Митрополит Макарий 32 страница

Никон: "Я черкашенину никаких золотых не давал, а дал племяннику своему на дорогу, и тот племянник на дороге пойман".

Когда в грамоте прочитано было, как Никон приходил в Москву по письмам Никиты Зюзина и что Зюзин за то был сослан, а жена его умерла, государь сказал: "Никита Зюзин достоин был за свое дело смертной казни, потому что он призывал Никона в Москву без моего повеления и учинил многую смуту, а жена Никитина умерла от Никона, потому что он выдал письма Никиты, которого имел за друга, мне, государю".

Никон: "Те письма я прислал государю, оправдывая себя". И царь поднес патриархам все дело о приходе Никона в Москву по письмам Зюзина, и патриархи то дело приняли. В грамоте было написано, что многие за Никона, кто только говорил о нем доброе слово, посланы были в заточение и мукам преданы: иподьякон Никита будто умер в железах, поп Сысой будто погублен, строитель Аарон будто сослан в Соловецкий монастырь, и пр.

Государь: "Иподьякон Никита ездил от Никона к Никите Зюзину с ссорными письмами, и за то сидел под караулом, и умер собою от болезни; Сысой поп, ведомый вор и ссорщик, и за многие его плутовства сослан; Аарон строитель говорил про меня, государя, непристойные слова и за то сослан, да и другие, которые были обличены в каких-либо ссорных делах, находились в ссылках и за караулом. А что Никон в грамоте написал, будто за него многие люди мучены были, то пусть скажет именно, кто был мучен?" Никон отвечал: "Про то мне сказывали", а кто сказывал именно, не объявил. Государь: "Надобно было ссорным речам не верить и ко Вселенским патриархам можно не писать".

В грамоте было написано, что повелел государь быть Собору, и благословением Газского митрополита Паисия переместили Питирима, митрополита Сарского, в Новгород вопреки правилу, запрещающему перемещать архиереев, и на место Питирима поставили Павла, архимандрита чудовского, и других архиереев в иные епархии. Государь: "Когда Никон был на патриаршестве, в то время перевел он из Твери архиепископа Лаврентия в Казань митрополитом, да и иных многих от места к месту переводил".

Никон: "Я то делал не по правилам, в неведении". Питирим Никону: "Ты и сам в Новгородскую митрополию возведен на место живого митрополита Аффония". Никон Питириму: "Тот Аффоний митрополит был без ума, чтоб и тебе также быть без ума".

Вслед за тем в грамоте было написано: "От сего беззаконнаго Собора преста на Руси соединение с св. Восточною Церковию, и от благословения вашего отлучишася, но от Римских Костелов начаток прияша волями своими. А откеле же прияла Русь св. Крещение от св. Восточной Церкви, не бы у нас ни единаго соединения с Западным Костелом... и Исидора митрополита изгнаша, яко еретика". По прочтении этого царь говорил патриархам: "Никон написал такие великие укоризны и неправды ложно, забыв страх Божий, и тем св. апостольскую Церковь и православную веру в России опорочил, и меня, государя, и весь освященный Собор, и весь царский синклит, и всех православных христиан русских от благочестивой веры и от благословения Восточных патриархов отчел, и к Римскому Костелу и вере причел, и назвал всех еретиками. Если бы только то письмо Никона дошло до Вселенских патриархов, быть бы всем нам, православным христианам, под клятвою. И за то его ложное и затейливое письмо надобно всем стоять и умирать и от того очиститься". И все митрополиты, архиепископы и епископы, и освященный Собор, все бояре, окольничие и думные люди били челом патриархам, чтоб допросили Никона, почему он так написал и их еретиками назвал. Патриархи спросили Никона: "Чем они отлучились от соборной Церкви?"

