готовящемся мятеже. Спешно призванные - будто для похода - Мерген и казанчии похватали не ожидавших предательства 500 главных участников заговора вместе с Гали. Все 500 были приговорены к жестокой казни.

Между тем 12 тысяч галиджийцев предприняли набег на булгарский Тунай. Тщетно проторчав у Колыма, они двинулись к Каргадану и осадили там старика Алай-Бата. Разбойники не заметили, однако, что Юсуф-Алей прокрался за ними и успел известить о набеге отца и Масгута. Алай-Бат не растерялся и предложил галиджийцам выкуп с города... Оголодавшие разбойники охотно согласились принять рыбу, рассчитывая взять город на сытый желудок. Но рыба была отравленной, и, поев ее, 120 вожаков набега тут же издохли. Уцелевшие стали выбирать новых и передрались между собой. Тогда, в разгар этой смуты, Мер-Чура с Масгутом ударили по ним с тыла, а Алай-Бат - из города. Не более ста галиджийцев сумели убежать /домой, остальные же были перебиты или пленены. Три тысячи захваченных были поровну поделены между тарханами, после чего Мер-Чура лично отправился со своей частью добычи в столицу на корабле Ширдана. В Буляре тархан узнал о происшедшем и решил вступиться за Гали в память о его добром отце. “О, великий кан! - обратился он к Чельбиру. - Я, волею Аллаха, одержал победу над галиджийцами и тысячу из них взял в плен. Возьми 500 из них за жизнь “грачей”. Габдулла, ценивший только воинскую доблесть, несколько смягчился при известии о победе. Но, упорно не желая щадить бунтовщиков, заметил Юсуф-Алею:

- Твои 500 пленных - это моя доля, а я ее за жизни проклятых “грачей” не дам!

- Тогда возьми за них мои 500! - тут,же нашелся тархан.
144
145

Кан, по своей слабости к людям, усиливавшим мощь Державы, не смог на этот раз отказать. Схваченных аминовцев и пленных вывели на поле перед столицей и кан заявил им:

- Вы все совершили преступления, карающиеся смертью, и я присудил вас к смерти. Но благородный тархан попросил за вас и убедил даровать вам прощение. Согласны ли вы принять мое прощение?

- Да, господин! - вскричали разом галиджийцы.

- А вы? - спросил царь у “грачей”.

- Принять твою милость - значит согласиться с тобой и оправдать тебя, а себя признать виновными. Мы не согласны с тобой, считаем себя правыми и поэтому отвергаем твое прощение, - ответил за всех братьев Гали.

- Я присудил ваш “грачиный” сброд к страшной казни, - в ярости сказал на это Габдулла. - И я не могу нарушить своего собственного указа о казни 500 человек. Поэтому пусть за вас умрут 500 разбойников. Аллах скорее примет раскаявшихся, чем упорствующих.

На глазах у потрясенных братьев чернотопорники хладнокровно казнили злополучных галиджийцев. После этого “грачи” были выставлены для продажи в рабство, а враз поседевшего Гали сослали в башню Алабуга и там приковали цепью к стене...

Тесть муллы - болгарский купец Дайр, а также башкорты Масгута и Елаур выкупили многих несчастных и увезли их к себе. Мир-Гази же был переведен из Бол тара в Кашам, а на его место вновь был поднят отец, сохранивший пост улугбека Учеля...

Однако то, что среди “грачей” обнаружилось несколько старост и даже суварбашцев всерьез встревожило кана, и он немедля снял повышенные налоги с купцов и субашей илей Эчке Булгара. Если бы он этого не сделал, то в этот голодный год народ мог выйти из повиновения и без проповедей братьев.

