Лабиринты сознания 5 страница

Нет, конечно же, нельзя было сказать, что я был открыт со всеми. Скорее всего, следовало говорить о том, что я когда-то давно привык играть в свою игру. И если поначалу это еще могло восприниматься навроде шутки, то постепенно, как говорится, вошло в плоть и кровь. И даже вышло так, что я уже и не мог и не хотел иначе. Причем получалось все действительно достаточно хорошо. Что требовалось при этом от меня - другой вопрос. Приходилось мне, конечно, работать на пределе сил да возможностей. Но и с другой стороны, вроде как и никак иначе не хотелось. А я мог. Я понял, что в таком темпе могу работать долго. Ну, или не долго. Но был как бы готов к подобному. Как готов и к тому, что в любой момент моя жизнь может прекратить свое существование. Потому как работал я на износ. И прежде всего на износ моральных сил. Но пока я еще позволял себе наращивать темп интеллектуального участия во всех ситуациях собственной жизни. Причем, зачастую, как раз такие ситуации провоцируя.

Я улыбнулся. Впервые за последние годы в моих глазах появилась радость. Быть может это была радость от того, что мне не надо было больше ничего искать. А может это была радость окончания пути. Радость достижения того, что все эти годы я с таким усердием искал, к чему с таким трепетом приближался. И чего видимо все также боялся, или справедливее сказать - опасался. Быть может я опасался, что если найду, уже нечего будет искать? Или может быть, раздумывая над происходящим, находил какое-то слабое утешение жизненным обстоятельствам именно в поиске? Но тогда уже получалось, в вечном поиске. Вечном поиске истины, счастья, какой-то тайной радости и такого же тайного и совсем необъяснимого радостного везения. Чего-то даже сверхъестественного и недостижимого, что все время норовило ускользнуть, и, по сути, ускользало. А что тогда? К чему тогда, получалось, все это непонятное томление, которое расплывалось по душе, изредка отзываясь эхом в нервах. Нет, этого наверное не было. А может мне больше казалось что это было именно так? А на самом деле все время создавалось лишь видимость чего-то такого, нужного и необходимого. А на самом деле не было.

Я не знал. Я понимал, что в который уже раз готов был вновь запутаться в происходящем. Да и само происходящее все как-то казалось таким… нереальным что ли. И я боялся этой нереальности. Я верил и не верил в нее. Я знал, что она вот-вот и приблизится к нему, и при этом мне вдруг начинало казаться, что ничего такого быть не должно. Что все это если и было, то было таким несерьезным, что вроде как и не нужно было, чтобы когда-либо наступало какое-то понимание. Потому что… потому что не было такого понимания. Потому что такое понимание попросту не существовало. А если когда-либо и было… Нет. Скорей всего его не было. Я не мог допустить, что оно действительно существовало. Что я попросту заблуждался в себе, в других, заблуждался вообще, потому что заблуждался. И я понимал, что ошибаюсь. Именно тут, именно в этом я ошибаюсь, тогда как на самом деле все должно быть иначе. Все попросту должно быть не так. По-другому. Должно быть все как раз до обманчивости наоборот. И видимо это было действительно так. И видимо это было бы действительно правда. И видимо в этом в какой-то мере скрывалась та истина, к которой каким-то тайным и доселе необъяснимым образом я приближался. Но и приближаясь, я не чувствовал что нащупал наконец-то то, что мне так было необходимо. Нет, это было даже может быть попросту невозможно. А мне… мне требовалось еще долго идти. И путь этот был путь в никуда. Но именно на этом пути я почему-то был уверен, что повстречаю счастье. Счастье. Вот чего мне на самом деле не хватало. Но воскликнув в радостном озарении, я уже понимал что ошибаюсь. Счастья в моей жизни в иные разы было столько, что оно казалось излишним. Хотя возможно ли это? Я был готов признать, что на самом деле запутался. Запутался в поиске истины. Запутался в необходимости такого поиска. Запутался во всем. Также как и все, от чего еще недавно я мог отталкиваться в своих размышлениях, внезапно показалось мне таким ненужным, странным, и даже в какой-то мере коварным, что я втайне обрадовался, что все произошло именно так, а не иначе. Да и как могло бы быть иначе? Нет, не могло.

