Традиции и новации

ШАРТРСКАЯ ШКОЛА

Разум вокруг веры

В зачине "Прослогиона" Ансельм взывает к Богу: "Я не ищу, Господи, быть посвященным в Твои тайны, ибо мой ум несоразмерен с Твоим, но хочу я понять ничтожную толику Твоей правды, которую сердце мое любит и в которую верит. Я ищу понять Тебя не затем, чтобы верить, но верю, чтобы смочь Тебя понять". Поистине это программа Ансельма: пролить свет разума на то, что уже есть в вере. Это было требование времени: явленное в откровении не может покоиться только на авторитете Священного писания, но может и должно воссиять светом разума. Отсюда доказательства существования Бога, попытка понять, почему Слово Божье воплотилось, почему Бог един в трех лицах и как вписывается свобода в божественное предопределение. Безграничная вера Ансельма в разум человека не покидала его в неустанных поисках ответов на эти вопросы.

В этом контексте понятны его два синтезирующие утверждения: fides quaerens intellectum и credo ut intelligam: "вера, ищущая понимания" и "верю, чтобы понимать". Истина веры не есть продукт рациональных изысков, она остается исходным пунктом и завершением, столпом рациональной конструкции. Разум артикулирует истину веры, вместе они образуют прекрасный ансамбль, основу точную и незыблемую, где есть соответствие между языком, мыслью и реальностью, вещами и именами. Понятия отвечают реальности, и сам посыл первых ко второй — движение вполне объективное. Перед нами реалистическая доктрина универсалий: понятиям блага, мудрости, бытия, природы соответствует онтотеологическая реальность; познавательная активность разума оправдана своим участием в воплощении архетипических универсальных идей в реальность.

Ясно, что реализм этой платонической ветви философии имеет теологический акцент, ибо рациональный поиск в своем логическом движении идет от веры, выявляя ее содержание и высвечивая внутренние связи. Монах Гаунилон, поставив под сомнение реалистическую теорию понятия, вынудил своего учителя прийти к пониманию предельности веры как основания. Он обратил свои доводы к идущим по пути веры, смирившись с тем, что им не внемлет библейский глупец.

Говоря о Шартрской школе, мы имеем в виду культурный центр XII века с единым дрктринальным ядром. Ее слава восходит к епископу Фульберту, умершему в 1028 году. Уже в XII веке своими именами украсили школу братья Бернар и Тьерри Шартрские, Гильом из Конша, которые посвятили себя изучению классической античной культуры, в особенности, Платона. Это был род гуманизма четырехэлементного типа (грамматика, риторика, математика и астрономия), откуда черпались все возможные стимулы отрефлектировать христианские истины. Из этой школы вышел Жильбер Порретанский (умер в 1154 г.), которого Э.Жильсон назвал самым могучим спекулятивным умом XII века. Если Абеляр был непревзойденным логиком, то Жильбер как метафизик превзошел славу Абеляра. Аристотелевское понятие формы он возродил в своем анализе еще до того, как в Европу проникли идеи Авиценны.

В отличие от своего учителя Бернара Жильбер выступает с метафизикой конкретного, сориентированной на гарантии онтологической автономии конкретного.

Шартрская школа интересна своими оригинальными разработками, например, в работе Марциана Капеллы "О свадьбе Меркурия и Филологии". Известны также его сочинения по проблемам арифметики, геометрии и астрономии.

Известен образ Бернара, самого яркого платоника своего времени, его размышления об "античных гигантах" и "новых карликах". Титаны, ясное дело, мускулисты и развиты, мы же, карлики, сидим у них на плечах и потому видим дальше (при условии, что не просимся вниз). Наш долг поэтому изучать их наследие, развивая его импульсы. Он не устает подчеркивать исключительность античного мира, понимание которого служит залогом исторического прогресса познания.

Дата добавления: 2015-06-04