Скифы, упадок Урарту и возвышение лидии. Первое Армянское государство. 2 страница

С ростом городов связан прогресс в области внутриполиспого и международного права. Необходимость дальнейшего развития товарно-денежных отношений, сплоченно всего населении полиса в единый гражданский коллектив трудно было согласовать с традиционными принципами родового права и морали, в соответствии с которыми каждый чужак — выходец из чужого рода или фратрии воспринимался как потенциальный враг, подлежащий уничтожению или превращению в раба. В архаическую эпоху эти воззрения постепенно начинают уступать свое место более широким и гуманным взглядам, согласно которым существует некая божественная справедливость, распространяющаяся в равной степени на всех людей, независимо от их родовой или племенной принадлежности. С таким представлением мы сталкиваемся уже в «Работах и днях» Гесиода, беотийского поэта VIII в. до н. э., хотя его ближайшему предшественнику— Гомеру оно совершенно чуждо. Боги, в понимании Гесиода, внимательно следят за правыми и неправыми делами людей. Для этой цели на землю посланы «три мириада стражей бессмертных... правых и злых человеческих дел соглядатаи, бродят по миру всюду они, облеченные мглою туманной»(Здесь и далее переводы В.В. Вересаева.).

Главной блюстительницей права является дочь Зевса — богиня Дике («Справедливость»). О реальном прогрессе общественного правосознания свидетельствуют древнейшие сборники законов, приписываемые знаменитым законодателям: Драконту, Залевку, Харонду и др. Судя по сохранившимся отрывкам, кодексы эти были еще очень несовершенны и содержали в себе немало архаичных правовых норм и обычаев: в основе своей законы Драконта и им подобные были записью уже существовавшего обычного права. Многие из этих законов уходят своими корнями в глубины первобытной эпохи, как, например, экзотический обычай привлечения к судебной ответственности «совершивших убийство» животных и неодушевленных предметов, с которым мы сталкиваемся в одном из дошедших до нас фрагментов из законов Драконта. Вместе с тем сам факт записи права нельзя не оценить как положительный сдвиг, поскольку он свидетельствует о стремлении положить предел самоуправству влиятельных семей и родов и добиться подчинения рода судебному авторитету полиса. Запись, законов и введение правильного судопроизводства способствовали изживанию таких старинных обычаев, как кровная месть или мзда за убийство. Теперь убийство уже не считается частным делом двух семей: семьи убийцы и семьи его жертвы. В решении спора участвует вся община, представленная ее судебными органами.

Передовые нормы морали и права распространяются в эту эпоху не только на соотечественников, но и на чужеземцев, граждан других полисов. Труп убитого врага уже не подвергался надругательствам (ср., например, «Илиаду», где Ахилл надругался над телом погибшего Гектора), а выдается родственникам для предания земле. Свободных эллинов, захваченных в плен на войне, как правило, не убивают и не превращают в рабов, а возвращают на родину за выкуп. Принимаются меры для искоренения морского пиратства и разбоя на суше. Отдельные полисы заключают между собой договоры, гарантируя личную безопасность и неприкосновенность имущества граждан, если они окажутся на чужой территории. Эти шаги к сближению были вызваны реальной потребностью в более тесных экономических и культурных контактах. В известной мере это вело к преодолению былой замкнутости отдельных полисов п постепенному развитию общсгре-ческого, или, как тогда говорили, панэллинского, патриотизма. Однако дальше этих первых попыток дело не пошло. Единым народом греки все-таки не стали.

Именно города были в архаический период главными очагами достижений передовой культуры. Здесь получила широкое распространение новая система письма — алфавит.

Он был намного удобнее слогового письма микенской эпохи: состоял всего из 24 знаков, каждый из которых имел твердо установленное фонетическое значение. Если в микенском обществе грамота была доступна лишь немногим посвященным, входившим в замкнутую группу писцов-профессионалов, то теперь она становится общим достоянием всех граждан полиса (каждый мог овладеть элементарными навыками письма и чтения в начальной школе). Новая система письменности впервые явилась поистине универсальным средством передачи информации, которое с одинаковым успехом могло применяться и в деловой переписке, и для записи лирических стихов или философских афоризмов. Все это обусловило быстрый рост грамотности среди населения греческих полисов и, несомненно, способствовало дальнейшему прогрессу культуры во всех основных ее областях.

