Подвижническия наставления Св. Исаака Сирианина. 7 страница

251. Телесное житие по Богу составляют дела телесныя, — телесные подвиги для очищения тела от страстей в добродетельной деятельности.

Житие умное есть дело сердца, неослабно продолжаемое с заботливою мыслию о суде, также непрестанная молитва сердца, мысль о Промысле и попечении Божием, как частном, так и общем, усматриваемом в целом мире, и охранение себя от страстей тайных, чтоб не встречалось ничего страстнаго в области сокровенной и духовной.

252. Как благодать на благодать людям по крещении дано покаяние; потому что покаяние есть второе возрождение от Бога.

Покаяние есть дверь милости; сею дверию входим в Божию милость, и кроме этого входа не обретешь милости.

Покаяние есть вторая благодать, и раждается от веры и страха; страх же есть отеческий жезл, управляющий нами, пока не достигнем духовнаго рая благ: после чего он отходит от нас.

Рай есть любовь Божия, в коей — наслаждение всеми блаженствами. Древо жизни есть любовь Божия, от которой отпал Адам; и с тех пор не встречала уже его радость; но работал и трудился он на земле терний.

Лишенные любви Божией, если по правоте ходят, едят тот хлеб пота в делах своих, какой повелено есть первозданному по падении его.

Живущий в любви плодоприносит жизнь от Бога, и в этом еще мире обоняет оный воздух воскресения. Любовь есть царство; о ней Господь таинственно обетовал Апостолам, что вкусят ея в царстве Его. Ибо сказанное: да ясте и пиете на трапезе царствия Моего (Лук. 22, 30), что иное означает, как не любовь? — Вот вино веселящее сердце человека (Пс. 103, 15). Блажен, кто испиет вина сего!

253. Как невозможно переплыть большое море без корабля и ладии, так никто не может без страха достигнуть любви.

Смрадное море между нами и мысленным раем можем мы перейти только на ладье покаяния, на которой есть гребцы страха. Но если гребцы страха не правят кораблем покаяния, на котором по морю мира сего преходим к Богу, то утопаем в этом смрадном море.

Покаяние есть корабль, а страх — его кормчий, любовь же — Божественная пристань. Страх вводит нас в корабль покаяния, перевозит по смрадному морю жизни, и путеводствует к Божественной пристани, которая есть любовь.

К сей пристани приходят все трудящиеся и обремененные — покаянием. И когда достигнем мы любви, тогда достигли мы Бога, и путь наш совершен, и пришли мы к острову тамошняго мира, где Отец и Сын и Дух Святый.

254. Есть ведение, предшествующее вере, и есть ведение, пораждаемое верою. Ведение, предшествующее вере, есть ведение естественное, а пораждаемое верою есть ведение духовное.

Ведение естественное различает добро от зла, и оно именуется естественною разсудительностию, которою естественно без науки распознаем добро от зла.

Сию разсудительность Бог вложил в разумную природу; при помощи же науки она получает приращение и пополнение.

Нет человека, который бы не имел ея. Это есть сила естественнаго ведения в разумной душе, которая (сила) непрестанно приводится в ней (душе) в действие.

Честь разумной природы — разсудительность, различающая добро от зла, и утративших оную Пророк справедливо уподобил скотам несмысленным (Пс. 48, 13).

255. Естественное ведение, предшествующее вере, есть путь к вере и к Богу. Будучи вложено в природу нашу Богом, оно само убеждает нас в том, что должно веровать Богу, приведшему все в бытие.

Сия вера производит в нас страх, страх же понуждает нас к покаянию и деланию (т.-е. за делание) дается человеку духовное ведение, или ощущение таин, которое раждает веру истиннаго созерцания.

Не просто от одной голой веры раждается духовное ведение; но вера раждает страх Божий, и при Божием страхе, когда начнем в нем действовать, от действия сего страха раждается духовное ведение, как сказал св. Златоуст:

"Когда приобретет кто волю, соответствующую страху Божию и правильному образу мыслей, тогда скоро приемлет он откровение сокровеннаго". Откровением же сокровеннаго называет он духовное ведение.

256. Но и не страх Божий раждает сие духовное ведение; а ведение сие дается в дар деланию страха Божия. Дело страха Божия есть покаяние; покаяние же, прошедши все свое течение и завершившись, приводит туда, где дается духовное ведение.