Никон: "Тем, что Газский митрополит Паисий перевел Питирима из одной митрополии в другую и на его место поставил другого митрополита, да и иных архиереев от места к месту переводил, а ему то делать не подобало, потому что от Иерусалимского патриарха он отлучен и проклят. Да хотя бы он и не еретик был, ему на Москве долго быть не для чего; я его за митрополита не ставлю, у него и ставленой грамоты на свидетельство нет, и мужик наложит на себя мантию и будет такой же митрополит. Я то про него писал, а не о православных христианах". Но царь, и весь Собор, и синклит Никона в том уличали и повторяли пред патриархами: "Он всех нас в грамоте назвал еретиками, а не одного митрополита Газского, учините в том указ по правилам св. апостол и св. отец". Тогда Никон, обратившись к государю, сказал: "Только б ты Бога боялся, ты бы так со мною не делал".

В грамоте было написано, что на все церковные степени ставят по повелению государя и в ставленых грамотах пишут, что тот или другой хиротонисован по повелению государя, и в архиереи избирают, и ставят, и отлучают — все по повелению же государя.

Государь: "На священные степени ставят и ставленые грамоты дают ставленникам так же и ныне, как бывало прежде; в архиереи избирают и поставляют и, кого придется, отлучают власти Собором, а не по моему указу, и то Никон про меня написал неправду".

В грамоте было написано, что государь из патриаршей казны берет на свои проторы и из архиерейских и монастырских имений по его указу берут на службу людей, и деньги, и хлеб немилостиво.

Государь: "Что взято из патриаршей казны, то было взято взаймы, а не даром, и о тех деньгах записано в книгах Патриаршего приказа; многое уже заплачено, а остальное будет заплачено впоследствии. А со властей и с монастырей брались даточные люди, и деньги, и хлеб, как бирались и в прежние времена для государевой службы. Он же, Никон, на строение нового Воскресенского монастыря брал из домовой патриаршей казны многие деньги, которые собраны были со властей и с монастырей вместо даточных людей, да он же брал со властей и монастырей многие подводы самовольством". Никон во всем том заперся, будто он тех денег и подвод не бирал. Но митрополиты, архиепископы и епископы его уличали и говорили, что он и деньги, собиравшиеся с них за даточных людей, употреблял на строение Воскресенского монастыря, и брал от них подводы, и посылал в тот же монастырь самовольно, без государева указа.

Когда прочитано было, что боярин Семен Лукьянович Стрешнев научил собачку сидеть и передними ногами благословлять, назвав ее Никоном, и что хотя за такое бесчиние Никон проклял Стрешнева, но царское величество ни во что вменил ту клятву, государь сказал: "Никон о том мне не писывал, а Семен Лукьянович поклялся предо мною, что того вовсе не бывало". Затем все архиереи говорили, что Никон проклял боярина напрасно и без Собору. Боярин же Петр Михайлович Салтыков прибавил, что Никон Семена Лукьяновича Стрешнева от клятвы разрешил и грамоту ему прощальную прислал.

В грамоте было написано о Мефодии, епископе Мстиславском, что его послали из Москвы митрополитом на Киевскую митрополию, которая изначала была под благословением Константинопольского патриарха.

Государь: "Епископ Мефодий послан в Киев не митрополитом, но блюстителем нужды ради: Киевский митрополит, оставя свою кафедру, ушел в Польшу из Киева, а тамошняя страна без пастыря быть не может: городов и людей в ней много, от Москвы она далеко. И о том поставлении Мефодия я писал к Константинопольскому патриарху. Сам же Никон, как был на патриаршестве, поставил в Полоцк епископа, хотя Полоцкая епархия также исстари под благословением Цареградского патриарха".

Никон: "В Полоцк и прежде, при царе Федоре Ивановиче, ставили епископов Московские патриархи".

В грамоте было написано о Питириме митрополите, что он стоял на патриаршеском месте и сидел на патриаршем седалище, чего и приходившие к нам Восточные патриархи не делывали. Питирим отвечал: "По отшествии Никона патриарха я стоял и сидел в соборной церкви во время служб там, где мне подобало стоять и сидеть, но на патриаршем месте не стаивал и не сиживал, а в неделю ваий я действовал по указу государя, а не собою".

Никон: "Тебе не следовало так действовать, то действо патриаршеское".

Государь: "Когда Никон был в Новгороде митрополитом, он и сам так действовал, и, когда был на патриаршестве, при нем так действовали в Новгороде, и в Казани, и в Ростове".