Однако весь этот прогресс, как обычно бывает в истории, имел и свою оборотную, теневую сторону. Стремительное развитие товарно-денежных отношений, вызвавшее к жизни первые города с их передовой, жизнеутверждающей культурой, отрицательно отразилось на положении греческого крестьянства. Аграрный кризис, являвшийся главной причиной Великой колонизации, не только пе утих, по, напротив, начал свирепствовать с еще большей силой. Почти повсеместно в Греции мы наблюдаем одну и ту же безотрадную картину: крестьяне массами разоряются, лишаются своих «отеческих наделов» и пополняют ряды батраков — фетов. Характеризуя обстановку, сложившуюся в Афинах на рубеже VII—VI вв. до н. э., перед реформами Солона, Аристотель писал: «Надо иметь в виду, что вообще государственный строй был олигархическим, но главное было то, что бедные находились в порабощении не только сами, но также их дети и жены. Назывались они пелатами и шестидольниками, потому что на таких арендных условиях обрабатывали поля богачей(Не со псом ясно, что хотел сказать Аристотель этой фразой. Шестидольники могли отдавать землевладельцу либо 5/6, либо 1/6 урожая. Последнее кажется более вероятным, так как при существовавшей земледельческой технике вряд ли крестьянин мог бы прокормить семью одной шестой долей урожая с участка такого размера, какой он мог обрабатывать вместе с женой и детьми.). Вся же вообще земля была в руках немногих. При этом, если эти бедняки не отдавали арендной платы, можно было увести в кабалу и их самих, и детей. Да и ссуды у всех обеспечивались личной кабалой вплоть до времени Солона». В той или иной мере эта характеристика приложима и ко всем другим районам тогдашней Греции.

Коренная ломка привычного житейского уклада весьма болезненно действовала на сознание людей архаической эпохи. В поэме Гесиода «Работы и дни» вся история человечества представлена как непрерывный упадок и движение вспять от лучшего к худшему. На земле, по мысли поэта, уже сменились четыре человеческих поколения: золотое, серебряное, медное и поколение героев. Каждое из них жило хуже, чем предыдущее, но самый тяжкий удел достался пятому, железному поколению людей, к которому причисляет себя и сам Гесиод. «Если бы мог я не жить с поколением пятого века! — горестно восклицает поэт.— Раньше его умереть я хотел бы иль позже родиться».

Сознание своей беспомощности перед лицом «царей-дароядцев»(«Цари» (басилеи) у Господа, так же как и у Гомера,—представители местной родовой знати, стоящие во главе общины.), по-видимому, особенно угнетало поэта-крестьянина. Об этом говорит включенная в поэму Гесиода «Басня о соловье и ястребе»:

Басню теперь расскажу я царям, как они неразумны.
Вот что однажды сказал соловью нестрогласному ястреб.
Когти вонзивши в него и неся его в тучах высоких.
Жалко пищал соловей, пронзённый кривыми когтями,
Тот же властительно с речью такою к нему обратился:
«Что ты, несчастный, пищишь? Ведь намного тебя я сильнее!
Как ты не пой, а тебя унесу я, куда мне угодно,
И пообедать могу я тобой, и пустить на свободу.
Разума тот не имеет, кто мериться хочет с сильнейшим;
Ни победит он его — к уннженью лишь горе прибавит!»
Вот что стремительный ястреб сказал, длиннокрылая птица.

В те времена, когда Гесиод создавал свои «Работы и дни», могущество родовой знати в большинстве греческих полисов оставалось еще непоколебимым.

Спустя каких-нибудь сто лет картина коренным образом меняется.

Об этом мы узнаем из стихов другого поэта, уроженца Мегары Феогнида. Феогнид, хотя по рождению он принадлежал к высшей знати, чувствует себя очень неуверенно в этом меняющемся на глазах мире и, так же как и Гесиод, склонен весьма пессимистично оценивать свою эпоху. Его мучает сознание необратимости социальных перемен, происходящих вокруг него:

Город наш все ещё город, о Кирн, но уж люди другие,
Кто ни законов досель, ни правосудья не знал,
Кто одевал себе тело изношенным мехом козлиным
И за стеной городской пасся, как дикий олень.
Сделался знатным отныне.
А люди, что знатными были,
Низкими стали.
Ну, кто б все это вытерпеть мог?