……………………………………………………………

Иногда мне становилось не очень хорошо на душе. Со временем я научился с этим справляться. Странно, конечно, думал я, но то, что раньше вызывало настоящую душевную бурю, сейчас вызывает только улыбку. Как все-таки меняет человека время. Почти невозможно сказать, как это все будет выглядеть завтра. Поступки, которые я совершаю сейчас, в будущем могут быть одобрены или попадут в графу «ошибка». Тогда уже видимо очередная ошибка. Если проанализировать сколько их совершенно за всю жизнь, то правильно будет заметить, что я давно (быть может и с момента совершения) стал искать общий алгоритм как добиться того, чтобы если не совершать их совсем, то по крайней мере не так часто. И даже со временем, после мучительных поисков и апробаций найденного, считал, что нашел. Но так продолжалось до следующего периода времени, когда в результате анализа можно было сделать вывод что ошибки все так же продолжали совершаться. Но я хочу заметить, что это ни в коем случае не было каким-то «самоедством». Нет. Я отдавал полный отчет в возможном зашкаливании моего состояния в сторону развития какой-нибудь клинической психосимптоматики, поэтому как мне казалось, надежно удерживал психику в норме. Причем до определенного времени понятие нормы было скорее нормы в моем представлении, нежели каких-то официально принятых позиций нормы. Но со временем я разобрался и в этом вопросе, и теперь знал, что - как - и кому - при случае говорить. Признак если не таланта то одаренности – умение вносить вариации. Такие вариации не могут быть заготовлены заранее, они должны рождаться в единый момент, и исчезать при малейшем подозрении в их ошибочности или намека на устарелость, изживание себя. Глупо приводить пример, который напомнит шаблон, будет зависеть от стереотипа, или окажется недолговечным. Поэтому важно не помнить, а именно обладать способностью всякий раз рождать новые вариации касаемые эпизодов жизни. И чем такая способность в человеке будет представлена шире, тем в какой-то мере легче ему будет жить. Так я полагал. И поэтому отталкиваясь в том числе и от этих моих представлений строил жизнь. А жизнь периодически строила меня, вынуждая после каждой вновь совершенной ошибки вносить новые коррективы.

Нет, конечно, можно жить и не обращая внимание на ошибки. И даже не называть их ошибками, придумав какое иное объяснение совершенному. Но по сути, это мало что изменит. Потому что в душе вы будете считать как раз так, как это и есть на самом деле. Чтобы вы при этом не скрывали на словах, и какие воздушные замки не выстраивали мысленно. Это все не то. Это все пустяк. Это все ошибка. Быть может лишь очередная в длинной цепи происходящего и со мной и с каждым из вас. Или не с каждым. Не все хотят и умеют думать. Ошибочно полагая, что им этого не надо. Хотя и они думают, конечно. Но вопрос, что думают они на уровне лишь своего, присущего им на тот момент, интеллекта. И если они с позиции этого интеллекта пытаются делать общеглобальные выводы – то совершают ошибку. Как и совершают ее все равно, если такие выводы делать не пытаются. Удивительно. Иной раз и на самом деле казалось все весьма и весьма удивительным. Жизнь как будто стала проходить настолько быстро, непонятно, практически в необъяснимом стремлении достигнуть недостижимого. И вот проходит еще какое-то время, и я вижу (и более чем отчетливо пониманию) что мне на самом деле уже не успеть. Что жизнь фактически заканчивается или готовится закончиться. А потом проходит еще какое-то время, и я вижу, что ничего особенного как будто бы не происходит. И все продолжается как прежде. Странная штука – жизнь. Фраза настолько часто произносимая, встречаемая, и при этом совсем как будто и не избитая. Или избитая? Иногда я бы мог сам себя не понимать, если бы не решил когда-то давно, что перестану себя корить. И стану если не радоваться жизни (совсем уж радоваться, совершая столько ошибок, может и слишком глупо), то, что уж точно, относиться к ней с большим уважением или – безразличием. И первое, и второе, и уважение и безразличие, являясь на первый взгляд разными, и чуть ли не диаметрально противоположными понятиями, на самом деле выдают значение одного: отношения к жизни. А это иной раз очень дорогого стоит.