Никон: "То-де я делал по неведению".

В конце грамоты было написано: "Писася в строении нашем, в Новом Иерусалиме Воскресенского монастыря". Тут патриархи спросили Никона: "Зачем он так написал?" Никон сначала сказал, что то переведено неверно, а потом присовокупил, что хотя у него и написано "в Новом Иерусалиме", только намерение его к горнему Иерусалиму, и назвал себя священником того Иерусалима.

Когда чтение грамоты и все возражения против нее окончились, Никон обратился к государю и сказал: "Бог тебя судит; я еще на избрании своем узнал, что тебе, государю, быть добру ко мне только до шести лет, а потом быть мне возненавиденным и мучимым". "Допросите его, — сказал царь патриархам, — как он то узнал на избрании своем". Но Никон на вопрос патриархов ничего не отвечал. "Сказывал Никон, — заметил Рязанский архиепископ Иларион, — что видел звезду метлою, и от того будет Московскому государству погибель; он бы поведал, от коего духа то узнал".

Никон: "И в древнем законе такие знамения бывали; авось-де на Москве то и сбудется. Господь пророчествовал на горе Елеонской о разорении Иерусалима за четыреста лет". И патриархи велели Никону идти на подворье.

Заседание было слишком продолжительно. Начавшись в третьем часу дня, оно окончилось во втором часу ночи и более всех должно было утомить царя и патриарха Никона, которые одни почти и действовали и все время оставались на ногах. Все заседание посвящено было только допросам Никона. Обвинения, по которым допрашивали его, указывал сам царь, и главных обвинений было два. Первое состояло в том, что Никон самовольно отрекся от престола и оставил Церковь, от чего в ней произошли многие смуты и она девятый уже год оставалась без архипастыря. Второе — в том, что Никон в своих письмах к Восточным патриархам изрек многие бесчестия и укоризны на государя, оклеветал его. Из расспросов по первому обвинению уяснилось, что Никон оставил свою кафедру и Церковь единственно из-за гнева государя к нему лично — причина совершенно недостаточная; если и был на него гнев государя, то ему, Никону, следовало, как справедливо заметили ему патриархи, посоветоваться с архиереями и бить челом государю, просить у него прощения, а не покидать Церкви, и на такое долгое время. Из допросов по второму обвинению, или, что то же, из чтения грамоты Никоновой к патриарху Дионисию, хотя обнаружилось, что не все Никон написал про царя неправду и по некоторым делам объяснения, высказанные на Соборе царем, нельзя признать удовлетворительными, но обнаружилось также, что Никон действительно написал про государя важные укоризны, клеветы, неправды, которые и подтвердить чем-либо отказался, например, будто царь вмешивался в архиерейские дела, будто он из-за Никона многих мучил, посылал в заточение, будто за нападки на Уложение, его, Никона, много раз хотели убить и пр. Обнаружилось еще, что Никон сам собою, без Собора низложил и подверг жестокому наказанию епископа Коломенского Павла и нанес в своей грамоте к Дионисию бесчестие не одному государю, но и всем сынам Русской Церкви, якобы они уклонились от Восточного православия и соединились с Римским Костелом. Патриархи Паисий и Макарий мало говорили в этом заседании, лишь изредка предлагали вопросы и делали замечания. Из русских архиереев и из чинов царского синклита говорили немногие и немного, когда признавали то нужным и уместным, а из греческих архиереев не говорил никто, даже Паисий Лигарид, вероятно, потому, что они не понимали русского языка, на котором происходили все допросы Никону и его ответы, равно как и все объяснения царя.