Духовное ведение есть ощущение сокровеннаго. И когда ощутит кто сие невидимое, тогда в ощущении его раждается иная вера, не противная вере первой, но утверждающая ту веру. Называют же ее верою созерцательною. Дотоле был слух, а теперь созерцание, созерцание же несомненнее слуха.

257. Все сие раждается от онаго естественнаго ведения, различающаго доброе и злое. Оно есть доброе семя добродетели.

За сим естественным ведением в человеке последует — всегдашнее уязвление совести, — непрестанное памятование смерти и некая мучительная забота, продолжающаяся до самаго его исхода, — а после сего печаль, унылость, страх Божий, естественная стыдливость, — печаль о прежних грехах своих, надлежащая рачительность, памятование об общем пути, забота о напутствовании себя к оному, — слезное испрашивание у Бога добраго вшествия в сии врата, которыми должно проходить всякому естеству, — пренебрежение к миру и сильная борьба из-за добродетели.

Все сие приобретается естественным ведением, — и с этим пусть всякий сличает свои дела.

Когда окажется, что человек приобрел это, тогда значит, что идет он путем естественным; а когда превзойдет это, и входит в любовь, тогда становится выше естества, — и оканчиваются для него борьба, страх, труд и утомление во всем.

Вот последствия ведения естественнаго. — И это находим в себе самих, когда не помрачаем сего ведения сластолюбивою своею волею. — И на этой остаемся степени, пока не приидем в любовь, которая освобождает нас от всего этого.

Пусть всякий, на основании всего сказаннаго нами, сличает и испытывает сам себя, где его шествие: в том ли, что противоестественно, или в том, что естественно, или в том, что превышеестественно.

258. Добрая мысль западает в сердце только от Божественной благодати; помысл лукавый приближается к человеку только для искушения и испытания.

Человек достигший того, чтобы познать меру своей немощи, достиг совершенства смирения.

Дарования Божии привлекает сердце, возбуждаемое к непрестанному благодарению.

Господь сносит всякия немощи человеческия, не терпит же человека, всегда ропщущаго и не оставляет без вразумления.

Благодати предшествует смирение; а наказанию предшествует самомнение.

Горделивому попускается впадать в хулу, — превозносящемуся деятельною добродетелию попускается впадать в блуд, — а превозносящемуся своею мудростию попускается впадать в темныя сети неведения.

259. Кто при памятовании о Боге чтит всякаго человека, тот, по мановению Божию втайне, обретает себе помощь от всякаго человека.

Кто защищает обиженнаго, тот поборником себе обретает Бога; кто руку свою простирает на помощь ближнему, тот в помощь себе приемлет Божию мышцу.

Кто обвиняет брата своего в пороке его, тот обвинителя себе обретает в Боге.

Кто исправляет брата своего в клети своей, тот исцеляет собственный порок; а кто обвиняет кого либо пред собранием, тот увеличивает болезненность собственных своих язв.

Друг обличающий тайно — мудрый врач, а врачующий пред глазами многих есть ругатель.

260. Бог вразумляет с любовию, а не отмщает (да не будет)! Он ищет лишь исцелить образ Свой, и не хранит гнева.

Кто делает добро ради воздаяния, тот скоро изменяется.

Сколько бы в сей жизни ни совершенствовался человек в своем стремлении к Богу, все идет позади Его; в будущем же веке Бог показует ему лице Свое, — не то однакож, что Он есть.

Праведные здесь сколько ни входят в созерцание Бога, созерцают только образ как в зеркале, а там узревают явление истины.

261. Огнь, возгоревшийся в сухих дровах, с трудом угашается: и если в сердце отрекшагося — от мира западает Божия теплота, то воспламенение ея не угашается, — и она стремительнее огня.

Когда сила вина войдет в члены, ум забывает строгость во всем: и памятование о Боге, когда овладеет пажитию в душе, истребляет в сердце памятование о всем видимом.

Ощущение будущаго века в мире сем есть тоже, что малый остров в море; и приближающийся к нему не утруждается уже в волнах видений века сего.

Монах, пока видит нужду во времени, чтоб еще потрудиться, скорбит о разлучении с телом; а когда ощутит в душе своей, что искупил время, и получил залог свой, вожделевает будущаго века.