Стихи Феогнида показывают, что процесс имущественного расслоения общины затрагивал не только крестьянство, но и знать. Многие аристократы, обуреваемые жаждой наживы, вкладывали свое состояние в различные торговые предприятия и спекуляции, но, не имея достаточной практической сметки, разорялись, уступая место более цепким и изворотливым выходцам из низов, которые благодаря своему богатству подымаются теперь на самую вершину социальной лестницы. Эти «выскочки» вызывают в душе поэта-аристократа дикую злобу и ненависть. В мечтах он видит народ возвращенным в его прежнее, полурабское состояние:

Твердой ногой наступи на грудь суемыслящей черни,
Бей ее медным бодцом, шею пригни под ярмо!..
Нет под всевидящим солнцем, нет в мире широком народа,
Чтоб добровольно терпел крепкие вожжи господ...
(Перевод Л. Пиотровского.)

Действительность, однако, разбивает эти иллюзии глашатая аристократической реакции. Возвращение вспять уже невозможно, и поэт это сознает.

Стихи Феогнида запечатлели разгар классовой борьбы, тот момент, когда взаимная вражда и ненависть борющихся партий достигли своей высшей точки. Мощное демократическое движение охватило в это время города Северного Пелопоннеса, в том числе и родной город Феогнида Мегару, также Аттику, островные полисы Эгейского моря, ионийские города Малой Азии и даже отдаленные западные колонии Италии и Сицилии.

Повсюду демократы выдвигают одни и те же лозунги: «Передел земли и отмена долгов», «Равенство всех граждан полиса перед законом») (исономия), «Передача власти народу» (демократия). Это демократическое движение было неоднородно по своему социальному составу. В нем принимали участие и богатые купцы из простонародья, и зажиточные крестьяне, и ремесленники, и обездоленные массы сельской и городской бедноты. Если первые добивались прежде всего политического равенства со старинной знатью, то последних гораздо больше привлекала идея всеобщего имущественного равенства, что означало в тогдашних условиях возвращение назад, к традициям общинного родового строя, к регулярным переделам земли. Во многих местах доведенные до отчаяния крестьяне пытались осуществить на практике патриархальную утопию Гесиода и верпуть человечество обратно в «золотой век». Воодушевленные этой идеей, они захватывали имущество богачей и знати и делили его между собой, сбрасывали со своих полей ненавистные закладные столбы(Эти столбы воздвигались кредитором па поле должника в знак того, что поле являлось залогом уплаты долга и могло в случае его неуплаты быть отобрано.), сжигали долговые книги ростовщиков. Защищая свою собственность, богачи все чаще пускают в ход террор и насилие, и таким образом накапливавшаяся веками классовая вражда перерастает в настоящую гражданскую войну. Восстания и государственные перевороты, сопровождавшиеся зверскими убийствами, массовыми изгнаниями и конфискациями имущества побежденных, становятся в это время обычным явлением в жизни греческих городов-государств. Феогнид в одной из своих элегий обращается к читателю с предупреждением:

Пусть еще в полной пока тишине наш покоится город,—
Верь мне, недолго она в городе может царить.
Где нехорошие люди к тому начинают стремиться,
Чтоб из народных страстей пользу себе извлекать.
Ибо отсюда — восстанья, гражданские войны, убийства,
Также монархи,— от них обереги нас, судьба!

Упоминание о монархах в последней строке — весьма симптоматично:

во многих греческих государствах длившийся иногда десятилетиями социально-политический кризис разрешался установлением режима личной власти. Истощенная бесконечными внутренними смутами и распрями полисная община уже не могла противостоять притязаниям влиятельных лиц на единоличную власть, и в городе устанавливалась диктатура «сильного человека», который правил, не считаясь с законом и с традиционными учреждениями: советом, народным собранием и т. д. Таких узурпаторов греки называли тиранами(Само это слово заимствовано греками из лидийского языка и первоначально не имело бранного значения.), противопоставляя их древним царям — басилеям, правившим на основании наследственного права или всенародного избрания.