Шестое заседание Собора, судебное третье, происходило в той же столовой избе государевой 3 декабря, в понедельник. Присутствовали как патриархи с архиереями и прочим духовенством, так и сам царь с своим синклитом, но Никон не был приглашен, вероятно, потому, что теперь не предлагалось никаких новых обвинений против него, а только подтверждались, пояснялись и обсуждались прежние, по которым он уже был допрошен в предшествовавшем заседании, и только доканчивалось то, чего тогда не успели кончить: суд теперь был заочный. Лишь только заседание открылось, государь сошел с своего царского места и говорил к патриархам: "Приношу жалобу вместе с митрополитами, архиепископами и епископами и всем освящ. Собором, с боярами, окольничими и со всем синклитом на Никона, бывшего патриарха, что он, бранясь с митрополитом Газским, в письме своем к Цареградскому патриарху назвал меня, и весь освященный Собор, и всего моего царства людей еретиками, будто мы отложились от св. Восточной апостольской Церкви и приложились к Римскому Костелу. А св. мать наша соборная наша Церковь имеет в себе многоцелебную ризу Спасителя нашего и Бога, и мощи святителей и чудотворцев Московских, и мы веруем истинно, по преданию св. апостолов и св. отцов, и должны умирать за свою православную веру и за св. Божии Церкви. Рассудите нашу жалобу и очистите меня, и освящ. Собор, и всех православных христиан нашего царства от того Никонова названия". И, окончив речь, государь поклонился патриархам, а за ним и весь Собор, и весь синклит поклонились патриархам до земли. Патриархи в ответ на эту жалобу, которая была приносима и в предшествовавшем заседании, сказали: "То дело великое, и за то дело надобно стоять крепко. Если Никон назвал тебя, государь, и весь Собор, и всех в вашем царстве еретиками, то назвал также еретиками и нас, будто мы к еретикам пришли творить суд. Но мы в Московском государстве видим православных христиан, имеющих истинную веру греческого закона. По правилам св. апостолов и св. отцов, кто на кого клевещет или кого обвиняет в каком-либо злом деле и не докажет обвинения, тот сам подвергается наказанию, какого заслуживал бы обвиняемый им, если бы оказался виновным, а кто взведет на кого еретичество и не докажет, такой клеветник достоин, если священник, извержения, а если мирянин, проклятия. Никон назвал тебя, государя, и всех у вас православных христиан еретиками, и мы будем судить его по правилам св. апостолов и св. отцов". Тут государь рассказал патриархам, что вчера, 2 декабря, он посылал к Никону яства и питье, но Никон не принял и сказал, что у него и своего есть много и будто он о том государю не приказывал. Патриархи заметили: "Никон делает все, исступя ума своего".

Последовали и другие дополнения и пояснения к тому, что говорилось в предшествовавшем заседании.

Тогда говорили и свидетельствовали, что Никон отрекся от своего патриаршего престола, а Никон утверждал, что не отрекался, теперь государь представил патриархам три письма к нему Никона, в которых последний сам называл себя бывшим патриархом, и письма эти были прочитаны в собрании. Представил также государь и письмо к нему Никона, присланное с стольником Матвеем Пушкиным, где Никон излагал свое согласие, чтобы в Москву избран был новый патриарх при известных условиях. И это письмо было прочитано.

Государь сказал в прошлом заседании, что он не писал про Никона никаких укорительных слов в своих грамотах к Восточным патриархам, тогда как Никон в своих грамотах к ним написал про него многие бесчестия и укоризны; теперь государь велел прочитать вслух всех для примера грамоту, посланную им к Александрийскому патриарху Паисию, об отшествии Никона с престола и, когда грамота была прочитана, вновь жаловался на клеветы и укоризны, какие написал про него Никон. Патриархи Паисий и Макарий сказали: "Никон писал такие укоризны, думая, что и все таковы, каков он сам. В царственных книгах написано: кто обличится во лжи однажды и трижды, тому впредь верить ни в чем не должно. А бывший патриарх Никон обличился во многих лжах, и ему не подобает ни в чем верить".

Никон назвал в прошлом заседании митрополита Питирима и Павла своими недругами, будто они хотели его отравить; теперь оба митрополита подали патриархам свое письмо, очищая себя от клеветы, и патриархи велели своему переводчику, архимандриту Дионисию, принять эту бумагу. А государь приказал прочитать письмо к нему патриарха Никона, в котором последний так несправедливо и так резко порицал Питирима и самого царя за совершенное Питиримом действо в неделю ваий. И письмо было прочитано.