Галидж, узнав о разгроме его лучших сил, пришел в ужас и немедленно отрядил к кану послов. В ответ на открытие Артанского пути и Галиджа для беспошлинной торговли они смиренно попросили кана отпустить пленных за выкуп. Кан, нуждаясь в хороших и верных воинах, обменял тысячу из своих пленных на две тысячи захваченных галиджийцами артанцев и 130 кораблей с медвежьими и прочими мехами, клыками Аждахи, янтарем, франгской посудой и прочими товарами. А размер выкупной дани и ее состав установил Садык - галиджиец, перешедший на службу Чельбиру с 500 остальных канских пленных. Он рассказывал, что является внуком обиженного галиджийскими боярами купца Чапкына и сыном Васыла, участвовавшего в набеге на Аламир-Султан. Этот Васыл нечаянно отстал от сотоварищей и, чтобы спасти свою жизнь, указал нашим место лагеря разбойников, а затем был отпущен домой и впоследствии помогал Державе донесениями о готовящихся разбоях в обмен на разрешение свободно торговать в Бийсу и Ура. Сам.Садык же предупредил о набеге Мер-Чуру и затем вызвал смуту среди галиджийцев.

Когда Садык рассказал кану о том, какую дань и чем можно содрать с галиджийцев, Габдулла не поверил и воскликнул: “Если галиджийцы выплатят мне ее - я сделаю тебя бием!” Послы были подавлены знаниями кана о возможностях их города и выплатили сообщенное Садыком. Отец рассказывал, что когда галиджийцы приставали к острову Тазик у Учеля, где обычно производился досмотр, а позднее- и перегрузка товаров с иноземных судов на наши, То один из бояров пожаловался: “Кан совсем нас раздел, не взяв с нас только тараканов. Но мне кажется, что если бы они ему понадобились - он узнал бы и их количество!”

Садык получил свое - стал бием и поселился на выделенной для него Мер-Чурой земле близ Колыма. Крепость ему строить воспретили, и тогда он укрепил для себя один из баликов Колына. Его посад был обнесен только частоколом, под защитой которого безоружные люди Садыка в случае опасности успевали спрятаться в крепости...

Выкупленные из плена артанцы назывались шумбутцами. Они были рослыми и красивыми и славились необычайной выносливостью. Из одежды они постоянно носили только штаны и особенно хорошо стреляли и рубились топором. Кан поселил шумбутцев на реках Чаллы, Дяу-Шире и возле караван-сарая Сарман, возведенного на пути в Тубджак из стен урусского лагеря. Ак-оймеки тогда стали прорываться через Тубджак в Башкорт и пробовали взять караван-сарай. Однако шумбутцы постреляли у них лошадей и, стремительно выскочив из укрепления, разделали топорами, как кур, беспомощных на земле кыпчаков. После этого разбойники стали объезжать Сармам стороной, и здесь поэтому всегда было много любивших спокойствие купцов.
146
147

Шумбутцы же любили выезжать на кораблях Ширдама на охрану перевозов на Нукрат-су и Чулмаме от набегов галиджийцев, которых люто ненавидели, как и вообще всех ульчийцев. Эти удалые джигиты с охотой нанимались в охрану караванов, идущих в Артан, чтобы повидаться с родными. Но всегда возвращались, ибо были благодарны кану за избавление от позорного для них плена и за сытую для них жизнь. Чельбир велел не брать с них никаких налогов, и они неистово бились с врагами Державы под знаменами доброго для них кана...

Они поклонялись Габдулле, как идолу. Однажды отец увидел на реке Шумбут дерево с вырезанным прямо на стволе человеческим лицом. Когда он спросил шумбутца, что это, тот коротко ответил: “Чельбир”...

А неистовый в торговле Садык послал с караваном в Садум своего сына Палуана, и тот, добравшись до Кара-Садума, уговорил тамошнего эмира Tap-Булата возобновить плавания в город Ак-Артан на Бий-су по Чулманскому морю. А во время этой торговли и там, и здесь оставались заложники, сменявшиеся с прибытием новых кораблей. Наши ездили туда за франгской посудой, оружием, серебром и золотом.