Захватив власть, тиран начинал расправу со своими политическими противниками. Их казнили без суда и следствия. Целые семьи и даже роды отправлялись в изгнание, а их имущество переходило в казну тирана. В позднейшей исторической традиции, в основном враждебной тирании, само слово «тирания» стало в греческом языке синонимом беспощадного кровавого произвола. Чаще всего жертвами репрессий становились выходцы из старинных аристократических фамилий. Острие террористической политики тиранов было направлено против родовой знати. Не довольствуясь физическим истреблением наиболее видных представителей этой социальной группы, тираны всячески ущемляли её интересы, запрещая аристократам заниматься гимнастикой, собираться на совместные трапезы и попойки, приобретать рабов и предметы роскоши. Знать, являвшаяся наиболее организованной и вместе с тем самой влиятельной и богатой частью общины, представляла наибольшую опасность для единоличной власти тирана. С этой стороны ему постоянно приходилось ожидать заговоров, покушений, мятежей.

По-иному складывались отношения тирана с народом. Многие тираны архаической эпохи начинали свою политическую карьеру в качестве простатов т. е. вождей и защитников демоса. Знаменитый Писистрат, захвативший власть над Афинами в 562 г. до н. э., опирался на поддержку беднейшей части афинского крестьянства, которая обитала в основном во внутренних гористых районах Аттики. «Гвардию» тирана, предоставленную Писистрату по его просьбе афинским народом, составил отряд из трехсот человек, вооруженных дубинами — обычное оружие греческого крестьянства в то смутное время. С помощью этих «дубиноносцев» Писистрат захватил афинский акрополь и таким образом стал хозяином положения в городе. Находясь у власти, тиран задабривал демос подарками, бесплатными угощениями и увеселениями во время праздников. Так, Писистрат ввел в Афинах дешевый сельскохозяйственный кредит, ссужая нуждающихся крестьян инвентарем, семенами, скотом. Он учредил два новых всенародных празднества; Великие Панафинеи и Городские Дионисии и справлял их с необыкновенной пышностью(В программу Городских Дионисий входили театральные представления. Согласно преданию, в 536 г. до н. э, при Писистрате была осуществлена первая в истории греческого театра постановка трагедии.). Стремлением добиться популярности среди народа были продиктованы и приписываемые многим тиранам меры по благоустройству городов: строительство водопроводов и фонтанов, сооружение новых великолепных храмов, портиков на агоре, портовых построек и т. д. Все это, однако, еще не дает нам права считать самих тиранов «борцами» за народное дело. Главной целью тиранов было всемерное укрепление владычества над полисом и в перспективе — создание наследственной династии. Осуществить эти замыслы тиран мог, лишь сломив сопротивление знати. Для этого ему и нужна была поддержка демоса или по крайней мере благожелательный нейтралитет с его стороны. В своем «народолюбии» тираны обычно не шли дальше незначительных подачек и демагогических посулов толпе. Никто из известных нам тиранов не пытался осуществить на деле основные лозунги демократического движения: «Передел земли» и «Отмена долгов». Никто из них ничего не сделал для того, чтобы демократизировать государственный строй полиса. Напротив, постоянно нуждаясь в деньгах для выплаты жалованья наемникам, для своих строительных предприятий и других надобностей, тираны облагали подданных неизвестными ранее налогами. Так, при Писистрате афиняне ежегодно отчисляли в казну тирана 1/10 своих доходов. В целом тирания не только не способствовала дальнейшему развитию рабовладельческого государства, но, напротив, тормозила его.

Тактика, применявшаяся тиранами по отношению к народным массам, может быть определена как «политика кнута и пряника».

Заигрывая с демосом и пытаясь привлечь его на свою сторону как возможного союзника в борьбе со знатью, тираны в то же время боялись народа. Чтобы обезопасить себя с этой стороны, они нередко прибегали к разоружению граждан полиса и вместе с тем окружали себя наемными телохранителями из числа чужеземцев или отпущенных на свободу рабов. Всякое скопление людей на городской улице или площади внушало тирану подозрения; ему казалось, что граждане что-то затевают, готовят мятеж или покушение; жилище тирана располагалось обычно в городской цитадели — на акрополе. Только здесь, в своем укрепленном гнезде, он мог чувствовать себя хотя бы в относительной безопасности.