……………………………………………………………..

Совершенно точно я понимал, что происходит что-то загадочно-забавное, но относился к этому настолько философски, что тогда бы уже задуматься о том, что будет дальше. Но я не думал. Я предпочитал не думать, потому что знал, что мало что изменится от таких моих размышлений, ибо жизнь давно уже научила тому, что бывает она настолько своенравной, что ничего не зависит ни от нас, ни от каких бы то ни было предсказателей. А если кто и пытается что-то разгадать, так толком ничего у него не получается. И я только со временем я понял, что мне - что пытаться понять, что даже если и понять, - на самом деле ничего толком не изменится. Попытки вести диалоги с кем-то другим точно так же ни к чему привести бы не смогли. Что тогда оставалось? Да ничего. Жить. Просто жить, наблюдая за жизнью. Что я, собственно, и делал. А как иначе? Опускать руки я был не намерен ни сейчас, ни когда-либо раньше. И у меня начиналось страшнейшее переосмысление всего происходящего. В такое время я не принадлежал себе. Словно чистилище погружало меня в себя, превращая в одночасье в ничто. И тогда из памяти всплывало то, что я уже думал навсегда затерялось в глубинах истории.

Страшное это было время. Пугался я его поначалу. Казалось, жизнь на этом остановится. Потом научился справляться с этим. Я понимал, что любую скорбь нам надо принимать во благо, ибо дается она нам для очищения грехов наших. Да, через страдания. Да, через то, через кто-то иной может и не захочет пройти. Но вот тут уже начинается самое важное. Ибо, если мы проходим сквозь жернова скорби да печали, то через эти страдание очищаем свою душу. Вот ведь как. С одной стороны, кажется, что не страдает тот, кто не грешит. Но это не так. Также как малой скорбью Господь отводит от нас скорбь более злую, так же как через время после совершения доброго поступка – приходит к нам искушение. И вот тут уже зависит все от самого человека. Если справится он с таким искушением – открывается впереди него нечто, что приближает его к царствию небесному. Если нет – мучиться ему в гиене огненной. Выбор всегда за человеком. Господь никого не наказывает. Провидением своим отвращает он нас от совершения того, что может погубить душу нашу. А погубив душу – будет у вас уже не жизнь, а одно мучение. Ведь самое страшное… самое страшное это муки душевные. Ни в какое сравнение не могут пойти они с муками физическими, телесными, ибо также как главнейших из органов человеческих это мозг, также и на первом месте стоит всегда психика человека, ибо что он без сознания? Животное…

Когда наступало время серьезных раздумий над жизнью, в такие минуты я старался другим передать те знания, которые у меня были. Я стремился учить, зная, что когда-нибудь обязательно пригодятся эти знания. И при этом все чаще мне хотелось скрыться от всех. Я любил часами отлеживаться под кроватью. Какое-никакое но для меня это было укрытие. По крайней мере – вздумай кто войти ко мне – у меня была фора: меня невозможно было отыскать сразу.

