Юго-западная Русь во второй половине XIII — первой половине XIV в

ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ЮЖНОРУССКИХ ЗЕМЕЛЬ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIII— ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XVI в.

История Украины является частью всемирно-исторического процесса. Ему свойственны общие законо­мерности экономической, социаль­ной, политической в культурной жизни. Вместе с тем историческому развитию украинского народа при­сущ ряд специфических особенностей, которые раскрываются в ходе даль­нейшего изложения.

«Батыев погром», как зазвали сов­ременники кочевническое нашествие, принес неисчислимые бедствия наро­дам Восточной Европы. На Руси на­долго установилось тяжкое иноземное иго, затормозившее ее дальнейшее развитие. Ордынские завоеватели, систематически совершая опустоши­тельные набеги на древнерусские земли, угнетали и грабили народные массы. Поэтому совершенно беспоч­венны утверждения некоторых пред­ставителей реакционной буржуазной историографии о каком-то положи­тельном влиянии господства отста­лых кочевников на экономическое, политическое и культурное развитие Древней Руси. Ордынское иго было одной из причин того, что южнорус­ские земли в середине XIV в. оказа­лись под властью польских, литов­ских и молдавских феодалов.

Владычество иноземных держав за­труднило политическое, экономиче­ское и культурное развитие находив­шейся в процессе формирования ук­раинской народности. Оно усложнило ее контакты со складывавшимися рус­ской и белорусской народностями, но не смогло воспрепятствовать им. Тесные взаимосвязи между одно­временно формировавшимися тремя братскими народностями и взаимопо­мощь усиливались на протяжении всего рассматриваемого в этой главе периода и решающим образом повлия­ли на их исторические судьбы. Эти взаимосвязи и помощь способствовали развертыванию национально-освобо­дительного движения на Украине, ставшего прологом освободительной войны 1648—1654 гг.

Вторжение кочевников в Восточную Европу в 1237—1241 гг. сопровожда­лось разрушением производительных сил Руси. Опустошение территории и систематическое ограбление народа ордынскими правителями тяжело ска­зались на земледелии, ремеслах и тор­говле покоренных врагом земель. Эко­номика Руси, подорванная насилиями а постоянными поборами в пользу завоевателей, во второй половине XIII в. вступила в полосу глубокого упадка. Однако вражеское иго не смогло ос­тановить процессы развития феодаль­ных отношений на русских землях, хотя и затормозило их.

Завоевание Руси отсталыми в эко­номическом и социальном отношении кочевниками искусственно задержало эволюцию товарно-денежных отношений, на долгое время законсервиро­вало натуральный способ ведения хо­зяйства. Этому способствовало и раз­рушение врагом центров ремесла и торговли — городов — носителей эко­номического прогресса. Множество южнорусских, как и других древне­русских городов было не только раз­рушено, но и опустошено: часть насе­ления завоеватели перебили, многих ремесленников увели в плен. Набеги и грабительские поборы вражеских орд во второй половине XIII в. нано­сили большой вред сельскому хозяй­ству Юго-Западной Руси, а это пре­пятствовало восстановлению эконо­мических связей между городом и де­ревней.

Ордынское завоевание привело к усилению феодального гнета на Руси. Вынужденные отдавать ханам значи­тельную часть феодальной ренты в виде дани, местные феодалы компен­сировали потери, ужесточая эксплуа­тацию крестьянства.

Местные князья и крупные феода­лы выступали проводниками ордын­ской политики. Их, в свою очередь, поддерживали ханы, помогая в подав­лении антифеодальных выступлений, в условиях иноземного ига часто при­обретавших антиордынскую направ­ленность.

Отрицательное влияние иноземной «кормыги» (ига) сказывалось и в по­литическом плане. Нашествие завое­вателей задержало начавшийся уже процесс консолидации древнерусских земель, углубило феодальную раз­дробленность. К. Маркс подчеркивал, что традиционная политика ордын­ских феодалов состояла в укрощении одного князя при помощи другого, в поддержке их свар, в приведении их сил в состояние равновесия, в том, чтобы не давать никому из них уси­ливаться.

Киевщина, Переяславщина и Черниговщина. Овладев в декабре 1240 г. Киевом, кочевники Батыя разорили город. В Суздальской летописи ска­зано: «Взяша Киев Татарове, и святую Софию разграбиша, и монастыри все... а люди от мала и до велика вся убиша мечем».[1] Но это сообщение се­верорусского летописца слишком уж категорично для того, чтобы полно­стью соответствовать истине. Киев не совсем обезлюдел. И на это указы­вает хотя бы тот факт, что в городе в 1241 г., вскоре после Батыева штур­ма, жил черниговский князь Михаил Всеволодович, а в 1245 г. Киев «обдержал» наместник суздальского кня­зя. По-видимому, этого наместника видел в 1246 г. папский посол в Орду францисканец Иоанн де Плано Карпини. Из его рассказа известно, что Киев был значительным городом, с боярами и тысяцким. Карпини даже называет Киев столицей Руси. Сох­ранность многих сооружений Киева — Софийского собора, Михайловского, Выдубецкого и Печерского монасты­рей и других каменных строений — также свидетельствует о том, что вра­ги не сравняли город с землей.