Естественно, что в таких условиях действительно прочного союза между тираном и демосом не было и не могло быть. Единственной реальной опорой режима личной власти в греческих городах-государствах, в сущности, была наемная гвардия тиранов. Тирания оставила заметный след в истории ранней Греции. Колоритные фигуры первых тиранов — Периандра, Писистрата, Поликрата и др.— неизменно привлекали к себе внимание позднейших греческих историков. Из поколения в поколение передавались легенды об их необыкновенном могуществе и богатстве, об их сверхчеловеческой удачливости, вызывавшей зависть даже у самих богов,— таково известное предание о Поликратовом перстне, сохраненное Геродотом(Предание рассказывает, что гостивший у Поликрата, тирана о-ва Самос, египетский царь посоветовал ему пожертвовать самым дорогим, что у него было, дабы боги не позавидовали его счастью. Поликрат бросил в море свой перстень, но па следующий день рыбак принес ему в дар боль шую рыбу, и брошенный перстень нашелся в её брюхе. Египетский царь покинул Поликрата, считая его обреченным, и вскоре тот действительно погиб.). Стремясь придать больше блеска своему правлению и увековечить свое имя, многие тираны привлекали к своим дворам выдающихся музыкантов, поэтов, художников. Такие греческие полисы, как Коринф, Сикион, Афины, Самос, Милет, стали под властью тиранов богатыми, процветающими городами, украсились новыми великолепными постройками. Некоторые из тиранов вели довольно успешную внешнюю политику.

Периандр, правивший в Коринфе с 627 по 585 г. до н. э., сумел создать большую колониальную державу, простиравшуюся от островов Ионического моря до берегов Адриатики. Знаменитый тиран о-ва Самос Поликрат за короткое время подчинил своему владычеству большую часть островных государств Эгейского моря. Писистрат успешно боролся за овладение важным морским путем, соединявшим Грецию через коридор проливов и Мраморное море с Причерноморьем. Тем ие менее вклад тиранов в социально-экономическое л культурное развитие архаической Греции нельзя преувеличивать. В этом вопросе мы вполне можем положиться на ту трезвую и беспристрастную оценку тирании, которую дал величайший из греческих историков Фукидид. «Все тираны, бывшие в эллинских государствах,— писал он,— обращали свои заботы исключительно на свои интересы, на безопасность своей личности и на возвеличение своего дома. Поэтому при управлении государством они преимущественно, насколько возможно, озабочены были принятием мер собственной безопасности; ни одного замечательного дела они не совершили, кроме разве войн отдельных тиранов с пограничными жителями». Но имея прочной социальной опоры в массах, тирания не могла стать устойчивой формой государственного устройства греческого полиса. Позднейшие греческие историки и философы, например Геродот, Платон, Аристотель, видели в тирании ненормальное, противоестественное состояние государства, своеобразную болезнь полиса, вызванную политическими смутами и социальными потрясениями, и были уверены, что долго это состояние продолжаться не может.

Действительно, лишь немногие из греческих тиранов архаического периода сумели не только удержать за собой захваченный ими престол, но и передать его по наследству своим детям (Самым продолжительным было правление династии Орфагоридов в Сикионе (670—510 гг. до н. э.). На втором месте стоят коринфские Кипселиды (657—583 гг. до н. э.), на третьем — Писистратиды (560—510 гг. до н. э.)).

Тирания лишь ослабила родовую знать, но окончательно сломить ее могущество не могла, да, вероятно, и не стремилась к этому. Во многих полисах вслед за свержением тирапии снова наблюдаются-вспышки острой борьбы. Но в круговороте гражданских войн постепенно зарождается новый тип государства — рабовладельческий полис.