Что это было? Страх? Наверное, страх. Страх общения с кем-либо. Страх оказаться под «обстрелом» слов, жестов, взглядов другого человека. И мне и на самом деле никого не хотелось видеть. Хотелось быть одному. И я как бы наслаждался своим одиночеством. Наслаждался настолько, что положительные эмоции от этого прочно вошли в мое подсознание. И в будущем я частенько с удовольствием прятался или под кроватью или закрывался в чулане. Мне так было спокойнее. Так можно было никого не видеть. И добиться, чтобы не видели меня. Потому что таким образом хоть как-то можно было избавиться от собственных страданий, душевных мук, терзаний. И всего того, во власти которого я находился. И от чего (уже думал я) мне будет никак и не избавиться.

Хотел ли я страдать? Нет. Мне вообще претило какое-либо мое сравнение с человеком, испытывавшим какое-либо несчастье. Хотелось, всегда хотелось совсем другого. Ну, например, быть мужественным и сильным. И я таким даже был. Пусть это и не замечали окружающие. Но ведь я до сих пор уверен, что все мы носим какую-то маску. Иной раз и не одну. И тогда почему мне не вообразить, что я где-нибудь забыл свою прежнюю маску? Оставил. Хотя бы на время где-то оставил. Чтобы на то же самое время превратится в совсем другого человека. Такого, каковым больше быть может никогда и не буду. Но ведь я таким и был. Пусть и только в своей душе. Но ведь был же. И, признаться, мне нисколько не хотелось возвращаться в какой-то другой мир. Чтобы вновь стать таким, каким я был всегда. Да и почему я должен стать таким? Меня даже устраивала (начала устраивать) моя новая жизнь. Пусть это было и не на самом деле. Пусть было даже и неправдой. Но я жил именно этой жизнью. Хотя и на самом деле был совсем другой. Должен быть другой. И, наверное, даже хотел быть другим. А если что-то мне мешало в достижении этого, то я просто обязан был это устранить. Не допустить возникновения чего-то, что могло бы воспрепятствовать осуществлению (почти выполнению) тех решений, которые были заготовлены мной. Или кем-то. Но должны были выполняться исключительно мной. И не существовало ничего, что могло бы действительно воспрепятствовать чему-то подобному.

Я изменился. Пусть это случилось лишь на какое-то время, но я изменился. И словно в одночасье стал таким, каким видел себя в своих снах. В которых я почему-то был совсем другой. Какой? А вот такой, каким вдруг стал ощущать себя сейчас. Но это была только мечта. Хотя в мечту я верил. А что было на самом деле… А на самом деле я все время хотел хоть как-то отдалить от себя свои страдания. Они изначально были не свойственны мне. И если раньше все неудачи собственной жизни я принимал как должное, то теперь стал задумываться: а так ли это все должно быть? И если так – то почему? И есть ли шанс как-то изменить судьбу? Повернуть ситуацию как-нибудь иначе. Быть может даже сделать так – чтобы что-то похожее не повторялось.

Вот какие задачи стояли передо мной. И, конечно же, вся моя жизнь требовала их разрешения. Потому что в другом случае, как будто бы и вообще мне уже было не нужно ничего. Как, например, раньше. А если что вдруг и получалось…

По всей видимости, какая-то загадка, конечно же, присутствовала. И даже, быть может, неотступно следовала за мной. А в моем случае возможно было или поддаваться ей, или наоборот – стремится от нее убежать. Исчезнуть. Ибо было пока что надеждой, что если скроюсь я – то исчезнет и она. Ну а как еще иначе? Пожалуй, наверное, и никак.