Безусловно, Киев и Киевская зем­ля тяжело пострадали от войск Ба­тыя. Часть населения была уничто­жена врагом, многие, в особенности ремесленники, попали в плен. Но пол­ного запустения Киева не произошло. Киевщина и в дальнейшем остава­лась княжеством, а Киев — столицей Южной Руси. Современники и люди последующих поколений недаром счи­тали Киев одним из главных полити­ческих, экономических и культурных центров восточнославянских земель второй половины XIII в. и последу­ющего времени.

Накануне вражеского нашествия, в 1239 г., Киевом овладел Даниил Ро­манович — князь Галицкий — и посадил в городе своего наместника Дмитрия. Он так храбро сражался с врагом во время обороны города в де­кабре 1240 г., что Батый сохранил ему жизнь «мужьства ради его».[2] После возвращения войск Батыя из похода в Силезию, Венгрию и Моравию в 1243 г. завоеватели поставили стар­шим князем на Руси Ярослава Все­володовича Суздальского, который, по-видимому, в том же году посадил в Киеве своего наместника — бояри­на Дмитрия Ейковича.

После гибели Ярослава в Монголии в 1246 г. его сын Александр Невский получил от Батыя право «на Киев и всю Руськую землю».[3] Однако так же, как и отец, Александр по возвра­щении из Орды не осел в Киеве, а уехал княжить в Новгород. Вместе с тем Густинская летопись, составлен­ная в первой половине XVII в., на­зывает под 1263 годом Александра Ярославича князем «московским и киевским». Точно так же именует этот источник преемника Александра на суздальском великокняжеском престоле Ярослава Ярославича (умер в 1272 г.). Но Киев и Киевская земля лишь номинально считались владе­ниями суздальского князя; на самом деле ни Ярослав, ни Александр не си­дели в городе, удовлетворяясь фор­мальным признанием их власти ки­евским боярством.

После Ярослава Ярославича источ­ники не упоминают ни об одном киевском князе последней четверти XIII в. Существует предположение, что Киевская земля не имела тогда княжеской власти, а разделялась на ряд отдельных сельских и городских общин, подчиненных непосредственно ордынским баскакам. В частности, в таком подчинении, по свидетельству Плано Карпини, находился Канев с округом. О тяжелом положении Кие­ва и Киевщины под гнетом инозем­ных феодалов свидетельствует рас­сказ Суздальской летописи о том, что в 1300 г. «митрополит Максим, не терпя Татарського насилья, оставя митрополю и збежа ис Киева, и весь Киев разбежалъся».[4]

Ордынские правители облагали по­коренное население южнорусских зе­мель множеством налогов и повин­ностей. В грамотах ханов Золотой Ор­ды второй половины XIII — начала XIV в. содержится перечень этих на­логов и повинностей: дань, мыто, плужное (земельная подать от плу­га), подводное и корм (перевозка и содержание ханских чиновников), война иІ ловчее (обязанность идти в поход или на охоту с татарами) и пр. Завоеватели собирали дань не только деньгами, но и натурой — продукта­ми земледелия, животноводства, охо­ты. Например, жителей Болоховской земли, смежной с Киевщиной, «оста­вили (помиловали )...Татаро­ве, да им орють пшеницю и проса».[5]

Кроме обычных поборов, взимав­шихся ежегодно, захватчики время от времени собирали чрезвычайную дань, даже людьми, которая особенно тяжким бременем ложилась на плечи покоренного народа. Плано Карпини рассказывает, как на его глазах за­воеватели забирали на Руси в рабст­во одного из трех сыновей, а также неженатых мужчин, одиноких жен­щин и стариков. Все прочие должны были дать по шкуре медведя, черного бобра, хоря и черной лисицы. Тот, кто не мог уплатить эту грабитель­скую дань, сам попадал в неволю.