Формирование полиса было результатом настойчивой преобразовательной деятельности многих поколений греческих законодателей. О большинстве из них мы почти ничего не знаем. (Античная традиция донесла до нас лишь несколько имен, среди которых особенно видное место занимают имена двух выдающихся афинских реформаторов — Солона и Клисфена и великого спартанского законодателя Ликурга. Как правило, наиболее значительные преобразования проводились в обстановке, острого политического кризиса. Известен ряд случаев, когда граждане того или иного государства, доведенные до отчаяния бесконечными распрями и смутами и не видевшие иного выхода из создавшегося положения, избирали одного из своей среды посредником и примирителем.

Одним из таких примирителей был Солон. Избранный в 594 г. до н. э. на должность первого архонта(Архонты (букв, «начальствующий») — правящая коллегия должностных лиц, состоявшая из девяти человек. Первый архонт считался председателем коллегии. По его имени в Афинах обозначался год.) с правами законодателя, он разработал и осуществил широкую программу социально-экономических и политических преобразований, конечной целью которых было восстановление единства полисной общины, расколотой гражданскими междоусобицами на враждующие политические группировки. Наиболее важной среди реформ Солона была коренная реформа долгового права, вошедшая в историю под образным наименованием «стряхивание бремени» (сейсахтейя). Солон и в самом деле сбросил с плеч афинского народа ненавистное бремя долговой кабалы, объявив все долги и накопившиеся по ним проценты недействительными и запретив на будущее сделки самозаклада. Сейсахтейя спасла крестьянство Аттики от порабощения и тем самым сделала возможным дальнейшее развитые демократии в Афинах. Впоследствии сам законодатель с гордостью писал об этой своей заслуге перед афинским пародом:

Какой же я из тех задач не выполнил,
Во имя коих я тогда сплотил народ,
О том всех лучше перед Времени судом
Сказать могла б из олимпийцев высшая —
Мать черная Земля, с которой снял тогда
Столбов поставленных я много долговых,
Рабыня прежде, ныне же свободная.
(Перевод С. И. Радцига.).

Освободив афинский демос от тяготевшей над ним задолженности, Солон, однако, отказался выполнить другое его требование — произвести передел земли. По словам самого Солона, в его намерение вовсе не входило «в нажитях родных дать худым и благородным долю равную иметь», т. е. полностью уравнять знать и простонародье в имущественном и социальном отношении. Солон попытался лишь приостановить дальнейший рост крупного землевладения и тем самым положить предел засилью знати в экономике Афин. Известен закон Солона, запрещавший приобретать землю свыше определенной нормы. Очевидно, эти меры имели успех, так как в дальнейшем, на протяжении VI и V вв. до н. э., Аттика оставалась но преимуществу страной среднего и мелкого землевладения, в которой даже самые большие рабовладельческие хозяйства по превышали по площади нескольких десятков гектаров.

Еще один важный шаг в сторону демократизации афинского государства и укрепления его внутреннего единства был сделай в конце VI в. (между 509 и 507 гг.) Клисфеном(Между Солоном и Клисфеном в Афинах правил тиран Писистрат, а затем его сыновья. Тирания была ликвидирована в 510 г. до н. э.). Если реформы Солопа подорвали экономическое могущество знати, то Клисфен, хотя и сам выходец из знатного рода, пошел еще дальше. Главной опорой аристократического режима в Афинах, так же как и во всех других греческих государствах, были родовые объединения — так называемые филы и фратрии. С древнейших времен весь афинский демос делился на четыре филы, в каждую из которых входило по три фратрии. Во главе каждой фратрии стоял знатный род, ведавший ее культовыми делами. Рядовые члены фратрии обязаны были подчиниться религиозному и политическому авторитету своих «вождей», оказывая им поддержку во всех их предприятиях.

Занимай господствующее положение в родовых союзах, аристократия держала под своим контролем всю массу демоса. Против этой политической организации Клисфеп и направил свой главный удар. Он ввел новую, чисто территориальную систему административного деления, распределив всех граждан по десяти филам и ста более мелким единицам — демам. Филы, учрежденные Клисфеном, не имели никакого отношения к старым родовым филам.