Пока купец в море, в членах у него страх, чтобы не возстали на него волны, и не потонула надежда делания его: пока и монах в мире, страх овладевает житием его, чтоб не пробудилась в нем буря, и не погибло дело его, над которым трудился от юности и до старости своей.

262. Мореходец, пока плавает среди моря, смотрит на звезды, и по звездам исправляет корабль, пока не достигнет пристани: а монах взирает на молитву, потому что она исправляет его самого, и направляет шествие его к той пристани, к которой житие его направлено в ежечасной молитве.

Пловец без одежды погружается в море, чтоб найти жемчужину; и монах, совлекшись всего, проходит жизнь свою, чтобы обрести в себе бисер — Иисуса Христа, — и когда обретет Его, не ищет уже при Нем ничего из существующаго.

263. Деве вредно быть в народных собраниях и при многолюдстве, а уму инока в беседе со многими.

Птица, где бы ни была, стремится в гнездо свое, выводить там детей: и разсудительный монах поспешает в место свое, сотворить в себе плод жизни.

Облака закрывают солнце; а многоглаголание потемняет душу, которая начала просвещаться молитвенным созерцанием.

Разсказывают о птице, называемой сирена, что всякий, слыша сладкозвучие ея голоса, так пленяется, что идя за нею по пустыне, от сладости пения забывает самую жизнь свою, падает и умирает. Сему подобно то, что бывает с душею. Когда впадет в нее небесная сладость, тогда от сладкозвучия словес Божиих, с чувством печатлеющихся в уме, она вся устремляется в след его, так что забывает свою телесную жизнь; и тело лишается своих пожеланий, а душа возносится из этой жизни к Богу.

264. Дерево, если сперва не скинет о себя прежних листьев, не произращает новых ветвей; и монах, пока не изринет из своего сердца памятования о прежних своих делах, не приносит новых плодов и ветвей о Христе Иисусе.

В раковине, в которой зараждается жемчужина, как говорят, молниею производится некоторое подобие искры, и из воздуха приемлет она в себя вещество, а дотоле остается простою плотию: и сердце инока, пока не приимет в себя разумением небеснаго вещества, дело его есть нечто обыкновенное, и в раковинах своих не заключает плода утешения.

Пес, лижущий ноздри свои, пьет собственную кровь свою, и, по причине сладости крови своей, не чувствует вреда своего: и инок, который склонен бывает упиваться тщеславием, пьет жизнь свою, и от сладости, ощущаемой на час, не сознает вреда своего.

265. К словам таинств, заключенных в Божественном Писании, не приступай без молитвы и испрошения помощи у Бога, но говори: "дай мне, Господи, приять ощущение заключающейся в них силы". Молитву почитай ключем к истинному смыслу сказаннаго в Божественных Писаниях.

Когда желаешь приблизиться сердцем своим к Богу, докажи Ему прежде любовь свою телесными трудами. В них полагается начало жития. — И Господь положил их в основание совершенства.

Праздность почитай началом омрачения души, омрачением же на омрачение — сходбища для бесед. Если и полезныя речи, когда нет им меры, производят омрачение, то кольми паче речи суетныя. Душа делается ничтожною от множества продолжительных бесед.

266. Мера и известное правило в житии просвещают ум и не допускают до смущения.

Смущение ума от безпорядочности (от неимения постоянных правил) производит в душе омрачение, а омрачением производится опять смущение.

Мир (душевный) бывает следствием добраго порядка, а от мира раждается свет; от света же и мира просиявает в уме чистый воздух.

267. Душа корыстная лишается премудрости, а душа милосердая умудрена будет Духом.

Ключ сердцу к Божественным дарованиям дается любовию к ближнему, и, по мере отрешения сердца от уз телесных, отверзается также пред ним дверь ведения.

Как прекрасна и похвальна любовь к ближнему, если только попечение ея не отвлекает нас от любви Божией!

268. Как приятна беседа с духовными нашими братиями, если только можно сохранить при ней и собеседование с Богом!

Хорошо заботиться и о собеседованиях с братиями духовными, пока соблюдается в этом соразмерность, т.-е. пока под этим предлогом можно не утратить сокровеннаго делания и жития, и непрестаннаго собеседования с Богом.

Это последнее приходит в смущение при самом начале первой; ибо ум не достаточен к тому, чтобы вести два собеседования.