Скудость письменных источников не позволяет подробно осветить внут­риполитическое положение Киевской земли первой половины XIV в. По отрывочным и неопределенным сведениям белорусско-литовских летопи­сей, в первой половине XIV в. в Кие­ве вновь появились князья, но трудно установить не только последователь­ность их княжений, но и то, постоян­но ли они сидели в Киеве. Нелегко определить даже точную дату присо­единения Киевщины к Великому кня­жеству Литовскому. Возможно, ка­кая-то часть киевских земель была захвачена литовскими феодалами еще при Гедимине (1316—1341). Это предположение подтверждается изве­стием Новгородской летописи о том, что в начале 30-х годов XIV в. в Кие­ве сидел князь Федор — литовец по происхождению, поставленный, по мнению исследователей, литовским правительством. Нет сомнений и в том, что тогда же литовский князь на Киевщине делил власть с ордынски­ми феодалами: в 1331 г. в Киеве ря­дом с князем Федором видим баскака. В начале 60-х годов XIV в. усилив­шееся Великое княжество Литовское вступает в открытый вооруженный конфликт с Ордой и закрепляется на Поднепровье.

Подобно Киевской, Переяславская земля во второй половине XIII в. на­ходилась в тяжкой зависимости от ордынских ханов. Источники дают ос­нования считать, что на Переяславщине в упомянутое время не сущест­вовало княжеской власти. Об этом свидетельствует, в частности, эпизод, описанный галицким летописцем. Когда в 1245 г. Даниил Романович по пути в Орду проезжал Переяслав, то «сретоша (встретили ) и [его] Татарове»[6], а не переяславский князь, как полагалось. Источник не упоминает князя скорее всего потому, что его в то время на Переяславщине вообще не было. Можно думать, од­нако, что время от времени в Переяс­лаве все же сидели князья, на что указывает хронологически нечеткое известие Любецкого синодика о переяславском князе Иване Дмитрие­виче, которое относят к рубежу XIII и XIV вв. Какого-то переяславского князя по имени Олег называет бе­лорусско-литовская «Хроника Быховца» в эпизоде, относящемся к началу XIV в.

В 1239 г. войско Батыя штурмом взяло и сожгло Чернигов. Завоевате­ли овладели также Новгород-Север-ским, Глуховом и другими городами Черниговской земли. Еще до этого, напуганный известиями о приближе­нии полчищ Батыя, черниговский князь Михаил Всеволодович вместе с сыном Ростиславом подался в Венг­рию. Но венгерский король Бела IV отказал князьям в приюте, и они на­шли его у своего давнего врага князя Даниила Галицкого. Перед лицом внешней опасности тот забыл оскор­бления, нанесенные ему Михаилом, и дал Ростиславу «держать» Луцк, а Михаилу обещал поддержать его пре­тензии на Киев («обеща ему Киев»). Когда же орды кочевников ворвались на Поднепровье, Михаил, убедившись в крахе своих надежд сделаться ки­евским князем, вместе с сыном ушел в Польшу.

После того как полки Батыя огнем и мечом прошли Юго-Западной Русью, Михаил вокняжился в Киеве, а Рости­слав сделал попытку утвердиться в Чернигове. В 1241 г., воспользовав­шись слабостью политической власти на южнорусских землях вообще и вы­ступлением галицкого боярства про­тив Даниила, Ростислав Михайлович вторгся в галицкое Понизье (Южную Подолию), но не смог взять Бакоту и отступил за Днестр. Народные массы Галицкого княжества не поддержали авантюриста и боярского приспешни­ка Ростислава. Даниил Романович отомстил феодалам, и не только за сговор с Ростиславом, но и за позор­ную поддержку ими завоевателей. Об этом ярко рассказывает галицкий ле­тописец: «Слышав же Даниил приход Ростиславль со князя Болоховъскими[7] на Бакоту, абъе устремися на не: грады их огневи предасть и греб­ля их раскопа... Данил же на не (болоховских князей ) „болшую вражьду держа, яко от татар болшую надежду [они] имеаху».[8]

В 1242 г. Ростислав Михайлович после неудачной попытки закрепить­ся в Галичине бежал в Венгрию, где в 1243 г. женился на дочери короля Белы. Тем временем Михаил Всево­лодович правил в Чернигове. В 1245 г. он вновь появляется на политической арене, проведывает сына в Венгрии, но венгерский король и Ростислав «чести ему не створиста; он же раз­гневался на сына, возвратился Чер­нигову».[9]

С конца 1242 г. русские князья на­чинают ездить в Орду за «ярлыками» на княжение, враждуя друг с другом и стремясь захватить как можно боль­шие владения. Мало кто из них при этом учитывал народные интересы. Так поступил и Михаил Всеволодо­вич. Около 1245 г. он поехал в Орду, и не столько ради подтверждения сво­их прав на Чернигов, сколько для того, чтобы отнять у Ярослава Суз­дальского Киев. Но честолюбивым надеждам Михаила Всеволодовича не суждено было осуществиться. По приказу Батыя его убили. Летописец объясняет смерть черниговского кня­зя отказом исполнить языческий об­ряд — пройти через огонь. Но настоя­щей причиной убийства было то, что в борьбе за первенство на Руси между суздальским князем Ярославом и чер­ниговским Михаилом верный своей политике разобщения древнерус­ских земель Батый счел более выгод­ным поддержать первого.