Более того, они были составлены с таким расчетом, чтобы лица, принадлежавшие к одним и тем же родам и фратриям, были впредь политически разобщены, проживая в разных территориально-административных округах. Клисфен, по выражению Аристотеля, «смешал все население Аттики», не считаясь с его традиционными политическими и религиозными связями. Таким образом ему удалось решить одновременно три важные задачи: 1} афинский демос, п прежде всего крестьянство, составлявшее весьма значительную и вместе с тем наиболее консервативную его часть, был освобожден из-под древних родовых традиций, на которых основывалось политическое влияние знати; 2)были прекращены нередко возникавшие распри между отдельными родовыми союзами, угрожавшие внутреннему единству афинского государства; 3) были привлечены к участию в политической жизни те, кто до этого стоял вне фратрий и фил и в силу этого не пользовался гражданскими правами. Реформы Клисфена завершают собой первый этап борьбы за демократию в Афинах. В ходе этой борьбы афинский демос добился больших успехов, политически вырос и окреп. Воля демоса, выраженная путем общего голосования в народном собрании (экклесия), приобретает силу обязательного для всех закона. Все должностные лица, не исключая и самых высших — архонтов и стратегов(Стратегами в Афинах назывались военачальники, командовавшие армией и флотом. Коллегия из десяти стратегов была учреждена Клисфеном.), выбираются и обязаны отчитываться перед народом в своих действиях, а в том случае, если допущена какая-нибудь провинность с их стороны, могут быть подвергнуты тяжелому наказанию.

Рука об руку с народным собранием работал созданный Клисфеном совет пятисот (буле) и учрежденный Солоном суд присяжных (гелием). Совет пятисот выполнял при народном собрании функции своеобразного президиума, занимаясь предварительным обсуждением и обработкой всех предложений и законопроектов, поступавших затем на окончательное утверждение в экклесию. Поэтому декреты народного собрания в Афинах начинались обычно с формулы: «Постановили совет и народ». Что касается гелиеи, то она была в Афинах высшей судебной инстанцией, в которую все граждане могли обращаться с жалобами на несправедливые решения должностных лиц. Как совет, так и суд присяжных избирались жеребьевкой по десяти филам, учрежденным Клисфеном. Благодаря этому в их состав могли попасть наравне с представителями знати также и рядовые граждане. Этим они в корне отличались от старого аристократического совета и суда — ареопага.

Впрочем, до полного торжества демократических идеалов было ещё далеко. Сложившаяся в результате реформ Солона и Клисфена система государственного управления оценивалась древними как умеренная форма демократии. Наибольшим значением в политической жизни Афин пользовалась прослойка зажиточного крестьянства, оттеснившая на задний план как старую земельную знать, так и торгово-ремесленные слои городского населения. Зажиточные крестьяне — зевгиты(Зевгит — от греч. зевгос — «ярмо», «упряжка». Упряжка из двух волов была главной рабочей силой в хозяйстве крестьянина (возможно, это слово происходит от места, которое воин нанимал в строю.— Примеч. ред.).) составляли политически активное ядро народного собрания. Из них же формировалось тяжеловооруженное гоплитское(Гоплит — пеший воин, имеющий полный комплект тяжелого защитного вооружения: ттопоаш. панцирь, шлем п щит. В отличие от воинов гомеровской эпохи гоплиты сражались в сомкнутом строю, так называемой фалангой.) ополчение, которое становится теперь решающей силой на полях сражений, почти совершенно вытеснив с них аристократическую конницу. Малоземельные крестьяне, равно как и городская беднота, активного участия в управлении государством в то время еще не принимали, хотя формально и те п другие считались афинскими гражданами. Следует иметь в виду, что пачппая со времени Солона доступ во многие из правительственных учреждений был ограничен в Афинах высоким имущественным цензом. Так, членом совета мог стать лишь человек, принадлежавший к разряду зевгитов, т. е. тот, кто получал со своей земли не менее двухсот мер годового дохода. Самый высокий ценз был установлен для должности архонта — не менее пятисот мер годового дохода. Представители последнего, четвертого по счету разряда фетов(Феты — букв, «поденщики», «батраки». В этот разряд входили граждане, получавшие менее двухсот мер годового дохода с земли, а также те, у кого земли вообще не было) были допущены только в народное собрание и в суд присяжных. Потребовалось не одно десятилетие упорной политической борьбы для того, чтобы принцип гражданского равноправия был последовательно проведен в Афинах.

Дата добавления: 2015-06-04