Я собрался изменить судьбу. Мне почему-то казалось, что это не так-то и сложно. А на самом деле я отчего-то был уверен, что должен это сделать. Во что бы то ни стало. Сиюминутно. Ну а раз я решил что это должно быть так – так значит так и будет. Несмотря на какие-либо препоны, которые, вздумай кто, мне вставлять. В своем новом обличии мне даже казалось, что изменилась и моя внешность. Так, что стоило взглянуть на меня под определенным углом зрения, и меня уже было не узнать. Вернее – не мог узнать себя я сам. И это тоже, по возможности, было своего рода загадкой. Причем, в отличие от других загадок – как раз эта загадка не требовала мгновенного разрешения. Она вообще не требовала разрешения. И самое лучшее, что могло быть –оставить все так, как есть. Без каких-либо вариантов потенциальных изменений. Которые я, если честно, никогда и не любил. Мне всегда был ближе консерватизм. Хотя иногда я бежал от него, обхватив голову руками и чуть ли не захлебываясь от отчаяния и желания объяснить, почему я все делаю так, а не иначе. Тогда как иначе, как будто бы и не мог. Не хотел? Нет. Именно не мог. Потому что случались моменты, когда я вообще ничего не хотел. А может… а может мне было и все равно. Но я не противился и этому. И если честно, мне всегда хотелось какой-то гармонии. Должна она быть повсюду. И при наличии ее становилось спокойнее. Да и проще. Намного проще. Проще жить. Проще понимать окружающую действительность. Проще, каким-нибудь незаметным образом вторгаться во внутренний мир кого-то, кто представал передо мной. Чтобы там, конечно же, не навредить. А просто строить какие-то отношения с этим человеком – уже с учетом известных только тебе особенностей. И это было, быть может, самое главное. Но вот как же с судьбой. Ведь когда-то, когда я был еще маленьким, мне хотелось изменить судьбу. Не покидало желание сделать нечто подобное и после. А вот теперь, когда я давно научился перекраивать свою жизнь так, как мне того хотелось, что-то как будто надломилось в моей психике. И я стал с опаской и подозрением относиться ко всему, что касалось каких-то судьбоносных изменений. По мелочевке, конечно, я еще как вроде как и с удовольствием пускался в круговорот чего-то нового и неизведанного. А вот изменений в глобальных масштабах – опасался. Уж слишком могло как-то выйти не так, как я задумывал. И это, признаться, меня настораживало.

Нет. Так думать не годится. Просто хотя бы оттого, что совсем не бывает чего-то по-настоящему непонятного и неизвестного. А если что-то все-таки и бывает непонятно, то только лишь от того, что находиться кто-то, кто просто-напросто боится этой правды. Боится, быть может, даже разоблачений. И оказывалось удивительным, когда этим кем-то оказался я. Ибо именно так я и стал с недавних пор считать себя. И уже если это и действительно так, то, что тогда, собственно, мне нужно было говорить. Говорить самому себе. Ибо, как раз для самого себя у меня уже давно не было оправдания. Никакого оправдания. И быть может, нужно было конечно, и просто смириться с тем, что это происходило так. Но, если честно, я так устал от этого. От какого-то смирения в том числе. И если чего мне и действительно хотелось – так это найти правду. Ту правду, которая обязательно должна была существовать и быть всегда. Независимо от того, что находился кто-то, кому эта правда была не нужна. А может и не существовала. Но ведь я был не таким. Как бы то ни было, но если я стремился к достижению какой-то истины, то это как минимум означало, что какую-то истину я найду. Пусть даже если позже я понимал, что то, что я находил, не было истиной. Пусть и на самом деле (даже совсем рядом) существовало что-то, что помогло бы мне отыскать именно то, чего я на самом деле и искал. К чему по-настоящему стремился. Но я, к сожалению, хотел, чтобы произошло подобное поскорее. А потому и ошибок во всех этих моих поисках было больше, чем должно было быть. Хотя, конечно же, кто из нас знает, сколько на самом деле должно или не должно быть этих ошибок. Это вообще находится в юриспруденции судьбы. А судьба это то, что не подчиняется никаким правилам, нормам, законам. И живет какой-то своей и неизвестной нам жизнью. И мы даже совсем не знаем что это. Жизнь, смерть. О себе мы не знаем ничего. Лишь только то, что судьба хочет, чтобы мы знали. И получается загадка. И получается то, что мы как вроде бы и стремимся к каким-то иногда мучительным для нас разрешительными конфликтами. Но уже даже то, что это оказывается так… На это как будто и нет каких-то причин, объясняющих что-то подобное. И, по крайней мере для нас (для меня в том числе) - это всегда остается загадкой. И тайной. Конечно же, тайной. Той тайной, которая быть может и должна навсегда остаться такой. А что поделаешь? Судьба.