В прошлом заседании государь сказал, что Газский митрополит Паисий оправдался против клевет Никона; теперь Павел, митрополит Сарский, поднес патриархам самое "сыскное дело" о Газском митрополите, производившееся еще прежде соборне вследствие взведенных на него Никоном обвинений и обнаружившее, что Паисий православен. И патриархи то дело велели принять. Сказал еще в прошлом заседании государь про Коломенского епископа Павла, как изверг и заточил его Никон; теперь государь вновь повел речь о Павле и просил патриархов, чтобы они "извержение его рассмотрели".

Вспомнили также государь и патриархи про жалобу Никона, что его домового человека ударил государев окольничий Хитрово и что будто бы это бесчестие восходит и на него, Никона. И государь рассказал: однажды, когда Никон был еще на патриаршестве, его домовый человек Григорий Верещагин разломал предо мною мост. Я послал виновного к Никону и велел сказать ему, что человек его разломал предо мною мост, но Никон отвечал: "Для чего государь сам не управился с Верещагиным за такое бесчестие; вина за то бесчестие не восходит на меня". А патриарх Антиохийский Макарий сказал: "В то время, как у царского величества был стол для грузинского царя Теймураза, Никон патриарх прислал туда своего человека, чтобы учинить смуту. Но в градских законах написано, кто меж царей учинит смуту, тот достоин смерти, и потому, кто ударил человека Никонова, того Бог да простит". И, поднявшись, осенил в знамение этого прощения своими благословляющими руками окольничего Богдана Матвеевича, который и ударил ему на благословение челом. Затем патриарх Антиохийский рассказал про два случая, бывшие в то время, как он в первый раз находился в Москве (1655 — 1656). Сербский архиепископ (патриарх) Гавриил ходил помолиться в Троицкий Сергиев монастырь и на возвратном пути оттуда остановился в селе Пушкине на поле. Мужики этого села, патриаршие крестьяне, напали на архиепископа и били его ослопьями. Прибыв в Москву, он принес жалобу патриарху Никону, и Никон управы не дал, а сказал только: "Мужики спьяна то сделали". Другой случай: в соборной церкви, в алтаре при совершении литургии Никон снял шапку с одного архиерея и всячески бранил его за то только, что он во время каждения держал кадило за кольцо, а не за цепи.

Тот же патриарх Макарий говорил: "Подобает в навечерии Богоявления святить воду в церкви, а в самый праздник Богоявления исходить на иордан днем, чтоб всем было видимо; патриарх же Никон ходил на иордан в навечерии праздника, а не в самый праздник..." А оба патриарха говорили государю: "Никон писался патриархом Нового Иерусалима — кто его поставил в Новый Иерусалим патриархом? Другого Иерусалима на земле нет". И еще: "Мы слышим про Никона, что он позабрал себе многие монастыри и вотчины; дозволь, государь, всем, кого чем-либо обидел Никон, приносить нам на него жалобы — и их наберется много".

Наконец, государь сказал, чтобы патриархи "ехали к себе, и нынешнего дня ввечеру или, как они изволят, велели быти к себе властям, и с ними советовати, и дел слушати у себя, где они стоят". Значит, кроме открытых заседаний Собора по делу Никона были еще домашние заседания и совещания у патриархов в их кельях.

На седьмое заседание Собора, четвертое судебное, 5 декабря, в среду, собрались в столовой избе государя те же самые лица, духовные и светские, которые присутствовали на прежних заседаниях. И патриархи сказали, что нужно позвать на Собор бывшего патриарха Никона, и послали за ним двух епископов, Вятского Александра и Мстиславского Мефодия, с двумя архимандритами. Никон пришел, как и прежде, в преднесении ему креста и, вступив в царскую столовую, проговорил вход и молитву и поклонился государю до земли дважды, а потом кланялся патриархам, властям, боярам и пр. В настоящем заседании объявлялись Никону главные на него обвинения, против которых он возражал, пытаясь отрицать компетентность самих судей своих; читались правила Церкви для суда над ним, против которых он также возражал, и состоялся самый приговор над ним. Все это происходило не в порядке, а смешанно, с перерывами и отступлениями, по крайней мере в таком виде изложено в современной записи.