Вредна бывает неумеренная беседа и с духовными братиями; а на людей мирских вредно посмотреть только и издали; даже и без видения одни звуки голоса их приводят в смятение покой сердца.

269. Как душа по природе лучше тела, так и тело душевное лучше телеснаго.

Но как первоначально создание тела предшествовало вдохновению в него жизни, так и дела телесныя предшествуют делу душевному.

И не высокое житие, неизменно продолжаемое, — великая сила. Слабая капля, постоянно капая, пробивает жесткий камень.

Когда приблизится время воскреснуть в тебе духовному человеку, тогда возгревается радость в душе твоей, и помыслы твои заключаются внутри тебя тою сладостию, какая в сердце твоем. А пока мир покушается снова возстать в тебе, тогда умножается в тебе парение мыслей.

Миром называю страсти, которыя пораждаются от парения ума.

Когда оне родятся и достигнут зрелости, — делаются грехами и умерщвляют человека.

Как дети не раждаются без матери, так страсти не раждаются без парения мысли, и совершение греха не бывает без собеседования со страстями.

270. Если терпение возрастает в душах наших, это признак, что прияли мы втайне благодать утешения.

Когда душа упоена радостию надежды своей и веселием Божиим, тогда тело не чувствует скорбей, хотя и немощно. Тогда оно бывает в силах подъять сугубую тяготу, не являя оскудения в силах.

Так бывает, когда душа входит в оную духовную радость.

Если сохранишь язык свой, то от Бога дастся тебе благодать сердечнаго умиления, чтобы в нем увидеть тебе душу свою, и им войдти в духовную радость.

В какой мере вступил кто в подвиг ради Бога, в такой сердце его приемлет дерзновение в молитве его; и в какой мере человек развлечен многим, в такой лишается Божией помощи.

271. Первая мысль, которая по Божию человеколюбию входит в человека и руководствует душу к жизни, есть западающая в сердце мысль об исходе сего естества. За сим помыслом естественно следует пренебрежение к миру; и этим начинается в человеке всякое доброе движение, ведущее его к жизни. Это же и Божественная сила, сопутствующая человеку, полагает в основание, когда восхощет обнаружить в нем жизнь. — И если человек эту, сказанную нами, мысль не угасит в себе житейскими заботами и суесловием, но будет возращать ее в безмолвии, и остановится на ней созерцанием, и займется ею; то она поведет его к глубокому созерцанию, котораго никто не в состоянии изобразить словом. Сатана ненавидит сей помысл, и всеми силами нападает, чтоб истребить его в человеке. И если бы можно было, отдал бы ему царство целаго мира, только бы развлечением изгладить в уме человека таковый помысл. Ибо знает коварный, что если помысл сей пребывает в человеке, то ум его состоит уже не на этой земле обольщения, и козни его к человеку не приближаются.

272. Другое после сего бывает делание, когда человек хорошо проходит добрую жизнь, и приблизится ко вкушению созерцания и делания его, когда свыше приимет он благодать вкусить сладость духовнаго ведения.

Начало сего делания состоит в следующем: предварительно удостоверяется чсловек в промышлении Божием о человеке, просвещается любовию своею к Творцу, и удивляется вместе и устроению существ разумных и великому о них попечению Божию.

С сего начинается в нем сладость Божественная и воспламенение любви к Богу, возгорающейся в сердце и попаляющей душевныя и телесныя страсти.

Любовь сия, при сильной рачительности и доброй совести, начинает потом воспламеняться вдруг, — и человек упоевается ею, как вином, и сердце его отводится в плен к Богу.

За тем в какой мере человек старается о добром житии, о хранении себя, о том, чтобы проводить время в чтении и в молитвах, в такой же утверждается и упрочивается в нем сила сия.

273. Не будем смущаться, когда бываем в омрачении. Разумею же то особенное омрачение, в котором в иное время душа томится, и бывает, как бы среди волн; и читает ли человек Писание, или совершает службу, во всяком деле, за какое ни примется, омрачение у него за омрачением.

Таковый оставляет дело, и часто не попускается ему даже приблизиться к оному. Этот час исполнен отчаяния и страха; надежда на Бога и утешение веры в Него совершенно отмещутся душею, — и вся она всецело исполняется сомнения и страха.

Но Бог не оставляет души в таком состоянии на долго, но вскоре творит и избытие (1 Кор. 10, 13).