Глава 5

Случилось так, что однажды мне понадобилось составить что-то вроде реестра собственной жизни. Тогда мне предложили читать курс лекций в университете, к делу я отнесся со всей ответственностью, тем более что был уже немолод и необходимо было, как я считал, себя должным образом зарекомендовать. Позже мои лекции отменились. И хотя уже вскоре я получил приглашение еще из одного университета, я знал, что выполнил, быть может, главное, что давно уже выполнить был обязан. Я составил реестр. Реестр включал основные вехи моего пути. И от резюме отличался более лирической формой изложения на платформе сухой статистики и цифр. Я, до мозга костей гуманитарий, вдруг посчитал целесообразным непременное применение цифр и схем. Притом что все эти схемы составлял самолично. Для этого даже вспомнил курс геометрии, разбавив его в своей памяти-сознании географическими справочниками и прочей сопутствующей литературой, которая, как сейчас понимаю, мне весьма пригодилась; ибо все, что вышло у меня в результате подобной работы - представляло вполне законченный во всех отношениях труд. И когда я представил его, мне можно было не задавать никаких вопросов. Что я из себя представлял - было понятно и так.

Какое-то время я, правда, переживал, что некому, собственно, показать свое сочинение, как вдруг сразу несколько человек изъявили желание ознакомиться с ним. Причем, это их желание было с их стороны столь искренно, что у меня слегка защемило сердце от переполнявшего меня чувства благодарности по отношению к этим людям. Это уже позже я понял, что в той моей работе эти люди ничего не поняли, и можно было вполне им ее и не показывать. Но вот в тот момент мне казалось, что все я сделал правильно. И даже стало как-то по-особенному приятно, что получилось так. А самое главное, я нашел способ, который мне позволял относительно успешно (что, впрочем, не избавляло от случавшихся с пугающей цикличностью рецидивов депрессивных состояний) выходить из положения. Я открыл для себя, что мне нужно просто-напросто (трудно, необычайно трудно, практически невозможно, но, к сожалению - просто необходимо: и это до сих пор является одним из успешных средств борьбы со всеми похожими состояниями) показываться «на людях». Причем, еще лучше, когда соблюдаются некие условия, как то: людей должно быть умеренно много; некоторые из них должны быть вам знакомы; но не настолько близко, чтобы после обмена приветствиями, навязывать вам свое общество. К тому же, желательно, чтобы хотя бы одна половина из всех встреченных вами людей была жизнерадостна, а другая - не показывала свою грусть. Ну, и что еще важно, чтобы было все это «появление на людях» -- было не надолго, пару-тройку часов более чем достаточно. Иначе потом возникшая усталость от общения может не менее перерасти в какую-нибудь причину, послужившую лишь обострением того, от чего столь безуспешно хотели избавиться.

При общении с людьми - этом «вынужденном» общении - я менялся, преображаясь в человека, старавшегося подавить в себе подступавшую грусть, одевая на себе что-то вроде невидимой маски, так что абсолютно никто (разве что только самый проницательный человек, но нужно ли это ему) не догадывался, что на самом деле происходит у меня в душе. И вот с этой самой маской я жил, да и живу. Плохо это или хорошо - другой вопрос. Для меня – необходимо. И это притом, что подобная маска совсем не гарантирует полного избавления от душевной боли. Она лишь на время помогает отдалить тот миг, когда становится совсем плохо. Так плохо, что иной раз даже не хочется жить. Но вот удивительно, что окутавшая меня проблема как бы исчезала сама по себе. И тогда мне снова хотелось жить. По крайней мере, если я до сих пор жил, то вполне возможно что это было благодаря этому. Хотя понятно что страх не исчезал никогда вовсе и навсегда. Что представлял этот страх? Чем он был для меня? Чем он был для меня, если не всем. Ибо страх этот приходил внезапно и так же внезапно покидал меня. Так что я никогда не знал, когда это стучится вновь.