В течение первой половины 40-х годов XIII в. Черниговская земля была окончательно покорена Баты­ем. Большинство населения чернигов­ских уделов оказывало героическое сопротивление кочевникам, отголо­ском которого являются известия о казни в Орде ряда черниговских кня­зей, возглавивших народно-освободи­тельное движение. В 1241 г. там по­гиб Мстислав Святославич Рыльский, а в 1245 г., почти одновременно с Ми­хаилом Всеволодовичем, ордынскими правителями был убит другой черни­говский князь — Андрей Мстиславич.

В 1255 г. в Черниговской земле, так же, как и в других древнерусских землях, завоеватели провели перепись населения с целью обложения его данью. Непомерная сама по себе, эта дань взималась с необыкновенной же­стокостью. Всей своей тяжестью она легла на плечи народных низов, эксплуатируемого местными феодала­ми бесправного крестьянства и ме­щанства. В 1283 г. ордынский баскак Ахмат разорил и рассеял жителей се­верной части Черниговской земли.

Под властью ордынских феодалов Черниговская земля дробится на мно­жество уделов и приходит в упадок. В то время как на других русских землях к концу XIII в. уже заметны признаки консолидации, в Чернигов­ской земле раздробленность усили­вается. Власть великого князя стано­вится номинальной, он превращается в обычного ордынского надсмотрщи­ка над многочисленными удельными князьями. Лишь отдельные великие князья, опиравшиеся на освободите­льное движение народных масс, смог­ли сыграть заметную роль в полити­ческой истории Черниговской земли второй половины XIII в. Прежде все­го — это Роман Старый, сын Михаила Всеволодовича.

Отстаивая Черниговщину от пы­тавшихся захватить ее литовских фео­далов, Роман в 1263 г. разбил литов­ское войско за Днепром. В следующем году он вновь нанес поражение литовским феодалам, «сам же ранен бысть... и показа мужьство свое».[10] В конце 1275 г. Роман Михайлович по­могал Льву Даниловичу Галицкому в войне против Литвы. Черниговский князь, будучи дальновидным полити­ком, стремился сдержать натиск ли­товских князей на Русь, ибо понимал, что усиление Литовского княжества создавало угрозу нового завоевания для южнорусских земель — на этот раз с запада.

Одновременно Роман Михайлович старался сохранить пусть и ограни­ченный суверенитет Черниговского княжества. В 1286 г. черниговское войско осуществило успешный по­ход против угрожавшего Чернигов­ской земле Смоленского княжества «и посад пожже, и ко граду (Смолен­ску ) приступа, и власти (во­лости) и села повоева, и отъ-иде восвояси»[11]. Роман Михайлович, стремившийся к независимости от Орды, пользовался авторитетом на Ру­си. Когда в 1275 г. ордынцы двинулись на Литву, Роман, вопреки их требо­ванию, не пошел вместе с ними. Ук­лонялся он и от участия в других грабительских экспедициях враже­ских войск. Подобная политика чер­ниговского князя не могла не вызвать недовольства хана. На рубеже 80-х и 90-х годов XIII в. Роман умер. Со­гласно одному источнику, его убил «царь в Орде».

Однако даже индивидуально яр­ким личностям и видным политикам типа Романа Старого было не под си­лу остановить или хотя бы замедлить дальнейшее дробление Черниговской земли, ее политический кризис, при­ведший на переломе XIII и XIV вв. к значительным территориальным по­терям.

Во второй половине XIII — в нача­ле XIV в. на Черниговщине возникло множество мелких удельных кня­жеств: Белевское, Одоевское, Воро-тынское, Карачевское, Козельское, Мосальское, Звенигородское, Тарус-ское, Баратынское, Оболенское, Спашское, Млинецкое, Волоконское и др. Уменьшилась территория ста­рых черниговских уделов: Курского, Рыльского, Путивльского. Пришли в упадок собственно Черниговское и Новгород-Северское княжества. Центр политической жизни Черни­говской земли переместился в Брянс­кое княжество. В Брянск была пере­несена из Чернигова и епископская кафедра. Значительная часть раз­дробленной на слабосильные удель­ные княжества Черниговщины в се­редине XIV в. была захвачена литов­скими феодалами.

Дата добавления: 2015-06-04