Вначале Александрийский патриарх Паисий, судия вселенной, говорил государю, и всему Собору, и всему царскому синклиту, что они, патриархи, пришли в царствующий град Москву не для какой-либо милостыни и не по нужде, а по письму великого государя, чтобы судить бывшего патриарха Никона, оставившего святую соборную Церковь и свой патриаршеский престол с клятвою. И затем, обратившись к Никону, объявил ему первое и самое важное на него обвинение: "Ты отрекся своего патриаршего престола с клятвою и отошел без правильной вины".

Никон: "Я не отрекся патриаршеского престола с клятвою, я свидетельствовался небом и землею и отошел от государева гнева. А ныне да будет, что царское величество изволит, и я пойду, куда государь укажет: благое по нужде не бывает".

Патриархи: "Многие слышали, как ты отрекся от патриаршества с клятвою".

Никон: "То на меня затеяли, а если я не годен, я не домогаюсь возвращения на престол и пойду туда, куда царское величество изволит". Патриархи перешли к другому обвинению на Никона и спросили его: "Кто велел тебе писаться патриархом Нового Иерусалима?"

Никон: "Я не писался и не называл себя патриархом Нового Иерусалима". "Нет, писался", — заметил Рязанский архиепископ Иларион и показал письмо, писанное рукою Никона. Никон взглянул и молвил: "Рука моя, разве описался?.."

Никон понимал, к чему идет дело, и решился заявить сомнение об авторитетности своих судей, патриархов, и сказал: "Рязанский архиепископ Иларион говорит, что я называл патриархов (Паисия и Макария) неистинными патриархами, и я действительно так их назвал, потому что на их престолах, как я слышал от греков, теперь другие патриархи, — пусть государь прикажет свидетельствовать и патриархи пусть присягнут на Евангелии".

Патриархи: "Мы — истинные патриархи, ненизверженные, и сами не отрекались от своих престолов, разве турки без нас что учинили. Если же кто дерзнул вступить на какой-либо из наших престолов вопреки правил и по принуждению от турок, то он не патриарх, но прелюбодей. А клясться на св. Евангелии архиерею не подобает".

Никон: "От сего часа, свидетельствуюсь Богом, я не стану говорить пред вами, патриархами, пока Константинопольский и Иерусалимский сюда не будут" (хотя, как увидим, Никон скоро нарушил это свое обещание и опять говорил пред судившими его патриархами). Архиепископ Иларион Никону: "Как ты не боишься суда Божия, Вселенских патриархов бесчестишь..."

Патриархи возвратились к первому и важнейшему обвинению на Никона и говорили ко всем архиереям и освященному Собору: "Скажите правду, действительно ли Никон отрекся с клятвою патриаршеского престола?" Питирим, митрополит Новгородский, Иоасаф, архиепископ Тверской, равно архимандриты и игумены, служившие в соборной церкви с патриархом Никоном в день его отречения, отвечали, что он отрекся патриаршеского престола с клятвою и сказал: "Если буду патриархом, анафема буду".

Никон: "Я не имею притязания быть опять на престоле патриаршеском, но кто после меня будет патриархом, тот анафема будет — так я и писал к великому государю, чтобы без моего совета не поставил иного патриарха".

Тверской архиепископ: "Как Никон отрекался патриаршеского престола, мы умоляли его, чтобы не покидал престола и возвратился, но он отвечал, что, отрекшись раз, более не будет патриархом, а если возвратится, анафема будет".

Никон: "Меня не звали, и я с клятвою не отрекался престола".

Архиереи: "Мы звали тебя, и ты не послушал — тому много свидетелей".

О кольничий Богдан Матвеевич Стрешнев: "Как посылал государь в то время князя Алексея Никитича Трубецкого да меня в церковь спросить Никона, почему он оставляет патриарший престол и хочет идти, Никон отвечал: "Я обещался быть на патриаршестве три года и больше не буду".

Никон: "Не имею притязания на престол, волен великий государь".