Когда начались мои подобные страхи? Я могу сказать, что не помню того момента. И в какой-то мере это будет правда. Но и все же я должен признаться, что подобное ощущение было у меня почти сразу после моего рождения. Не потому ли я оказался наделен такой хорошей памятью. И при этом я могу сказать, что память у меня имеет избирательный оттенок. Но даже ощущение этого необходимо мне лишь для того чтобы окончательно не сойти с ума. Да и что такое: сойти с ума? Ведь это, по сути, «земные понятия». Сойти с ума. Если угодно, я все время схожу с ума и возвращаюсь обратно. Это как бы изначально запрограммировано во мне. Стоит лишь раз ступить на этот путь, и невозможно с него будет повернуть обратно. Нужно ли мне это? Надо ли? Хочу ли я… А кто-то меня спрашивал о том: хочу ли я? Независимо от моего какого-то желания… Все происходило и происходит независимо от моего какого-то желания. Совсем независимо. Остается лишь ощущение того, что я принадлежу совсем не к тем людям, которые окружают меня. Которыми населена наша планета. Но таких людей нет и во внеземной цивилизации. И именно потому, я совсем земной человек. По настоящему «земной». Просто мне уготованы те ощущения, которыми просто не может обладать большинство. И ведь, можно сказать, что это здорово и замечательно. И быть может это действительно так. Да и что все эти вопросы? Они приводят только к размышлениям. Размышлениям, под властью которых я нахожусь, начиная совсем с малого возраста. И даже тогда когда почти все взрослые считают что ребенок не может размышлять,-- я уже мог. Причем были это не какие-то совсем уж простые размышления. Как бы не так. Я могу сказать, что это были по настоящему глубокие мысли. Мысли, которых я сам боялся. Потому что мы все находимся под властью тех стереотипов, которые навязывает нам общество; социум. Мы считаем, что надо делать так или этак – только от того, что когда-то нам удалось увидеть, как это делали другие. Общество как – бы изначально глушит все то что заложено в нас от рождения. Хотя большинство из нас и от рождения уже подчинено эволюционным законам. Мы обязаны подчиняться им – иначе будем изгоями в этом обществе. Будем непонятые той социальной средой, в которой нам уготовано жить. И иного не дано. И мы сразу же подчиняемся ей. В ином случае те, кто не подчиняется, становятся маргиналами. И обретают славу отверженных. Славу тех, кто переступил черту, отделяющую «нормальных» сограждан – от отверженных. От тех, от кого это самое общество отвернулось. Ну а если не отвернулось сейчас – то обязательно отвернется в будущем. И иного действительно не дано. Потому то большинство из нас и вынуждены подчиняться. Подчиняться той нелепой силе, которая зовется толпой. Массой. Я всегда противился этой силе. Я никогда не считал что это действительно сила. Почему-то мне все время хотелось противопоставить себя ей. И даже если я не делал это открыто, в душе каждый мог быть уверен – что я совсем другой нежели чем они. Мне совсем не нравилось понятие массовой культуры, которое нам насаждалось чуть ли не с пеленок. Потому что стоило нам родиться, как уже все насаждали нам определенные привычки и правила. Мы должны были жить в рамках навязанных культурой. Ну а чтобы избежать от этой культуры?.. Это был настоящий подвиг. Не каждый мог решиться на такое. Но тот, кто смог переступить черту и избавиться от невидимых законов общества… такие люди уже не за что не хотели обратно. Пример? Пример это бомжи. Или цыгане. Люди, которые не несут никаких обязанностей перед обществом. Люди, которые действительно свободны. Свободны от привычек и условностей этого мира. Мира, в котором живем мы все. Мира, который заключил нас в свои жесткие рамки. И ничто (как будто) не дает нам право нарушить эти законы. Мы как будто и не можем это сделать. Мы изначально связаны условностями, которые довлеют над нами. И нет нам выхода обратно. Даже если захотим того. Хотя и я до сих пор уверен: если очень сильно чего-то захотеть – то все возможно. Но вот нужно обладать для этого действительно силой и решительностью. А это поистине очень редкое, даже исключительное качество. И ни каждый это может себе позволить. А вот я смог…