А я замечу тебе, и дам совет: если не имеешь силы совладеть с собою, и пасть на лице свое в молитве; то облеки голову свою мантиею, и спи, пока не пройдет для тебя этот час омрачения, но не выходи из келлии.

Сему искушению подвергаются наипаче желающие проводить жизнь умственную, и в шествии своем ищущие утешения веры. Поэтому, всего более мучит и утомляет их этот час колебанием ума; следует же за сим часто хула, а иногда приходит на человека сомнение в воскресении, и иное нечто, о чем не должно нам говорить.

Занимающиеся делами телесными совершенно свободны от сих искушений. На них приходит иное уныние, известное всякому, которое в образе действия своего отлично от сих и подобных им искушений.

Блажен, кто претерпит это, не выходя за дверь. Впрочем не в один час оканчивается борьба сия; и благодать не вдруг приходит снова и вселяется в душе, но постепенно. И одно сменяется другим, временем искушение, и временем утешение.

274. Человек ревнитель не по разуму никогда не приходит в мир ума; а чуждый мира, чужд и радости. Если мир ума называется совершенным здравием, а ревность не по разуму противна миру, то значит уже, что тяжкою болезнию страждет тот, в ком есть лукавая ревность.

Сердце, исполненное печали о немощи и безсилии в делах телесных явных, заменяет собою все сии телесныя дела. Дела телесныя без печали ума — тоже, что тело не одушевленное.

Кто скорбит сердцем и дает свободу чувствам своим, тот подобен человеку, который страждет телесно, и у котораго уста отверсты для всякой вредной ему снеди, или тому, у котораго есть единородный сын, — и который мало-по-малу закалает его собственными руками.

275. Целомудрие и беседа с женщиною — тоже, что львица с овцою в одном доме.

Дела без милосердия пред Богом — тоже, что человек, который закалает сына в присутствии отца его.

Что горсть песку, брошенная в море, тоже — грехопадения всякой плоти в сравнении с Божиим Промыслом и Божиею милостию. И как обильный водою источник не заграждается горстию пыли, так милосердие Создателя не препобеждается пороками тварей.

Быть злопамятным и молиться, значит тоже, что сеять на море и ждать жатвы.

Как пламени огня нельзя не восходить вверх, так молитвам милосердых — восходить на небо.

Каково течение воды на покатом месте, такова сила раздражительности, когда она найдет себе доступ в сердце наше.

276. Бывает смирение по страху Божию, бывает из любви к Богу, и бывает по радости.

Смиреннаго по страху Божию сопровождает во всякое время скромность во всех членах, благочиние чувств и сокрушенное сердце.

Собрание смиренных возлюбленно Богом, как собор Серафимов.

Драгоценно пред Богом тело целомудренное паче чистой жертвы.

Сии две добродетели — смирение и целомудрие уготовляют в душе для Святыя Троицы обручальный залог.

277. Наблюдай за чревом, но не как за зрением; потому что домашняя брань, без сомнения, легче внешней.

Не верь, брат, что внутренние помыслы могут быть остановлены без приведения тела в доброе и чинное состояние.

Бойся привычек более, чем врагов. Питающий в себе привычку — тоже что человек, дающий пищу огню.

Если привычка потребует чего однажды, и требование ея не будет исполнено, то в другой раз ты найдешь ее слабою. А если однажды исполнишь ея волю, то во второй раз найдешь ее нападающею на тебя с гораздо большею силою.

278. Кто любит смех и любит выставлять себя на показ людям, тому не будь другом; иначе он научит тебя привычке предаваться разслаблению.

Когда начинает кто при тебе пересуждать брата своего, потупь лице свое. Как скоро сделаешь это, и пред Богом и пред ним окажешься осторожным.

Если даешь что нуждающемуся, то пусть веселость лица твоего предваряет даяние твое и добрым словом утешь скорбь его. Когда сделаешь это, тогда твоя ласковость будет в уме его дороже и такого даяния твоего, которое превышало бы даже потребности его.

Во всех делах твоих да предваряют у тебя телесное целомудрие и чистота совести; ибо без них суетно пред Богом всякое дело.

279. Пусть тебя гонят, ты не гони; пусть тебя распинают, ты не распинай; пусть тебя обижают, ты не обижай; пусть на тебя клевещут, ты не клевещи.

Судиться не христианскаго жития дело; об этом нет и намека в учении Христовом.