А путь этот был очень суров и только отчаянные смельчаки, ставившие голову за баснословную прибыль, пускались по нему... Останавливались садумцы и во дворе Белебея в Хинубе. А Белебей был франгским попом, попавшимся в плен во время набега наших на хана Чишму. Он все время твердил о том, что миру грозят невиданные бедствия с Востока, и слыл за блаженного. Кан, милостивый к таковым людям, разрешил ему его чудачества - строить дома с башней, выходящей прямо из середины крыши. Только в таких домах, по его словам, люди спасутся от грядущего потрясения, ибо кан врагов живет в таком же доме и поэтому не тронет их. Многие простые люди по окраинам поддались его проповедям и стали возводить такие дома в своих аулах. Муллы пытались разрушать их, но в результате темный народ еще более поверил Белебею...

Вскоре пришла печальная весть о свержении эмира Лачына с гурджийского трона его собственной женой Самар-хатын. Она была очень развращенной женщиной. Когда Хисами пытался сдержать ее дурные наклонности, то она уговорила своих беков-любовников свергнуть мужа. Только один бек Аблас,, имя которого дал своему сыну Лачын, поддержал эмира и помог ему бежать вначале в Хонджак, а затем в Узию. Там он принял с сыном ислам, причем сохранил свое булгарское прозвище, а сына назвал Бадретдином. Потом они ушли через Ширван к асам, где жили родственники матери Байгюль Услан-би. А Услан-би была из самого знатного сакланского рода, одно имя которого спасало человека от гибели в любом месте Сакланских гор. Не выдержав...

...стало местом паломничества сакланов, которых немало проживало в Саксине, Бандже, Болгаре и Буляре.
148

Сакланы предлагали эмиру остаться у них, но беспокойная жизнь в горах не нравилась ему, и он вернулся в Державу. Болгарцы, почитавшие его мать, приглашали его к себе, но Лачын попросил у кана небольшой город и получил его на Барадж-Чишме. Он назвал его Табыл-Катау - так, как называлась покинутая им столица Гурджи. Его сын бек Бадри - также по его личной просьбе - получил Хин и прозвался Аблас-Хином. Любивший опасность, он обеспечивал проведение караванов из Саклана в Саксин и Мардан-Беллак. Окружали его асы, альманцы, румцы, гурджийцы, беглые ульчийцы и кыпчаки - такие же отчаянные смельчаки, как и он сам. Когда лишенный чувства страха Габдулла однажды посетил Хин для встречи своей жены, возвращавшейся из поездки к родным в Джалду, то заметил беку при прощании: “Я покидаю твой город с двумя чувствами: с чувством радости от того, что меня не зарезали в нем и одновременно с чувством спокойствия за его безопасность”. Лачын и его сын отличались богатырской силой, и эмир не упускал случая выхода на сабантуйский майдан. Выигранное право на невесту он дарил беднякам, не имеющим возможность завоевать сердца родителей богатством. Он описал способы булгарской борьбы в своей книге “Назидание молодцам на майдане”. Когда отец заметил однажды, что юношеству было бы полезнее почитать его воспоминания, эмир сказал: “Истории эмиров не дают уму ничего, кроме развращающих идей. Описание о завоевании тысячи тронов не стоит описания одной честной победы на сабантуе. Борьба на майдане - единственно достойная из всех для настоящих мужчин”.

Он женился на моей сестре, которая своей красотой, скромностью и деловитостью помогла ему забыть о пережитом позоре. После его свержения в Гурдже наступило то же, что было у нас при Анбале. Беки, как голодные волки, бросились на парод и тех немногих из своей среды, которые призывали к чести и нравственности. Аблас был зарезан на пиру у своего родственника - негодяя, позарившегося на его владения. Его сын Нуршада побратался с Елауром, после чего Нуршада взял имя деда Елаура Рыштаулы, а Елаур - имя Нуршады. Восстановив Мухшу, воевода дал городу имя бека-побратима. Нуршада также принужден был бежать в Хонджак, а оттуда - к узийцам. Когда Елаур пригласил его к себе, Нуршада ответил; “Знаю, у тебя будет сытно и безопасно, но зато далеко от родины. Пусть я сейчас среди чужих тюркмен - зато близко от своей земли”. А султан тюркмен предлагал ему при его помощи стать эмиром Гурджи, но бек отказался...
149