Думный дьяк Алмаз Иванов: "Никон говорил и писал к великому государю в грамоте: "Не подобает мне возвратиться на престол, как псу на свою блевотину".

Никон: "Не говаривал я того и не писывал, но не меня только, а и Иоанна Златоуста изгнали неправедно".

Архиереи: "Тебя никто не изгнал, ты сам отошел с клятвою". Никон к государю: "Как на Москве учинился бунт, ты, царское величество, и сам неправду свидетельствовал, а я пошел, устрашась твоего государева гнева". Государь Никону: "Говоришь на меня непристойные слова, бесчестя меня. Никто бунтом ко мне не прихаживал, а если приходили земские люди, то не на меня, государя, а приходили бить мне челом об обидах". И весь Собор и синклит говорили Никону: "Как ты не страшишься Бога, непристойные слова говоришь и бесчестишь великого государя".

Патриархи: "Ты, как покинул Престол, писался бывшим патриархом".

Никон: "И Григорий Богослов и Афанасий Великий, как отходили с престолов, были также бывшими патриархами".

Патриархи: "Они своих престолов с клятвою не отрекались, а ты, как снимал с себя в соборной церкви свящ. одежду, оставляя патриаршеский престол, говорил: "Я не достоин и не буду патриархом; если буду патриархом, анафема буду".

Никон: "Григорий Богослов и Афанасий Великий сходили с престолов и опять престолы свои приняли, и я свидетельствовался, что по нужде отошел, от гнева государева".

Александрийский патриарх: "Какой то гнев на тебя государя, что он не шел к тебе в церковь на торжества? Того и в гнев ставить нечего: много у великого государя бывает дел".

Государь: "Допросите Никона патриарха по Христовой заповеди, с чего он осердился на меня, когда окольничий Богдан Матвеевич Хитрово ударил за бесчиние его домового человека, и нудил ли я его, Никона, чтобы простил Богдана Матвеевича?" Никон ответа не дал и молчал.

Патриархи велели читать святые правила по-гречески Амасийскому митрополиту Козьме, а по-русски Рязанскому архиепископу Илариону или, точнее, читать известный свиток четырех патриархов, в котором сведены были святые правила против Никона, и на основании их уже произнесен был над Никоном приговор всеми Восточными патриархами. Когда начали читать этот свиток и когда архиепископ Иларион прочел из 14-й главы свитка второе правило Собора, бывшего в храме святой Софии: "Аще кто (из архиереев) дерзнет сам себя устранить от архиерейского места, да не возвращается к прежнему достоинству, которое самым делом отложил", Никон возразил: "Те правила не апостольские, и не Вселенских, и не Поместных Соборов; я не принимаю тех правил и не хочу слушать".

Павел, митрополит Крутицкий: "Те правила приняла св. апостольская Церковь".

Никон: "Тех правил в русской Кормчей нет, а греческие правила непрямые; те правила патриархи от себя сочинили, а не из правил взяли; после Вселенских Соборов — все враки, а печатали те правила еретики; я не отрекался от престола, то на меня затеяли".

Павел митрополит: "Те правила находятся и в нашей русской Кормчей" (это совершенно верно). Никон: "Кормчая книга не при мне напечатана".

Архиереи: "Кормчая напечатана при Иосифе патриархе, а исправлена и роздана при твоем патриаршестве, как и свидетельствует о том сама Кормчая, и из той Кормчей книги сам ты велел выписывать по многим делам правила и градские законы и множество дел вершил".

Чтение правил было приостановлено, и патриархи предложили Никону еще несколько вопросов и выслушали его ответы.

Патриархи: "Сколько епископов судят епископа и сколько патриарха?"

Никон: "Епископа судят двенадцать епископов, а патриарха вся вселенная".

Патриархи: "А вот ты один осудил и изверг епископа Коломенского Павла не по правилам".

Никон: "Я его не изверг, а только снял с него пеструю мантию и сослал в монастырь под начало".

Патриархи: "Сослал его в монастырь, и там его мучили, и он из монастыря пропал без вести..."

Дата добавления: 2015-06-04