Веселись с веселящимися, и плач с плачущими; ибо это признак чистоты.

С больными болезнуй; с грешными проливай слезы; с кающимися радуйся.

Будь дружен со всеми людьми, а мыслию своею пребывай один.

280. Никого не обличай, не поноси, даже и крайне худых по жизни своей. Распростри одежду твою над падающим и покрой его.

Знай, что для того нам и надобно не выходить из дверей келлии, чтобы не знать худых дел человеческих; и тогда в неведении ума своего во всех увидим людей святых и добрых.

Если не можешь потрудиться телом, поскорби хотя мысленно.

Если не можешь поститься в продолжение двух дней, постись по крайней мере до вечера; если же не можешь и до вечера, то остерегайся пресыщения.

Если ты не миротворец, то не будь хотя любителем мятежа.

Если ты не в состоянии заградить уста осуждающему друга своего, то по крайней мере, остерегись вступить с ним в общение.

281. Знай, что если от тебя выйдет огонь, и пожжет других, то Бог от руки твоей взыщет души, жегомыя огнем твоим. И если не ты ввергаешь огнь, но соглашаешься с повергающим, и услаждаешься тем, то на суде будешь в числе сообщников его.

На всех путях, какими ходят люди в мире, не находят они мира; пока не приблизятся к надежде на Бога.

Сердце не умиряется от труда и преткновений, пока не приидет в него надежда, не умиротворит его, и не прольет в него радости. О ней-то и изрекли достопокланяемыя уста: приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы (Мф. 11, 28).

Свет ума пораждает веру; вера пораждает утешение надежды; надежда же подкрепляет сердце.

282. Сын Божий претерпел крест; потому мы грешные смело полагаемся на покаяние.

Скорби ума достаточно к тому, чтобы заменить всякое телесное делание.

Св. Григорий говорит: "тот — храм благодати, кто в единении с Богом, — и всегда озабочен мыслию о суде Его".

Блаженный Василий сказал: "непрестанная молитва производит в душе ясную мысль о Боге; и водружение нами в себе памятования о Боге есть вселение в нас Бога". Так соделываемся мы храмом Божиим. Сердце сокрушенное служит уготовлением упокоения в Боге.

283. Что приобретаем мы во время нерадения своего, то и посрамляет нас во время молитвы нашей.

Трезвение помогает человеку больше, чем дело; а разрешение (распущение помыслов) вредит ему больше, чем покой (телесный).

От покоя происходят и тревожат человека домашния брани, но он имеет возможность прекратить их. Ибо как скоро человек оставит покой, и возвратится на место дел, брани сии отъемлются от него, и удаляются. Но не таково пораждаемое разрешением, каково пораждаемое покоем. Пока человек во время покоя пребывает в области свободы своей, может он снова возвратиться и управить собою по установлению правила своего; потому что он еще в области свободы своей. Но давая себе разрешение (на помыслы с услаждением) выходит из области свободы своей. Если бы человек не отринул совершенно наблюдения над собою, то не был бы с насилием и невольно вынужден покориться тому, что не доставляет ему покоя.

284. Не давай, человек, свободы которому либо из чувств своих, чтоб не дойти до невозможности снова возвратиться к свободе. Покой вредит только молодым, а разрешение — и старым и совершенным. Вследствие покоя доходящие до худых помыслов могут снова возвратиться к наблюдению над собою и утвердиться в высоком своем житии. А которые, по надежде на дело, вознерадели о наблюдении над собою, те от высокаго жития отведены пленниками в жизнь распутную.

285. Не тогда только будем печалиться, когда поползнемся в чем либо, но особенно, когда закосневаем в том же; потому что поползновение бывает часто и с совершенными, а закосневать в том-же есть совершенное омрачение.

Печаль, которую чувствуем при своих поползновениях, вменяется нам благодатию вместо чистаго делания.

Кто, в надежде на покаяние, умышленно поползнется вторично, тот лукаво поступает с Богом; неведомо нападает на него смерть, и не достигает он времени, в которое надеялся исполнить дела добродетели.

286. Каждый, давший волю чувствам, дал волю и сердцу: ибо делание сердца служит узами для внешних чувств.