В 1203 году пожар арского бунта охватил Кашан и Мартюбу... Толпа, предводительствуемая боярами, ворвалась в Алабугу и разорвала написанную Гали книгу о Юсуфе. Самого муллу кахины объявили главным бояром своих врагов, оторвали от цепи и стали избивать до смерти. Отряд шумбутцев, посланный Мир-Гази, с огромным трудом вырвал муллу из рук многотысячной толпы. Улугбек тут же попросил капа простить Гали во имя его страданий - ради Державы и веры - и утвердить друга на посту кашанского сеида. Чельбир простил муллу и выразил надежду, что тот, получив тяжкие раны от защищаемого им народа, не будет впредь связываться с голытьбой и перестанет бунтовать против власти. Получив это послание, Гали, едва дышавший от побоев, со слабым смехом сказал Мир-Гази: “Добрый” царь вначале посадил меня на цепь неволи, но “злые язычники” разорвали ее. Теперь же кан пожелал, чтобы я возненавидел тех, кто сорвал с меня его цепи. Но как же я могу за это на них сердиться?”

Арский мятеж разрастался, а отец все не решался подавлять его жестокой силой. Сын Габдуллы Ильяс Ялдау, бывший улугбеком Сувара, воспользовался этим для захвата поста улугбека Болгара. Его донос о потворстве эмира Азана бунтовщикам привел кана в неистовство, и он тут же отправил отца в Учель. В 1204 году Азан восстановил укрепления города на Богылтау и даже решил построить подобие медресе “Мохаммед-Бакирия”. Но успел лишь отремонтировать и надстроить ворота Арбата, которые хотел использовать в качестве минарета. А он не уступал минарету Сулеймана, и отец этим очень гордился...

Еще раньше отец съездил в Кашан и пригласил Гали для освящения строительства. Сеид.не проследовал в крепость, ибо объявил о полном отрешении от власти, и остановился вначале в доме Белебея, а затем - в специально построенном для него отцом доме, за Буляком, где пробыл тридцать дней. После его отъезда дом за Буляком был превращен в мечеть “Отуз” (“Тридцать”), а Белебеевский - в мечеть “Дервиш Гали”, и с этого момента многие муллы стали превращать подобные дома в мечети. Отец привел меня к Гали, ставшему святым при жизни, и попросил его благословить меня. Сеид дал мне наставления и второе имя Барадж в память о своей матери, происходившей из рода Барадж. И я, Гази-Барадж, сын Азана, внук Арбата, не нарушил ни одной его заповеди: не обижал ближнего, не лгал, не убивал и не предавался соблазнам богатства, властолюбия, похоти и корысти, постоянно скорбел о бедах нуждающихся и спасал народ от напастей. Но не знал я и радости, и покоя в жизни, ибо все мои деяния по этим наставлениям толковались людьми как злые поступки, и душа моя от этого постоянно была в смущении.
150

О, мудрый читатель! Рассуди сам ценность моей жизни и правоту поступков моих - я рассказываю тебе о них все, что помню, ничего не утаивая...

Медресе так и не было построено, ибо Ялдау преподнес отцу эту стройку, как попытку поднять Учель над столицей и себя - над каком. Чельбир велел прекратить строительство и усилить борьбу с бунтовщиками, к которым примкнули беглые ульчийцы и курмыши. Отец, не желая запятнать себя убийством собственного народа, попросил Сыб-Булата помочь мартюбинским мишарам Джун-Мишарской округи привести бунтовщиков в чувство. Балынский флот вместе с мишарскими булгарами атаковал мятежников вплоть до аула Бурат на перевозе через Кара-Идель. Эмир Азан прибыл туда и принял пленных аров, а взятых беглых Урусов отдал балынцам. В волновавшихся округах были возведены для ак-чирмышей балики Кукджак, Чыбыксар, Сундэр, Алат, Урджум, Алабуга, Арча, Нуршада. Ары были сломлены, и казанчии и курсыбаевцы выловили по лесам и предали смерти остальных зачинщиков бунта.

Дата добавления: 2015-06-04