Глава 6

Время, которое должно было начаться сейчас, по всем параметрам могло считаться счастливым. И даже то, что я знал, что еще через какое-то время уже не буду так все чувствовать, а само чувство даже притупится немного, подобное нисколько не огорчало. Да и как оно могло огорчить, если был я уже не молод и знал, что открывшиеся в моем возрасте знания окажутся со мною навсегда. Не забудутся. И что не потребуется через время открещиваться от них, изменяя себе, потому как слишком долго я шел к этой истине, и мог идти еще столько же, а не дойти. А тут как бы сейчас все и свершилось.

Сейчас практически невозможно в полной мере прочувствовать всего, что было тогда. Тогда я был другим человеком. Я вообще мог сказать, что жизнь делилась на практически равные отрезки, во время которых я мог позволить себе становиться совсем другим. А когда происходили те или иные события жизни, я действительно искренне верил, что я такой, какой есть. Задумывался ли я, почему все именно так? Задумывался. Мог ли изменить ситуацию? Мог. Вернее, но вот если бы на самом деле мог - изменил бы сразу. Потому что верно было то, что в каждом своем жизненном периоде я был не удовлетворен им. Стремился, чтобы стало все как-то по-другому. Но вот не находил той истины, которая как раз тогда должна была быть. Не находил, но стремился. Но то, что с этим можно было не только бороться, но и победить я понял намного позже. Хотя, как сказать. По сути, мой мозг в течение жизни получал значительную информацию. А уже анализ ее как раз и помог привести меня к возникновению какой-то уверенности. Уверенности хотя бы в том, что не все потеряно. Но именно это и важно. Отчаяние, пожалуй, самое страшное. Отчаяние это то, что не позволяет нам опускать руки. Отчаяние,-- это то, из-за чего мы начинаем смиряться. И... проигрывать. Конечно же, проигрывать. А значит, требовалось избежать наступления отчаяния. Нельзя было допускать, чтобы что-то подобное начинало завладевать нами. И надо бороться. Надо искать способы не только сопротивляться - но и выигрывать. Не сникать. Не падать в пропасть хаоса, окружающего наши души. И только тогда возможно - что мы... выживем. Хотя и понятно, что это будет не просто. Передо мной как будто раскладывалась проблема. Она высвечивалась с разных сторон. Была освещена каким-то неземным (исходившим от нее) излучением. Но это еще было не то. А значит требовалось и дальше раскрывать ее сущность. Выискивать те составляющие, которые в итоге должны были привести к исчезновению ее. И это означало, что борьба продолжалась. Ну а почему я решил, что все должно прекратиться? Да, какое-то видение появилось. Сложившаяся ситуация уже не казалась такой безнадежной. Но ведь это совсем не означало, что все должно закончиться. Тем более в ближайшее время. Совсем нет. Да и, по сути, ведь и раньше не было так все безнадежно. Какое-то правильное решение как будто и раньше все время сопровождало меня. Вопрос только, что я не умел (да и не знал как) этим воспользоваться. Но это совсем не означало что все окончательно плохо или хорошо. Видимо, это был обычный процесс. Ну а почему нет? Почему я решил, что в моем случае должно было быть как-то иначе? Совсем нет. Требовалась достаточно длительная борьба. Требовалось задействовать любые (имеющиеся в арсенале) способы противодействия наступлению и продолжению течения болезни.

Дата добавления: 2015-06-04