Если кто с разсудительностию занимается сим деланием, то сие бывает явно по следующим в нем трем явлениям, а именно: не связан он телесными выгодами, не любит чревоугодия, и отнюдь не допускает раздражительности. Где имеют место сии три; там нет настоящаго устроения внутри, хотя бы внешнее было безукоризненно.

Разсудительное пренебрежение телесным пораждает ничем несвязаность, пренебрежение покоем и людскою приверженностию.

Если кто с готовностию, радуясь, приемлет ущерб ради Бога, то чист он внутренно.

Кто не смотрит с приятностию на оказавшаго ему честь, и не негодует на того, кто его безчестит, тот в этой жизни мертв стал для мира.

287. Не питай ненависти к грешнику; потому что все мы подлежим ответственности. Если возстаешь на него ради Бога, то плачь о нем.

И для чего тебе ненавидеть его? Ненавидь грех его, и молись о нем, чтобы уподобиться Христу, Который не гневался на грешников, а молился о них.

Будь проповедником Божией благости; потому что Бог правит тобою недостойным; потому что много ты должен Ему, а взыскания Его не видно на тебе, и за малыя дела, тобою сделанныя, воздает Он тебе великим.

288. Бойся Бога из любви к Нему, а не по грозному имени, Ему приданному.

Возлюби Его, как обязан ты любить Его и не за то, что даст Он тебе в будущем, но за то, что получили мы в настоящем, и за этот один мир, который сотворил Он для нас.

Кто убедил Его вначале привести нас в бытие?

Кто умоляет Его о нас, когда мы не воспоминаем о Нем?

Когда нас еще не было, кто возбудил к жизни это тело наше?

Откуда мысль ведения западает в персть?

Какая безмерная благость естество наше в нас грешных снова возводит к возсозданию!

Приидите, разсудительные, и удивляйтесь. Кто имея ум мудрый и чудный, достойно подивится милости Создателя нашего?

289. В какой мере человек будет пренебрегать миром сим и ревновать о страхе Божием, в такой приближается к нему Промысл Божий, — и втайне ощущает человек содействие Промысла, и к уразумению онаго даются ему чистые помыслы.

Если кто добровольно лишает себя мирских благ, то в какой мере лишается он их, в такой же сопровождает его Божие милосердие, и поддерживает человеколюбие Божие.

Души же тех, которые не сильны стяжать себе жизнь истинную добровольным от всего отрешением, невольными скорбями приводит Он к добродетели, как видим на нищем Лазаре.

Бог близок к скорбящему сердцу того, кто к Нему вопиет в скорби. Если и подвергает иногда в телесном лишениям и иным скорбям; но к душе скорбящаго являет Господь великое человеколюбие, соразмерно с жестокостию страданий в скорби его.

290. Когда вожделение любви Христовой не препобеждает в тебе до того, чтобы от радости о Христе быть тебе безстрастным во всякой скорби своей; то знай, что мир живет в тебе более, нежели Христос.

Когда болезнь, скудость, истощание тела, боязнь вреднаго телу возмущает мысль твою до того, что отторгает тебя от радости упования твоего и от попечения об угождении Господу; то знай, что живет в тебе тело, а не Христос.

Просто сказать, — к чему приверженность в тебе преобладает над всем, то и живет в тебе.

Если нет у тебя недостатка в потребном тебе, и тело здорово, и не боишься чего либо сопротивнаго, — и говоришь, что ты можешь при сем чисто шествовать ко Христу; то знай, что ты болен умом, и лишен вкушения славы Божией.

291. Чтобы не сказал ты, что не было человека, у котораго ум совершенно возвышался бы над немощию, когда тело терпело крушение в искушениях и скорбях, и у котораго любовию ко Христу препобеждалась бы печаль ума, — приведу тебе на память мучеников, и смотри, как терпение их, подкрепляемое силою любви Христовой, препобеждало великую скорбь и болезнь телесную.

И не они только являли такую твердость; были философы, язычники, не знавшие истиннаго Бога, которые показали удивительную силу мужества. Один из них положил себе законом хранить молчание, — и не отступил от сего решения, не смотря на явную опасность смерти. Иные же совершенно попрали естественное похотение; другие легко переносили злословие; иные без скорби претерпевали жестокия болезни; а иные показали свое терпение в скорбях и великих бедствиях.

Если они терпели это ради пустой славы и надежды; то не гораздо ли паче должны терпеть мы, монахи, призванные к общению с Богом?

Дата добавления: 2015-06-04